2
Кудрат проснулся и, не открывая глаз, подумал, что уже наступило утро. Он проснулся от прикосновения холодных рук старика. Старик киргиз развязывал веревки.
- Тихо, тихо, - прошептал он Кудрату в самое ухо.
Над горами стояла ночь.
- Тихо, тихо, - повторил старик. - Я сейчас развяжу тебя, а сам обратно в юрту уйду. Ты полежи и, если в юрте все спокойно будет, пойдешь по дороге к Двенадцати ключам, а там - как я тебе показывал. К хозяину того белого домика сегодня сын приехал. Там большой дым сегодня был. Когда они для себя готовят, дым маленький, когда для сына - сразу большой дым идет.
Развязав Кудрату руки и ноги, старик скрылся в юрте.
"Значит, не обманул меня старик, - подумал Кудрат. - Какой храбрый, не боится басмачей!"
Вечером ему показалось, что старик передумал: ведь он весь день даже не взглянул на него. Правда, когда перед сном бандиты связали Кудрата и положили возле юрты, старик заботливо завернул его в старую кошму, но себе рядом не постелил, а, судя по всему, решил спать вместе с бандитами, не так, как обещал утром. Хорошо, что хоть в кошму завернул. Басмачам старик объяснил:
- Вы можете с вашим пленником делать что хотите, можете его связывать, можете не связывать. Но это ребенок, и он не должен мерзнуть и стучать зубами от холода. Вы можете его не жалеть, но пожалейте меня, старика. Если он будет лязгать зубами, я всю ночь не засну, а у меня и так плохой сон.
С вечера в юрте шел обычный разговор о том, что если Кур-Султан и завтра не приедет, то они сами поедут к нему в Ташкент. О том же басмачи рассуждали и накануне вечером, но ехать в Ташкент почему-то не решались.
- Ты, Барат, не мотай головой, - говорил один голос, - без нас ты не поедешь. Мы втроем поедем или будем ждать, пока сам приедет. Мы ему нужнее, чем он нам.
- Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе, - сказал другой голос. - Ты не смейся, Барат, ты не смейся, ты глупый человек. Что он без нас сможет сделать? Он даже шурпу себе хорошую сварить не умеет.
- Молчал бы лучше, - возразил первый басмач. - Помнишь, как ты в Ургуте шурпу варил? Когда мы этих ученых убили.
Второй басмач засмеялся:
- Да… Я тебе, Барат, одну историю расскажу. Только ты Кур-Султану не проболтайся.
- Не проболтается, не проболтается! - нагло расхохотался первый.
- Я тогда сварил шурпу и посолил солью, которую у одного русского нашел. Оказалось, это не соль была. Горькая шурпа получилась. Помнишь, Барат? Я тогда отошел в сторону, хотел шурпу в яму вылить. Вижу, там русский мальчишка лежит. Думаю: мертвый или живой? А-а, думаю, если живой, закричит. Вылил шурпу. Оказалось, мертвый. Утром в яму заглянул, а этот мертвый, оказывается, сбежал. До сих пор думаю: как может быть? Ведь, конечно, он мертвый был, разве живой выдержал бы, если ему на голову горячую шурпу лить! А он утром сбежал.
- Да, - сказал первый басмач, - если бы Кур-Султан тогда узнал, он бы тебе за это…
Потом басмачи опять стали говорить про то, что если Кур-Султан завтра не приедет, то они сами поедут в город, потому что нельзя же из-за какой-то печати столько времени сидеть в горах. Под этот надоевший ему разговор Кудрат и заснул.
А теперь, глубокой ночью, он лежал, все еще завернутый в кошму, и полегоньку разминал затекшие руки и ноги. В юрте похрапывали басмачи. "Пора", - решил про себя Кудрат.
Первые десять или двадцать метров он полз, а потом вскочил на ноги и помчался по тропинке.
Выло очень холодно, как бывает, только когда в жаркий день окунешься в холодную воду. Кудрат бежал и не мог согреться. Вот появились чинары, вот Двенадцать ключей, а там ниже тропинка к реке. "Только бы они не проснулись! - думал Кудрат. - Эх, не догадался положить что-нибудь в кошму. Как только выйдут, сразу и увидят, что я убежал. А может, не выйдут?"
Горная речка, которая прошлой ночью наполняла своим ревом всю долину, сейчас текла спокойно и тихо, ее легко было перейти вброд.
Сколько времени прошло с того момента, когда он вылез из-под кошмы, Кудрат не знал. Может быть, час, может быть, два, а может быть, и больше. Луна зашла за гору, стало темнее.
Кудрат выбрался на противоположный берег и начал карабкаться в гору. Теперь он не чувствовал холода. Чтобы сократить путь, он не шел по тропинке, а продирался сквозь кусты, царапая ноги, руки, лицо, разрывая одежду. До белого домика оставалось совсем немного, всего один поворот тропинки, но Кудрат все время лез напрямик.
Вокруг дома была сложенная из валунов ограда, которую легко можно было перешагнуть. Кудрат перешагнул ее, чтобы сразу направиться к двери. Он заметил, что под навесом стоит рослый конь, и подумал, что киргиз не ошибся - на таких лошадях ездят милиционеры.
Неожиданно из-под навеса выскочила огромная овчарка и с лаем кинулась на мальчика. Бежать было некуда, и Кудрат с силой рванулся к двери. Она была не заперта.
Кудрат рассказывал, а молодой, коротко стриженный парень в гимнастерке без пояса и милицейских галифе слушал. Отец его охал и удивлялся, мать что-то причитала. Милиционер задавал вопросы, из которых Кудрату стало ясно, что про шайку Кур-Султана знают даже здесь, в горах. В конце концов милиционер сказал:
- Хватит, остальное потом расскажешь.
Он натянул сапоги, подпоясался, оседлал лошадь.
Старик отдал Кудрату свой халат.
- Садись сзади, - сказал милиционер, - и держись за мой ремень.
Лошадь, видимо привыкшая к этой дороге, шла быстро. Подковы сильно били по камням. Кудрату казалось, что из-под копыт летят искры.
3
Конюх угрозыска, заспанный человек в милицейской фуражке без козырька, подъехал к крыльцу в извозчичьем фаэтоне.
- Вы, Михаил Петрович, когда на дело пойдете, лошадь привяжите где-нибудь покрепче, а то у нее привычка обратно сюда возвращаться.
Михаил Сазонов и еще два работника угрозыска сели в фаэтон.
- Ты сумеешь показать, как лучше этот пустой двор найти? - спросил Сазонов Садыка.
- Конечно.
- А не боишься?
- Нет.
- Тогда поедем с нами. А тебе, Иван, незачем. Лучше сделай к утру отпечатки с негатива и принеси. Могут пригодиться.
Михаил Петрович сел за кучера, Садыка посадил рядом с собой.
- Сколько их? - спросил сзади один из работников угрозыска.
Сазонов тронул лошадь и, не оборачиваясь, ответил:
- Минимум два, максимум четыре, я думаю.
- Не много ли на нас троих?
- Не взвод же брать, - помолчав, ответил Сазонов. - Надо до рассвета успеть. Бог не выдаст - свинья не съест! Фактор внезапности прими во внимание. Да и неизвестно, там ли еще они. Может, давно и след простыл. Чего срамиться. Мы тихонечко, вежливо…
На улице Оружейников все без уговора не проронили ни единого слова.
Садык со сжавшимся сердцем глядел на калитку своего дома. Там в тревоге и горе не спала его мать. Мальчик взял Сазонова за рукав и кивнул головой. Сазонов понял, и фаэтон свернул в проулок.
Лошадь привязали к дереву, с которого несколько дней назад Кудрат случайно заглянул во двор милиционера Исы и увидел там сапоги.
Михаил Сазонов давал распоряжения шепотом. Одному оперативнику велел проникнуть во двор и обследовать сарай, проверить, нет ли сообщения с домом Таджибекова. Другому приказал влезть на крышу бутылочного склада, откуда хорошо просматриваются оба двора.
- Сам я постучусь в калитку дома Таджибекова, скажу, что необходимо поговорить с ним про… ну, скажем, про учителя Касыма. Чем нескладнее врешь, тем лучше. Надо, чтобы они встревожились. Тогда они постараются без выстрелов улизнуть. Тут уж ушами не хлопать! А ты, мальчик, посиди у дерева, лошадь постереги… Всем все ясно?
Садык остался один. Было очень тихо, и время тянулось медленно.
Первым стук в калитку услыхал милиционер Иса. Он спал на веранде и мог бы, не вставая с постели, спросить, что там еще приключилось. Но Иса продолжал лежать. "Все! - думал он. - Все кончено. Сейчас нас всех заберут. Эх, если бы я уехал вчера! Нет, я не пошевельнусь. Пусть будет что будет".
А в калитку все еще стучали настойчиво и громко.
Вторым в доме проснулся, видимо, Кур-Султан. Сегодня он спал в комнате для гостей рядом со шкафом, где лежала его кобура.
- Проснитесь, хозяин, - сказал Кур-Султан, - стучат в калитку. Может, это Барат вернулся, - "Некстати, - подумал он про себя, - некстати, если это он. Возись теперь… А-а, все равно утром я уйду. Скажу, что вернусь, пускай потом ищут… Но почему так громко стучат?"
Таджибеков проснулся с тяжелой головой и, плохо соображая, который теперь час, вышел во двор и направился к калитке.
- Кто там? - спросил он издали.
- Бухгалтер Уктамбек Таджибеков здесь живет? - на хорошем узбекском языке спросил Сазонов.
- Здесь, здесь, - ответил Таджибеков и, думая, что за калиткой кто-нибудь из сообщников Кур-Султана, негромко добавил: - Не стучите так сильно, разбудите всю улицу.
- Я из милиции, - сказал Сазонов. - Срочное дело, нужно посоветоваться.
Только сейчас Таджибеков сообразил, что вокруг ночь, что гость из милиции ему сейчас совсем не нужен, и у него слегка подкосились ноги. Но он тут же утешил себя тем, что, если бы это было то, чего он боится, человек за калиткой не стал бы сразу говорить, что он из милиции. И потом, к нему ведь, как к председателю махалинской комиссии, действительно могли обратиться.
Таджибеков отодвинул засов и распахнул калитку. Перед ним стоял русский человек в кепке.
Кур-Султан слышал этот разговор. "Нет, уж лучше бы Барат…" - мелькнуло у него в мозгу. Он открыл шкаф и схватил кобуру. Она оказалась неожиданно легкой. В ярости он швырнул ее на пол. "Предал! - подумал Кур-Султан. - Предал, собака!" Кто предал и кто собака, он сейчас не думал. Может быть, милиционер Иса, а может быть, и бухгалтер. Бандит выглянул в окно. В калитку медленно входил человек в кепке и пиджаке. Наметанный глаз Кур-Султана заметил, как с правого бока оттопыривается пиджак.
Милиционер Иса, словно мертвый, лежал на веранде.
Человек в кепке не спеша приближался к дому. Он продолжал о чем-то разговаривать с хозяином, а сам цепко посматривал вокруг.
"Кто предал? - лихорадочно думал Кур-Султан. - Кто предал?" Кур-Султан подобрал кобуру и сунул ее обратно в шкаф.
Человек в кепке приближался к веранде. Кур-Султан собрал в охапку свою постель, чтобы не оставлять следов второго человека в комнате, открыл окно, выходящее в сарай милиционера, и медленно, чтобы не шуметь, шагнул туда.
Михаил Сазонов имел сейчас достаточно оснований, чтобы не верить Таджибекову, и поведение хозяина дома, его растерянность и взгляды, которые он украдкой бросал на комнату для гостей, показывали, что обыск может дать результаты.
- В доме есть кто-нибудь посторонний? - спросил Сазонов. Он сознательно тянул время, рассчитывая, что преступник обязательно попытается скрыться и напорется на засаду.
- Нет, нет, - сказал Таджибеков, - никого посторонних. Вот у меня живет тоже ваш человек, сотрудник милиции.
И в этот момент из глубины дома послышался какой-то крик, а вслед за ним раздался выстрел. Сазонов взмахнул рукой, в которой неожиданно оказался револьвер, и бросился в глубь дома. В тот же момент с крыши бутылочного склада во двор дома Таджибекова спрыгнул еще один человек с револьвером в руке.
Садык сидел под деревом возле фаэтона и, наверно, лучше всех слышал и крик и выстрел в пустом дворе милиционера Исы. Потом он слышал еще какой-то шум и невнятные слова. Вскоре все стихло.
Небо над городом все светлело и светлело, все отчетливее проступали очертания домов и дувалов. В этом утреннем бледном свете странно выглядели на заброшенном пустыре извозчичий фаэтон с откидным верхом и кожаными подушками и мальчик, прижавшийся к дереву. Видимо, людям на улице Оружейников в тот предрассветный час спалось хорошо, потому что никто не видел, как из калитки дома Таджибекова трое штатских с револьверами в руках вывели милиционера Ису в гимнастерке, но без пояса и без нагана, самого бухгалтера и какого-то неизвестного высокого человека с рябоватым лицом. Его правая рука была обмотана тряпкой, сквозь которую проступала кровь. Он бережно прижимал ее левой рукой к груди.
- Доведем их до отделения, сдадим, а потом вернемся к фаэтону, - сказал Сазонов. - Шестерым нам все равно не сесть.
4
Талиб проснулся раньше Леры. Он умылся, приготовил все к завтраку, сел на веранде, вытряхнул из пачки тоненькую, как гвоздик, папироску с высыпавшимся табаком и закурил. Папироска быстро кончалась. Талиб все сидел, держа ее в зубах, и думал о разговоре с Саидмурадом. Еще вчера он понял, что роль Таджибекова и его чрезмерная активность в отношении ребят и учителя Касыма выходит далеко за рамки деятельности временно исполняющего обязанности председателя махалинской комиссии.
Вся улица уже проснулась, а Лера еще спала. Талиб написал ей записку, что скоро вернется, и ушел. Он решил еще раз зайти в милицию, но не к следователю Акбарходжаеву, который ему категорически не понравился, а к самому начальнику. Если начальник не поймет его, что ж, он пойдет в горком партии. Если нужно будет, он задержится в Ташкенте на неделю, на две, до тех пор, пока в дело не будет внесена ясность.
- Начальник милиции занят, - сказал Талибу дежурный, - у него совещание.
Талиб уселся на слабоногий венский стул. Из-за плотно прикрытой двери кабинета слышался только один голос. Интонации были грозные, и Талиб понял, что совещание будет долгим и бурным.
Минут через пять дверь растворилась, и оттуда красный как рак вылетел следователь Акбарходжаев. Вдогонку ему полетели слова, значения которых Талиб не понял: "В пожарную команду! Воду качать! Ручным насосом!" Дверь опять закрылась, и в комнате наступила тишина.
- Что ж вы сидите? - сказал дежурный. - Заходите.
- Но там же совещание, - ответил Талиб.
- Нет, нет, совещание кончилось, - сказал дежурный, - заходите.
В кабинете начальник был действительно один. Он ходил вокруг стола и ладонью ожесточенно растирал себе бритый затылок.
- Я вас слушаю, садитесь.
Талиб сел и стал ждать, пока начальник успокоится.
- Говорите, говорите, - повторил начальник, - я слушаю вас.
- Я относительно убийства председателя махалинской комиссии с улицы Оружейников, - начал Талиб. - Дело в том, что у меня есть основания сомневаться в принятой вами версии, и я совершенно не согласен с мнением, которое сложилось у следователя.
Ответ начальника милиции ошарашил Талиба.
- Вы считаете, что Таджибеков здесь ни при чем? - спросил он.
- Видите ли… Я недавно приехал из Москвы, точнее - только вчера, но то, что я узнал здесь про учителя Касыма Насырова, противоречит моему представлению об этом человеке.
- Учитель нас сейчас не интересует, - сказал начальник, - с учителем все ясно. Минуточку… - Он открыл дверь и крикнул дежурному: - Проверьте, освободили учителя Насырова или нет. Если нет, немедленно освободить и извиниться. От моего имени.
Талибу нужно было время, чтобы понять, что происходит. Он не знал, что еще на рассвете Таджибеков и Иса рассказали в милиции все. Он не знал, что за час до его разговора с начальником в милицию позвонили из поселка Чирчик и сообщили, что мальчик Кудрат, проживающий на улице Оружейников, найден и дал важные показания, полностью подтверждающие все то, в чем признались Таджибеков и Иса.
Начальник милиции успокоился только после того, как дежурный доложил, что учитель Касым минут десять назад отпущен домой.
- Значит, с учителем все ясно, - сказал начальник. - Что вы еще можете сказать?
Талибу оставалось рассказать только о разговоре с Саидмурадом. Но и тут начальник знал что-то такое, чего Талиб не знал.
- Да, да, - сказал начальник, - это очень интересно. Он работает на сушильном заводе?
- Не знаю, - сказал Талиб, - не спросил.
- Да, да, на сушильном, - сказал начальник. - Видимо, это он написал анонимку. Проверим, спасибо.
Талиб не понял, о какой анонимке идет речь, но спрашивать не стал.
Когда он вернулся домой, Лера, причесанная и умытая, сидела у накрытого стола.
- Я тебя жду, жду, - сказала она, - а ты где-то гуляешь. Чай остыл.
5
Весь день Садык отсыпался. Он вернулся домой вместе с отцом и, позавтракав, начал было слушать то, что отец рассказывал матери, но незаметно для себя заснул.
Часов в пять он вышел на улицу и сразу же встретил ребят. Они шли с собакой. Доберман был на ремешке, который Рахим держал в руках.
- Ты знаешь, что сегодня случилось? - спросил Закир.
- Нет, - ответил Садык. - Я весь день спал.
- Эх ты соня! - сказал Эсон. - Оказывается, мы все были правы. Я, например, всегда так думал.
- Ха! - перебил его Закир. - И я так думал.
- А где же ты был? - спросил Рахим Садыка. - Ты позавчера убежал с фотокарточкой и даже не сказал куда… А нашему Доберману дядя Иван ремешок подарил. С пряжкой.
- Помолчи, когда старшие разговаривают! - буркнул на него Эсон. - Сколько тебя учить? Совсем невоспитанный!
- Я, ребята, в ту ночь за отцом пошел, потому что на той фотографии… - начал Садык.
Но Эсон перебил его:
- А мы аппарат у дяди Ивана оставили. Он нам вместо него другой, еще лучше, купит. Помнишь, ты обещался меня отдельно сфотографировать.
- Почему ты только о себе думаешь? - спросил Закир. - Человеку нужно знать, что на нашей улице произошло. Во-первых, ты, Садык, зря за отцом ходил, потому что его никто в убийстве Махкам-ака уже не обвиняет. Сегодня ночью на нашу улицу приехали тридцать милиционеров на лошадях. Ноги у лошадей были обмотаны тряпками, чтобы сильно не шуметь и никого не будить. Они окружили дом Таджибекова и приказали всем, кто там есть, сдаваться. А там, оказывается, была целая банда с пулеметом. Но они посмотрели, сколько войска вокруг, и сдались.
- Нет, нет, - возразил Садык, - тридцать человек не было, и конной милиции не было. Зачем так много?
- Вечно ты никому не веришь! - обиделся Закир. - Если бы они копыта лошадей не обмотали тряпками, знаешь, какой был бы шум… Теперь еще одна новость есть. Оказывается, Кудрат все время в горах был. Родители уже поехали встречать. За ними из милиции приходили.
- А точно знаешь? - спросил Садык.
- Точно, - сказал Эсон.
- Точно, - сказал Рахим. Он научился этому слову у Садыка.
Садык очень обрадовался. Вначале он хотел сразу рассказать ребятам про свои приключения, а сейчас решил, что лучше потом.
- Вы куда собрались? - спросил он.
- На трамвайную остановку. Кудрата встречать.
Они вчетвером пошли по улице Оружейников и чувствовали себя так, будто их снова пятеро. Они загораживали ее всю. И вдруг ребятам пришлось посторониться. Навстречу, тоже загораживая всю улицу, шли трое. В центре Кудрат, справа от него - отец, слева - мать. Отец был суров и не смотрел по сторонам. Мать все время утирала слезы.
Стоя у дувалов, ребята вежливо поклонились старшим. Мать Кудрата кивнула им и тут же поднесла к глазам платок, а отец еле заметно дернул головой.