ЗДЕСЬ ВИДИШЬ ТЫ, ПРОХОЖИЙ, КАК КОРОЛЬ СПАСАЕТ ОСТРОВ ОТ ЗЛЫХ МОРОЗОВ
От холода в гнезде замерзли птицы,
Ползут из ледяной воды на берег крабы,
Грозит на острове зверям и людям гибель.
Но будущий король взмахнул рукою,
И из руки вдруг полыхнуло пламя.
Все попсипетли у огня плясали
И славили Мудрейшего из Мудрых,
Что милостью своей согрел народы.
ПОБЕДА НЕИЗБЕЖНА, КОГДА ЖОН МУДРЕЙШИЙ С НАМИ
Один лишь раз улыбки доброй блеск
Затмила гнева туча. Как он страшен!
Дрожи и трепещи, коварный враг!
Мудрейший нас ведет к победе.
"Мудрейший? К победе? - недоумевал я. - А я-то думал, что выручила нас старушка Полли. Ну да ладно, лишь бы она не обиделась и не натравила на поэта черных попугаев".
А дальше шел рисунок с названием, которое было чуть ли не длиннее самого стиха:
ВЕЛИЧАЙШАЯ ИЗ КОРОНАЦИЙ, ВО ВРЕМЯ КОТОРОЙ СБЫЛОСЬ ДРЕВНЕЕ ПРЕДСКАЗАНИЕ, А НАРОДЫ ОБРЕЛИ КОРОЛЯ КОРОЛЕЙ, ПОД ЧЬИМ МУДРЫМ ПРАВЛЕНИЕМ БЛАГОДЕНСТВУЮТ И ПОНЫНЕ
Останется навеки в памяти народов
Тот день, когда взошел на трон Мудрейший.
Плясали волны в море, пели птицы,
Но веселей плясали попсипетли,
Их гимны заглушали птичьи трели.
Да здравствует король Строитель и Учитель!
Он будет Величайшим из Великих!
И в подтверждение того огромный камень
Скатился в пропасть.
Глава 2
ТОСКА ПО РОДИНЕ
Мне и Бед-Окуру отвели во дворце несколько роскошных комнат.
Вместе с нами там поселились О’Скалли, Полли и Чи-Чи. Бед-Окур стал министром внутренних дел, а я громко именовался министром финансов. Большой Стрелы с нами не было - сразу же после коронации он сел в лодку и отправился в Южную Америку.
Как-то вечером, после ужина, доктора вызвали к больному ребенку, а мы сидели за большим круглым столом в гостиной, где Бед-Окур обычно принимал посетителей. Мы собирались там каждый вечер, чтобы подвести итоги дня, обсудить планы на завтра и просто поболтать. Доктор в шутку называл наши сборища "Советом Министров".
Однако в тот вечер мы говорили о еде. Нет, мы не были голодны, но королевский повар, как мы с ним ни бились, так и не научился готовить вкусно. Да оно и неудивительно - прошло всего полгода с тех пор, как индейцы узнали, что такое огонь. Бифштекс у повара вечно подгорал, пудинг превращался в кисель, а омлет становился похож на подметку.
Поэтому по ночам мы с доктором на цыпочках спускались на королевскую кухню, и там Джон Дулиттл менял корону на поварской колпак и стряпал что-нибудь вкусненькое на догорающих в очаге поленьях.
Итак, в тот вечер "Совет Министров" заговорил о еде. Всему виной был я - мне вспомнился ужин-пальчики-оближешь, которым нас угостил мебельщик в Монтеверде.
- Ах! - подхватил со вздохом Бед-Окур. - Чего бы я не отдал сейчас за чашку какао! В Оксфорде нам каждое утро давали большущую чашку с какао и сливками. Господи, что за страна! На всем острове не найдется ни одного дерева какао и ни одной коровы, чтобы хотя бы изредка лакомиться сливками!
- Как вы думаете, - вмешался О’Скалли, - когда доктор уедет отсюда?
- Я вчера попробовала закинуть ему удочку, - сказала Полли, - но он промямлил что-то невнятное. Мне кажется, что он уже и не думает о возвращении домой.
- Не можем же мы остаться здесь навсегда! - вскричал Бед-Окур.
- Тише, не горячись, - охладила его Полли. - Сюда кто-то идет.
Мы умолкли и прислушались. В коридоре послышался крик стражника:
- Король! Дорогу королю!
- А вот и он, - сказала Полли. - Как всегда, приходит к полуночи. Бедняга, он работает как вол… Чи-Чи, достань-ка из шкафчика трубку и кисет с табаком и приготовь халат.
Распахнулась дверь, и доктор вошел в комнату. Он устало стянул с головы корону и повесил ее на крючок за дверью, сменил королевскую мантию на домашний халат, устало вздохнул и тяжело упал в кресло. Любимая трубка уже лежала перед ним. Доктор набил ее и закурил.
- Как себя чувствует малыш? - полюбопытствовала Полли.
- Малыш? - переспросил доктор, словно не понял. - Ах да! Ему уже лучше. Замечательный бутуз. У него режутся зубы.
Он снова умолк, задумчиво глядя в потолок сквозь клубы табачного дыма. Мы сидели молча. Никто не решался спросить доктора о главном.
- Мы как раз говорили о возвращении домой, - отважился я. - Прошло уже больше полугода с того дня, как мы высадились на острове.
Доктор не ответил мне сразу. Он выпустил еще пару клубов дыма, озабоченно покрутил головой и наконец сказал:
- По правде говоря, я сам собирался потолковать с вами об этом. Но боюсь, что мне будет не так-то легко объяснить вам, в каком положении я оказался. Я не могу бросить начатую работу. Вспомните, как вы уговаривали меня стать королем, а я ответил вам, что снять с головы корону намного труднее, чем надеть ее. Туземцы верят мне. Когда мы пришли к ним, они не знали многого, что помогает жить белым людям. Теперь они начинают жить по-другому, и мы отвечаем за то, чем для них все это обернется.
Доктор задумался, затем потер нос и продолжил:
- Если бы вы знали, друзья мои, как мне хочется вернуться к путешествиям и к любимому делу. Мне иногда снятся Паддлеби и цветущие крокусы, но что будет с простодушными туземцами, если я потихоньку убегу? Они вернутся к старым обычаям и суевериям, к войнам, снова станут почитать своих идолов и делать черт знает что! А то, чему мы их научили, превратит их жизнь в настоящий ад. Раньше они дрались дубинами, теперь будут рубиться на мечах, а завтра, чего доброго, станут палить друг в друга из пушек. Они любят меня, а я люблю их, у меня никогда не было детей, а теперь мне кажется, что они у меня появились. И мне не все равно, какими они вырастут. Понимаете, что я хочу сказать? Как же я могу уехать и бросить их? Я много думал, прикидывал и так и эдак, но не смог найти выход. Раз уж я взялся за это дело, то должен довести его до конца. Поэтому, видимо, придется мне остаться здесь.
- Навсегда? - упавшим голосом спросил Бед-Окур.
Доктор удивленно приподнял брови, наморщил лоб. Казалось, только сейчас он понял, что ему грозит.
- Не знаю, - в конце концов вымолвил он. - Во всяком случае, пока я не могу уехать. Это было бы нечестно.
Мы грустно молчали. Никому из нас не хотелось покидать доктора, и в то же время нас неодолимо тянуло домой.
Вдруг в дверь постучали. Доктор со вздохом вылез из кресла, накинул на плечи мантию и надел на голову корону.
- Войдите! - крикнул он и гордо выпрямился.
Дверь открылась, и на пороге предстал один из ста сорока трех стражников, охранявших в ночь покой короля. Он низко поклонился и сказал:
- О Благороднейший! Какой-то странник стоит у ворот дворца и желает говорить с Твоим Королевским Величеством.
- Наверняка ему притащили еще одного больного малыша. Можете выдернуть мне все перья из хвоста, если это не так, - проворчала Полли.
- Как зовут странника? - спросил король.
- Он назвался, - ответил стражник, - Большой Стрелой, сыном Золотой Стрелы.
Глава 3
КРАСНОКОЖИЙ АПТЕКАРЬ
- Большая Стрела! - воскликнул доктор. - Какая неожиданность! Веди его скорей сюда!.. Это просто замечательно, что он вернулся! - продолжил он, чуть ли не прыгая от радости, когда стражник исчез за дверью. - Мне так его не хватало! А как я за него волновался! Уже прошло пять месяцев с того дня, когда он отправился в Южную Америку, - и наконец-то он вернулся цел и невредим! Шутка сказать - до Южной Америки сто миль, а он пустился в путь на утлой лодчонке!
В дверь снова постучали, доктор бросился открывать, и на пороге предстал наш друг. Его лицо цвета меди сияло улыбкой. За спиной Большой Стрелы стояли два носильщика с огромными тюками, обернутыми циновками из пальмовых листьев.
Большая Стрела подождал, пока носильщики положат тюки, и обратился к королю с приветствием:
- О Благороднейший! Всю жизнь собирал я редкие травы и изучал их свойства. Приношу тебе, о Мудрейший, плоды моего многолетнего труда.
Он распаковал тюки и принялся вынимать из них свертки, мешочки, коробочки. По чести говоря, то, что Большая Стрела выкладывал на стол, сначала разочаровало меня: засушенные цветы, листья, стебли, корешки, стручки, пыльца, кора, смола, семена. Там были одни растения, а они меня особенно не привлекали. Я любил животных.
Но когда Большая Стрела стал перебирать лежащие на столе растения и рассказывать об их свойствах, я вдруг с удивлением обнаружил, что слушаю его как зачарованный. Чудеса страны растений, которые индеец принес нам из дальних краев, захватили меня.
- Вот это, - говорил он, высыпая на ладонь крупные круглые семена, - зерна растения, которое я назвал "смешным горошком".
- А что в них смешного? - спросил Бед-Окур.
- Они наполняют человека радостью и заставляют смеяться.
Стоило Большой Стреле отвернуться на мгновение, как Бед-Окур запустил руку в мешочек, ухватил три горошины и сунул их в рот.
- Поспешность и неумеренность очень опасны, - сказал индеец. - Если ты хотел испытать на себе действие "смешного горошка", тебе хватило бы и десятой доли того, что ты съел.
Горошек подействовал на Бед-Окура мгновенно. Сначала он улыбнулся, потом рот его растянулся до ушей, затем наследный принц глупо захихикал, а в конце концов залился смехом и никак не мог остановиться. Нам пришлось отвести его в соседнюю комнату и уложить в постель. Но и в постели бедняга продолжал хохотать.
- Какая неосторожности, - сокрушался доктор. - Ведь так можно и умереть!
- Умереть от смеха? - скрипнула Полли. - Не беспокойся, от этого еще никто не умирал!
А Бед-Окур хохотал даже во сне. Следующим утром, когда мы его разбудили, он без сил сполз с постели и продолжал хихикать.
Пока Бед-Окур спал, мы вернулись к чудо-растениям Большой Стрелы. Он показал нам корешки, которые, если их сварить с сахаром и солью, заставляли людей танцевать до упаду.
- Не хотите ли проверить корешки на себе? - спросил Большая Стрела.
Но после того, что произошло с черным принцем, нам не хотелось ничего пробовать. Мы и так верили Большой Стреле.
А он показывал нам новые и новые чудеса. У него было масло, выжатое из листьев винограда, от которого любая плешивая голова за одну ночь обрастала волосами, и апельсин размером с добрую тыкву. А чего стоили орехи, от которых голос становился громким и певучим, водяные лилии, заживляющие раны, мох, помогающий от укусов ядовитых змей, или вьюнок, чей отвар излечивает от морской болезни!
Но больше всего Большая Стрела гордился черным медом. Он сам вывел особый род пчел и вырастил растения с черными цветами, чтобы получить этот черный как смола и очень душистый мед. Одной его ложечки было достаточно, чтобы силы и жизнь вернулись к умирающему.
Неудивительно, что доктор все ходил и ходил вокруг стола и не мог оторваться от диковинок, собранных Большой Стрелой.
- Миранда была права, - сказал он мне, когда осмотрел все, - Большая Стрела - великий ученый. В его аптеке есть лекарства от любых болезней. Ни один белый аптекарь не может сравниться с ним в знаниях. Увы, наши аптекари-зазнайки не захотят даже говорить с краснокожим, не то что учиться у него.
Глава 4
МОРСКОЙ ЗМЕЙ
Прошло полгода со дня памятного "Совета Министров". Мы опасались напоминать доктору о возвращении домой, а тем временем жизнь на Острове Паучьих Обезьян шла своим чередом. И, надо отдать должное, скучать нам не приходилось. Пришла зима - то есть она только называлась зимой, потому что стояла жара, - мы встретили Рождество, а затем не успели оглянуться, как снова наступило лето.
Доктор все ближе и ближе к сердцу принимал дела своей большой краснокожей семьи. Все меньше и меньше у него выдавалось свободных минут, чтобы заняться бабочками, жуками или крабами. Я знал, что он часто в мыслях возвращался в Паддлеби. Иногда я замечал, как его лицо грустнело, как все вдруг валилось из его рук, но в ту же минуту он встряхивался и снова брался за дела, за поистине королевские дела!
Однако он сам ни разу не заговорил о возвращении, и не будь с нами старушки Полли, никогда бы не случилось то, что случилось. Даже теперь я готов дать голову на отсечение, что только благодаря ее хитроумию доктор не остался до конца жизни на Острове Паучьих Обезьян.
Старая попугаиха терпеть не могла индейцев. Наверное, она слишком хорошо знала их с тех пор, когда плавала с пиратами и работорговцами.
- Подумать только, - не раз говорила она, - доктор медицины Джон Дулиттл стал нянькой у растяп краснокожих!
Однажды утром доктор ушел посмотреть, как строят театр. Полли уже была по горло сыта стройками, поэтому она предложила мне прогуляться.
- Ты и в самом деле думаешь, - спросил я, когда мы вышли на берег моря, - что мы никогда не вернемся в Паддлеби?
- Не знаю, - покачала Полли головой. - Сначала я думала, что доктор скоро заскучает по дому и по своим зверям и вернется в Англию. Но теперь прилетела Миранда и сказала ему, что дома все в порядке. Все мои надежды разбились. Я долго ломала голову и, в конце концов, поняла - надо разбудить в докторе страсть к науке. Но как? - И она презрительно взмахнула крылом. - Он только и делает, что мостит улицы или твердит малышам, что дважды два - четыре.
День выдался погожий, что не редкость в тех широтах, лучезарный и жаркий. Я лежал на песке, смотрел на море и вспоминал отца с матерью. Наверное, они уже места себе не находят от беспокойства. Да и немудрено - уже больше года меня нет дома. Полли сидела рядом со мной и жаловалась на индейцев, на доктора, на судьбу. Волны с тихим шорохом набегали на берег, Полли бубнила, и этот однообразный шум убаюкал меня. Я задремал.
Мне приснилось, что остров снова сдвинулся с места. Но теперь он не плыл, как раньше, а прыгал вверх-вниз, словно поплавок при поклевке мелкой рыбешки.
Не знаю, сколько я спал. Внезапно Полли клюнула меня в нос и разбудила.
- Проснись, Том! - скрипела она мне на ухо. - Господи, что за мальчишка! Вставай, соня, ты уже проспал землетрясение. Если мы сейчас не уговорим доктора вернуться, то придется нам всем коротать свой век на острове.
- Что? Что случилось? - спросил я, зевая со сна.
- Тише! Смотри! - шепнула Полли и ткнула крылом в море.
Сначала мне показалось, что я еще не проснулся. "Чего только не привидится со сна, - подумал я. - Нельзя спать на солнцепеке".
Но то, что я увидел, не было игрой воображения. Я тер глаза, щипал себя, но оно не исчезало. Оно - это огромная бледно-розовая раковина футах в тридцати от берега. Раковина возвышалась над волнами, переливалась всеми цветами радуги, а под ней шевелилось что-то серое и похожее на студень.
- Что это такое? - спросил я.
- Это то, - шепнула Полли, - что моряки называют морским змеем. Я не раз видела его с палубы парусника. Ты представляешь, как пугались лихие пираты, когда такое чудище вылезало из воды! Но теперь, вблизи, я вижу, что морским змеем называли Хрустальную Улитку, о которой нам рассказала неприглядка. Можешь называть меня сорокой, если я не права. Нам выпал счастливый случай, и упускать его нельзя. Бежим приведем сюда доктора, пока эта вазочка с желе не спряталась снова в Большой Дыре. Если то, что я задумала, выгорит, еще сегодня мы унесем ноги с этого благословенного острова, чтоб ему провалиться! Хотя нет, оставайся здесь и карауль Улитку, а я слетаю за доктором. Я быстро, одно крыло здесь, другое - там. Да не сопи ты так громко, не спугни нашу раскрасавицу!
Полли осторожно зашагала к зарослям и только там решилась вспорхнуть. Я остался один на берегу и как зачарованный смотрел на невиданное животное.
Улитка пыталась ползти, время от времени она высовывала из воды свою украшенную рожками голову, ее длинная шея при этом грациозно раскачивалась в воздухе. Однако выползти на берег Улитке не удавалось - наверное, она была ранена. Но кем? Кто мог напасть на такого великана?
Я во все глаза смотрел на Улитку, когда прибежал запыхавшийся доктор с Полли. Они сели на песок рядом со мной…
При виде Улитки глаза доктора засверкали. В последний раз он был таким радостным и возбужденным, когда поймал жука ябизри.
- Это она, - шептал доктор, - Хрустальная Улитка собственной персоной! Нет никаких сомнений! Полли, лети в море, найди там дельфинов. Они нам скажут, откуда здесь взялась Улитка. Насколько я слышал, она живет только на большой глубине. А ты, Стаббинс, приведи сюда лодку. Но греби осторожно, если Улитка испугается, мы больше никогда ее не увидим.
- И ни слова индейцам, - предупредила меня Полли, когда я уже собрался уходить, - а не то здесь соберется добрая сотня зевак.
В бухте у города я выбрал самую маленькую и легкую лодочку и выплыл в море. Я торопился и греб изо всех сил, чтобы Улитка не убежала до моего возвращения. Однако, как только я обогнул мыс, в глаза мне брызнули хрустальные переливы раковины - Улитка лежала там, где я ее оставил.
Я причалил к берегу и подошел к доктору. Тот уже беседовал с дельфинами.
- Как она сюда попала? - спрашивал доктор. - Мне говорили, что Улитка живет в Большой Дыре и только иногда выплывает на поверхность в открытом море.
- Так вы до сих пор ничего не знаете? - удивились дельфины. - Неужели вам никто не рассказал? Когда упал висячий камень и остров сел на дно, он закрыл Большую Дыру, как крышка - кастрюлю. Все рыбы оказались взаперти, но еще хуже пришлось Улитке: она как раз собралась на вечернюю прогулку, и остров прищемил ей хвост. Шесть месяцев бедняжка пыталась освободиться. Вы не заметили, как задрожал остров час тому назад?
- Конечно, - ответил доктор. - У меня даже рухнула часть театра, но я подумал, что это обычное землетрясение.
- В нем нет ничего обычного, - продолжали дельфины. - Это Улитка сумела приподнять остров и освободить свой хвост. Заодно и рыбы выбрались из Большой Дыры. Им повезло, что Улитка такая большая и сильная. Но теперь у Улитки распух хвост.
- Боже мой! - воскликнул доктор. - Как же я сам не подумал о последствиях! Почему я никого не предупредил, что остров пойдет ко дну! Правда, я не знал, где именно это случится. Как вы думаете, Хрустальная Улитка сильно пострадала?
- Трудно сказать, - ответили дельфины. - Мы не знаем ее языка.
- А не могли бы вы найти рыбу, которая сможет поговорить с Хрустальной Улиткой? У меня к ней уйма вопросов. Но сначала надо осмотреть ее хвост и хотя бы таким образом извиниться. В конце концов, в том, что случилось, есть доля и моей вины. Короновали-то меня!
- Постараемся вам помочь, - любезно ответили дельфины. - Ждите нас здесь же.
И они уплыли на поиски рыбы-переводчика.