***
Я бежал по проезжей части улицы - чтобы прохожие не мешали - и все время подгонял сам себя. Скорей! Скорей! Третью скорость! Четвертую!.. Вот уже Мише принесли щи. Вот он поднес ко рту ложку. Вот следующую…
Лишь один раз я заскочил на тротуар, когда навстречу попалась машина с сеном, занявшая весь неширокий проезд. Заскочил - и сразу услышал тихое: "Сыночек, а сыночек!" Маленькая, сухонькая старушка растерянно топталась у стены дома и просительно смотрела на меня сквозь очки с толстенными круглыми стеклами.
Я машинально сбросил скорость, чуть не споткнулся, подняв кедами ржавое облако пыли.
- Вы мне, бабушка?
- Где райсобес, сыночек? Райсобес где?
- Не знаю, бабушка!
Я опять включил наивысшую скорость и вышел на финишную прямую: милиция была отсюда через три дома.
- Райсобес, сыночек… - прошелестело мне вслед. - Райсобес очень мне надо.
Если бы она крикнула, я бы ни за что не остановился. Сделал бы вид, что не слышал, - и все. Но она не кричала… И у меня ноги уже не бежали дальше. Райсобес… Там пенсии, кажется, выдают.
Я вернулся к старушке.
- Пойдемте, бабушка, тут милиция рядам, там скажут.
- Райсобес, сыночек, райсобес мне.
Она еще и глухая!
Старушка едва волочила ноги. Я тащил ее за собой на буксире, Пятьдесят метров до милиции, казались мне бесконечными. Вот Миша доедает свои щи. Вот поднимает за край тарелку, собирает в ложку остатки… Все! С первым покончено!
Дежурный милиционер сидел в середине длинного коридора, возле зарешеченного окошка. Перед ним лежала бумага, он надорванно хрипел в телефонную трубку:
- Слушаешь? Слушаешь?.. Фамилия - Заболоцкий. Повторяю по буквам: Зина, Анна, Борис, Ольга, Леонид, Ольга… Це… Буква це, понимаешь? Фу ты, имя никак не подберу! - Он поднял глаза от бумаги, посмотрел на нас, прося о помощи.
- Райсобес, - сказала старушка, - мне в райсобес, милый.
- Цицерон, - сказал я.
- А? - не понял милиционер.
- Цицерон. Был такой известный лектор… Или Цезарь. Римский царь. Нет, император, - вспомнил я, - но это все равно.
- О! - сказал, милиционер, подняв палец. - Цезарь - годится. - И снова захрипел в телефон: - Слушаешь? Це… Как Цезарь. Константин, Иван, Иван краткий… За-бо-лоц-кий…
- Товарищ старшина, - подступил я к самому столу. - Там, на базаре…
Старушка не дала мне договорить:
- Райсобес где, милый?
- Следующий дом, - просипел милиционер. - Покажи ей, пацан. - И снова в трубку: - Слушаешь? Слушаешь? Даю дальше.
Я выкрикнул:
- Он уйдет!
Но милиционеру было не до меня. Он давал дальше - целые обоймы каких-то цифр.
- Пойдемте скорее!
Я ухватил старушку за рукав и поволок к выходу. Миша уже ест второе. Хорошо, если ему попалось жесткое мясо и его долго жевать. А если он взял котлету?
Дотащил старушку до крыльца, крикнул в самое ухо: "Вот ваш райсобес" и метнулся обратно в милицию.
Дежурный милиционер все еще разговаривал с трубкой. Но я уже знал, что делать. Прошмыгнул мимо него и ворвался в первую попавшуюся дверь.
Седой человек в обычном штатском костюме, совсем не похожий на милиционера, стоя у окна, брился электрической бритвой.
- На базаре вор! - выпалил я прямо от двери. - Он украл золото. Нужно арестовать!
Седой человек повернулся ко мне. Я думал, он сейчас бросит все и побежит за мной. Но он не очень удивился, даже не прекратил бриться.
- Где украл? - спросил он, оттягивая кожу у подбородка, чтобы было удобнее бриться.
- В нашем лагере. Скорее, он уйдет!
- В пионерском лагере золото? - только теперь седой человек выключил бритву. - Откуда у вас там золото, хотел бы я знать?
- Не в пионерском - археологическом. - Я, наконец, понял, что потеряю больше времени, если сразу же не объясню все. - У нас два дня назад украли золотую гривну. А вор сейчас на базаре, в столовой.
- Заболоцкий! - почему-то крикнул седой человек. - Заболоцкий!
- Может быть, - сказал я. - Не знаю, как его фамилия. А звать Мишей.
Открылась дверь в соседнюю комнату, и вошел уже знакомый мне лейтенант с фуражкой, сдвинутой на затылок. Он взглянул на меня, в глазах мелькнуло беспокойство:
- Слушаю, товарищ начальник.
- Золотая гривна объявилась.
Лейтенанту не пришлось долго рассказывать; он ведь все знал про кражу гривны и сразу понял. Спросил:
- Где он сейчас?
- В столовой. Обедает.
- Бегом за мной!
Он бежал, придерживая одной рукой фуражку, другой болтающийся планшет. Я старался держаться рядом, хотя очень трудно было не отстать - вон у него ноги какие длиннющие!
- Откуда узнал? - бросался он вопросами на бегу.
- Мы выследили.
- Кто - мы?
- Я и Сашка.
- Тот, беленький?.. Намудрили, наверное, что-нибудь с ним вдвоем.
- Вот увидите сами…
Сашка стоял все на том же месте, где я его оставил, в скверике, за кустами, напротив столовой. Значит, успели! Значит, Миша еще свое мясо грызет. Или расправляется с косточками из компота. Он очень любит косточки, собирает в кулак, а потом щелкает. Те, что не поддаются, раскалывает молотком.
Лейтенант перешел на шаг. Я опередил его, подлетел к Сашке.
- Не ушел?
- Еще только официантка заказ взяла.
У меня отлегло от сердца; губы сами расползлись в стороны. Молодцы официантки, что медленно работают, молодцы!
Лейтенант подоспел, зыркнул на Сашку хмуро:
- Где он?
- Вон, у окна, видите?
- Кудлатый? - Присмотрелся, лицо у него вытянулось. - Завхоз ваш? Он украл? - И смотрит на нас с таким сомнением. - Гривна у него где?
- В кармане, - сказали мы оба в один голос.
- В каком?
- В пиджаке. В левом, - сказал Сашка.
- В правом, - сказал я.
Лейтенант сдвинул фуражку еще дальше на макушку. Как она только у него не свалится?
- Ясно! В левом гривна. В правом тоже. Уже две гривны. Третьей нет?
Вот бестолковый!
- Да нет же, только одна, - терпеливо пояснил я. - В правом кармане. Сначала она лежала в левом. Потом он ею торговал, вытаскивал из кармана. А когда подошла тетка Анисья, он испугался и опустил в правый. Вот сюда, я сам видел.
- Ладно, проверим… Он вас не заметил?
- Нет, вроде.
- Вроде - как чучело в огороде: вроде человек, вроде нет… Давайте в отделение. Бегом! Оба! Садитесь в кабинете начальничка, откройте дверь в соседнюю комнату и слушайте в оба уха, как его допрашивать буду. И ни звука! Понадобитесь - кликну. Ну!
И зашагал через дорогу в столовую.
Мы не сразу ушли. Мы еще обождали немного, посмотрели, что будет. Лейтенант козырнул Мише, сказал что-то. Миша взглянул на него удивленно, полез в боковой карман - наверное, за паспортом. Но его не оказалось. Милиционер подозвал официантку…
Больше мы смотреть не стали и понеслись в милицию.
По длинному коридору мы протопали, как две молодые лошадки. Дежурный встал у нас на пути, разведя руки в стороны:
- Куда?
Услышав шум, вышел седоголовый начальник и велел нас пропустить к себе. Усадил в мягкие, кресла; мы совсем утонули в них.
- М-да! - Он сложил руки у подбородка, посмотрел на меня, потом на Сашку. ― Придется представлять к почетной грамоте. Или наградить ценным подарком. Как вы сами считаете?
- Нам все равно, - сказал я скромненько. И добавил: - Наверное, лучше медаль.
Я представил себе, как первого сентября войду в класс с медалью "За отвагу" на кармане вельветовой куртки. Все столпятся вокруг меня, будут разглядывать медаль, не отрывая глаз. Пусть смотрят сколько угодно! Я даже разрешу потрогать. Потом Птичка выкрикнет с завистью: "А я знаю! Она не твоя!" Я улыбнусь спокойно, вытащу из кармана наградную книжечку в красном переплете, как у папы, и скажу Птичке: "Читать умеешь? На, прочитай. Только вслух!" Что тут будет! Мы даже звонка не услышим. Зайдет Нина Николаевна, спросит удивленно: "Что случилось, ребята? Почему вы не на местах?" Узнает, скажет восхищенно: "Молодец, Толя! Вот бы никогда не подумала - ты вроде у нас в храбрецах особых не числился. С уроков физкультуры сбегал, помнишь, в прошлом году?" А я бы ответил с достоинством: "Героями не родятся, героями становятся".
Где-то я вычитал эту фразу, и она мне очень уж понравилась. Только до сих пор все не представлялось подходящего случая пустить ее в дело.
- М-да, - седой начальник милиции смотрел на меня весело. - Люблю таких скромных парней, без претензий. Другой на твоем месте взял бы да и потребовал золотую звездочку.
- Что вы! - заерзал я в кресле. - Разве за это Героя дадут? Он же не настоящий грабитель.
Сашка добавил:
- Даже без оружия.
- Откуда ты знаешь? - возразил я. - Может, есть оружие. Вот обыщут его, тогда будет ясно.
И посмотрел на начальника. Он все улыбался. Вероятно, от радости, что мы поймали вора, и процент раскрываемости преступлений в его районе увеличится.
В соседней комнате послышались шаги и громкие голоса. Привели! Наконец! Начальник широко распахнул дверь, сделал нам знак молчать и вышел.
Мы стали слушать. Сначала шла возня со стульями, все усаживались.
Потом раздался голос нашего знакомого лейтенанта:
- Значит, документов у вас нет?
- Я же сказал: не имею привычки носить с собой. - Миша говорил раздраженно. - И вообще, какое вы имеете право…
- Погодите о праве, - перебил лейтенант. - Вы из археологической экспедиции, так?
- О, уже установили? Вот это, я понимаю, оперативность!
- Советую вести себя скромнее.
- Отличный совет! Как-нибудь им воспользуюсь.
Мы с Сашей переглянулись. Миша не очень-то испугался. Но тут наш лейтенант ударил из тяжелого орудия:
- Кто украл золотую гривну?
Миша сказал:
- Я почем знаю? Вы милиция, вы и скажите.
- Хорошо. Прекрасно. - Лейтенант злился. - Я скажу. Есть основания подозревать вас.
- Вот так номер! - Мы услышали хохот, по-моему, очень неестественный.
- Значит, нет? Хорошо. Но тогда объясните, как гривна попала к вам в карман?
Стало тихо. Что ты теперь скажешь, Миша?.. Но он так ничего и не сказал. Попался, что говорить!
- А ну, все из карманов! - скомандовал лейтенант. - Так… Из пиджака тоже.
Что-то негромко звякнуло о стол. Гривна? Или пистолет? Вот было бы здорово, если пистолет!
- А это что, интересно? - раздался торжествующий голос лейтенанта. - Портсигар? Подкова? Или гривна?
- Но не та, которую вы ищете.
- Ах, другая! - съехидничал лейтенант. - Из соседней могилы.
Миша подтвердил:
- Представьте себе, совсем другая.
- Хорошо, допустим, - согласился лейтенант. - Остается только выяснить, как она к вам попала? Раз. И почем продавали на базаре? Два.
- Я не продавал! - Миша перешел на крик. - За кого вы меня принимаете! Вы еще ответите!
- Не продавал? - Лейтенант подошел к дверям нашей комнаты. - Свидетели, прошу!
Свидетели вошли гуськом. Сашка первый. Я за ним. И, сразу глаза на стол. Что там? Расческа, кошелек. Платок носовой. Золотая гривна… Нет, пистолета на столе нет. Жаль!
У Миши глаза округлились, когда он нас увидел, а щеки стали красными, словно их натерли наждачной бумагой. Вот уж не ждал!
- Рассказывайте, свидетели, что видели на базаре. Подробненько, не торопясь. Давай ты первый.
- Пусть сначала он, - застеснялся я.
И Сашка стал говорить. А потом, когда он кончил, я добавил, о чем он не знал: как Миша испугался тетки Анисьи.
- Ух, ты, малек! - Миша схватился за подлокотник кресла, на котором сидел. Я отшатнулся; показалось, он хочет кинуться на меня. - Все дело испортил!
- Значит, признаетесь? - лейтенант сел к столу и полез в свой планшет, наверное, за бумагой.
- В чем? - кричал Миша. - В чем? Что это не золотая гривна? Что она медная, медная? И что ни один черт ее не купит?
- Опять? - укоризненно покачал головой лейтенант. - Ведь все уже ясно, а он отпирается. Беда с этими начинающими!
- Погоди, товарищ Заболоцкий. - Начальник вышел из угла, где он все время молча стоял. - Пошли кого-нибудь в часовой магазин за ювелиром. Или лучше сам сбегай. И отправь заодно ребят домой на дежурной машине - они нам больше не нужны, а там их хватились, небось, будут искать повсюду.
- А я? - спросил Миша.
- Вас задержим до выяснения, молодой человек…
Лейтенант доехал до часового магазина вместе с нами. Соскочил с переднего сиденья, сказал шоферу:
- Добросишь их до Малых Катков и сейчас же обратно.
- Фамилии вы наши помните? - меня мучила тайная мысль.
Лейтенант не ответил, повернулся и пошел. Я оторопело уставился на фуражку - она просто чудом держалась на затылке.
- Зачем спрашивать? - упрекнул меня Сашка. - Зачем намекать? У него же все записано…
Уже было время обеда, и я попросил шофера, чтобы он подкатил к самому лагерю, - так хотелось показаться студентам в этой синей с красной полоской машине.
Но шофер сказал, что ему некогда, что надо спешить назад, и высадил нас у моста - отсюда еще сколько до лагеря топать!
Мы сняли кеды и пошли босиком берегом речки - вода приятно холодила разморенные ноги. Я говорил и говорил без умолку. Как здорово все получилось; жаль, что начальник просил нас никому в лагере не говорить о случившемся, даже дяде Володе; хорошо, успели бы к началу учебного года, вручить нам медали, а если не успеют, то мне придется одолжить у папы - у него как раз есть "За отвагу", а у милиции попросить бумажку с печатью, иначе мне в школе ни за что не поверят.
Сашка слушал и молчал. Даже, скорее всего, не слушал, а думал. Я знаю, о чем. О своем дяде.
В лагере ничего особенного не произошло. Без нас нашли еще три горшка. Реставратор пропорола себе ногу ржавым гвоздем и ходила, опираясь на палочку. Куда-то делся Бип: то ли мальчишки его сманили, то ли попал под машину на шоссе - он любил облаивать ревущие самосвалы.
Никто и не подозревал о настоящих, больших событиях нынешнего дня.
Я не удержался, намекнул дяде Володе мимоходом:
- Долго что-то Миши нет.
- Он только к вечеру вернется.
- Если вернется, - произнес я загадочно.
Дядя Володя насторожился, сдвинул брови:
- Ты что-нибудь знаешь?
- Нет, просто так…
И отошел поскорее. Потому что, если бы дядя Володя стал еще расспрашивать, я бы, возможно, не выдержал и проговорился.
Сашка остался у нас обедать. Это никого не удивило, его уже все считали своим. Но вид у него был очень грустный, и Вера заметила:
- Уж не заболел ли? - Она ведала походной аптечкой и прямо млела от счастья, когда удавалось обнаружить какой-нибудь завалящий насморк.
- Нет, - буркнул Сашка.
- Он у нас останется навсегда, - шепнул я ей. - Его дядю сегодня арестуют.
- Выдумывай больше! - не поверила Вера.
Мы возвращались с речки, когда я увидел милицейскую машину, подъезжавшую к лагерю. Увидел - и решил, что больше молчать нельзя.
- Мишу привезли! - заорал я. - Милиция Мишу привезла! Он вор! Он золотую гривну украл!
Все уставились на меня непонимающими глазами, словно я говорил не по-русски.
- Я его разоблачил! - орал я как ненормальный. - Я и Сашка! Я и Сашка! Мы выследили его!
Студенты, как по команде, перегоняя друг друга, устремились в лагерь.
Наш знакомый лейтенант вел себя очень неосторожно. Выпустил Мишу из машины и даже пистолет свой не вытащил из кобуры. А если бы преступник вздумал бежать?
Я похлопал ладонью по горячему, пыльному капоту машины, улыбнулся лейтенанту дружески:
- Признался?
Сашка тоже спросил:
- Он один воровал или еще кто?
Лейтенант пробормотал что-то сердитое и отвернулся. Мог бы и повежливее: ведь если бы не мы с Сашкой, никогда бы ему этого преступления не раскрыть.
Подошел запыхавшийся дядя Володя:
- Что случилось, товарищ лейтенант?
- Вот.
В руке лейтенанта блестела золотая гривна. Дядя Володя взял ее, бросил один только взгляд.
- Медная, - сказал он уверенно.
Лейтенант не удивился, спросил:
- Не ваша? Не та, что пропала?
- Нет. Та золотая.
- Может, ошиблись? Может, не золотая?
- Нет, не ошибся. Медь в земле окисляется, становится зеленой, а наша гривна блестела, как новенькая.
Дядя Володя снова осмотрел гривну, на этот раз очень тщательно.
- О! - воскликнул он. - Она же из нашего музея! Вот три зазубрины возле левого грифона, видите? Я их хорошо помню. Как она к вам попала?
- Пусть молодой человек расскажет. - Хмурый лейтенант головой показал на Мишу; тот стоял в стороне, глаза устремлены в степь, словно он и не слышит. - Как в таких условиях розыск проводить - не знаю! Работаю, ночи не сплю, а тут путаются под ногами, вспугивают преступников.
- Кто вспугивает? - спросил дядя Володя.
- Да весь ваш лагерь! И этот, - кивнул он на Мишу. - И этот комар тоже, - кивнул на меня.
А про Сашку он забыл? Сашка не вспугивает, да? Сашка ни в чем не виноват, да? Ведь если говорить по-справедливости, всю историю с Мишей затеял не я, а Сашка. Он прибежал ко мне сегодня утром…
Нет, пусть Сашка сам скажет!
Где он? Я осмотрелся. Сашки нигде не было. Сбежал! И когда он только успел?
Лейтенант сел в машину, захлопнул с треском дверь. Газик, сердито фыркнув и плюнув в меня клубом сизого дыма, покатил в сторону дороги.
Я исподлобья взглянул на дядю Володю. Сейчас начнется! Сейчас он мне даст!
Но дяде Володе было не до меня. Разозленный и негодующий, он наступал на Мишу:
- Как вы добыли гривну из музея?
- Послал маме письмо с Яскажуком, - Миша отвечал нехотя. - Он как раз уезжал в город, и я попросил привезти.
- В письме вы просили гривну для себя? - У дяди Володи губы сжаты, на скулах ходят желваки - я впервые видел его таким. - Для себя? Отвечайте!
- Н-не совсем, - выдавил Миша. - Владимир Антонович, ну что вы…
- Не виляйте! Говорите прямо!
- Ну, написал, что вы просите, что вам нужно сравнить гривны… Но я ведь только хотел…
- Я же вам запретил! Запретил категорически! Почему вы все-таки написали?
Миша молчал.
- Вытурить его в шею из лагеря, и дело с концом! - предложил кто-то из студентов.
- Сам не работает и нам мешает, - поддержали другие.
- Владимир Антонович, - заговорил Миша, - я сейчас вам все объясню.
- Хорошо, - сказал дядя Володя. - Хорошо, но только не мне одному - всем! Слава, соберите вече.
Вече - так назывались в лагере общие собрания, на которых решались все важные вопросы нашей жизни: на что расходовать общие деньги, изменить ли распорядок дня, ходить ли по вечерам в деревню на танцы.
Слава пять раз стукнул молотком по рельсу, подвешенному на дереве в центре лагеря.
Студенты уселись в круг. Я тоже пристроился, только сзади, с самого края, подальше от дяди Володи. Мой опыт подсказывал, что не следует сейчас попадаться ему на глаза.
Дядя Володя встал.