- Попытка не пытка.
- Главное, чтобы не разболтал. Скажет еще дяде Володе. Тогда все пропало.
- А пусть сначала даст честное слово.
- Ну, хорошо, - согласился Сашка. - Значит, на тебе две лопаты и дипломатические переговоры с Борей. На мне одна лопата, мясо для Волка, карманный фонарик и веревка. Да, еще лом.
- А веревка зачем?
- А как спускаться?
- Вниз? Гуда?
Тотчас же сработало мое воображение. Я увидел себя висящим на веревке в могильном мраке внутри кургана.
Уже смеркалось. Иначе Сашка обязательно бы заметил, как я содрогнулся.
И сколько я потом, на обратной дороге домой, лежа в палатке возле похрапывающего дяди Володи, ни старался отделаться от этой мысли - никак не удавалось.
Вишу на веревке в черной пустоте - и все!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Я висел на веревке, не решаясь спрыгнуть. Мне казалось, подо мной бездонная яма.
Веревка дернулась. Это Сашка. Торопит меня. Ему хорошо, он наверху.
Я зажмурил глаза и отпустил руки. Не висеть ведь так вечно. Будь что будет!
Приземление оказалось неожиданно мягким, словно земля подо мной спружинила. Сверху полился свет - Сашка включил свой фонарик. Удивительное дело: простой китайский фонарик, а сколько света. Как будто вверху горела электрическая лампа в пятьсот свечей.
И сразу я увидел горшки. Много горшков! Они были выстроены по росту, как выстраиваемся мы на уроке физкультуры. Впереди стоял огромный горшок, величиной с добрый бочонок. За ним шел горшок поменьше. А на самом конце ряда, у стены, притулился совсем игрушечный горшочек, не больше яйца. И все целенькие, аккуратные, с красивыми рисунками на пузатых боках. Вот дядя Володя обрадуется!
Сверху крикнули громко:
- Толька!
Сашка - кто еще! Что ему потребовалось?
- Толька!
И веревку дергает зачем-то.
- Толька! Толька!
Свет мощной электролампы ударил мне в глаза.
Я проснулся.
В палатку через откинутый полог прямой наводкой били солнечные лучи. Сашка, стоя на четвереньках, теребил мой спальный мешок.
- Ну, вставай же, Толька! Вставай!
Я сунул ноги в кеды и, не зашнуровав их, выскочил наружу как был: в трусах и майке. Сашка потащил меня в кусты, подальше от палаток. Кругом было еще тихо, лишь наверху, в тополях, беспрерывно трещали, как моторчики авиамоделей, маленькие серые птички - это у них песни такие трескучие.
- Который час? - Я потянулся и зевнул.
- Седьмой… - Слушай, Толька, я видел золотую гривну.
- Правда? - обрадовался я. - А я горшки. Штук, наверное, двадцать или даже больше. Только хотел сосчитать, а ты разбудил…
- Сашка не слушал. Какой-то он странный сегодня. Вроде напуганный. По сторонам озирается, словно кто-то может к нам подкрасться.
- Ты что, серьезно, насчет гривны?
Он кивнул.
- Где?
- У дяди Коли.
Мои глаза вылупились сами собой.
- Вчера поздно вечером, - продолжал Сашка. - Полез в ящик стола за отверткой - смотрю: гривна! Я обрадовался и к дяде Коле: "Где ты нашел?" А он рассердился, закричал, что нечего по ящикам шириться, что в ящике не та гривна, а совсем другая. И вообще, чтобы я держал язык за зубами, а то он меня живо домой отправит.
- Мажет, в самом деле не та?
- Что я, нашу гривну не знаю? И блестит, и грифоны на концах… Слушай дальше! Утром, всего час назад, наверное, заявляется ваш Миша. Я притворился, что сплю. Дядя ему гривну отдал и говорит тихо: "Сашка мой видел. Как бы не разболтал". А Миша: "Ничего, не успеет". Понял?
Мне казалось, я еще сплю и вижу сон. Такая новость, такая новость! Ну, Миша - допустим. Хотя тоже не очень верится. Но Николай Сидорович? Он вор? Или сообщник?
Мы с Сашкой быстро договорились, как действовать. Пока никому ничего не говорить - раз. За Мишей устанавливаем непрерывное наблюдение - два. Как только выясним, где он прячет гривну, немедленно хватаем ее - и к дяде Володе.
Лагерь уже проснулся. Среди других голосов я различил громкий веселый голос Миши и успокоился: он еще здесь, никуда не смотался, ничего не подозревает. Уйдет на раскопки - я с ним, а Сашка тем временем обшарит его палатку.
Но все наши планы рухнули.
За завтраком Миша сказал дяде Володе:
- Поеду сегодня в Большие Катки, Владимир Антонович, десятичасовым автобусом.
- Зачем?
- Надо кое-что из продуктов купить. Здесь, в сельмаге, сухофруктов, например, нет хороших, какао.
- Давно пора!
Мы с Сашкой переглянулись. Все понятно! Миша хочет увезти золотую гривну в Большие Катки. А там куда?
Опять побежали в кусты, на совет. Сашка настаивал, чтобы и нам поехать. Попроситься на попутную и ждать в Больших Катках на автобусной остановке. Увидим Мишу - и за ним, за ним, пока все до конца не выясним.
Я колебался.
- Может, лучше все-таки сказать дяде Володе? Он вызовет милицию, и Мишу арестуют.
- Много ты понимаешь! Важно выяснить, кому он хочет ее передать. И поймать с поличным. С гривной в кармане.
Долго уговаривать меня не пришлось. Двинули с Сашкой напрямик через поле к совхозной столовой. Туда часто подъезжают машины с шоссе.
Разговор у нас не клеился. Сашка шел хмурый, кусал губы. Я знал, о чем он думает.
- Да брось ты расстраиваться! Ничего с ним не будет.
- Посадят, - вздохнул он.
- Все равно выпустят. Вон у Леньки Симонова из нашего, класса в прошлом году не то что дядю - отца арестовали. Подержали неделю и выпустили. Ленька всю неделю пролодырничал, даже в школу не ходил.
- Почему выпустили?
- Не виноват он ни в чем. Настоящие воры наговорили. Он им тащить мешал.
- Вот! Не виноват! А я гривну у дяди сам видел, собственными глазами, - сказал Сашка грустно. - Как ты считаешь, сколько ему дадут?
- Месяц. Два, самое большее. - Мне хотелось Сашку утешить.
- Не думай, мне его не жалко, - стал он меня уверять; но я же все равно видел, что это неправда, что ему жалко, и еще как. - Вот нистолечки не жалко! Раз он… - Сашка хотел сказать "вор", но не смог, запнулся, - раз он так, пусть его посадят. Мне только тетю Марусю жалко. Знаешь, как скучно одной? Особенно, когда зима. Пожалуй, я с ней останусь жить.
Я предложил сразу:
- Хочешь, я буду к тебе приезжать на каникулы? Накоплю денег на билет и приеду.
Сашка благодарно посмотрел на меня:
- Зимой здесь хорошо. Бегай себе по степи на лыжах… Вот только волки.
- Разве есть?
- Зимой иногда попадаются.
Я подумал немного и сказал:
- Еще, может, быть, его и не посадят вовсе. Он не очень виноват. Его Миша запутал, ясно! Он кого угодно запутает… Или выпустят на поруки в крайнем случае…
Нам повезло. Возле столовой стояла грузовичка нашего знакомого шофера. Сам он, мурлыча свою вечную "И тибе, и мине - хорошо", накачивал спущенный скат. Нас он сразу узнал, обрадовался даже:
- Слетайте за водой, хлопцы. Пить охота - помираю! Мы принесли ему холодной воды из колодца, покачали немного скат, пока он пил. А когда, поставив колесо на место, шофер стал заводить мотор, попросили:
- Довезите, пожалуйста, до Больших Катков.
- Что вы, хлопцы, да мне совсем в другую сторону. Вот вечером обратно поеду - тогда с вашим удовольствием.
Но не могли же мы ждать до вечера!
Шофер подбросил нас до шоссе. Там стали голосовать. В Большие Катки шло совсем мало машин, все больше оттуда.
Одна машина, правда, остановилась, но полная, сесть некуда. Водитель другой машины притормозил, проезжая мимо, крикнул сердито:
- Что, балуете? Что балуете? - И дальше.
Вероятно, он и представить себе не мог, что у таких пацанов, как мы, тоже бывают важные дела.
Зато третьей оказалась машина директора совхоза и за рулем он сам. Мы и мечтать не мечтали ехать в Большие Катки на, "Волге", на мягком заднем сиденье, даже руки не подняли. А вот директор взял да и остановился. Потирая свою бритую голову, спросил:
- Куда собрались?
Я ответил, чтобы не очень врать:
- Большие, Катки посмотреть.
- А обратно как?
- Автобусом. - Я показал ему рубль.
И он без слов взял нас с собой.
Мы смотрели, как несутся мимо телеграфные столбы, как позади остаются грузовые машины, которые нас не посадили, и тихо радовались, боясь лишний раз напомнить о себе - вдруг директор почему-то передумает и высадит на дорогу?
Он первый начал с нами разговаривать. Спросил Сашку:
- Ты чей? Что-то я тебя не знаю.
- Яскажука племянник, - ответил Сашка негромко, почти шепотом.
- Николая Сидоровича? О, у тебя дядька человек!
Сашка низко-низко наклонил голову.
- Ударник коммунистического труда! Первый по совхозу. - Директор смотрел не на нас - вперед, на дорогу. - Двадцать шесть рационализаторских предложений за один только год - шутка сказать!
Он стал рассказывать о разных добрых делах Яскажука, хвалил его очень. А нам обоим было неловко, мы боялись взглянуть друг на друга…
Большие, Катки появились сразу, за лесистым пригорком. Съехали под гору и очутились на сельской улице. Директор довез нас до базара:
- Дальше не по пути.
Мы помахали вслед "Волге", пока она не завернула за угол, и стали искать автобусную остановку. Смотрели вывески, спрашивали людей, боясь опоздать к прибытию автобуса. А остановка оказалась совсем рядом, возле киоска, где продавали мороженое.
Разменяли мой рубль, выпили газ-воды, сколько хотелось, съели по две порции мороженого. Потом устроились за газетной витриной на другой стороне улицы.
- Наблюдательный пункт что надо! - говорил Сашка. - Все отсюда увидим.
От нечего делать я стал рассматривать газету за стеклом. По ней, старой, пожелтевшей от солнца, рывками ползала взад и вперед большая зеленая муха. Вдруг откуда ни возьмись воробей. Подлетел, стукнул клювом в стекло - и на провода. Сидит, головой крутит, наверное, никак не поймет, что случилось: прицелился точно, а мухи в клюве нет. Посидел, подумал и, снова спикировал на муху. И опять остался с носом.
Так воробей слетал с проводов и долбил по стеклу много раз - упрямый! Муха знай себе ползает за стеклом, воробей обиженно чирикает и сердито крутит головой, а я веселюсь так, что прохожие оглядываются.
Представление кончилось тем, что Сашка вспугнул воробья. Вскочил с тумбы, на которую присел, крикнул:
- Толька, внимание!
Маленький пузатый автобус был набит пассажирами под завязку. Целая толпа с мешками и корзинками потекла от него в сторону базара. Миша вышел последним - я уже потерял всякую надежду, решил, что он вообще не поехал. В новом костюме, в соломенной шляпе - ух ты! Топает себе по деревянному тротуару, голову поднял, по сторонам не смотрит. Да если бы и посмотрел, все равно ему нас не увидеть. Мы прятались за прохожими. Прилепимся к кому-нибудь сзади - и словно в шапке-невидимке.
Довели Мишку до магазина культтоваров и остались у двери, не решаясь зайти во внутрь.
- Он, наверное, за пленкой, - сказал я разочарованно.
- Да? - тотчас же возразил Сашка. - А если у него здесь сообщники и он хочет передать им гривну? Жди!
А сам шмыг в магазин, надежно укрывшись за бабкой с двумя внучатами на руках.
Минуту спустя Миша вышел из магазина. И Сашка вслед за, ним появляется:
- Точно! Пленку купил. Для отвода глаз. Ух, и маскировочка! Такая маскировочка!
Куда теперь Миша подастся?
В сторону базара - вот куда он пошел. И мы за ним, как будто на невидимой веревочке. Только бы не заметил!
На базаре, в крытом ряду, я увидел знакомую. Толстая, в платке. Тетка Анисья! Распевает:
- А ну, кому медку! Сладкий медок - подставляй роток! Сытно естся, крепко спится. А ну, кому медку, сладкого, пахучего!
Вот бы к ней подобраться! Там внизу, под прилавками, между досками такие щели - все видать.
Сашка понял меня с полуслова, закивал быстро-быстро в знак одобрения, и мы разделились. Он остался у повозок, возле выпряженных коней с унылыми мордами, нехотя жевавших солому. А я бочком, бочком - и юркнул в крытый ряд.
- Здрассте!
- Ой! - тетка Анисья вздрогнула. - Разве можно так пужать? У меня ж сердце!
- Медком своим торгуете? - произнес я противным заискивающим голоском.
- Кабы своим! - завертелась тетка Анисья. - Чужой. Теткин мед. Попросила старуха - как откажешь?
Подошла покупательница:
- Мед хороший?
- Сладкий, пахучий! - снова завела тетка Анисья. - Поедите, еще захотите. Вот у хлопчика спросите, он вчера целую банку один съел.
Покупательница взяла полкилограмма, ушла, бранясь, что дорого, что если бы не для больного ребенка, она бы ни за что не купила.
- Сегодня он что-то пожиже, мед, - заметил я.
- От солнца, милый, от солнца. Надо же, жарища такая. Печет да печет без роздыху.
И опять стала петь, зазывая покупателей.
Миша неожиданно возник совсем рядом, я едва успел нырнуть под прилавок. Что он делает? Остановил одного прохожего, другого. Что-то шепчет им, хлопает себя по пиджаку.
Вот старик какой-то в потертом пиджачке заинтересовался. Отошли в сторону от людского потока, еще ближе сюда, ко мне.
Миша сует руку в карман. Гривна! Золотая гривна! Я сам видел, как она сверкнула на солнце.
Я забыл про осторожность, про все на свете, выскочил из-под прилавка, заметался. Что делать? Ведь он ее сейчас продаст.
Нет! Не продал… Старик не купил, ушел, качая головой. Наверное, не сошлись в цене.
А Миша уже другого остановил, опять гривну показывает.
Тетка Анисья тоже увидела. Пухлую руку приложила козырьком ко лбу.
- Чем там парень торгует? Глянь-ка, милый, у тебя глаза повострее.
- Кажется, золото. Подкова золотая или что.
Она прямо вся задрожала:
- Постой здесь минутку, милый, покарауль товар. Я пойду гляну.
И поплыла к выходу из ряда.
Миша почти не таился. Расхаживает с гривной в руке, предлагает в открытую.
Вот они сошлись, Миша и тетка Анисья, совсем от меня близко. Я присел, смотрю в щель, слушаю во все уши.
- Что продаешь?
Миша встревожился, сразу гривну - раз! - и в карман.
- Ничего.
- Где ту штуку взял? - наступает на него тетка Анисья. - Говори, где взял?
- Да отстаньте вы! Ничего я не продаю.
- Что у меня, глаз нет? Где взял?
- Вот, привязалась! Сказано - нет у меня ничего.
И от нее. Смешался с толпой, исчез.
Я испугался. Вот тетка Анисья, все напортила! Хорошо, если Сашка его не упустит. А вдруг упустит? Пропала тогда золотая гривна. Эх, надо было сразу дяде Володе сказать!
Я стал шарить глазами по толпе. Ну, куда Миша подевался? Вот соломенная шляпа мелькнула. Не он… Еще одна. Нет, опять не он.
И все-таки увидел. Только не Мишу - Сашку. Он влез на повозку, обеими руками мне машет отчаянно: иди сюда, скорее, скорее!
- Погоди, милый, куда! - тетка Анисья схватила меня за рукав. - Обожди!
- Не могу. Нельзя. Некогда мне.
Я вырвался и бегом к Сашке.
- Ну что? Где он?
- Вон, в столовой сидит, обедает.
- Гривну не продал?
- Нет, при нем еще… Толька, беги скорей в милицию, скажи там все, а я пока его здесь покараулю!
- Умник! Иди сам в милицию!
Сашка сжал губы:
- Хорошо, пойду. Но если ты его проморгаешь…
- Нет, тогда уж лучше я. Где милиция?
- Рядом с культтоварами. Там еще их газик синий стоял - видел?
- А, знаю.
- Скорее, скорее, не тяни!..
Когда я бежал мимо крытого ряда, увидел: тетка Анисья увязала свои жбаны с медом, тоже куда-то собралась.
Может, и она в милицию?
***
За всю свою жизнь я был в милиции один-единственный раз. Не сам - нас собралось там таких ничего не нарушавших нарушителей десять или даже еще больше.
Все получилось из-за Димки Спешнева из соседнего подъезда. Вернее, не самого Димки, а его братишки Витьки, который тогда еще и шести месяцев на белом свете не прожил. Их мама заболела и ее срочно положили в больницу. А папа у них военный, был в то время в далекой командировке. Даже телеграмму не знали куда дать. Димка остался с Витькой один. Кормить Витьку приходила несколько раз в день их знакомая. А все остальное делал Димка сам.
У нас во дворе Димка - главный заводила. Конечно, ему было скучно сидеть дома, караулить Витьку и смотреть в окно, как все ребята играют. Тогда он придумал новую игру, с участием Витьки; ему даже отводилась главная роль. Сверток с Витькой каждый по очереди прятал где-нибудь во дворе, а остальные искали: Кто находил первый, тот вадил, то есть снова упрятывал сверток похитрей.
Витьке тоже нравилось играть. Тащишь его на руках - орет благим матом. А как запрячешь в подвал, в пустую бочку, или за трубу отопления в подъезде засунешь - молчит. Хоть маленький, а понимает, что кричать нельзя. Иначе его сразу найдут - какой интерес!
Целых два дня шла развеселая игра. А на третий Витька пропал. Кто-то из ребят додумался спрятать его в такси. Шофер ушел пообедать и забыл закрыть заднюю дверцу. Пока мы искали по двору, такси уехало и увезло Витьку.
Что делать? Кто предлагает в таксомоторный парк бежать, кто в милицию. Наконец решили написать объявление и попросить, чтобы передали по радио - моя идея! Сочинили коротко и ясно: "Пропал в такси грудной мальчик Спешнев Витя. Просьба срочно возвратить по адресу…" И двинули всей компанией через дорогу, в радиокомитет. А оттуда, уже в сопровождении работника радио, прямым ходом в отделение милиции.
И только мы стали по ступенькам подниматься - слышим, Витька уже здесь. У него голос почти как у Имы Сумак, ну, может, только чуточку погромче.
Димка все рассказал милиционеру, у которого Витька на руках, и попросил:
- Отдайте братика. Его уже пора кормить.
А милиционер:
- Как ты докажешь, что он твой? Какие признаки? Ну, какие у Витьки особые признаки: грудняшка и грудняшка. А Димка вот додумался:
- Сейчас я его спрячу и увидите, что будет.
Взял сверток с Витькой у милиционера и подложил под диван. Сразу стало тихо, словно Витьке в рот соску сунули. Он, наверное, подумал, что с ним опять в прятки играют.
Милиционер удивился, попробовал сам. Витька срабатывал безотказно.
- Условный рефлекс, - сказал милиционер и отдал нам Витьку.
Димка попросил:
- Пожалуйста, только бумажек про, меня домой не посылайте. У нас дама все равно никого нет.
- Ну, раз нет, так и быть, не пошлю.
- А играть с ним можно? - поинтересовались мы.
- Играйте, раз он такой у вас дрессированный. Только не кладите больше в машины.
Но играть все равно больше не пришлось. На другой день приехал из командировки их папа и запретил всякие игры с участием Витьки. Все были недовольны. И мы, и Димка. Я уже не говорю про Витьку. Он давал такие концерты, что звенели стекла во всем доме.
Это все произошло два года назад. И больше с тех пор я в милиции не был.
Как встретят меня во второй раз?