До самой полуночи, шарили мы с карманными фонариками по полю и по дороге, которой шли к Савелию Кузьмичу. Он тоже нам помогал, принес из дому две "летучие мыши".
Так ни с чем и вернулись в лагерь. Легли, даже есть не стали. Дядя Володя не давал мне уснуть, все курил и допытывался:
- Вспомни, кто брал в руки? Может, тебе не вернули?
- нет, мы с Сашкой уложили гривну в сумку. Перед тем, как с раскопок идти.
- Точно помнишь?
- Точно!
- А все-таки подумай еще.
Я думал, думал… Так сильно, думал, что даже не заметил, как уснул.
Проснулся, а уже утро. Дядя Володя щеки намылил, бреется.
- Пойдем опять искать?
Он говорит:
- Уже искали, пока ты спал. Как только солнышко встало. Ничего не нашли.
- Может, собаку милицейскую вызвать?
- Собаки в золоте не разбираются… А вот милиционер скоро придет. Вставай, сгоняй за Сашкой. Он тоже понадобится.
Я мигом сбегал к Яскажукам и вернулся вместе с Сашкой. Спрашиваю у студентов:
- Где дядя Володя?
Они руками машут: тише! И подсказывают на хозяйственную палатку. Значит, пришел уже милиционер. Сидит в палатке, разговаривает с дядей Володей. Потом туда, в палатку, начали одного за другим вызывать студентов.
Наконец, и наша с Сашкой очередь пришла. Встали у порога, поздоровались. Милиционер сидит у окошечка, планшет на коленях, пишет на нем; на погонах две звездочки. Значит, лейтенант.
- Ну, кто из вас видел гривну последний?
- Я, - сказал Сашка.
- Я, - сказал я.
Лейтенант сдвинул карандашом фуражку на затылок.
- Неясно. Кто же все-таки?
- Мы оба, - пояснил я. - Один держал сумку, другой гривну заталкивал - она плохо лезла из-за львиных грифонов.
- Из-за чего? - не понял он.
- Чудовища такие на концах. Из древних сказок.
- А-а… Ну, ты останься, - ткнул он карандашом Сашке в живот. - А ты пока отдыхай. Потом позову.
Но отдыхать я не мог, волновался очень. Шутка сказать: первый допрос в жизни. Все ходил вокруг палатки: вдруг услышу, о чем лейтенант Сашку спрашивает. Но ничего толком так и не услышал - они тихо говорили.
Сашка выскочил, мне головой кивает: заходи!
- Ну, как? - шепнул ему.
- Интересно! Имя, отчество спросил, год рождения. И еще написал: холост, - смеется Сашка. - Не веришь? Я сам видел.
Я стал лихорадочно вспоминать: а как же мое отчество? Папу Женей звать. Значит, я Евгеньевич. Анатолий Евгеньевич… Странно звучит. Вроде и не я совсем.
Но лейтенант почему-то спросил совсем о другом:
- Что можешь показать по данному делу?
- Ничего не могу показать, - испугался я. Он что, думает, я гривну спрятал? - Ничего у меня нет.
Он посмотрел на, меня, усмехнулся:
- Боишься? Не бойся! Не посажу.
- А я не боюсь. Несовершеннолетних не садят.
- Ну, это еще надо посмотреть… Рассказывай, как вы с ним, гривну несли.
Он слушал и что-то записывал. Потом ткнул карандашом в полевую сумку дяди Володи. Она лежала, как пес, у его ног.
- Возьми и покажи, как держал.
Я показал.
- А вот так не делали? - Он покрутил сумку в руке. - Или еще как-нибудь в этом роде?
- Нет.
- А твой друг говорит: да.
Я сразу вспотел.
- Может, я забыл. Или не видел, как он крутил.
- Забыл, не видел, - повторил лейтенант недовольно. - А вещь пропала. Знаешь, сколько она стоит? Век не рассчитаться… Пойдем.
Вышли из палатки. Он подозвал Сашку, снял со своей руки часы, уложил аккуратно в сумку.
- Круги! - И подал Сашке сумку.
- Я знаю, - сказал Сашка. - Это называется следственный эксперимент.
- Больно много знаешь, - проворчал лейтенант недовольно. - Давай, крути!
Сашка завертел сумку за ремень. От палаток к ним потянулись студенты.
Лейтенант сделал им знак отойти:
- Не мешайте следствию, граждане… Хватит! - остановил он Сашку.
Отобрал у него сумку и молча передал ее мне. Я стал крутить еще быстрее, чем Сашка. Сумка рисовала в воздухе большой стремительный круг.
- Обрадовался! Все им игрушки… Дай сюда!
Лейтенант открыл сумку. Часы лежали на месте. Он почмокал разочарованно губами, снова надел часы на руку.
- Не могла гривна вывалиться, товарищ лейтенант, - сказал Сашка. - Вот посмотрите, здесь сверху еще две пуговицы. Я их застегнул.
- Да, он застегнул, - подтвердил я.
- А тебя спрашивают? Кто тебя спрашивает? - милиционер морщился, словно грыз лимон. - Ой, народ! Ну дайте же спокойно подумать человеку!
Лейтенант скреб карандашом лоб, думал. Надумал что-то, подозвал дядю Володю. Мы с Сашкой навострили уши. Сейчас он скажет, кто украл гривну.
- Если мальчишки не врут, что не открывали сумку по дороге, то потерять золото они никак не могли.
- Я им верю, - сказал дядя, Володя. - Они не врут.
- Тогда остаются две возможности. Либо золота не было в сумке, когда они ее застегнули. Либо золото украли в доме.
- Кто же мог? Сам хозяин не отходил от меня ни на шаг, могу дать голову на отсечение. Чужой тоже никто не зашел - пес поднял бы лай, мы бы обязательно слышали. Студенты… Я им всем верю. Они и в прошлом году со мной ездили.
- Что ж, так и доложим начальнику районного отделения. Пусть сам решает со следствием.
- Как вы думаете, найдут гривну?
- Что вам сказать, товарищ ученый? - лейтенант сдвинул фуражку еще дальше; козырек теперь смотрел вверх. - Процент раскрываемости преступлений у нас большой.
- Но все-таки и нераскрытые есть?
- Милиция не часовая мастерская, - гарантии не даем. - Лейтенант почему-то злился. - Хотите с гарантией - найдите другую гривну. Самая лучшая гарантия.
Он козырнул и пошел, придерживая рукой болтавшийся планшет. Возле дороги его ждал крытый газик.
- Тоже, мне Шерлок Холмс! - Миша стоял рядом с дядей Володей, презрительно усмехаясь. - Я вам говорил, Владимир Антонович, сами мы лучше справимся. Поручите мне, а?
- А ты гарантию дашь? - влез Сашка.
И все испортил! Миша погнал нас:
- А ну, пацаны, марш отсюда! Взяли привычку вмешиваться во взрослые, разговоры.
Я посмотрел на дядю Володю. Он молчал.
Миша шагнул к нам:
- Ну!
Мы отбежали. Связываться с ним…
Студенты шатались по лагерю как сонные, все переживали пропажу. Дядя Володя собрал их и сказал строго:
- Хватят хандрить! Потерянное золото можно найти, потерянное время - никогда. Инцидент исчерпан. Идем на раскопки и продолжаем работать.
- Скоро обед будет, - заволновались дежурные.
- Хорошо, сразу после обеда.
Когда мы уже сидели за столом, неожиданно появилась директорская зеленая "Волга". Директор походил по лагерю, сунулся в одну палатку, в другую.
- Вот как вы, значит, устроились. Недурно, недурно. Кругом природа…
Я все ждал, когда он спросит о гривне. Но он о ней почему-то не заговаривал. Пригласили его пообедать. Не отказался. Съел, морщась, пустой перловый суп, поковырял ложкой в пюре из вчерашней вечерней картошки.
- Третьего сегодня нет, - виновато сказала дежурная повариха. - Сухофрукты вышли.
- Да, небогато живете, археологи.
- Болеем, товарищ директор! - Слава сокрушенно покачал головой.
- А что такое?
- Острый приступ безденежья.
Все рассмеялись. Дядя Володя пояснил сконфуженно:
- Вы же знаете, бухгалтерия. Нам дали с собой только аванс, когда еще денег пришлют - неизвестно. А продукты покупаем у частников, дороговато. Приходится экономить.
Директор поднялся из-за стола, поблагодарил за хлеб-соль, потом, уже направляясь к машине, остановился, вроде вспомнил:
- Я в совхозный магазин команду дам, пусть отпускают вам кое-что по нашим ценам. Молока пол-литра на брата, мяса, масла, яичек немного… За молоком сегодня можете приходить, его часов в пять привозят.
Сел и уехал.
Студенты сразу повеселели. И, как всегда, когда они веселеют, заспорили. На этот раз о директоре, что он за человек. Большинству он понравился: сердечный. Миша в пику всем утверждал: красивый жест и больше ничего.
Слава не упустил случая сцепиться с ним:
- Что-то от тебя я не видел таких красивых жестов! Даже бульонные кубики зажал - думаешь, не знаем?
- Они для больных, - оправдывался Миша.
- А для симулянтов? - поддевал Слава.
- У меня освобождение, понятно?..
Студенты ушли на раскопки, Сашка побежал домой. Я прилег поспать - вчера поздно лег и рано проснулся.
Меня разбудил Миша:
- Хватит дрыхнуть, со мной пойдешь.
- Куда?
- За молоком - слышал ведь? Понесешь ведро. Выбирай: туда или обратно?
- Туда!
- Умница! Сообразил. Двинули…
В магазине он стал любезничать с продавщицей. Я стоял рядом и нарочно гремел ведром. Но все равно он пролюбезничал, наверное, целых полчаса.
Пошли обратно. Миша морщился:
- Режет, проклятая!
- А ты смени руку, - посоветовал я.
- Нет, только этой.
- Почему?
- Не понимаешь? Для тренировки. Волю тренирую. Вот режет, а я несу. Сильнее режет, а я все равно несу. Подвиг начинается с мелочей. Кажется, ерунда - дотащить ведро до лагеря не меняя руки. А вот не сможешь!
- Думаешь, ты один способен на подвиг?
- Не знаю, не знаю, такие вещи проверяются не на словах.
Ох, как мне захотелось доказать ему, что и я готов к подвигу.
- А останавливаться можно?
- Пожалуйста, сколько угодно! Но руки не менять!
- Давай я!
Он не сразу отдал ведро. Еще поломался немного. Но все-таки отдал, а сам пошел рядом. Я тащил. Трудно было, и больно, но я тащил. Передохну минуту - и снова тащу.
- Ну как? спрашиваю его. - Могу?
- Пока идет дело. Но ведь до лагеря вон еще сколько. Потом он вдруг вспомнил:
- Ой, мне же еще на почту, а в шесть закрывают. Ты ведь сам справишься, да?
Он умчался, а я потащил ведро с молоком дальше. Уже полдороги, наверное, и все одной рукой.
Остановлюсь, передохну, помашу рукой, чтобы не затекала, - и дальше. Но тут…
На пути попалась кочка, я ее не заметил. Споткнулся и упал, опрокинул ведро. Молоко потекло белым ручьем в канаву, напугав многочисленную цыплячью семью, притаившуюся в густой траве. Цыплята сначала побежали с писком от молока, но скоро одумались и давай его пить, задирая кверху головы и поглядывая на меня с благодарностью.
А вот студенты на меня с благодарностью не посмотрят. Столько судили-рядили, что делать с молоком: варить ли кофе, пустить ли на пшенную кашу, выпить ли так.
И вот я одним махом, решил все их споры.
Ручья не стало. Сухая земля жадно впитала молоко. Цыплята ходили вокруг меня и попискивали: понравилось, еще просят. Я поднял пустое ведро, допил с досады остаток и, поплелся.
Не в лагерь. К Сашке. Заявиться в лагерь с пустым ведром я не мог.
Сашка сидел за кухонным столом, писал что-то.
Я поставил ведро в угол, заглянул через Сашкино плечо:
- Каракули какие!
- Не каракули, а особый способ письма. Бустрофедон называется. А по-гречески значит: на манер бычьих поворотов. Доходишь до конца строчки и новую начинаешь тут же, в обратную сторону. Вот, посмотри.
Я едва разобрал:
- Так ведь труднее.
- Надо привыкнуть. А читать с зеркальцем.
- Кто тебя научил?
- Дядя Коля. Он много всякого такого знает…
Он стал, писать дальше, а я сидел на скамье напротив и смотрел с завистью. Можно было бы и мне так попробовать, бустрофедоном, но писать некому. Мама говорила, приедут на место, пришлют мне письмо. Неужели еще не приехали?
Купаются там в море, лежат на песочке, загорают - что им? Они даже не знают, как я здесь живу. Может, забыли совсем. Даже Катька больше не сочиняет про меня свои нескладухи.
Недавно, весной, папа вернулся из командировки в Москву, привез нам подарки. Катька сочинила такую нескладуху:
Меня папа очень любит,
Привез мне в подарок ботинки
А Тольку он любит не очень,
Ему только полуботинки.
Я разъярился, носился за Катькой по всему двору… А теперь бы я нисколько не обиделся, даже послушал бы охотно. Катька пищит, тоненько-тоненько, и приплясывает в такт. Забавно!
Им хорошо. Они втроем, а я здесь один. Им весело, ничего они, ну, совсем ничего не знают… И что гривна золотая потерялась, и что молоко я пролил. И что плохо мне теперь - как к студентам идти?
Должно быть, я вздохнул громко - Сашка поднял голову.
- Ты что?
Я взял и с горя все ему выложил. И про молоко, и про Мишину подначку. Он удивился:
- А Миша ведь здесь был. Вот только перед тобой.
Теперь удивился я:
- У тебя?
- У дядя Коли. Пошептались и ушли вместе, куда-то. Дядя Коля в город собирается, вечерним поездом. Может, Миша купить что просил - он же у вас хозяйственник. Мыло, гвозди - не знаю… А с молоком не горюй. Что-нибудь сделаем.
Он слазил в подвал, достал запотевшую крынку, вылил молоко в мое ведро:
- Так! Два литра есть. Восемь осталось;
Из-под печки вытащил большой бидон.
- Сиди, жди!
И бежать.
- Куда? - крикнул я в окно.
Он, не оборачиваясь, махнул рукой:
- По соседям…
Когда мы с Сашкой приволокли молоко в лагерь, там уже были объявлены розыски. Миша накинулся на меня чуть ли не с кулаками:
- Ты что с нашим молоком по деревне носишься? Сказано было - в лагерь!
- А ты почему врал, что на почту? - пошел я в контратаку.
И Миша, на удивление, стушевался. Покосился на Сашку, проворчал что-то невнятное и утащил ведро с молоком к поварам. Я сам не ожидал такой легкой победы.
После ужина дядя Володя собрался на шоссе, голосовать. Ему нужно было в районный центр, на междугородний телефон.
- Не жди, ложись спать, - сказал он мне. - Я, вероятно, заночую там в гостинице…
- Я в кино схожу с Сашкой. Можно? Сегодня "Три мушкетера".
- Давай…
Мы проводили его до шоссе, обождали, пока он сел в проходившую мимо машину, и бегом к клубу.
Лента старая, то и, дело рвалась. В зале зажигали свет. Д'Артаньян не говорил, а отрывисто каркал, не ходил, а передвигался рывками. Вот он у двери. Вот уже на середине комнаты. Вот еще раз дернулся - и уже за окном. Мы веселились - едва не свалились со скамьи. А взрослые возмущались. Ногами топали, механику кричали: "Сапожник!" И чего, спрашивается, кричать, - так еще смешнее.
Из клуба мы выскочили мокрые, как будто купались в одежде…
- Это еще что! - говорил Сашка. - Если бы он пустил фильм наоборот - вот была бы потеха. Лежит убитый. Подходит к нему д'Артаньян, тычет его шпагой, и убитый встает. В руки ему с земли летит шпага, он начинает драться с д'Артаньяном на дуэли. Подерутся и разойдутся задом в разные стороны… Или вот: человек садится за стол есть. И начинает выкладывать кушанья изо рта на тарелку. Оборжешься!
- Ты видел?
- Не обязательно видеть… И так можно себе представить. Понимаешь, все наоборот! Бросаешь камень - он летит тебе в руки. Пишешь контрольную - снимаешь пером с бумаги строчку за строчкой… Эх, был бы у меня знакомый киномеханик, мы бы с ним покрутили.
Сашка остановился, прислушался. Вся деревня уже спала, было тихо-тихо. Только откуда-то издалека доносились едва слышные звуки баяна. Наверное, у нас в лагере еще шли танцы.
Сашка повернулся ко мне:
- Пойдем, а?
- Сейчас?
- А что? Мой дядя уехал, твой тоже. Самый раз идти. Когда еще так случится?
- Ну, давай, - согласился я без особой радости.
Мы зашагали к кургану. С неба за нами следила луна. Я не поднимал головы, чтобы не видеть ее глазниц. Они напоминали что-то страшное, о чем сейчас не хотелось думать.
Неподалеку от кургана Сашка предложил:
- Посидим немножко.
Ага!.. Я вздохнул облегченно - как-то веселее, когда страшно не одному.
- Может, махнем лучше обратно?
- Да нет же! Просто посидим до полуночи, - а потом пойдем. Привидения раньше не появляются. Даже стихи есть:
В двенадцать часов по ночам
Из гроба встает барабанщик…
Я невольно скосил глаза в сторону кладбища. Но ничего не увидел. Между нами и кладбищем стоял Чертов курган. В лунном свете он, казался выше и круче.
Сашка улегся спиной на траву, я рядом. Небо, все в блестящих дырочках, стало совсем близким. Сколько до него? Метров двести, не больше. Ночью небо опускается низко-низко, а утром снова поднимается вверх.
- Хочешь стать космонавтом?
Я не сомневался: конечно, хочет! И спросил только для того, чтобы не думать о привидениях.
- Нет.
Это было так неожиданно, что я даже приподнялся на локтях. Шутит?
- Не хочешь? Космонавтом не хочешь?
- То есть, и космонавтом тоже, если понадобится. Даже не знаю, как тебе объяснить… Я хочу, чтобы люди вызывали меня, ну… я не знаю… как скорую помощь вызывают.
- Доктором?
- Да нет же!.. Доктором тоже, но не только… Ну, понимаешь, чтобы все, кому что-нибудь нужно, шли ко мне, и я бы помогал. У кого болеет сын - вылечил бы. Кому нужно электроплитку починить - починил бы. Кто с маршрута космического сбился - вывел бы опять на орбиту. У кого настроение плохое - я пришел бы и такую рожу состроил, чтобы он ржал целый час…
Я попробовал себе представить такую рожу, даже сам сделал несколько гримас… Чудной он, все-таки, Сашка!
- А как тебя вызывать будут?
- Не знаю. По телефону. У скорой помощи ноль-три, а у меня ноль-семь.
- Ноль-семь - междугородная.
- Ну, ноль-десять, ноль-двадцать, неважно, какой-нибудь номер дадут. И вот звонят: "Приходи, Сашка, мы с бустрофедоном никак не разберемся". Я спрашиваю: "Кто это?" - "Толька Кубарев". - "Адрес? Номер дома? Буду через двадцать минут. Ждите".
- А если я спрошу, чего ты не знаешь?
- Вот мне и надо все узнать.
Недалеко глухо залаяла собака. Наверное, Волк. Кто-то громко ругнулся, потом сразу, без перехода, запел: "Жил да был черный кот за угл-о-ом…" Пьяный!
- Выдумываешь ты все, Сашка! Нет такой профессии, чтобы всем помогать.
- Значит, будет, если нет. Космонавт - такой профессии тоже не было… Ну, полезли! Наверное, уже полночь.
У меня екнуло сердце. Один я не пошел бы на курган ни за что, на свете. Но со мной был Сашка, который хотел, чтобы люди вызывали его, как скорую помощь. С ним я пошел.
Опять Волк напугал меня у забора, как в прошлый раз. Но теперь я был даже рад. Пока он лаял, пока где-то вблизи раздавались живые звуки, было не так страшно.
У подножья кургана я схватил Сашку за рукав и прошептал хрипло:
- Хватит! Тут постоим.
- Нет. - Он говорил тоже, шепотом. - Здесь мы ничего не увидим.
И вот мы уже на вершине. Едва слышно шелестят листья на кустах. И больше ни звука. Хоть бы прополз запоздалый трактор. Хоть бы Волк снова залаял. Хоть бы пьяный запел, про черного кота.
Тишина…