Антон не погасил свечу, от нее осталось меньше половины. Горячий воск стекал на пальцы и застывал, как на ледяных руках покойника.
- Когда я вырасту, обязательно стану учительницей, - заговорила Алена доверительным голосом. И голос, и мечтания ее прозвучали настолько противоестественно, что Антон с Ростиком тревожно переглянулись: не рехнулась ли? - Как Марь Петровна и Светлана Васильевна. Только не в младших классах, а в старших. Литературу преподавать буду.
Скажи она - арифметику или химию какую-нибудь, Антон утвердился бы в мысли, что девочка тронулась. Литература, русский язык - это для Алены.
- А вы кем будете?
Мало ли кем они собирались стать?…
- Я хотел… - начал Ростик и сглотнул.
- Не хотел, а хочу, - учительским голосом поправила Алена. - О будущем же говорим.
"Какое будущее?!" - в сердцах чуть не крикнул Антон.
Будущее. Конечно, о будущем думать надо. Мечтать, стремиться, добиваться! О прошлом нельзя забывать, но жить можно лишь будущим. А они носы повесили, разоружились, сдались без боя. Не они, Антон и Ростик, - Алена о будущем думает! И друзей своих из трясины безнадежности тащит. Как учитель, как командир.
- Я строителем буду! - с вызовом сказал Антон. - А ты?
Ростик давно все решил. Потомственный нефтяник, правнук, внук, сын нефтяника, Ростик тоже будет на заводе работать. К тому времени, когда он выучится на инженера, двадцатимиллионные АВТ придумают!
- Ладно, - щедро пообещал Антон, - выстроим тебе двадцатимиллионку!
- Только школу сперва окончить надо, - со значением произнесла Алена, - а мы тут сидим.
И так это она произнесла, будто они нарочно в могиле отсиживаются.
- Да, пора выбираться, - буднично сказал Антон и встал на ноги. Он поднял над головой огарок, посветил вокруг.
Со всех сторон давил мрачный бетон. С потолка свешивались мертвенно-бледные лохмотья. Стены заплесневели лишь поверху.
- Почему это так? - спросил Антон Ростика.
Тот и сам уже обратил внимание на особое распространение грибка.
- Сырости там больше, наверное…
Сырость могла проникать из соседних, недавно еще залитых водой помещений, от подземных водоносных пластов, от болота, от дождей.
Конечно, от дождя! Место здесь высокое, сухое. Болота, если и были, то в незапамятные времена, когда варяги еще в Грецию ходили. Значит, до поверхности земной рукой подать!
Как только подать ее?
- А это что?
Глазастая же эта Алена!
В дальнем верхнем углу чернело прямоугольное пятно. Антон шагнул ближе и сразу обнаружил скобы в стене. Первая торчала на уровне груди, последняя едва просматривалась в черном пятне.
- Лестница! - исступленно закричал Антон. - Лестница!
- Вверх! На небо! - подхватила Алена.
Глупость, конечно: лестница в небо. Но сейчас ни Антон, ни умный Ростик, ни сама Алена не обратили внимания на дикую несуразицу - лестницу в небо.
Лестница! Лестница есть! Есть выход! Лестницы же просто так не делают, в никуда.
- Подсадите! - крикнул Антон и протянул Алене жалкий остаток свечи, но она прилипла к руке и так нестерпимо запекло, что Антон инстинктивно отшиб огарок.
Последний, единственный источник света упал вниз, и Ростик, кинувшийся подсаживать Антона, наступил ногой…
Воцарилась кромешная тьма. Так темно еще не было за все долгие часы, проведенные в подземелье. Наверное, потому, что в последние минуты своей жизни огонь был перед самыми глазами.
Ребята обмерли. Ростик даже не оправдывался. Какие слова могут заменить живое пламя?
- Что ты-ы наде-ы-лал? - заикала Алена.
- Ладно, - мрачно остановил ее Антон. - Не вернешь. И не надо, может быть…
Если бы! Сколько раз упирались в непреодолимую могильную стену. Кто знает, выведет ли железная лестница в небо. Что там наверху? Крышка люка, железобетонная плита, гора бомбового завала? Что?
- Подсади. Ну! - прикрикнул Антон и ухватился за холодную липкую скобу.
Вторая…
Первая скоба.
Пальцы, ботинки скользят. Расстояние между скобами на дядей рассчитано.
- Что?
Четвертая…
Третья скоба,
- Что там?
Шестая…
Пятая скоба.
Антон поднимался все выше, выше. Наверняка уже выше потолка поднялся. Точно: рука не нащупала седьмую скобу, ее не было, кончилась лестница. Пальцы лихорадочно поползли по шершавой и осклизлой отвесности круглого люкового колодца.
Антон поднял глаза и увидел… Не увидел - уловил, угадал слабый отблеск.
- Что там?!
- Свет! Небо!
Взрыв
Не теряя ни секунды, Январев вскарабкался наверх и, пригнувшись по профессиональной привычке, побежал к наклонной плите.
И тут откуда-то сверху раздался крик. Не крик - вопль, вырвавшийся, кажется, не из горла - из сердца;
- Дети!!!
Январев остановился так резко, что едва не упал. Он никогда не слышал таким Светланин голос, но почувствовал: это - она. И сразу посмотрел на распахнутое окно в третьем этаже.
- Дети!.. - кричала Светлана Васильевна, показывая рукой куда-то в сторону. Не куда-то - в сторону штольни.
Январев не видел детей, не понимал, откуда они могли там появиться, но не раздумывая бросился назад.
Из укрытия вдогонку за ним кинулся Филимонов. Подались вперед солдаты оцепления. Толпа загудела и качнулась.
- Назад! - на бегу выкрикнул Январев. - Все назад!
Филимонов поравнялся с ним перед самой штольней, но командир оттолкнул его и тоже крикнул:
- Назад!..
В последний момент Январев увидел выбравшегося наполовину из-под обломка плиты чумазого мальчишку. Он не признал, а догадался, что это Антон, сын прораба Градова.
- Беги! - с яростью заорал Январев. Он схватил мальчишку за обе руки и выдернул, как травинку. - Беги!
- Там!.. - ошалело закричал в ответ Антон и судорожно затыкал пальцем под ноги: - Там… еще!
- Что еще?!
- Они! И там…
- Беги! Взорвется!!! - совсем диким голосом заорал Январев и подтолкнул в спину мальчишку, но тот извернулся и намертво вцепился в гимнастерку.
- Нельзя взрывать! Там мины! Целый склад!
- Нельзя взрывать! Там мины! Целый склад!
Январев на миг оцепенел, потом с силой оттолкнул от себя Антона и прыгнул в штольню.
Подскочил Филимонов и силком уволок Антона от гибельного места.
Они не отбежали и двадцати шагов, как позади глухо ударил подземный взрыв.
- Ложись! - выдохнул Филимонов и прикрыл собою ребенка.
Он был тяжелый, этот солдат, Антон заерзал, пытаясь высвободиться.
- Лежи. Сейчас еще рванет!
Но взрывов больше не последовало.
Прошло несколько томительных минут, и сразу, будто обвал в горах, загудело, закричало, двинулось… Толпа прорвала жидкую цепь охранения, и сами солдаты, и милиционеры хлынули к месту катастрофы.
Впереди всех бежал прораб Градов, но его оттерли, обогнали. Трудно сказать, чем бы это кончилось, многие покалечились бы на бетонных обломках с ржавыми крючьями арматуры. Но вдруг прогремел выстрел.
Начальник милиции держал над головой пистолет.
- Сто-о-ой!
Все остановились. Охрана опомнилась и потеснила людей назад.
Вскоре порядок был восстановлен. Саперы лихорадочно разбирали обвалившуюся штольню. Потом к ним присоединились рабочие.
По указке Антона извлекли на свет Алену и Ростика. Они так и стояли втроем, никому сейчас не нужные и, казалось, забытые.
Под грудой бетона остался в штольне старший лейтенант Январев. Он не успел разрядить один фугас, последний. Но последнюю свою боевую работу Январев выполнил до конца - и ювелирно.
Филимонова колотило, он не мог работать и все повторял:
- Толкнул меня: "Назад!" А сам - туда. Видно, не успел. Не все, видно, успел. Если бы все ахнули, мины бы те сдетонировали. Как пить дать. А он толкнул меня: "Назад!" А сам - туда.
Маму Антона не остановили ни солдаты, ни милиция. Она ничего не видела от страха и горя.
- Где он? Где?! Покажите мне его, хоть убитого! - страшным голосом причитала она. - Где? Где он?!
- Здесь я, мама, - деревянным голосом сказал за ее спиной Антон. Он не плакал, не трясся - омертвел от пережитого.
- Антошенька!..
Мать бросилась к сыну, прижала к себе, исступленно обцеловала лицо, голову. Потом разрыдалась и отвесила такую затрещину, что Антон едва устоял на ногах.
- Ирод окаянный!
Отец, пробравшийся вслед за матерью, схватил ее за руки.
Воспользовавшись моментом, Антон улизнул и смешался с толпой. Благополучно выбравшись из людской толчеи, хотел уже припустить подальше, но почти натолкнулся на Светлану Васильевну.
Она сидела на камне, по-сиротски обхватив руками плечи, одинокая, потерянная. И такая она была сейчас несчастная, беззащитная, что Антон вспомнил свое обещание повиниться за все неприятности, которые причинил ей.
- Светлана Васильевна, - хрипло сказал Антон, - извините меня…
- Да, да-да, - механическим голосом отозвалась разнесчастная Светлана Васильевна, глядя как бы сквозь Антона.
Неизвестно откуда появился старший лейтенант Осипов. На Антона и внимания не обратил, робко положил руку на плечо Светланы Васильевны.
- Штольню сдавило.
- Совсем?!
Осипов протяжно вздохнул, выпятив губу; усы оттопорщились и запрыгали ежиком.
- Работа не прекращается, - сказал он в утешение и ушел, так и не взглянув на Антона.
Солдаты, милиционеры, гражданские работали с ожесточением. Подогнали бульдозеры и автокран, но им пока делать было нечего. И Антону тут нечего было делать. Зачем он только остался на свете!
Он покосился на людей, толпившихся за линией оцепления, и подумал вдруг, что, сдетонируй подземный склад, многие из них пострадали бы. И все стекла в округе повылетели…
Выходит, не зазря они все-таки рисковали?
А Январев? Он не рисковал, не геройничал, выполнил служебный долг - и погиб героем. В мирное время!
Антон же с друзьями… Где они? Антон спохватился, что бросил на произвол судьбы своих верных товарищей и родителей, потерявших от страха и переживания всякое самообладание. Материнской трепки испугался! Она же не со злости, мама…
Ни Ростика, ни Алены уже не было. Увели. Раззвонили-раструбили телефоны новость по всему городу, от очистной до ГРЭС и завода.
Куда-то и мать исчезла. Отец участвовал в работе, а мать исчезла. Антон даже наслаждение испытал бы сейчас от ее затрещин. И пусть бы все видели, пусть! Пусть!..
- Ух ты, ракетница! - услыхал вдруг Антон над самой головой. Перед ним, будто тоже из-под земли вылез, стоял Барбос. - Где взял? - И он потянулся к сигнальному пистолету. Антон и забыл о нем. - Дай-ка поглядеть.
Антон мгновенно выхватил пистолет и нацелился на Барбоса:
- Уйди!
И столько было отчаянной решимости в его голосе, что Барбос сразу отступил, как Антон перед ним когда-то.
- Чего ты? И пошутить нельзя.
- Нельзя, - отрезал Антон и, спрятав пистолет за пазуху, побежал к Волхову.
- Все равно отберут! - крикнул вслед Барбос. - Ладненько, Осипову доложим!.. - А кончил совсем по-взрослому: - С оружием не шутят. Не игрушки!
Спустившись на береговой песок, Антон несколько минут раздумывал, потом направился к мосту, но вскоре изменил свое намерение и, стараясь быть незамеченным, юркнул в подъезд двенадцатиэтажного дома. Его уже заселяли, зайти в лифт не составляло никакого риска.
Антон благополучно проник на чердак. Здесь его никто не видел, он же видел через бойницы все.
В работу включились бульдозеры, мощными стальными щитами сдвигали в стороны обломки плит и колонн. Но зубастый ковш универсального трактора "Беларусь" ничего не мог поделать с бетонным крошевом завала. Сдавленную взрывом штольню раскапывали вручную, ломами и кирками.
"Если он и живой остался, то все равно задохнется", - подумал Антон, и еще больнее стало за Январева. Такой человек погиб!..
"Минер ошибается только один раз". Январев не ошибся.
Ну почему так не везет в жизни? Стараешься, хочешь сделать хорошее, доброе, а все оборачивается себе и другим во вред. Сколько от него Марь Петровна натерпелась… А Светлана Васильевна?… Она с Январевым пожениться собиралась, и теперь - вроде солдатская вдова.
Лучше умереть, чем встречаться с ней! Никогда она не простит ему своего Январева.
А он простит себе? Лучше сейчас умереть!
Герои не умирают
Антон не умер, а пристроился в теплом затишке и уснул, да так крепко, что когда встал и опять заглянул в бойницу, на развалинах перед Домом Советов было пустынно и безлюдно.
Избегая нежелательных встреч, Антон сбежал вниз по черной лестнице. Он в мыслях не держал идти к развалинам, но потянуло туда неудержимо.
Было, наверное, уже довольно поздно или совсем рано. На улицах ни мальчишки. И взрослых - один-два.
Солнце присело на синий забор дальнего леса; передохнет - и опять кверху.
Чем ближе подходил Антон к штольне, тем сильнее колотилось сердце. Все здесь неузнаваемо. Будто сработал вулкан, снес хаотические вершины; вместо них образовалась плоская чаша большого кратера. Сюда свободно могли въехать грузовики. На застывшем, словно лава, бетонном дне виднелись глубокие царапины гусеничных траков и отпечатки протекторов автомобильных скатов.
Вход в шахту кратера был закрыт обломанной плитой. Антон обошел ее вокруг: ни щели, ни лазейки. Специально закрыли.
Плита лежала как крышка люка, как надгробие. Антон постоял немного, скорбно наклонив голову над могилой героя, и тихо поплелся прочь от страшного и горького места.
Странно, но есть не хотелось. Даже пить не хотелось. Просто все было безразличным. Не думалось ни о жизни, ни о смерти. Антон не собирался дольше скрываться от родных и знакомых, но домой не торопился. Шел себе по главной улице мимо домов и закрытых магазинов, без цели, без мыслей. А ноги, как это не раз случалось с ним, вели туда, куда надо было прийти.
На поворотном круге у монумента с танком "Т-34" он срезал угол и близко прошел мимо дома, где жили Русаков и Барбос. Но Антон и не вспомнил о них. Подумал лишь почему-то: в этом доме почти все жильцы - заводчане.
В таких домах свет зажигают раньше и гасят позже, чем в других, а многие окна плотно зашторены до полудня. Всегда определишь, кто в какую вахту работает: в первую, во вторую или отдыхают после трудовой ночи.
Вдруг, одно за другим, вспыхнуло желтым светом множество окон, отворилась балконная дверь, выскочил мужчина в майке и восторженно закричал на всю улицу:
- Зака́пало! Зака́пало!
И скрылся, так же неожиданно, как появился.
Не прошло и минуты, как из дома побежали мужчины и женщины - все торопились на дежурный автобус.
Антон быстро пересек улицу Мира и укрылся за склоненными каменными знаменами братской могилы героев Великой Отечественной войны.
В низкой чаше горел Вечный огонь. Было светло, на плитах с бронзовыми именами павших воинов играли отблески газового пламени.
Антон присел на корточки напротив плиты, где последней в длинном столбце была высечена фамилия папиного ординарца, Халитова О. С.
Сигнальный пистолет нагрелся за пазухой, и тяжесть его стала теплой и приятной. Казалось, что Ораз Халитов совсем недавно, уже после того, что произошло сегодня на бывшем поле битвы, после смерти Январева, вручил свое оружие Антону.
Антон не заслужил такой высокой и почетной награды. Вот старшего лейтенанта Январева давно надо отметить орденом или оружием именным. Но он тоже погиб, старший лейтенант Январев. Со славой, как Халитов и его боевые товарищи. И ему почет и вечная память.
Полагалось дать салют, но зарядить ракетницу было нечем. И хотя Антон знал, что в карманах нет даже бумажного пистончика, зашарил в брюках и куртке. Пальцы нащупали предмет, похожий на пулю. Антон вытащил кусочек мелка, посмотрел на него, вздохнул и, встав на колени перед наклонной плитой, дописал внизу еще одно имя:
Старший лейтенант
ЯНВАРЬЁВ.
Он силился вспомнить его имя и отчество, но так и не вспомнил. Все называли старшего лейтенанта только по званию или фамилии. Наверное, и Светлана Васильевна называла его: "Январев". А может быть, коротко и ласково: "Январь, мой Январь…"
Антон увидел Осипова, когда тот остановился в полушаге от него. Антон вздрогнул от неожиданности, хотел вскочить, бежать, но обреченно остался на месте. Осипов молча присел рядом.
Боковым зрением Антон видел, что тот заметил приписку на священной плите. Первой мыслью было - стереть немедленно рукавом. Но все внутри восстало против этого.
"Не сотру. Не сотру. И никому стереть не дам. Я потом краской напишу, зубилом вырублю!"
- Дай мел, - сказал Осипов, и Антон, удивленный, повиновался.
Осипов послюнил палец, убрал последние три буквы и опять дописал, но только две, без мягкого знака: "Январев".
- Неважно у тебя с языком, - вздохнул Осипов и тихо попросил: - А теперь сотри!
