Встреча
Помогает Демидка боярину утром одеваться, в глаза не глядит. Неловко и боязно как-то. Не отпёрся ведь боярин вчера от фальшивомонетного дела. Молчать велел.
Мысли у Демидки одна другой чуднее. Возьмётся за боярский сапог, а сам думает: не на фальшивые ли деньги куплен? Кафтан нарядный, дорогой подаёт - может, и он тоже?
А Илья Данилович покрикивает на дворню, распоряжения отдаёт. На Демидку никакого внимания.
Оделся. Лицо водой ополоснул. Не торопясь истово помолился. На серебряной посуде позавтракал. Демидка на ту посуду уставился - а вдруг и она?..
- Эй! - крикнул боярин. - Уснул, что ли?!
Кинулся Демидка, принёс палку-посох из дорогого заморского дерева.
Возле ворот карета-возок ожидает. Негоже боярину пешком ходить, даже если близко надо. Другие, кто помоложе, верхом, а Илья Данилович по возрасту, нездоровью да и положению высокому выезжает в карете.
За каретой конные и пешие - боярская челядь. Тут же и Демидка, да ещё поближе других к боярину.
Остановилась карета. Вылез боярин.
- Берегись! - огрел плетью зазевавшегося мужика Аггей.
Степенно шагает Илья Данилович Милославский. Бороду вперёд выставил, по сторонам не глядит.
Низко кланяются важному боярину простые людишки.
Двери перед Ильёй Даниловичем, будто в сказке, сами растворяются. С боярином вместе немногие слуги. Демидка среди них.
Куда вошли - не разглядишь со свету. Маленькое окошко решёткой забрано. Сыро, плесенью пахнет.
Привыкли глаза к сумраку, огляделся Демидка. Под окном - длинный стол, застеленный кумачом. К сводчатому низкому потолку балки какие-то прикреплены, между балок - колесо. В стороне - вроде кузнечного горна, угли пышут жаром.
Сел Илья Данилович на кресло с высокой спинкой, следом за ним сели у стола другие, видать, важные государевы люди.
Демидка в дальнем уголке притулился.
- Ведите! - приказал Илья Данилович.
Скрипнула боковая, окованная железом дверь - здоровенный стрелец мужика по пояс голого вытолкнул: руки назад скручены, борода лохматая, волосы нечёсаные, взгляд дикий.
Почудилось Демидке что-то знакомое.
Повернулся мужик к свету - чуть не закричал Демидка: узнал своего бывшего хозяина - кузнеца Фролку.
- Так откуда, стало быть, чеканы брал? - спросил боярин Милославский.
Видать, не в первый раз разговор шёл.
Помолчал Фролка. Сиплым голосом:
- Видит бог, правду говорю, совсем то незнакомый человек был.
Усмехнулся боярин:
- И зовут как, не знаешь?
Помотал головой из стороны в сторону Фролка.
А боярин опять с усмешкой:
- И чеканы он дал тебе за так…
- Велел деньги потом принести, говорил я…
- А видел он тебя первый раз?
Кивнул головой Фролка.
- И поверил?
- Коли вру, чтоб пропасть мне…
- Не торопись, пропадёшь. Никуда теперь не денешься. Только прежде правду скажешь. Филиппушка, - приказал негромко боярин, - потрудись!
Вышел из тени мужик в красной рубахе. Рукава засучены. Ворот расстёгнут. Глаза весёлые, только будто неживые. Фролке проворно связал ноги. Верёвку через колесо под потолком перекинул. Одним концом к рукам привязал, другой потянул. Заскрипело колесо. Фролкины руки за спиной вверх подниматься стали, выворачиваться. Застонал Фролка.
- Смилуйся, боярин…
- Рано милости просишь… - скривил губы Илья Данилович.
А Филиппка-палач между тем проворно - не впервой! - своё дело делал.
Верёвку мужику передал, Фролке в ноги палку просунул, сказал помощнику:
- Давай!
Потянул тот верёвку, ещё выше за спину поднялись Фролкины руки.
- А-а-а… - закричал Фролка.
И тут прыгнул Филипп на палку, что Фролке в ноги сунул. Дёрнулся кузнец, захрипел от нестерпимой боли - выскочили из суставов руки.
- Скажешь ли? - спросил боярин.
- Рад бы сказать… - выдавил из себя с трудом Фролка, - да нечего… Не могу взять грех на душу, невинных оклеветать…
- С богом! - приказал Илья Данилович.
Взмахнул палач плетью - кровь с Фролкиной спины брызнула.
Закричал Фролка:
- Убей, боярин, до смерти! Не мучай!
Ответил не торопясь Илья Данилович:
- Убить - не велика хитрость. Прежде сообщников назови…
К соседу своему, тоже человеку, должно быть, важному, обернулся:
- А я-то думаю, откуда государевыми чеканами битых столько монет ходит…
И палачу:
- С богом, Филиппушка!
Дёрнулся на верёвке Фролка:
- Пощади, боярин!
Замахнулся плетью палач.
Ударить не успел. Повис на его руке Демидка.
Все, кто в застенке был, глаза вытаращили. Палач от неожиданности кнут опустил. А Демидка в ноги боярину:
- Прости его, Илья Данилович, Христом-богом прошу…
Гневом налилось лицо боярина. Однако покосился на соседа, сказал:
- Холоп мой, мальчонка. Вишь, впервой заплечных дел мастеров увидел - разжалобился.
К Демидке повернулся:
- От фальшивых монетчиков народу разорение, государевой казне убыток. Поди прочь!
На Фролку глядеть - у Демидки сердце разрывается. Обхватил боярские ноги:
- Не будет больше!
Илья Данилович оттолкнул сердито:
- Вон пошёл!
Закричал Демидка в беспамятстве:
- Отпусти! Не то тебе хуже будет!
Стукнул боярин посохом об каменный пол:
- Аггей, забери щенка!
Бьётся Демидка в Аггеевых руках, кричит:
- А про тебя знаешь что по всей Москве говорят! Сам же вчера…
Не успел выговорить. Последнее, что увидел, - Аггеев волосатый кулак.
Очнулся - руки скручены назад. В голове, словно колокол церковный, гудит. Шеей не двинуть - больно.
Скосил глаза - напротив стена бревенчатая. На ней конская сбруя, хомуты развешаны. Признал - то ж каморка на боярской конюшне.
Плакать - слёз нет. Лежит Демидка и думает: отчего так получается? Вовсе ни за что тятька его пропал. Фролкина вина - смертью ему, видать, обернётся. А боярину Милославскому те же дела с рук сходят.
Вздохнул: царь того не знает. Кабы сказать - худо пришлось вору-боярину.
Стал мечтать Демидка.
Пойдёт он к царю Алексею Михайловичу. Мимо бояр, что к царю народ не допускают, мышью прошмыгнёт.
Выслушает его царь, велит: "Позвать сюда тотчас боярина Милославского на мой суд за такие его преступные дела…"
Недоглядел Демидка расправы над вороватым и жестоким боярином. Не успел: загремел засов, которым была заперта дверь каморки.
Сжался Демидка в комок.
Горой над ним - боярин Илья Данилович. За ним - Аггеева красная рожа.
Ткнул боярин Демидку посохом:
- О спасении души молись, гадёныш! - Приказал Аггею: - Исполняй!
И вышел.
Пусто и тоскливо сделалось разом у Демидки на душе. В Аггеевых глазах увидел - не выйти отсюда живым.
- Дождался, собачий сын!
Свистнул тонко кнут - поплыл у Демидки перед глазами красный туман. Сноровистая рука у Аггея, привычная. Здоровых мужиков запарывал насмерть…
Демидка, чтоб не кричать, губы закусил. Второго удара ждёт.
Скрипнула дверь, знакомый голос сказал:.
- Погоди, Аггей!
Поднял Демидка голову - бабка Анфиса на пороге.
Аггей зубы оскалил:
- Плетей захотелось?!
У бабки Анфисы лицо твёрдое, чужое. Глаза смотрят строго.
- Не пугай! Стара я, чтоб смерти бояться. Слушай-ка лучше моё слово…
Выбраниться хотел Аггей, бабка Анфиса руку подняла, остановила:
- Мальчонку пальцем больше не тронешь. Положишь в мешок и вынесешь с боярского двора, куда велю. Боярину, вернёшься, скажешь: сделал всё, как велено было…
Красное лицо Аггеево свекольным цветом залилось:
- Спятила, мне такое предлагаешь?!
- Гляди, чай, у тебя тоже не две головы. Мальчонку загубишь - будет известно боярину про твои дела.
- Про мои дела боярин не хуже тебя знает.
- Не про все. А как про иные догадается - висеть тебе с братьями на одном суку. Боярин, вишь ты, других обмануть не прочь. А когда его добро воруют - страсть ему это не по нраву…
Опустил голову Аггей. Подумал. Плеть в угол швырнул.
- Придёт пора, сочтёмся…
Душно Демидке в мешке, неудобно. От Аггеевой спины едким потом пахнет. Однако и не то претерпел бы безропотно.
От неминучей погибели вызволила его бабка Анфиса.
- Здесь! - услышал её голос.
Стукнулся Демидка об землю - скинул Аггей со спины мешок.
- Развязывай!
Щурится Демидка на ярком солнце. Трёт глаза.
Бабка Анфиса - строго Аггею:
- Забирай мешок. Возвращайся с богом.
Ушёл Аггей, слова не сказал.
Бабка Анфиса Демидку перекрестила. Узелок с едой сунула в руки:
- И ты иди! Не без добрых людей свет. Сама определила бы к кому - да хуже, боярин скорее дознается.
Ткнулся Демидка губами неловко в старухину руку.
- Спаси тебя бог!
И бегом, подалее скорей от палат Ильи Даниловича Милославского.
Медный бунт
Проснулся Демидка - спал подле чужой бани на соломе, - гудят московские колокола тревожно, часто. Не слышал никогда такого звона. Через плетень перемахнул - мужики бегут, бабы, ребятишки малые.
Пустился Демидка вместе со всеми. У мальчишки-погодка спросил:
- Что стряслось?
- Тятька говорит, ночью листы по Москве развесили. Про боярскую измену, про воровство и обман в денежных делах… Айда быстрее!..
- Айда…
Добежали до Лубянки. Народу там - видимо-невидимо!
Петька, новый Демидкин знакомый, - промеж людей ужом. Демидка за ним. Где толкнут, где и по затылку треснут, а пробрались вперёд.
На столбе, и верно, белый лист приклеен. Возле листа - мужик в стрелецком кафтане, лицо красное, разгорячённое.
- Ух ты! - Петька в бок Демидку толкнул. - Дядька Кузьма Нагаев…
- "Бояре Милославский да другие, гость Василий Шорин медными деньгами обогатели…" - вычитывал громким голосом стрелец.
Заволновалась вдруг толпа, зашумела. Глянул Демидка, куда все глядят, - врезались в толпу верхом на лошадях люди: видать, важные.
- Эва, - кто-то заметил, - дворянин Ларионов да дьяк Башмаков пожаловали!
- Разойдись! Пропусти! - покрикивают царёвы слуги.
Расступился народ - того гляди, лошадиными копытами затопчут.
Ладно всё было сделано. Мужики рты пораскрывали, а лист у царёвых слуг уже в руках, и повернули они обратно.
Первым Кузёмка Нагаев опомнился:
- Куда?!
Через плечо ему Ларионов бросил:
- К государю, он рассудит!
- Стой! - закричал что есть мочи Кузёмка. - Люди добрые! Народ православный! Обманут вас! Отдадут тот лист боярину Илье Даниловичу Милославскому, и тем дело изойдёт! Толку не будет!
Схватили чьи-то руки Ларионову лошадь за узду, другие руки к седоку потянулись. Под Башмаковым лошадь взвилась, чуть дьяка наземь не сбросила.
- Стой! - закричал что есть мочи Кузёмка. - Люди добрые! Народ православный! Обманут вас!
Вырвал кто-то заветный лист.
Закричали, заулюлюкали мужики. Кинулись за царёвыми слугами. Едва укрылись те за Спасскими кремлёвскими воротами.
- Будет бумажки читать! - рявкнул во всё горло кряжистый мужик. - Пошли с ненавистными людьми посчитаемся - двор-то Васьки Шорина, чай, недалече!
Знакомо Демидке имя купца Василия Шорина. Богат был, а как стал денежными сборами ведать - ещё богаче сделался. Невзлюбил его народ московский за алчность и бессердечие.
Подхватили многие голоса:
- Пошли!
- Разочтёмся за всё разом!
Понесло Демидку людской волной, потерял недолгого своего приятеля Петьку.
Крепок, добротен дом знатного купца. Ворота и забор дубовые.
Кряжистый мужик, впереди других шедший, крикнул:
- Ломай, чего глядеть!
Затрещали ворота. Подались нехотя.
Ввалилась толпа во двор. Мужик перепуганную бабу остановил:
- Где хозяин?!
- Дома нету… Куда делся, не знаем…
- Ищи, братцы! Может, и найдётся! - крикнул мужик. - Да Васькиного добра, нажитого, делами тёмными, не жалей!
Возле дома кипит водоворот людской. Много добра накопил Василий Шорин - всё мужики из кладовых да чуланов повыкидывали. Кто кафтан нарядный примеряет. Кто шубу соболью на плечи накинул. А иной мешок муки тащит, детишкам для прокормления.
Один из Шориновых слуг вступился было за хозяйское добро, сказали ему наставительно:
- Всё это - пот наш и наша кровь… Своё берём… Отойди от греха!
Точно ураган на улице бушует. Бегут люди. Неподалёку ещё чьи-то ворота трещат. Колокола набатом трезвонят.
Жутко и весело Демидке!
Два мужика скорым шагом прошли. Поймал Демидка обрывок разговора.
- …нешто не в Кремле царь?
- Нет, в селе своём подмосковном Коломенском.
- Успеем? Говорят, спозаранку народ туда пошёл.
- Коли не мешкать, авось в пору попадём…
У Демидки дух захватило. Вот оно! Самый случай выходит. Может, и ему удастся сказать царю своё слово. И про тятьку, что безвинно пострадал. И про Фролку. И про боярина Милославского, который ему, Демидке, в своих делах фальшивомонетных, почитай, прямо признался…
Шагает Демидка за мужиками. Чем дальше, тем народу вокруг больше. С разных сторон словно ручейки в одну реку сливаются. Идут торговцы, что победней, и ремесленники. Рядом с ними солдаты с оружием. Им бы против мятежников быть, да нет никакой мочи жить на государево жалованье. То здесь, то там стрелецкий кафтан мелькнёт. Жизнь тоже нелёгкая у стрельцов. Холопы тут же, крестьяне, другой московский люд.
Иной мужик прикрикнет на Демидку:
- А ну, живо домой!
Демидка шнырь в толпу - поминай как звали! Чуть было на дядьку Михайлу не налетел. Обрадовался, да тут же сообразил: первым делом станет дядька Михайла про Фролку-кузнеца расспрашивать, а Демидке про то вспоминать - нож острый.
Другой знакомец Демидкин сам от него отказался.
Завидел Демидка мужика, которого прежде будто встречал. Поначалу подумал: мало ли кто возле лавки на Пожаре толкался. А потом вспомнил, подбежал:
- Дяденька атаман! А дяденька атаман!
Шагает мужик, словно не его кличут.
Забежал Демидка вперёд: не ошибся ли? Нет, точно он, вожак лесных разбойников.
"Может, плохо слышать стал?" - подумал. Закричал что есть силы:
- Дяденька атаман! А ведь я признал тебя!
Все, кто поблизости шли, обернулись. Мужик оглядел Демидку неприветливо.
- Обознался, малый!
- Нет! - горячо возразил Демидка. - Я тебя хорошо запомнил. Ты у нас с тятькой в лесу лошадь отобрал да съестное всё…
Засмеялись вокруг:
- Эва, какого приятеля встретил!
А мужик вовсе сердито:
- Портки спущу сейчас…
Обиделся Демидка.
Отстал.
На обочину дороги вышел. Глядь, впереди словно жёлтый дым стелется. Присмотрелся, навстречу, видать из Коломенского, - толпа.
Смешались два потока.
Те, что из Коломенского, рассказывают:
- Царь листы и челобитную взял. Обещал решение по нашим жалобам принять…
А те, что из Москвы:
- Вы и поверили? Нешто не помните, что про Морозова царь сулил? Мы дворы купцов Шорина и Задорина погромили в Москве да и многие другие тоже. Сына Василия Шорина поймали - бежать хотел… Разом кончать надо. Пускай царь Милославских да иных выдаст…
Уговаривать долго не пришлось - двинулись тоже в Коломенское.
Расправа
В садах, словно в зелёном море, купается село Коломенское. Дивным строением высится церковь на берегу реки. Между церковью и воротами царского двора - площадь.
Толчея великая на той площади. И вьются стрельцы да воины иноземные все возле бородатого человека в дорогой одежде. Стал человек на коня садиться - десять рук помогают.
Мужики к тому человеку:
- С голоду помираем, государь!
- Налогами задавили!
- Милославский, Шорин и другие на медных деньгах богатеют, а нам чистая погибель!
Понял Демидка - царь перед ним!
От мужицких слов лицо царя Алексей Михайловича потемнело гневно.
- Сказал, разберу жалобы! Чего ж ещё?!