* * *
- Ух! - устало вздохнул Костик. - Вот намучил нас… И здоровый же, гад!
Миша, согнувшись, стоял рядом и вытирал кровь, капавшую из разбитого носа. У ног ребят лежал часовой контрабандистов, связанный по рукам и ногам, с заткнутым ртом. Видно, победа далась мальчишкам нелегко, но сейчас, возбужденные и радостные, они представляли себя героями.
- Ты слыхал, Миша, выстрел там, у башни?
- Слыхал.
- Кто б это стрелял, интересно? - сказал Костик, но ответа ждать не стал: контрабандист вдруг начал хрипеть, кататься по земле, и Костик бросился на него.
Миша пошел к шлюпкам. Он лазил по ним, спотыкаясь о длинные весла, и неожиданно натолкнулся на фонарь. Зажег. В шлюпках ничего не было, и Миша вернулся с зажженным фонарем к Костику.
Фонарь осветил поле их схватки с контрабандистом. Примятая, поломанная лоза, изрытая земля и, наконец, побитые носы свидетельствовали об упорной борьбе. Миша решил, что надо сообщить обо всем Куприенко, и, посоветовавшись с Костиком, побежал к башне. Но вскоре он вернулся, размахивая зажженным фонарем. Еще издали Миша весело закричал Костику:
- Ура! Наша взяла! Переловили. Все идут ко дворцу, ведем и мы "своего"…
- Ну, если так, пошли. Развяжем ему ноги и поведем, - откликнулся Костик. - Вставай, - толкнул он контрабандиста.
Хлопцы вынули у своего пленника изо рта кляп, развязали ноги. Услышав, какой оборот приняло дело, тот уже не рвался, как раньше, а неторопливо зашагал между хлопцами.
Как только они подошли ко дворцу, возле которого толпились милиционеры, красноармейцы погранотряда и арестованные контрабандисты, Миша сразу же направился к Куприенко и доложил:
- Принимайте восьмого контрабандиста! Он у шлюпок часовым был.
Куприенко окинул взглядом приведенного хлопцами контрабандиста и удивился:
- Ну? Вот молодцы, хлопцы! - И он обратился ко всем:
- Товарищи, знакомьтесь! Это герои нашей сегодняшней победы.
Хлопцы скромно стояли сбоку, освещенные неярким светом фонарей. Красноармейцы смотрели на них удивленно и радостно, контрабандисты - злобно.
Вдруг Костик, все время глазевший на контрабандистов, дернул Мишу за рукав:
- Глянь, глянь-ка! Вон знакомые наши! И… "офицер" с ними.
Раненый контрабандист с перевязанной рукой опустил голову, а бородатый, с серьгой в ухе, пошевелил плечами и переступил с ноги на ногу.
Зося, еще с утра предупрежденная, что ночью будут ловить контрабандистов, почти не спала. Увидев из окна своей комнаты толпу, освещенную фонарем, в середине которой стояли связанные люди, она сразу же растормошила сонного Федьку.
Через минуту парк огласился звуками тревожного сигнала. Испуганные, заспанные, пионеры вскакивали с постелей, торопливо одевались и выбегали на площадку перед дворцом. Зося с фонарем в руках объясняла, чем была вызвана тревога. Во главе с вожатой все направились навстречу группе, окружившей контрабандистов. Как только подошли, Зося тревожно спросила Куприенко, как все кончилось. Тот радостно засмеялся:
- Поздно вы забеспокоились. Приветствуйте своих молодцов, - показал он на Мишу с Костей, которых Зося не заметила.
Хлопцы радостно кинулись к вожатой и наперебой стали рассказывать о своих приключениях.
А затем весь лагерь проводил отряд до дороги, которая вела из парка в местечко. Куприенко остановился и пожал Зосе руку.
- Ну, друзья, идите себе спокойно домой. Мы с Акимовым еще наведаемся к вам.
…Возвращаясь во дворец, Миша и Костя горячо рассказывали про свою схватку с часовым.
- …Я его за горло схватил, а он по носу мне - бац! Костику в грудь - бац! Я жму сильнее, а он, гад, за руку зубами, - раз, и вырвался. Но Костик…
- А я ка-а-к шарахнул ему кулаком в ухо, он и сел.
- …Вот-вот, - перебил его Миша. - Шарахнул… Раз этому бандиту, а во второй - мне… До сих пор в ухе звенит!
- Где ты там разберешь! - ответил Костик, подчеркивая этим напряжение схватки.
Перебивая, поправляя друг друга, ребята рассказали про свои ночные приключения. А потом Миша вдруг обратился к Оле:
- Дала бы мне лучше носовой платок. Вон как нос распух… И Костика перевязать надо…
Оля и другие девчонки быстро и ловко перевязали мальчиков.
- А все же, Миша, я на тебя обижена, - надув губы, жалобно проговорила Оля.
- За что? - удивленно отозвался Миша.
- А почему мне не сказал обо всем тогда, на грядках? Почему? Боялся?..
- Не сказал… - виновато улыбаясь, проговорил Миша. - Нельзя было.
- Эх ты! Может, и я бы по носу контрабандиста стукнула, - горячо воскликнула Оля.
- А может, он тебя, - улыбнулся Миша.
- Пускай… Но и я бы…
Оля весело замахнулась, и Миша, будто испугавшись, отпрянул. Тогда, смеясь и подпрыгивая, она побежала к речке.
- Догоняй, Мишка!
Миша неторопливо шагнул раз, другой, как ходят взрослые, но потом не утерпел и весело крикнул:
- Берегись! Догоню!.. И помчался за Олей.
Глава шестая
Маленький эпилог
Через два дня в лагерь приехали пограничники-красноармейцы. Пионеры радостно выбежали им навстречу. Впереди ехал Акимов. Улыбаясь, он спрыгнул с коня и пожал руку Костику и Мише.
- Что, может, снова бандитов поедете ловить? - весело спросила Зося.
Акимов засмеялся.
- Нет, с подарками к вам.
И показал на пакеты, висевшие у его седла. Пионеры, услыхав новость, радостно зашумели:
- Пограничники с подарками приехали! Пограничники!
Красноармейцы слезли с коней и вместе с пионерами пошли в клуб на собрание.
На собрании Акимов рассказал ребятам о важности проведенной операции, о том, какую роль в ней сыграли Миша и Костя. А затем он преподнес им по красивому, словно по мерке сшитому, юнгштурмовскому костюму. Отряду Акимов вручил новый пионерский барабан, сверкающий никелированный горн и библиотечку.
- Ура! Ур-ра! - закричали пионеры.
Даже Чиж, который сперва был зол на Мишу и Костика и говорил ребятам: "Это я все… Если б не я, ничего и не было бы…" - даже он горячо аплодировал и во весь голос кричал "ура".
А когда пограничники наконец собрались ехать на заставу, пионеры их проводили к коням. Акимов обнял Мишу с Костиком и показал в глубину парка, где стояла башня.
- И не боялись вы ночью в такую чащу лазить? Миша равнодушно махнул рукой.
- Да ну, ерунда, совсем она сейчас, эта башня, не страшная.
- А раньше?
Миша слегка смутился.
- Раньше было страшновато.
1935 г.
Перевод с беларусского В. Г. Машкова
Всеволд Кравченко
Преступление у Зеленой тони
Таинственный взрыв
Случалось ли вам, дорогой читатель, бывать когда-нибудь на юге белорусского Полесья, на правобережье Припяти, в местах между Мозырем и Наровлей? Если случалось, вы наверняка слыхали в тех краях про такую деревеньку - Крышичи. Живописный уголок!.. Вся в зелени садов и палисадников, деревня та раскинулась на высоком берегу над самой Припятью. С севера к Крышичам вплотную подступает звонкий бор, и теперь, когда здесь кто-нибудь строится, он уже ставит избу прямо в лесу, под сенью высоких столетних сосен. С запада за деревней начинаются колхозные сады, огороды, а еще дальше идут поля.
В полукилометре от Крышич, ниже по реке, от главного русла отходит в сторону заросшая лозой горловина Старицы - в незапамятные времена здесь проходило русло. Узкая вначале, Старица чем дальше, тем больше расширяется и кое-где ни по ширине, ни по глубине не уступает Припяти. Огромной полуподковой она огибает Крышичи и, не соединяясь с рекой, кончается заболоченным ивняком.
Благословенные места для любителей охоты и рыбной ловли! Летом здесь всегда пропасть уток, а зимой - зайцев. В лесной чаще за лугами водятся и косули, и дикие свиньи, а в приречных дубравах встретишь порой хозяина полесских лесов - рогатого лося, а что до рыбалки, так лучших мест, чем на Припяти, пожалуй, и не найти. Плывешь помаленьку на челне вдоль берега, и вдруг перед тобой откроется этакий маленький тихий заливчик, весь в зарослях лозы. Как в сказочном зеркале, четко отражается в воде каждый куст, нависший над рекой, каждый листик, каждое мимолетное облачко. и вся эта картина не дрогнет, не шелохнется. Причаливай к лозе, разматывай удочки - и можешь не сомневаться, что за утро худо-бедно натаскаешь здесь ведерко окуней да плотвы. а попадись глубокая яма, глядишь, можно и сома подцепить.
Это - на Припяти. а сколько таких заветных уголков на Старице! Сколько здесь соблазнительных местечек для тех, кто любит ловить щук на живца или таскать за лодкой блестящую дорожку!..
Возле Крышич Припять течет прямо с севера на юг. Точно так же с севера на юг, вдоль реки, протянулась и деревня. Недалеко от южной околицы, над самой рекой, стоит дом Леньки Середы. Дом, как и все, досмотренный, обшитый тесом, с белыми крашеными ставнями, и двор чистый, убранный. Поглядишь на него - ни за что не скажешь, что здесь давно уже нет хозяина, а между тем отца у Леньки в самом деле не было, лет пять уже как он помер. Простыл на реке и помер. Жили они вчетвером - Ленька, мать, дед Савостей да восьмилетняя Настенька, Ленькина сестричка.
Ленькина мать, женщина еще не старая, но словно увядшая от горя и хлопот, выпавших на ее долю, работала на ферме. Дед Савостей на работу уже не выходил, но по просьбе бригадира кое-что делал для колхоза - ладил сани, телеги, плел корзины под картошку. Под поветью у деда стоял верстак, имелись все столярные инструменты, и он слыл на деревне неплохим мастером. Нужно - он тебе и лодку сделает, и оконную раму сколотит, а однажды по чертежам смастерил даже несколько рамочных ульев для колхозной пасеки.
Частенько дед брал себе в помощники и Леньку, особенно летом, когда не было занятий в школе.
- Ты вот пособляй мне да на ус наматывай, - басом рокотал старик. - Вырастаешь - как найдешь. Человеку любое умение в жизни пригодится…
И Ленька всегда охотно помогал деду. Вообще, нужно сказать, дед с внуком крепко дружили. Ленька, бывало, и матери не расскажет того, что деду. Придет из школы и прямо к нему. Дед молчит, водит неторопливо рубанком - взад-вперед. Потом отложит рубанок, поднесет к глазам доску - ровно ли выходит? - и коротко буркнет:
- Ну?..
И тут Ленька начинает: и про то, какие отметки получил, и кто из учителей вызывал его, и какие новости в школе, и что он вообще видел да слышал. Однажды, как-то под весну, случилась у Леньки беда - схватил двойку по грамматике. Так матери он не признался, не хотел ее огорчать, а от деда, от своего лучшего друга, не утаил, все как есть выложил. Дед тогда крепко разволновался, засуетился, сунул рубанок под верстак, и они вдвоем долго судили да рядили, как и что делать, чтобы избавиться от той дурацкой двойки.
Но это было давно, еще в пятом классе. С тех пор с Ленькой таких неприятностей никогда больше не случалось. Вот и нынче перешел в седьмой с похвальной грамотой. Дед, правда, был не очень щедр на похвалы, не любил лишних слов. Рассказывает ему Ленька о своих успехах, а он хмурит брови да молчит. Но втайне рад был дед и гордился внуком. По душе ему было, что Ленька не какой-нибудь ветрогон или пустомеля - рассудительный, спокойный, не горячится попусту. И учителя им не нахвалятся, и товарищи любят. Если б не любили, не выбирали бы второй год подряд председателем совета пионерского отряда. Опять-таки и от работы не бежит - рослый и силенка в руках имеется: еще ведь мальчишка совсем, четырнадцати нет, а как возьмет весла да как размахнется - лодка так и шумит по воде.
Нынешней весной дед Савостей с Ленькой смастерили себе новую лодку - старая уже совсем истлела, рассыпалась. Две недели они усердно строгали, пилили, гремели молотками под поветью, и лодка получилась как игрушка - ладная, прочная, легкая на ходу. Дед Савостей проконопатил все швы, залил смолой днище, покрасил лодку и снаружи и внутри белой масляной краской. А Ленька красным вывел на носу название - "Стрела". Название выбирали всей семьей, участвовала в этом и мать, и даже маленькая Настенька.
То-то радости было у Леньки, когда спустили они на воду свое детище. Да и то: какая рыбалка без хорошей лодки? А Леньку хлебом не корми, водою не пои, дай только посидеть над речкой с удочками. Ему ничего не стоило проснуться задолго до восхода солнца, когда его ровесники еще сладко сопели носами. Ленька даже не очень огорчался, когда поплавки его удочек без движения лежали на воде и рыба не клевала. Он и так мог сидеть часами над рекой, мечтать, смотреть, как на рассвете поднимается над водой пар, как встает солнце над лугом, слушать, как где-то далеко, на левом берегу Припяти, на Долгих озерах, подает голос одинокий селезень, как совсем рядом, в зарослях куги, бьют хвостами по воде, гоняясь за добычей, прожорливые щуки…
Вот и сегодня договорился Ленька со своим закадычным другом, концевым Петруськом, поехать на рыбалку. Еще с вечера накопали они за дровяником червей, приготовили удочки. Утром Ленька проснулся чуть свет, наскоро оделся и уже хотел было шмыгнуть за дверь, да мать задержала, велела выпить стакан молока. Пока он, стоя, перекусывал, мать завернула в бумагу добрый ломоть хлеба с салом и сунула ему в карман.
Захватив в сенях удочки, весла, ведерко для рыбы, банку с червями, Ленька вышел на крыльцо. Солнце еще не взошло, вокруг царил предутренний полумрак.
Ленька подошел к воротам, беспокойно выглянул на улицу: только бы Петрусь не проспал… Но тот не проспал. Едва Ленька отворил калитку в огород, как услыхал на улице быстрый топот босых ног.
- А, чтоб его!.. - догоняя друга, крикнул Петрусь. - В голове гудит, как жернова на мельнице.
- А что такое?
- Проспать боялся, так будильник под самое ухо подсунул. А он как забарабанит!.. Оглушил, проклятый!
- Ничего, жив будешь! - бросил на ходу Ленька, спускаясь по тропинке между грядками вниз.
- Тебе хорошо говорить, а меня так подбросило - под самый потолок! Вон какой гуз набил… - потер Петрусь лоб, будто и впрямь там была шишка.
В деревне Петрусь больше был известен под кличкой Цыганок. Спросите вы просто Петруся, так придется еще долго уточнять, какого именно, - на том конце деревни, где он жил, Петрусей было добрых полдесятка. А Цыганка знали все, и никаких дополнительных объяснений не требовалось.
Кличкой этой Петрусь обзавелся еще в первом классе. Окрестил его кто-то, прямо в точку попал: у него были черные как смоль, кудрявые волосы, смуглое лицо, только белки синих глаз да зубы поблескивали. Ростом невысокий, щуплый, худощавый, но живой и верткий, как вьюн. Сойдутся ребята на выгоне бороться, так он и старшим не больно-то поддается. Уже, кажется, согнулся в три погибели, вот-вот упадет, а он - раз! - крутнется как-то, вывернется и уже, глядишь, сопит сверху над своим поваленным противником.
И еще одним известен был Петрусь на своем конце деревни - здорово умел ездить на мотоцикле. Обучил его этой премудрости старший брат, тракторист Владик, у которого был собственный мотоцикл. Что и говорить, водительское искусство Петруся вызывало черную зависть у мальчишек. Хотя мотоциклы теперь не диковинка на селе - можно их и в Крышичах немало насчитать, - но ездить на них - это оставалось привилегией взрослых, и не у каждого был такой хороший брат, как у Цыганка.
Некоторые диву давались, как могли подружиться такие разные по натуре ребята, как Ленька и Петрусь: один скуповатый на слово, другой, наоборот, остряк и говорун, один спокойный и рассудительный, другой готов вспыхнуть в любую минуту. Но где сказано, что дружат только схожие по характеру люди? Может, эта несхожесть как раз и способствовала их дружбе: они словно дополняли друг друга и, будучи вместе, никогда не скучали. А кроме всего прочего, сближало ребят общее увлечение: Цыганок, как и Ленька, жить не мог без рыбалки. Было у них и на реке, и на Старице немало заветных местечек, где летом ребята целыми днями пропадали с удочками.
Сегодня у них было договорено съездить на Старицу. Там, в одном заливчике, возле лозняка, неплохо брались окуни. Прошлый раз Ленька натаскал десятка три, и, нужно сказать, порядочных. Да и Петрусь не отстал от него. А ловить окуней интересно: уж больно жадно клюет окунь. Не церемонится, не скубет понемногу червяка, как плотичка или, скажем, лещ, а хватает сразу - и потащил поплавок ко дну. Ну, тут уже не мешкай, скорее подсекай да выбрасывай на берег, пока он не забился куда-нибудь в корч или под колоду, а то ни рыбы не увидишь, ни крючка…
Спустившись к реке, ребята отомкнули привязанную к явору лодку. На весла сел Ленька - был он покрепче Петруся да, честно говоря, и любил такую разминочку после сна, она заменяла ему утреннюю зарядку. Окунет весла в воду, откинется назад - р-раз! - вода так и пенится, как под корабельным винтом. Потом пронесет весла над водой, сам весь подастся вперед и снова - р-раз!
По течению "Стрела" шла довольно быстро, и вскоре деревня скрылась с глаз, заслоненная приречными садами. Вот они подплыли к устью Старицы. Это был всего-навсего узенький проток. С обеих сторон над водой свисали вербы, густо росла лоза. Летом, в самую жаркую пору, проток почти пересыхал, и Старицу соединял с Припятью лишь небольшой ручеек, по которому с трудом проходила лодка. Коридор этот тянулся метров на сто, потом зелень расступалась, и Старица представала глазам во всей своей красоте - широкая, глубокая, как настоящая река.
Ленька только было притормозил, чтоб направить лодку в зеленый коридор протока, как вдруг послышался глухой, но раскатистый взрыв - будто далекий удар грома всколыхнул воздух. Оба даже вздрогнули от неожиданности. Взрыв донесся откуда-то со стороны Мозыря.
- Ого! - проговорил Петрусь. - Снова речники перекаты рвут.
- Так говорили же, что они уехали, где-то чуть ли не у Конотопа стоят, - высказал сомнение Ленька.
- Выходит, что еще не уехали…
Как известно, государственная речная служба летом все время следит за фарватерами судоходных рек. С течением шутки плохи: оно легко переносит с места на место целые горы песка и образует на фарватере непроходимые для тяжелых судов перемели. Для борьбы с этими песчаными перекатами есть специальные машины. Мощные землесосы размывают на перекатах песок, засасывают его вместе с водой и по толстенной трубе гонят на берег. За два-три дня работы таких землесосов на берегу вырастает целый песчаный остров, а фарватер реки углубляется и становится проходимым.
Но попадаются на реке и небольшие перемели, которые иногда узкой полосой перегораживают русло. С ними борются иначе. Подрывная команда закладывает на песчаной перемычке большой заряд тола и взрывом расчищает фарватер.