- Стальной человек, - сказал я.
Варравин приподнялся, напрягшись.
- И как с ним можно справиться, с этим стальным человеком?
- Никак, - сказал я.
И тут Варравин мне врезал. Не скажу, что удар у него был таким уж крепким, но своими драгоценными перстнями он в кровь разбил мне губу и нос. Меня покачнуло.
- Ах ты, сучий потрох! - С него слетел весь лоск и все показное дружелюбие, и он осыпал меня ругательствами, которых я, естественно, повторять не стану.
- Спрашиваю еще раз, - сказал он. - Кто такой Ковач?
- Ну .. , - я постарался говорить спокойней. - Может, правильней называть его не стальным человеком, а духом стали или повелителем стали ...
Варравин прищурился.
- Ты действительно в это веришь?
- Да, - сказал я.
Варравин кивнул начальнику охраны:
- Врежь ему.
Удар начальника охраны оказался что надо. Я покатился по полу, до самой стены, и сесть смог, только когда оперся о нее спиной. При этом ... Да, наверное, и об этом молчать не стоит: при этом у меня сработал мочевой пузырь, и штаны стали намокать.
Глаза мне застилали слезы, дышать разбитым носом я почти не мог и ловил воздух ртом. Очевидно, я выглядел таким жалким, что дальше некуда.
И в довершение всего, у меня над самым левым ухом - или в голове? - зазвучал тот же мерзкий голос, который я уже слышал за сараем, перед самым пожаром:
- Скажи ему. Скажи ему. Тебе же будет лучше. Я плотно стиснул зубы. А голос не унимался.
- Скажи ему. Скажи ему. Освободи меня, и я тебя награжу. Я покажу тебе, где зарыт мой клад. Там два пуда золота, и все в чеканной монете и в украшениях.
- Уйди, проклятый Варравка ... - пробормотал я. У Варрравина оказался очень острый слух.
- Ты, кажется, меня Варравкой назвал? Да еще и проклятым?
- Я не о вас говорил ... - я понял, чем все это может кончиться, и от ужаса у меня перехватило дыхание. Голос мой звучал слабо-слабо. - Я ...я хотел сказать, что имел в виду совсем другого человека, его далекого предка - но это означало бы взять и выдать тайну Ковача. И я умолк, прикрыв глаза.
- Проклятый, вот как? - заскрипел у меня над ухом мерзкий голос. - Что ж, может, я и проклят. Но разве нельзя заключать сделки с теми, кто проклят? Разве от них нельзя получить по мощь? Подумай, что тебя ждет. Я - твоя единственная надежда.
Я молчал, решив больше не издавать ни звука. Одним словом я мог нечаянно выдать то, чего выдавать нельзя.
- Заговаривается, - послышался голос начальника охраны. - Похоже, поплыл пацаненок.
- Вот и хорошо. Привязывай его к стулу, - сказал Варравин.
Начальник охраны схватил меня за шкирку, проволок по полу, усадил на стул и начал привязывать. Я понял, что сейчас будет совсем что-то жуткое, попытался сопротивляться, но даже брыкнуться толком не мог.
Мне хотелось зажмуриться и ничего не видеть, но все-таки я приоткрыл глаза.
Варравин стоял передо мной со шприцем в руке.
- Знаешь, что это такое? - спросил он. - Попросту это называется "сывороткой правды". А если быть точнее, этот препарат полностью лишает человека воли, и он не может не ответить на заданный вопрос. Мы узнаем от тебя все, что нам надо, хочешь ты этого или нет, а потом ... Сам понимаешь. Раз ты не захотел сотрудничать с нами по доброй воле, то никому ты и не нужен.
Убедившись, что я крепко привязан, Варравин разрезал мне рукав и сделал внутривенный укол.
Я застонал - не от боли, а от отчаяния. Чего угодно я ждал, но только не этого! Все ужасы, которые я воображал, казались мелкими по сравнению с тем плохим, что мне предстояло. Теперь я выдам Ковача и не могу этому помешать! Мой язык будет говорить независимо от моей воли!
А потом меня просто убьют ...
Испугаться этой мысли я уже не успел, потому что начал как бы таять и впадать в блаженное оцепенение. Было такое ощущение, будто я проваливаюсь куда-то, исчезаю из собственного тела ...
И по мере того как я исчезал из собственного тела, мое место начинал занимать мерзкий Варравка, а у меня не было воли, чтобы его не впустить. Я чувствовал, как он в меня просачивается, злорадно хихикая.
Варравин приподнял мне веко, внимательно осмотрел мой зрачок.
- Готов, - сказал он. - Можно начинать.
И он спросил, говоря негромко и очень внятно:
- Кто такой Ковач?
Я сделал последнюю попытку сопротивления, но Варравка будто локтем меня оттеснил.
- Артур! - выкрикнул его мерзкий голос моим языком и моими губами. - Бойся Артура! Почему ты дал ему уйти?
Варравин и начальник охраны сперва отпрянули, настолько их потряс мой изменившийся голос, а потом Варравин, напрягшись, спросил:
- Вот как, Артур? Артур Безбашев? Ковач что-то говорил о нем? Вот на кого работает Ковач?
- Да, теперь все ясно, - сказал начальник охраны. Он и Варравин понимающе переглянулись.
- При чем тут какой-то Безбашев? - рассвирепел Варравка. - Ворон Артур! Тот, кто делит на золу и булат! Но это ничего! Мы еще справимся, внучок!
- Внучок? - переспросил ошеломленный Варравин.
- Этот недоросль тебе правду говорил! Берегись гонведа Ковача, повелителя стали! Только я могу его уничтожить! Но мне нужна твоя сила, внучок! Дай ее мне! Выпусти меня! ..
- По-моему, - осторожно заметил начальник охраны в на ступившей паузе, - парень - того ...
Варравин кивнул с мрачным видом.
- Помешался от испуга. В жизни такого бреда не слышал.
- Я помешался? Я несу бред? Да ты последний идиот, внучок! У тебя есть шанс жизни, а ты смеешь перечить прадеду!
- Это ты - мой прадед? - спросил Варравин.
- Я, а кто же еще!
- Достаточно, - Варравин отвернулся и хотел выйти из комнаты. - Разберись с ним, - сказал он начальнику охраны.
- Да ты еще больший дурак, чем я думал! - заорал Варравка. - Нет, ты послушай! С тех пор, как я лишился своего золота из-за этого проклятого Ковача, а потом и пытан был, и с вырванными ноздрями в Сибирь пошел, я мечтал о том моменте, когда отомщу! Каждую секунду мечтал, все эти века! А теперь ты слышать ничего не хочешь? Да тебя бы самого за это кнутом! ..
- Заткни его, - устало сказал Варравин. - Уже в ушах от него звенит.
Начальник охраны быстро и ловко залепил мне рот куском пластыря, и теперь Варравка мог только мычать.
- Значит, с Безбашевым будем разбираться, - подытожил Варравин. - Только про Артура Безбашева этот пацан мог слышать, больше у нас Артуров среди врагов нет... Что ж, хоть что-то.
Варравка бесновался внутри меня, но сделать ничего не мог.
- А пацана ... - начал Варравин.
Он не договорил, потому что раздался мощнейший удар, а потом и оглушительный грохот.
Варравин и начальник охраны бросились к окну.
- Вот это да! .. - выдохнул начальник охраны.
- Он снес железные ворота вместе с куском кирпичной стены ... - пробормотал побледневший Варравин.
Кто "он", и догадываться не надо было. Я почувствовал, как Варравка затрепетал и поспешил улетучиться из моего тела.
- Пусть они стреляют! Скажи им, пусть стреляют, чтоб их! - крикнул Варравин.
Начальник охраны вытащил портативную рацию и заорал в нее:
- Огонь! Огонь на поражение!
Зазвучали одиночные выстрелы, потом ударила автоматная очередь.
Варравин и начальник охраны попятились от окна.
- Его и пули не берут ... - прошептал начальник охраны.
- Скажи им, чтоб в голову целились, только в голову! - разозлился Варравин. - На нем, наверное, бронежилет.
- Бронежилет, который такие очереди выдерживает? - воскликнул начальник охраны. Но приказал в рацию: - В голову цельтесь, болваны, в голову! И по ногам!
Опять стрельба, а потом мощнейший удар сотряс стены дома, и стало слышно, как рушится входная дверь.
В комнату влетел тип в шелковом шарфе - секретарь.
- Все драпают! - крикнул он. - И вам драпать советую! Да побыстрей!
Но драпать им было уже некуда. В комнату тяжелыми шагами вошел Ковач.
- Я пришел за мальчишкой, - сказал он. - Вы опять очень нехорошо поступили.
- Погоди! - Варравин шагнул ему навстречу. - Я дам тебе любые деньги, если ты будешь работать на меня! Я дам тебе что угодно! Я ...
- Мне ничего не надо, - сказал Ковач. - Ничего, кроме того, чтобы вы навсегда убрались отсюда. И оставили в покое комбинат, навсегда. А еще - людей, которых я защищаю.
- Да кто же ты такой? - заорал Варравин.
- Ты не поймешь, - сказал Ковач.
Он одним движением пальца разорвал веревки, которыми я был связан, и взял меня на руки.
Начальник охраны, решив, что вот он, удобный момент, прыгнул на Ковача, целясь рукояткой пистолета ему в затылок, чтобы оглушить. Ковач развернулся, встретил его локтем и плечом - и начальник охраны, обливаясь кровью, отлетел назад.
Варравин наклонился над своим начальником охраны.
- Он мертв ... - проговорил Варравин.
- Да, - сказал Ковач. - Я не хотел его убивать. Я и тебя не хочу убивать. Но если ты еще хоть раз попадешься у меня на пути, я тебя убью.
И он пошел к выходу.
у меня в глазах все расплывалось и темнело.
- Тебе ворон сказал? .. - спросил я, еле ворочая языком.
- Ворон, - ответил Ковач.
И больше я ничего не помню. Я окончательно потерял со знание.
Глава восьмая ПРОЩАЛЬНЫЙ ДАР
Я не помню ни того, как Ковач доставил меня домой, ни того, как меня выхаживали. Знаю, что у него был долгий разговор с отцом и дядей Колей Мезецким, и после этого разговора отец велел домашним не поднимать бучу вокруг моих приключений и вообще поменьше рассказывать о том, что со мной случилось. Версия для всех такая: я подрался с мальчишками с другого берега на дальнем катке, а Ковач, проходивший мимо, нас разнял и доставил меня домой.
По-моему, никто из моей семьи, кроме отца, так и не узнал, что я побывал в заложниках у Варравина. Во всяком случае, отец велел мне держать язык за зубами даже с мамой, бабушкой и дедушкой. Он сказал, так будет лучше для всех.
Выходит, вся правда была известна только мне, Ковачу, отцу и Мезецкому.
- А что с Варравиным? - спросил я.
Отец, сидевший у моей кровати, ухмыльнулся.
- Варравин спешно уехал из города. В газетах пишут, он очень расстроен тем, что начальник его охраны насмерть раз бился на лыжном трамплине, и лично повез тело в Москву, где состоятся похороны
- Ну да, - сказал я. - Ему самому не с руки поднимать шум.А к нам он больше не сунется.
- Это уж точно, - сказал отец.
- Послушай ... - сказал я.
- Да?
- А Ковача дядя Коля вызвал? Его Челобитьев научил, да? Или Ковач сам по себе пришел? А ты не верил, что у дяди Коли что-то получится? Или как это было?
- Так ли, иначе, - сказал отец, - а Ковач с нами.
- Но ведь ты знаешь правду.
- Всей правды не знает никто.
Я вздохнул.
- Надеюсь, он останется с нами подольше. Я знаю, ему когда-нибудь надо будет уйти в печь, чтобы появиться на новом месте, а к нам вернуться лет через пятьдесят. Но хоть бы этого подольше не случилось!
- Мы все этого хотим, - сказал отец. - Но он сам решает, как ему быть.
- А ты в этом как-то участвовал? - спросил я. - Помогал дяде Коле?
- Брось! - сказал отец. - Я до самого конца не верил, что такое возможно, хотя и слышал старые предания. Но разве в такие предания можно поверить? Потом уже - помогал ...
- Выходит, и ты, и дядя Коля - сталевары высшего класса, иначе бы Ковач к вам не пришел?
Отец рассмеялся.
- Как будто ты и без Ковача не знал, что мы с Николаем сталевары высшего класса!
В общем, отец подтвердил все то, о чем раньше избегал разговаривать.
Меня на несколько дней освободили от школы, чтобы я не красовался разбитой рожей, да и слабость после "укола правды" была страшенная.
Машка меня навестила - я и удивился, и обрадовался. Она объяснила, что узнала от моего деда, которому эти дни приходилось выгуливать Лохмача по вечерам, что со мной стряс лось, И решила ко мне зайти.
- Здорово тебя разукрасили! - сказала она. - И охота тебе было схлестываться со всякой шпаной.
- Это не шпана была, - сказал я. - Это ... В общем, слушай. И я рассказал ей все, от и до, в том числе и то, что раньше от нее утаивал, и не просто утаивал, а, если прямо говорить, водил ее за нос. Рассказал и о том, как меня тоже похитили, и чем это кончилось, и откуда мои боевые раны. Она ахала и время от времени спрашивала:
- А ты не присочиняешь ?
Я показал ей глобус-копилку, привел и другие доказательства, а под конец сказал:
- И твой отец знает, кто такой Ковач. Если ты как-нибудь хитро начнешь его расспрашивать, он обязательно проговорится.
Машка задумчиво кивнула:
- Теперь я догадываюсь, о чем отец так долго говорил с Ковачем, когда тот меня привез.
- Вот погоди, - сказал я. - Когда у меня лицо заживет и не будет сплошным синяком, мы вместе пойдем к Ковачу, и ты сможешь задать ему какие угодно вопросы.
- Куда же мы к нему пойдем, если его дом сгорел, и он теперь из мартеновского цеха не вылезает? - спросила Машка.
- Я вытащу его на прогулку, - заверил я.
- Знаешь, - сказала Машка, - по-моему, тебе надо все это записать.
- Как я могу? - ответил я. - Это же тайна!
- Согласна, тайна, - сказала она. - Но это - из тех тайн, которые люди обязательно должны знать.
- Ты думаешь?.
- Уверена.
- Ну не знаю. Надо поразмыслить.
- Не надо размышлять. Бери тетрадку, ручку и пиши, пока ты лежишь в постели и тебе нечего делать!
- Но я не могу выдавать ...
- А ты замени имена. И еще как-нибудь следы запутай, чтобы прицепиться было не к чему. Так все писатели делают.
- Но я же не писатель ...
- Тебе и не нужно быть писателем. Тебе нужно правдиво и толково рассказать эту историю, чтобы главное дошло до людей. Может, у каждой профессии есть свой Ковач. Вот пусть люди и учатся вызывать своих защитников. А главное подчеркни, что вызвать такого защитника может только настоящий мастер своего дела.
- Ты прямо за меня все по полочкам разложила, как школьная учительница, когда дает план сочинения, - сказал я.
- Я не даю тебе никаких планов. Я пытаюсь подсказать тебе, как начать, чтобы было легче рассказывать. А ты просто пиши, ни на что не оглядываясь.
В общем, она меня уговорила. Я взял тетрадку и ручку и стал писать. Первые страниц сорок я написал в постели, а потом потихоньку дописывал изо дня в день. Иногда, в удачные дни, получалось написать страниц десять, а иногда, когда я был занят или что-то не клеилось, я добавлял всего по пол странички.
И теперь я подхожу к тому, что было дальше.
Где-то дней через десять я и правда вытащил Ковача на прогулку со мной и с Машкой. Мы пошли вдоль реки, мимо небольшого городского парка. Лохмач и Ричард то резвились на берегу, то скатывались на лед и носились по нему, а мы с Машкой шли над берегом, по бокам от Ковача. Только что про шел снегопад, и пушистый, еще не слежавшийся снег искрился на солнце, а в воздухе уже пахло весной - появился свежий такой запах, немного похожий на аромат то ли ананасного компота, то ли хвойного отвара. И небо было голубым совсем по-весеннему, а не по-зимнему.
- Ковач, - сказал я, - а почему ты - венгр? Ведь, по идее, у тебя не должно быть национальности, раз ты помогаешь металлургам всего мира ... и отвечаешь за сталь во всем мире. Или не во всем?
- Ну ... - Он призадумался. - У меня есть любимые страны.
- И одна из них - Россия?
- Да. А вот почему я венгр ... А разве я венгр?
- Ну ты же родом из Венгрии. И венгерские народные песни знаешь.
- Я всякие народные песни знаю.
- И все-таки? ..
- Так повелось, - сказал он.
- Опять ты за свое! - не выдержал я.
Ковач поглядел на меня с недоумением.
- Петька хочет сказать, - вмешалась Машка, - что твои короткие ответы очень часто ничего не объясняют.
- На самом деле они объясняют все, - сказал Ковач, - если вы над ними будете думать.
Машка кивнула, как будто поняла, а я почувствовал себя окончательно запутавшимся. Чтобы переменить тему, я спросил, припомнив наш разговор с Яковом Никодимовичем:
- Ковач, а что произошло в 1909 году?
- Зачем тебе это нужно знать? - поинтересовался он. По-моему, он немного удивился.
- Если я это узнаю, я получу годовую пятерку по истории.
Он повернул голову направо, налево, поглядел на реку, на парк, на город, потом заговорил:
- Тогда была тяжелая история. Неприятная: забастовка. Пришлось позвать войска.
- Пришлось? - удивился я. - Ты говоришь так, как будто сам их позвал. Но ведь ты же их разогнал!
- Я их не разгонял, - сказал Ковач. - Это они потом сочинили.
- Так что же было? - спросила Машка.
- Были убийства. Я не смог их предотвратить. Одни рабочие убивали других.
- Забастовщики - штрейкбрехеров? - спросил я.
- И так, и так, - сказал Ковач. И опять замолчал.
- Они убивали друг друга? - догадалась Машка.
- Да.
- Одни хотели получить работу, а другие боялись ее потерять? - спросил я.
- Да. Что-то с людьми произошло. По всему миру. Я видел такое же и в Германии, и в Америке.
- Но что произошло?
Ковач опять смотрел куда-то вдаль.
- Производство надо было расширять, - сказал он, утвердительно кивнув головой сам себе.
Мы с Машкой переглянулись. Да, из Ковача приходилось вытягивать каждое слово, будто крупного налима из-подо льда. Но ведь он никогда не обижается, не скажет "Отстань!", как сказал бы на его месте любой другой взрослый. Его можно донимать вопросами до бесконечности, и он будет отвечать и отвечать. Так на так и выходит.
- Ты хочешь сказать, - уточнил я, - что хозяева хотели расширить производство, а рабочие боялись, что если появится много новых людей, их зарплата упадет, а кого-то и уволят? И они решили не пускать новых, чужаков, пока хозяева им не пообещают, что старым рабочим от этого хуже не станет? А те, кого привезли, рвались начать работу, потому что пока не работаешь, денег нет? И они дрались?
- Они убивали друг друга, - сказал Ковач. - Не знаю, кто начал. Но они стали ловить тех, кто ходил по одному, и убивать. Нескольких новых рабочих облили керосином и сожгли заживо, а нескольких старых живьем закопали в землю.
Мы с Машкой остолбенели - застыли с разинутыми ртами. Я почувствовал, как у меня волосы встают дыбом.
- Полицию, которая хотела арестовать убийц, они прогнали, - продолжал Ковач. - И тогда пришли войска. Рабочие хотели идти на войска, а командир предупредил, что даст приказ стрелять, и всех расстреляют.
- И тогда ты разогнал войска?
- Нет. Тогда я вышел вперед и сказал: "Расстреливайте меня".
- Они стреляли? - спросила Машка.
- Да.