Властелин огня - Биргер Алексей Борисович 5 стр.

Никодимыч, естественно, удивился, увидев меня.

- Найденов, ты? Что случилось? - Он не без опаски покосился на Лохмача. - И почему ты с собакой?

- Так вышло, - ответил я. - Просто вопрос у меня возник. ­

И я выпалил с ходу:

- Вам никогда не встречалось такое имя ­ Александр Ковач?

Яков Никодимович поглядел на меня очень пристально.

- Ковач? - переспросил он слегка изменившимся голосом. И распахнул дверь пошире. - Заходи. Только пса оставь в прихожей, чтобы в комнате не натоптал.

Глава третья КРЕЩЕНСКОЕ КУПАНЬЕ

Лохмач покорно уселся в кори­доре, возле самой входной двери, на коврике для вытирания ног, а мы с Никодимычем прошли в ком­нату. Он указал мне на кресло у круглого стола, где лежали всякие бумаги и стояла чашка недопитого чаю, а сам сел в кресло напротив.

- Ковач ... - задумчиво повто­рил он. - Да, это имя давно меня интересует. А что произошло? Почему тебе так спешно понадобилось узнавать насчет Ковача?

- Ну, тут много чего сошлось, ­ сказал я. - Завтра, наверное, все будут знать про сегодняшние дела, и вы тоже. Я-то сам не хочу рассказывать, потому что не очень понимаю, что творится ...

- Ясно. - Он разглядывал свою чашку с недопитым чаем, потом кивнул. - Ты хочешь, чтобы я был "табула раса" и не подгонял трактовки того, что случилось когда-то, под нынешние события, так?

- Чего-чего?

- Я говорю, ты не хочешь невольно подсказать мне, что я должен говорить, да? Чтобы я не подстраивался под тебя и не придумал чего-то, чего не было, сам того не заметив. Понимаешь?

- Понимаю.

- Так вот, с этим Александром Ковачем, вернее, с Алексан­драми Ковачами, история интересная. Кстати, упоминание о части этой истории промелькнуло в старых газетах, которые вы мне тогда помогли спасти ... Очень странная была заметка. В газете за декабрь сорок шестого года, да. В ней говорится, что слухи о трагическом происшествии с неким Александром Ковачем, якобы погибшим в мартеновской печи, не имеют под собой никаких оснований. Компетентные органы ведут рас­ следование, поскольку есть все посылки считать, что Александр Ковач был американским шпионом, ускользнувшим от справедливого возмездия.

- И все? - спросил я.

- По-моему, этого более чем достаточно. Дело в том, что упоминание о некоем Александре Коваче как о зачинщике бес­ порядков и главе мятежников встречается в газетной хронике нашего города аж за 1909 год. Тогда на нашем производстве была крупная забастовка, и владельцы (заводом владела тог­ да компания "Ярилов и Сыновья") привезли целый эшелон штрейкбрехеров. С помощью полиции и войск они попыта­лись выгнать бастующих с территории завода, чтобы на их место поставить привезенных рабочих. Произошло настоящее побоище. И, судя по скупым газетным отчетам, забастовщи­кам удалось взять верх над войсками благодаря Александру Ковачу, который их организовал и сам пошел в бой впереди всех... Странно, не правда ли? Регулярные части, отлично вооруженные и подготовленные, разогнаны практически безоружными рабочими. И еще более странно то, что произошло потом. Вместо того чтобы вызвать подкрепление, расстрелять бунтовщиков и отправить на виселицу или на каторгу заводил, хозяева идут на попятный и договариваются с бастующими, выполняя большинство их требований. А у "Ярилов и Сыно­вья" нрав был крутой и рука тяжелая! В общем, очень все это непохоже на их обычное поведение.

- Да, странно выглядит, - согласился я.

- Поехали дальше. Я проштудировал газеты и установил, что в обоих случаях появление человека по имени Александр Ковач было связано с важными государственными заданиями. В 1909 году под угрозой срыва находился заказ на особую сталь для броненосца нового типа, который должен был стать гордостью российского военного флота. Сразу после забастовки эта особая сталь, которая долго не давалась, пошла. А в заводской газете во­енных лет, в одном из выпусков за конец октября 1942 года, если быть точным, я нашел упоминание о "недавно появившемся на заводе сталеваре Александре Коваче, одном из героев, благодаря которым был вовремя выполнен заказ на особо прочную бронь для тяжелых танков нового типа ... " И еще упоминалось, что ради этого важнейшего дела Александр Ковач совершил настоящий подвиг, отработав почти без отдыха и сна много смен подряд и лично работая за мартенами, пока нужная сталь не пошла.

- Годится! - вырвалось у меня. По-моему, я даже прихлопнул ладонью по столу, и ложка в чашке с недопитым чаем зазвенела.

Никодимыч прищурился.

- Хочешь сказать, то, что сегодня в ночь сталь нужного сорта наконец пошла, напрямую связано с появлением нового Александра Ковача?

- Похоже на то, - ответил я. - Очень похоже.

- Совсем интересно! Надо бы мне на этого Ковача взглянуть ... А может, и поговорить с ним.

- А что еще вам удалось узнать? - спросил я.

- Видишь ли, я так уж пристально этой темой не занимался. Отметил про себя, что стоит дальше покопать, но ... Интересных тем много, на все времени не хватает. Я и о посещени­ях нашего города Аносовым или о декабристах, которые здесь отбывали ссылку после каторги, собрал еще не все материалы, а ведь это темы магистральные. Да и в период Гражданской войны есть еще белые пятна, и в тридцатых годах ... Но теперь я этим займусь, обязательно займусь.

- Не понимаю только, - заметил я, - как он сначала был героем труда в войну, а потом раз - и стал американским шпи­оном.

- Это как раз объяснимо, - сказал Яков Никодимович. ­ Явно на производстве что-то произошло, какое-то ЧП, и чтобы избежать ответственности, произошедшее списали на погиб­шего либо исчезнувшего Ковача: мол, он был американским шпионом, и это его диверсия. В те времена подобное проделывалось запросто.

- А ЧП, похоже, было очень крупным, если газета об этом пишет с такой неохотой, да еще "слухи опровергает", - сказал я.

- Похоже, - кивнул Яков Никодимович.

Я встал.

- Спасибо вам.

- Пока не за что, - ответил он.

- Как это не за что? Вы очень много интересного мне рассказали!

- Ну на все-то твои вопросы я ответить не смог ...

Он проводил меня до двери, и я в дверях уже спросил:

- Как, по-вашему, почему про тех, прошлых Ковачей никто ничего не помнил и не изумился, что опять появился человек с таким же именем, да еще в самый что ни на есть нужный момент, как и в прошлые разы? Ведь это были люди, которые такое творили, что надолго должно было остаться в памяти, разве не так? А у нас про историю завода рассказывают много чудес, их-то за двести с лишним лет порядком поднакопилось, но фамилия Ковач никогда не мелькала, даже мимоходом.

Он кивнул.

- Правильно ставишь вопрос. Мне это тоже покоя не дает. Такие события так и просятся в легенду, но почему-то среди легенд, окружающих наш город и наше литейное производство, о них не найдешь ни словечка. Да, мне это кажется чуть ли не самым странным и загадочным, особенно теперь. Я попробую разобраться.

Я еще раз пожелал ему спокойной ночи, и мы с Лохмачом помчались домой.

Дома я быстро доделал уроки и, забравшись в постель, постарался уснуть.

Но мне не спалось. Я снова и снова вспоминал все, что произошло за сутки, начиная с появления ночного гостя, и гадал, что бы это могло значить. Кто он такой, этот Ковач? И почему, действительно, все следы появления человека с этим именем всякий раз бесследно исчезают из памяти города, хотя он всегда возникает и пропадает при таких удивительных об­стоятельствах, что их просто обязаны были запомнить?

И я решил, что мне надо самому поближе познакомиться с Ковачем. Познакомиться в одиночку. Я чувствовал, что стою на пороге такой тайны, раскрыть которую я должен один, не делясь даже с ближайшими друзьями. И пусть уж они меня простят.

Я догадывался, что отец что-то знает. Или предполагает, по крайней мере. Но он явно не хочет ничего рассказывать.

Может ли быть такое, думал я, что и в 1909, и в 1942, и сейчас появлялся один и тот же Ковач - нечто вроде духа стали или бессмертного сталевара, приходящего на помощь в трудные времена?

Многим, наверное, эта мысль показалась бы глупой выдумкой, но мне она представлялась вполне возможной и реальной.

С этой мыслью я и уснул. И сны мне снились соответственные.

На следующей день в школе я был довольно рассеян. С трудом дождавшись окончания уроков, я побежал к комбинату.

А в нашем северном городе вовсю шли приготовления к Крещению, которое за последние годы стало у нас одним из настоящих праздников. Прежде всего, это был праздник зимнего купания - праздник "моржей" и всех тех, кто ведет здоровый образ жизни, иногда ради укрепления здоровья переживая довольно острые и даже неприятные ощущения. На реке, пересекавшей город и делившей его на две части, уже были развешаны цепочки разноцветных фонариков на шестах, установлены палатки с самоварами, пирожками и прочими закусками, лотки с мелкими сувенирами, домики с обогревом для тех, кто рискнет окунуться в прорубь, в Крещенскую воду - самую святую воду в году. И сами проруби были прорублены в толстом льду, - квадратные, как небольшие бассейны, и лесенки были приготовлены, чтобы в эти проруби удобно было спускаться. Словом, все было сделано, чтобы праздник прошел как надо.

Я немного полюбовался на всю эту красоту и побежал дальше.

У ворот комбината была припаркована мощная машина, "форд эксплоер", из тех крутых джипов, в которых, навер­ное, хоть на войну поезжай. За рулем джипа сидел здоровый мужик. Когда я притормозил, чтобы получше рассмотреть великолепный автомобиль, он заметил это, глянул на меня своими свинячьими глазками, и мне показалось, что сей­ час он мне скажет: мол, проваливай, и не мельтеши тут - но он, наоборот, удовлетворенно хмыкнул. Видно, ему польстило, что я восхищен его навороченной тачкой, хотя я вообще мало видел в своей жизни, поэтому на меня бы произвела впе­чатление и машина попроще.

Я, осмелев, даже остановился и стал рассматривать джип внимательнее. Да, машина - мечта, серебристо-серая, на вы­соких колесах, с могучими бамперами. С первого взгляда вид­ но, что все в ней пригнано по разуму и по делу, до последней детальки. Толстый мужик ухмылялся так, будто хотел сказать: завидовать - завидуй, а у тебя самого до такой машины еще нос не дорос. И настолько наглая и победоносная была его ухмылка, что мне захотелось показать ему язык. Но я не стал этого делать. Мужики в таких тачках обычно не понимают шуток. Если бы он попробовал выбраться из джипа, чтобы накостылять мне, я бы, конечно, десять раз удрал. Но вдруг у него хватило бы дури вытащить пистолет и выстрелить в меня? Такой народ очень часто при стволах.

Из ворот комбината вышли двое, в дубленках, и направились к джипу. Один - высокий и худой, другой - невысокого роста, с резким лицом и слегка раскосыми глазами, немного похожий то ли на китайца, то ли на японца. Высокий сразу забрался в джип, а раскосый, прежде чем открыть дверцу, бросил на меня пристальный взгляд, от которого мне стало не по себе.

- Поехали, Бегемот, - сказал он толстому мужику.

Что ж, Бегемот - вполне подходящее прозвище для толстяка­ водителя, подумалось мне.

- Договорились с директором? - спросил этот самый Бегемот, заводя мотор.

- Нет, - ответил раскосый. - Упертый, гад. Ничего, мы его упертость ему же и ...

Он захлопнул дверцу, и больше я ничего не расслышал. Джип отъехал со стоянки, развернулся и покатил по улице.

Но и услышанного мне было достаточно, чтобы понять: у Машкиного отца назревают серьезные неприятности из-за того, что он отказался выполнить какие-то требования этих мужиков. Эти мужики мне с самого начала не понравились, а теперь уже вызывали отвращение.

Эх, подумал я, и почему жизнь так устроена, что такие замечательные машины достаются не нормальным людям, а всяким тварям вроде этой троицы?

Малость погрустнев, я пошел в цеха.

На подходе к мартеновскому цеху я увидел директора ­ Машкиного отца, то есть, - и Ковача. Директор шел, оглядываясь, Ковач следовал за ним, со своим никаким выражением лица. Похоже, директор подыскивал местечко, где он мог бы поговорить с Ковачем без свидетелей.

Сам не знаю, что меня дернуло, - наверное, дикое любо­пытство, - но я поспешил спрятаться в закуток, который был чем-то вроде подсобки: в нем хранились всякие противопо­жарные принадлежности: огнетушители, шланги, ломики, выкрашенные в красный цвет ведра и все такое.

И точно! Едва я успел втиснуться между стеной и стендом пожарной безопасности, прислоненным к этой стене наискосок, как директор завернул в этот закуток, ведя за собой Ковача.

- Здесь нам никто не помешает, - сказал он. - Я не хотел тебя в кабинет приглашать, слишком это выглядело бы ... для всех заметно, что ли. А поговорить нам требуется.

- о чем? - раздался голос Ковача.

- О том, что ты со мной делаешь. Ну, хорошо, три смены отстоял, выиграл пари. Но на четвертую зачем остался? Что хочешь доказать? Добиваешься, чтобы на меня наехала инспекция по охране труда? Они, знаешь, что со мной сделают, если до них дойдет, что ты провел в цеху почти двое суток без сна и отдыха? Такими штрафами обложат, что всем отзовется, ведь эти штрафы пойдут из заводских денег, не откуда-нибудь!

- Хорошо, - сказал Ковач, - я больше не буду делать ничего такого, что может вам повредить, и стану уходить вовремя, не привлекая к себе внимания. Но ведь пари я выиграл, так?

- Разумеется, выиграл, - согласился директор.

- И когда люди смогут получить деньги?

- Несколько дней придется подождать, - сказал директор. - Всего несколько дней, чтобы успеть оформить все эти бумаж­ки, не больше. Если, конечно, все будет в порядке.

- А что может быть не в порядке? - поинтересовался Ковач.

- Что-то ... - Пауза, а потом директор будто взорвался: - Да ты, что ли, возьмешься мою семью защищать?

- Может, и я, - сказал Ковач.

- Как же! - фыркнул директор.

- Доверьтесь мне, - сказал Ковач. - И ничего не бойтесь. Кто-то угрожает вам и вашей семье?

- Допустим. - Похоже, директор начинал жалеть, что его "прорвало" .

- Те трое, что сейчас у вас побывали?

- Допустим, - повторил директор.

- Чего они хотят? Нашу зарплату?

- Можно сказать, что так. Они хотят ... - я услышал нерв­ные, неровные шаги туда-сюда и понял, что директор стал расхаживать по закутку. Его голос то приближался ко мне, то немного отдалялся. - Не знаю, зачем я тебе все это рассказы­ваю. Глупость какая-то. Чем ты можешь помочь? Что ты мо­жешь понять? А я ... - Шаги затихли, и я понял, что директор остановился прямо перед Ковачем. - Кто его знает, может, мне и верится, что, раз ты появился, будто по взмаху волшебной палочки, и выручил комбинат в самый авральный момент, то и мне сумеешь как-то помочь. Но ты не представляешь себе, какие они и какая за ними сила ... Они могут все. Вернее, все могут те, кто управляет ими из Москвы. Только вчера мы вы­ плавили сталь, выплавили, когда никто не верил, что у нас это получится. И я известил министерство, что все в порядке, можно дать приказ, чтобы разморозили деньги, которые под этот госзаказ лежали для нас на депозите. Через неделю всем пошла бы зарплата, и за этот месяц рассчитались бы, за прошлые закрыли бы почти все долги ... А уже сегодня им все это стало известно, и они ко мне заявились. Ты слышал когда­ нибудь о Варравине?

- Heт - ответил Ковач. - Кто он такой?

- Из тех, кого сейчас называют "олигархами" - один из самых богатых людей страны. Он много чего под себя подгреб. И нефтяные вышки, и рыболовецкие траулеры, и ... Да уста­нешь перечислять. И он давно положил глаз на наш комбинат. Это он скупил по дешевке наши долги, в том числе и мнимые, которые сам же нам и придумал, подтасовав документы, и стал добиваться, чтобы нас признали банкротами. Такие комбинаты, как наш, во всем мире поискать. А если бы ком­бинат признали банкротом и продали с аукциона, Варравин уж позаботился бы о том, чтобы купить его за копейки. Все к тому и шло. Нашей последней надеждой была вот эта сталь для военной промышленности. И благодаря тебе мы эту сталь дали. Теперь попробуй нас объявить банкротами! Варравин, наверное, локти себе кусал, узнав об этом. Поэтому он сразу же прислал ко мне свою шпану с "деловым" предложением. Подписать соглашение с фирмой-посредником, что все деньги, которые нам сейчас причитаются, получит она - и проследит, мол, чтобы деньги эти были доставлены нам в полном объеме и без задержек, под ее ответственность.

- Ну и пусть проследит, - сказал Ковач. - Чем плохо?

- Ничего ты не понимаешь! Эта фирма-однодневка принадлежит Варравину - и она исчезнет, естественно, вместе с деньгами, и тогда предприятию уж точно кранты, а я могу еще и под суд попасть, ведь это моя подпись будет на распоряжении отдать деньги, колоссальные деньги, неизвестно кому, каким-то мо­шенникам!

- Значит, не надо соглашаться с их деловым предложени­ем, вот и все, - сказал Ковач.

- А если я не соглашусь - они почти впрямую сказали мне это, - могут пострадать жена и дочь! И они выполнят свою угрозу!

- Кто они? Бандиты?

- Да, местные "авторитеты", если это слово тебе известно. Те, кто всегда готов и на убийство, и на самые гнусные выходки. Конечно, от ворованных денег и им кое-что перепадет, иначе бы они так не старались. А может, Варравин готов им почти все отдать, потому что эти деньги, огромные для нас для него - тьфу. Ему наш комбинат нужен! Вот и выходит: куда ни кинь - всюду клин. Подписать соглашение с этой фирмой - всех лишить денег и работы и самому сесть на несколько лет. Но рисковать жизнью семьи я не могу.

- Так что это за бандиты?

- Да говорю, неважно это, такие ... забыл, как их фамилии, клички у них Кореец, Гильза и Бегемот. Из них Кореец - самый опасный. Они куплены Варравиным и действуют по его указке. А если устроят кровавую баню, Варравин окажется ни при чем, и никто никогда не докажет, что это он их нанял.

- Я вот о чем думаю, - проговорил Ковач после паузы. ­ Это же, как ни крути, дешевые приемы и дешевые угрозы. Раз Варравин этот прибегает к таким дешевым методам, то, получается, дела у него неважнецкие. Уплывает комбинат из его лап, и сделать он ничего не может, вот и бесится.

После того как Ковач произнес этот необычно длинный для него текст, на какое-то время наступила тишина. Потом директор сказал:

- Может, оно и так, только мне от этого не легче. Любая дешевка может из мести пойти на самое жуткое преступление. И как мне тогда быть? Как жить, зная, что я пожертвовал семьей?

- Вам никем жертвовать не придется, - сказал Ковач. - Мое слово. Делайте свое дело, выдавайте зарплату.

- Легко тебе говорить, - возразил директор.

- Нет, - ответил Ковач. - Мне не легко говорить, потому что я знаю, какую ответственность беру на себя. Но раз уж я ее взял, значит, справлюсь.

Директор вздохнул.

- И хочется тебе поверить, и боязно ...

- Понимаю, - сказал Ковач.