И тогда Брыкин вернулся. Шёл он теперь без подскоков и не махал руками. Ребята расступились, чтобы не мешать ему. Больше всего не хотелось Генке поднимать треснувшую крышку от мыльницы. И только он взялся за неё, Арсений заметил:
- Ничего, свою отдашь…
Под взглядами всего отряда Брыкин вторично дошёл до середины палаты. Остановился и сказал куда-то в потолок:
- Бандиты! Весь угол бандитский подобрался!
Тут он заметил рядом с собой Петю Павлова и грубо добавил:
- Протри очки, председатель! Бандиты людей избивают, а ты не видишь!
Петя улыбнулся и машинально протёр очки.
Шурка, нарочно повернувшись спиной, бросил через плечо:
- Слушай, Брыкин! Забыл сказать. Если будешь хвататься за выключатель, когда не просят - без рук останешься. Понял?
Вместо ответа палату огласило невнятное урчание.
В этот вечер Шурка особенно долго не мог заснуть.
Завтра Брыкин полезет мириться, будет предлагать союз. Это - как пить дать.
Теперь можно подумать и обо всём другом. Он вздохнул. Вспомнил: береговая тропа, зелёный домик среди деревьев…
Поделиться не с кем - вот беда! Если бы нашёлся человек, понимающий Шуркины переживания!
Степановичи хорошие мужики, но уж очень серьёзные.
Может быть, новенький? Но к нему надо ещё присмотреться…
Сюда бы теперь из города Лёшу Кузьмина. Эх, Лёшка, Лёшка, друг верный! Да, Лешке не надо было бы объяснять, что значит неисследованная береговая тропа…
И просто удивительно, что во всём Лёшином доме, когда понадобилось, не нашлось одной необходимейшей вещи: бинокля!
Однако на ловца, говорят, и зверь бежит. Как-то в классе отзывает их в угол Мишка Сигаев. Открывает ранец, а там - большой настоящий бинокль. Только у него соединение испорчено, обе половинки вокруг оси болтаются.
Считая бинокль совсем сломанным, тётка отдала его Сигаеву. А он копил деньги на новый велосипед. И вот твёрдо объявил Шурке и Лёше: пятёрку, пять рублей.
Сначала была надежда на Лёшиных родителей, но они только замахали руками, узнав, что бинокль сломан.
Счастье повисло на волоске.
Пришлось лихорадочно собирать деньги. Лёша без конца выпрашивал на кино и на мороженое. А у Шурки дома часто бывало так: сорок копеек на краю стола и записка: "Пообедай сам".
Копейки без остатка шли в общую кассу, но Лёша заботливо подкармливал Шурку колбасой, булкой с маслом и пряниками.
И долгожданный день наступил. После уроков два приятеля забрались на чердак соседнего дома. Из чердачного окна, выхватывая друг у друга из рук пупырчатую на ощупь драгоценную тяжесть, они совершали открытие за открытием…
Решено. Завтра же отправить письмо - пусть высылает бинокль.
С этой мыслью Шурка и уснул.
Сочинение письма отняло неожиданно много времени. Когда писал открытку сестре - много не раздумывал. А тут заедали сомнения - то грамматические, то по существу дела.
Шурка вздыхал: вот бы можно было передавать мысли на расстояние, из головы в голову…
"Лёша, здорово!" - написал он на самом верху страницы. После долгого размышления появилась вторая строка:
"Лёша, тут здорово!"
Шурка прочитал обе строки и рассердился. Не успел начать, а уже не поймёшь, где "здоро́во", а где - "здо́рово". Крупно, с нажимом он поставил ударения.
Однако, как тут здорово - Шурка выразить не умел. Великолепие мира стояло у него перед глазами, но не желало заталкиваться в письмо. Тогда он вздохнул и прибавил:
"Но я без тебя скучаю".
Это Лёшка почувствует! Сам небось тоже скучает. Ладно, пора переходить к делу.
"Лёша, пришли мне в посылке наш бинокль, - Очень нужно. Тут не пропадёт. Я назад привезу и не поцарапаю. Честное слово".
Шурка остановился, задумался. Посылка-то не письмо. Посылки по документам получают. Кажется, паспорт надо?
Шурка пошёл искать Лайне Антсовну.
Как два серьёзных человека, они обсудили со всех сторон возникшую трудность. Решили, что посылка должна идти на имя Лайне Антсовны. Так надёжней. Она получит и отдаст Шурке.
Всегда бы так можно было говорить со старшими!
Генкино поражение оказалось важным событием в жизни второго отряда. Когда наутро, в виде опыта, Брыкин попытался обидеть Вадика, самого тихого и маленького во всём отряде - Вадик сжал кулачки, сощурил глаза и предупредил:
- Что, тебе мало было? Мы ещё добавим!
Брыкин вздрогнул от этого неожиданного "мы". Он обожал слово "мы", когда с подчинённой оравой шёл "брать за жабры" кого-нибудь. Но вот дело обернулось так, что "за жабры" могут взять его самого.
После целого часа тяжёлых раздумий он подошёл к Шурке, осторожно хлопнул его по руке и сказал, заглядывая в глаза:
- Слушай, хватит ерунду разводить, давай мириться! Уговор для начала такой: ты пока будешь командир, а я - твой адъютант….
В предложении была дипломатическая тонкость. Брыкин надеялся, что Шурка, по своему великодушию, предложит в ответ должность начальника штаба.
Шурка, однако, недоверчиво оглядел Брыкина и хмуро заметил:
- У адъютанта, знаешь, какая дисциплина должна быть? Во!
Генка скис.
- Да я - что? Разве я не могу? Я тоже могу - во!
Вечером, после отбоя, едва только ребята улеглись, Шурка внятно сказал:
- Гена, выключи, пожалуйста, свет!
Брыкин, без единого слова, выбрался из постели, щёлкнул выключателем.
Шурка задремал… И вдруг открыл глаза - наступила полная тишина.
Он сел в постели, спустил ноги на пол. Тихо открыл окно, но тут - дёрнуло его обернуться! Приподнявшись на локте, широко открытыми глазами смотрел на него Серёжа.
Шурка рассердился, перемахнул через свою постель, присел возле Серёжи на корточки.
- Ну, что ты? Все спят, и ты спи!
- Шурик, - зашептал Серёжа. - Не думай, я никому не скажу. Ты часто так?
Шурка был польщён, ему не хотелось признаваться, что он и не собирался лезть в окно. Он неопределённо мотнул головой, пожал плечами.
- Шурик, ты не сердись! - захлёбываясь, шептал Серёжа. - Я долго не засыпаю, мне всё разные фантазии в голову приходят. Ты знаешь, у меня в городе какая жизнь? Вот мы сидим в гараже - две недели, месяц, два месяца! Краска, бензин, дым. Отец меня гонит, а я - назад. Наконец - ура! - готово. Залезаем в машину - за сто, за двести километров несёмся куда глаза глядят! Я прилипну к стеклу. Всё мимо летит. Вот лес - и нет леса, вот в горку, вот под горку; вот мостик, ребята рыбу ловят. Они мне завидуют, а я - им. Хочется остановиться, посмотреть, побегать - куда там! Для отца остановка - пропавшее время. Так у меня полжизни в машине прошло, - со вздохом заключил Серёжа.
- Надо же! - озадаченно сказал Шурка.
- Шур, ну не сейчас, так через день, через три дня - возьми меня с собой. Я никому не скажу…
- Ладно, возьму, - шёпотом пообещал Шурка, - только не сегодня. Ты сейчас спи, а то всех разбудим.
Серёжа закивал головой и, в знак величайшей послушности, зажмурил глаза.
Шурка взобрался на подоконник, осторожно спустился на землю. Огляделся по сторонам.
От окна пошёл прямо к ограде. Камушки похрустывали под ногами. Потом зашуршала трава.
Шурка прошёл немного вдоль ограды, взобрался на большой камень. Он сейчас был совсем один на краю уснувшего лагеря.
Слабое прохладное свечение объединяло небо и море. Сверкающий далёкий пароход медленно исчезал за невидимой линией горизонта.
Ночь была переполнена звуками. Шипела отползающая по берегу волна. Шептались бессонные листья. Над травой, совсем рядом, тяжёлые жуки с низким рокотом заходили на посадку. В траве неумолчно звенело маленькое кузнечное производство.
Шурка поёжился, оглянулся. Высокое звёздное небо над чёрным контуром перевала. За перевалом невидимый автомобиль упорно прогрызал себе дорогу.
На следующий день Шурка выспрашивал у Лайне Антсовны, а Серёжа стоял рядом и слушал.
- …Вот помните, когда начальник заставы выступал, я его про зелёный домик спрашивал? У нас туда не будет экскурсии?
- Нет, Шурик. Так далеко не будет.
- А может, туда старшие отряды ходят?
- Нет. У них в другую сторону будет поход - до взрослого санатория. И ещё они ходят на "дикие" пляжи - камушки собирать. Мы тоже сходим за камушками. - Лайне Антсовна улыбнулась. - А тебе очень хочется к этому домику?
- Очень! - сознался Шурка.
- Ты не горюй. У нас, кроме прогулок, ещё в конце смены - восхожденье на перевал.
- Ну-у… - протянул Шурка. - В конце смены…
- Слушайте, ребята! - Лайне Антсовна понизила голос, оглянулась. Шурка и Серёжа подвинулись ближе. - Я вам скажу одну вещь, только вы до вечера помалкивайте! Вечером Дмитрий Игнатьевич объявит на линейке. У нас будет… пограничная игра.
- Когда? - в один голос спросили Серёжа и Шурка.
- Не-из-вест-но! В том-то и дело: надо быть всё время готовым. В какой-нибудь день вдруг - тревога! Два человека пытаются пройти вдоль берега. Надо их обнаружить и доложить в штаб. Так, чтоб они вас не увидели.
- Как же мы их узнаем? Тут всякие бродят: туристы, отдыхающие…
- Вам сначала фотокарточки покажут. Надо их запомнить хорошенько, чтобы потом не спутать с другими. Только смотрите, до вечера никому ни слова!
- Шур, ты про какой домик всё время говорил? - спросил Серёжа, едва они отошли от вожатой.
- Да ты не знаешь… Это ещё до тебя было. Рассказать?
- Я и прошу - расскажи!
- Понимаешь, тут у меня одна тайна…
Так Серёжа узнал про башню, про точку на горизонте и про Шуркин разговор с начальником заставы о зелёном домике.
Шурка предложил:
- Ты скажи главное: хочешь, мы с тобой будем разведчики? Все места посмотрим, где потом игра будет?
- Ну, конечно! Я же тебя ещё ночью просил, помнишь?..
Союз скрепили рукопожатием.
Теперь они ежедневно ускользали за ограду то с футболистами (в качестве болельщиков), то с духовым оркестром (как слушатели), то с юннатами (назвавшись корреспондентами лагерного радио).
Стратегия у Шурки была простая. Всю полосу кустарников за оградой - от пляжа до кромки леса - он мысленно разбил на небольшие участки. За одну вылазку осматривали только один участок. Возвращались вовремя, от общих отрядных дел не отставали.
Так всё удачно складывалось у Шурки, что не хватало лишь письма от сестрёнки да посылки с биноклем от Лёши. Наконец письмо пришло.
Конверт был толстый-претолстый, один угол даже лопнул. Танюшка написала своё послание на нескольких листах рисовальной бумаги, а потом сложила их вчетверо.
Буквы наверху каждого листа были огромные, а книзу - уменьшались до крохотных.
Вначале Танюшка сообщала, что живёт хорошо, но скучает без Шурки. Потом - что посылает Шурке земляничные листики, а землянику отнесла Ваське.
Действительно, из конверта выпали три зубчатых листочка на одном сплющенном стебле - увядшие, но ещё не засохшие.
Дальше рассказывалось, как в спальню во время тихого часа запрыгнула чёрная лягушка ("Жаба!" - снисходительно поправил Шурка) и как все испугались, а Танька не испугалась и вынесла её на траву: пусть идёт к своим деткам!
А потом шло вот какое сообщение: "Оторвалась застёжка на правом туфле". (На левом-то ещё до отъезда отрывалась, но Шурка её очень ловко прикрепил с помощью тонкой проволочки). Так вот, Танюшка нашла проволочку и, по Шуркиному образцу, сама ухитрилась приделать правую застёжку.
В конце письма говорилось про Ваську: что видит его почти каждый день, что он тоже живёт хорошо. Что дети недавно ей сказали, будто он ел глину, а воспитательница сказала, что не ел, а только лизал. С тех пор прошло три дня, и Васька по-прежнему здоровый и весёлый, только плачет, когда Танюшка уходит.
Шурка с сознанием ответственности - не упустить бы чего! - два раза перечитал письмо, хмурясь и улыбаясь над сползающими строчками, и тут же написал ответ, обещая скоро вернуться и сразу поехать к ним в гости на электричке…
Как-то раз Шурка и Серёжа бежали к своему корпусу. Увидев их, Лайне Антсовна ещё издалека крикнула:
- Заходите скорей, до обеда надо собрать актив - на десять минут.
Серёжа вбежал прямо в корпус, а Шурка как-то машинально проскочил за угол, да вдоль длинной стеклянной стены, да через тропинку - домчался от корпуса до самой изгороди. И уселся там, в полосатой тени, покусывая сухой стебелёк.
Вдруг Шурка очнулся: отчего это он сидит тут? Ведь Лайне Антсовна сказала - заходите! Он похлопал глазами и, наконец, понял: столку его сбило слово "актив".
В школе это слово было для других, не для Шурки. Как только в классе собирался актив - и учительница, и пионервожатая обязательно говорили: "А Горюнов пусть идёт домой! Не задерживайте его! Он семье должен помогать! У него времени нет! Ему надо побольше заниматься - ведь он у нас средненький!"
Как будто Шурка уж вовсе не мог сообразить, чтобы успеть и тут, и там! Хоть изредка!
Он готов был сквозь землю от стыда провалиться. Словно он не как люди - ненормальный какой-то!
Но здесь, в Ключевском!..
Удивительное дело: здесь с первых дней Шурка чувствовал себя в самом что ни на есть настоящем активе.
Лайне Антсовна всё про всех знает, но никогда тебя не подведёт. Как-то так получается: только начнёшь с ней говорить - и сразу про себя всё расскажешь. И не страшно ничуть!
Маленький Вадик, например, признался ей шёпотом, что он лечился от заиканья и очень боится, как бы это не началось снова. Так Лайне Антсовна с каждым в отряде поговорила на этот счёт отдельно, без свидетелей. Случилось раз, другой, третий: заторопится Вадик в разговоре - и заикнётся! Никто даже бровью не повёл. Словно и не заметили.
А Петя Павлов совсем не умел плавать. И научиться никак не мог - стеснялся. Ходит всё по мелкой водичке, не снимая очков… И кажется - даже стёкла у него вспотели от переживаний.
Лайне Антсовна стала отдельно учить Петю плаванию, в другое время, никто в отряде и не знал об этом. А дней через десять Петя стал плавать не хуже, чем все остальные…
Может быть, у кого-то язык очень чесался подразниться: "Ва-ва-вадик, скажи: "за-за-за-яц!" Или: "Эй, Петропавлыч, покажи, как топор плавает?" Но как потом смотреть в глаза Лайне Антсовне? Невозможно! Даже если она тебе ни слова не скажет. Всё равно - хоть собирай чемодан и выкатывайся из лагеря!
…Вдоль длинной стены корпуса со встревоженным лицом шла Лайне Антсовна. Она кого-то искала.
Шурка вскочил на ноги. Вожатая помахала ему рукой.
- Ты что, Шура? Почему ушёл?
- Да я… я думал, вы Серёжу позвали, а меня - нет…
Они вошли в дежурную комнату, где собрался актив.
- Ребята, - сказала Лайне Антсовна, - вы мне должны помочь. Помочь в таком деле, которое вы знаете лучше меня. Я надеюсь… - тут она улыбнулась и внимательно оглядела всех, - надеюсь не потерять свой авторитет после такой просьбы. Так вот. Приближается пограничная игра. Когда она будет - никто не знает… и не узнает, пока не услышит сигнал тревоги. Но вы понимаете, что она приближается. Конечно, было бы лучше, если б вожатый у вас был мужчина, но…
Тут закричали все вместе:
- Мы постараемся!
- Мы знаем, мы уже в военную играли!
- А я - два раза!
- Вы не расстраивайтесь, мы всё сами сделаем!
- Лайне Антсовна, мы вам поможем!