Впрочем, юное сердце упруго и подолгу оставаться сжатым не может. И мало-помалу, мысли Тома вновь нечувствительно обратились к повседневным заботам его существования. Что если он, вот сию же минуту, отвергнет все и исчезнет, да еще и самым загадочным образом? Что если он уйдет - далеко-далеко, в неведомые заморские страны - и никогда не вернется назад?! Как ей это понравится, а? Мысль о том, чтобы стать клоуном, снова вернулась к нему, но наполнила душу Тома лишь отвращением. Безалаберность, шуточки, разноцветное трико показались ему надругательством над возвышенными помыслами о царственных, пусть и смутных романтических далях. Нет, он станет воином и долгие годы спустя вернется назад покрытый шрамами и блеском побед. Или - еще того лучше - уйдет к индейцам и станет охотиться с ними на бизонов и выходить на тропу войны, проложенную по горным хребтам и безмерным, неизведанным равнинам Дальнего Запада, и вернется назад великим вождем в стоящих дыбом перьях и ужасной воинственной раскраске, и одним сонным летним утром гордо вступит в воскресную школу, и издаст леденящий кровь боевой клич, и глаза его нынешних товарищей полезут от неутолимой зависти на лоб. Впрочем, нет, существует путь, исполненный еще даже большего блеска. Он станет пиратом! Вот оно! Теперь будущее Тома легло перед ним, как открытая книга, и засияло невообразимым величием. Имя его пронесется по миру, заставляя людей содрогаться! Как дерзко будет его быстроходный, длинный, приземистый черный корабль, "Призрак бури", бороздить штормовые моря, как грозно будет трепетать на фок-мачте нагоняющий ужас флаг! А достигнув самой вершины славы, он вдруг объявится в старом своем городке и пойдет по нему к церкви - дочерна загорелый, обветренный, в черном камзоле и черных коротких штанах, в огромных ботфортах и багровой перевязи, с торчащими из-за широкого пояса пистолетами, с поржавевшей от крови абордажной саблей на боку, в широкополой шляпе с колышущимся плюмажем, а в руке он будет нести развернутый черный флаг с белеющими на нем черепом и перекрещенными костями, и очень скоро услышит обливающий душу восторгом шепот: "Да это же Том Сойер-Пират! Черный Мститель Испанских Морей!".
Да, решено, он определил поприще своей жизни. Пора бежать отсюда и вступить на него. Вот он прямо завтра с утра и сбежит. И стало быть, сейчас ему следует начать подготовку к исполнению этого замысла. Собрать все, чем он обладает. Том подошел к лежавшему неподалеку гнилому стволу и начал, орудуя "Барлоу" копать под одним из его концов ямку. Вскоре нож ударился обо что-то деревянное и несомненно пустотелое. Том опустил в ямку ладонь и торжественно произнес следующее заклинание:
- Чего тут нет, иди сюда! А что тут есть, останься!
После чего разгреб землю, под которой обнаружилась сосновая дощечка. Том приподнял дощечку и взглядам его открылась приятнейшей формы сокровищница в виде ящичка с сосновым же дном и стенками. В сокровищнице покоился алебастровый шарик. Изумление, охватившее Тома, было беспредельным! Он поскреб в затылке и ошарашено произнес:
- Ну это уж и вовсе не на что не похоже!
После чего сердито отбросил шарик в сторону и погрузился в размышления. Дело заключалось вот в чем: Тома только что обмануло поверье, которое он и его товарищи считали совершеннейшей истиной. Если зарыть в землю мраморный шарик, прочитав при этом определенные заклинания, дать ему полежать две недели, а затем откопать - опять-таки, с заклинанием и именно тем, которое Том только что произнес, то перед тобой предстанут все шарики, какие ты когда-либо терял, независимо от того, где это происходило. И вот нате вам: предприятие это провалилось, да еще и самым несомненным образом. Все здание томовой веры оказалось потрясенным до самых оснований. Он слышал так много рассказов об успехе этой затеи и ни одного о ее неудаче. Мальчику почему-то не пришло в голову, что он уже пробовал, и не единожды, испытать это волшебство, но, соорудив точно такой же тайник, не разу не смог его потом отыскать. Некоторое время он ломал голову над этой загадкой и, наконец, пришел к выводу, что тут не обошлось без вмешательства какой-то ведьмы, разрушившей волшебные чары. Да, пожалуй что так, решил Том и, побродив вокруг тайника, отыскал на земле маленький участок голого песка со смахивавшим на воронку углублением посередке. Том лег на землю, поднес к углублению губы и воззвал:
- Жук-скакун, расскажи, да всю правду доложи! Жук-скакун, расскажи, да всю правду доложи!
Песок зашевелился, из него показался на миг черный жучок, тут же, впрочем, испуганно нырнувший назад.
- Молчит! Ну, точно, ведьма поработала! Так я и знал!
Том хорошо понимал, что с ведьмой особо не потягаешься, и, впав в уныние, сдался. Однако тут ему пришло в голову, что хорошо бы хоть выброшенный им шарик найти, и он приступил к усердным поискам. Но и этот шарик будто сквозь землю провалился. В конце концов, Том вернулся к сокровищнице, встал точно на то место, на каком стоял, когда выбросил шарик, достал из кармана другой и метнул его тем же манером, произнеся при этом:
- Брат, иди ищи брата!
Он проследил за шариком, подошел туда, где тот упал, огляделся. Нет, похоже, шарик не долетел до правильного места - или перелетел его. Том предпринял еще две попытки. Последняя увенчалась успехом - шарики оказались лежащими в футе один от другого.
И в этот миг к Тому прилетел по зеленым тропам леса звук игрушечной жестяной трубы. Он торопливо сбросил куртку и штаны, препоясался одной из подтяжек, развел ветки росшего за гнилым стволом куста, в котором были укрыты грубой работы лук и стрела, а с ними сооруженный из рейки меч и жестяная труба и, сцапав все это, прыжками понесся прочь от куста, босой, в развевающейся рубашке. Затем он, остановившись под огромным вязом, протрубил ответный сигнал и, привстав на цыпочки, опасливо высунул голову из-за ствола вяза, и начал озираться по сторонам. При этом он негромко произнес, обращаясь к воображаемой шайке:
- Держитесь, мои славные товарищи! Сидите в засаде, пока я не протрублю.
Вскоре из леса выступил Джо Харпер, так же легко одетый и тяжело вооруженный, как и Том. Том окликнул его:
- Стой! Кто ты, вступивший в Шервурдский лес без моего дозволения?
- Гай из Гисборна, ни в чьих дозволениях не нуждающийся. А кто ты, осмелившийся… осмелившийся…
- Осмелившийся держать здесь речи столь наглые, - подсказал ему Том, ибо говорили они "по книге", заучив наизусть каждое слово.
- Кто ты, осмелившийся держать здесь речи столь наглые?
- Кто я? Я Робин Гуд, о чем скоро проведает твой жалкий труп.
- Так ты и есть тот знаменитый лиходей? Что же, я рад буду поспорить с тобой о дозволеньях для тех, кто желает пройти этим славным лесом. Иду на ты!
Оба схватились за деревянные мечи, побросали всю остальную оснастку на землю, встали, ступня к ступне, в боевые позиции, и приступили к серьезному, продуманному поединку: "два удара один, два удара другой". Спустя недолгое время Том сказал:
- Что ж, если ты изучил все приемы врага, так бейся живее!
И они начали "биться живее", пыхтя и потея. Наконец, Том крикнул:
- Ладно, падай! Падай! Чего ты не падаешь?
- Вот еще! Сам бы и падал. Тебе-то потуже моего приходится.
- А это ничего не значит. Как я могу упасть, если этого нет в книге? Там сказано: "И он, наотмашь ударив слева, поразил злосчастного Гая из Гисборна в бок". Так что поворачивайся ко мне левым боком, и я тебя поражу.
С авторитетами не поспоришь - пришлось Джо повернуться, получить удар наотмашь в бок и упасть замертво.
- Ну ладно, - сказал он, вставая, - теперь давай я тебя убью. Так будет по-честному.
- Погоди, так нельзя, этого же нет в книге.
- Паршивая, значит, книга, вот и все!
- Хорошо, Джо, послушай, ты можешь немного побыть братцем Туком или сыном мельника Мачем и отлупить меня боевым шестом, а хочешь, я побуду пока Шерифом Ноттингемским, а ты Робин Гудом - вот ты меня и убьешь.
Джо это предложение устроило и он совершил все названные подвиги. Затем Том снова стал Робин Гудом и стал помирать, оттого что сила его истекла вместе с кровью из раны, за которой дурно ухаживала вероломная монахиня. После этого Джо, изображая всю шайку рыдающих разбойников, скорбно отволок Тома в лес, вложил лук в его слабеющие руки, и Том произнес: "Где падет эта стрела, там и похороните злосчастного Робин Гуда под зеленеющим древом". А затем пустил стрелу и упал навзничь и, глядишь, умер бы насовсем, если б не угодил при паденье в крапиву, отчего и вскочил с земли с неприличной для покойника прытью.
Наконец, мальчики оделись, попрятали свое снаряжение и направились к городку, горько сетуя дорогой о том, что разбойников больше нет, и гадая, чем способна современная цивилизация искупить эту потерю. И оба сошлись на том, что лучше провести один год разбойником Шервудского леса, чем всю жизнь - президентом Соединенных Штатов.
Глава IX
Кладбищенская трагедия
В этот вечер Тома и Сида отправили спать в половине десятого, как, впрочем, отправляли и всегда. Они прочитали молитвы, и Сид немедля заснул. Том же, охваченный тревожным нетерпением, лежал без сна и ждал. Когда ему стало казаться, что того и гляди наступит рассвет, он услышал, как часы отбивают десять. Кошмар! Он мог бы, конечно, вертеться с боку на бок, хоть как-то успокаивая этим расходившиеся нервы, да боялся разбудить Сида. И потому лежал неподвижно, глядя в темноту. В доме стояла гнетущая тишина. Но постепенно в ней начинали проступать едва уловимые звуки. Первым из них оказалось тиканье часов. Затем принялись загадочно потрескивать старые балки. Их примеру последовали ступеньки лестницы. Это, надо полагать, привидения вырвались на волю. Из спальни тети Полли доносилось мерное, приглушенное похрапывание. Потом назойливо застрекотал сверчок, а в каком таком месте, этого никакое человеческое хитроумие определить не смогло бы. Скоро ему стало вторить жутковатое тиканье засевшего в стене у изголовья кровати жучка-точильщика, и Тома проняла дрожь, ибо этот звук означал, что чьи-то дни уже сочтены. А тут еще безмолвие ночи нарушил далекий собачий вой, которому ответил другой, даже более далекий. Том страдал. В конце концов, он сказал себе, что время прекратило течение свое и наступила жизнь вечная; и стал вопреки собственной воле задремывать, - часы пробили одиннадцать, но он их не услышал. Тогда-то и начался, мешаясь с еще не обретшими ясных очертаний сонными видениями Тома, печальнейший на свете кошачий концерт. Тома пробудил звук поднимаемой соседом оконной рамы. А уж после крика: "Брысь, сатана!" и звона, с которым разбилась о заднюю стену тетушкина дровяного сарая пустая бутылка, сна у него не осталось ни в одном глазу, и всего лишь минуту спустя он, уже одетый, вылез в окно и пробежался на четвереньках по крыше "флигеля". Пару раз осторожно мякнув на ходу, он соскочил на крышу сарая, а с нее на землю. На земле его поджидал Гекльберри Финн с дохлой кошкой в руке. Мальчики торопливо скрылись во мраке и спустя полчаса уже шли, рассекая высокую траву кладбища.
Старинное, устроенное на обычный для западных штатов манер кладбище располагалось на холме, возвышавшемся в полутора с чем-то милях от городка. Кладбище окружал ветхий дощатый забор, кое-где клонившийся внутрь, в прочих местах - наружу, но нигде не стоявший прямо. Все оно сплошь заросло травой и бурьяном. Старые могилы все до единой просели, ни одного надгробного камня отыскать здесь было нельзя: над могильными холмиками торчали из земли округло опиленные сверху, изъеденные червями доски, кособочившиеся в поисках хоть какой-то опоры, однако оной не находившие. Когда-то на каждой из них значилось: "Священной памяти" Такого-то, ныне же большую часть этих надписей никто не смог бы прочесть и при свете дня.
В ветвях деревьев постанывал ветерок, и Том испуганно гадал, не души ли это покойников жалуются, что им не дают покоя. Разговаривали мальчики мало, да и то шепотом, ибо и время, и место с его торжественным безмолвием стесняли их сердца. Они отыскали нужный им еще высокий, свежий могильный холмик и залегли под росшими в нескольких футах от него тремя большими вязами.
Время, проведенное ими в молчаливом ожидании, показалось обоим долгим. Мертвую тишь нарушало только далекое уханье совы. Мысли Тома обретали все большую мрачность. Молчать и дальше ему стало невмогогту, и потому он шепотом спросил:
- Как считаешь, Гекки, нравится покойникам, что мы с тобой здесь торчим?
Гекльберри шепотом же ответил:
- Хотел бы я это знать. А жутковато тут, верно?
- Да уж.
Последовала долгая пауза - каждый из мальчиков молча обдумывал вопрос Тома. Затем Том прошептал:
- А скажи, Гекки, как по-твоему, слышит нас сейчас "Коняга" Уильямс?
- Понятное дело, слышит. По крайности, его душа.
Том, помолчав:
- Зря я не сказал "мистер Уильямс". Но я же не хотел его обидеть. Его все "Конягой" звали.
- О покойниках, Том, вообще чем меньше говоришь, тем оно и лучше.
Это справедливое замечание отбило у Тома охоту к продолжению беседы. Прошло еще какое-то время и вдруг Том схватил своего товарища за руку:
- Чшш!
- Что там, Том?
Сердца мальчиков заколотились, они приникли друг к другу.
- Чшш! Вот оно, опять! Слышал?
- Я…
- Вот! Теперь слышишь?
- Господи, Том, это они. И прямо сюда идут. Что делать-то будем?
- Не знаю. Думаешь, они нас заметят?
- Ох, Том, да они ж все в темноте видят, как кошки. И принесло же меня сюда!
- Да ладно, не бойся. Не тронут они нас. Мы ж ничего плохого не делаем. Будем лежать неподвижно, может, они нас и не заметят.
- Неподвижно, это я, конечно, попробую, Том, да только меня всего дрожь колотит.
- Слушай!
Мальчики, едва дыша, припали к земле. С дальнего конца кладбища доносились приглушенные голоса.
- Смотри! Видишь? - прошептал Том. - Что это?
- Адский огонь. Господи, жуть-то какая!
Во мраке обрисовались смутные фигуры, помахивавшие старинными жестяными фонарями, которые отбрасывали на землю несчетные блестки света. Трясущийся Гекльберри прошептал:
- Ну точно, Том, черти. Целых три. Пропали мы с тобой, Том. Ты молиться умеешь?
- Сейчас попробую. Да не бойся ты так, не станут они нас трогать. "Ныне, отходя ко сну, Бога я…".
- Чшш!
- Что, Гек?
- Это люди. По крайности, один из них. У него голос старого Мэффа Поттера.
- Нет… не может быть. Правда?
- Уж этого я везде узнаю. Ты, главное, не шевелись. Он нас не заметит, с его-то зрением. Да и нализался, небось, как обычно, старый никчемник.
- Ладно, не буду. Смотри-ка, призадумались. Могилу найти не могут. Нет, опять пошли. Ну, ну, тепло уже. А теперь холодно. Теплее. Совсем горячо! На этот раз в точку попали. Слушай, Гек, я и второго по голосу узнал. Это Индеец Джо.
- Верно, зверюга-метис! Лучше б уж черти пришли. Чего им тут нужно?
Шептаться и дальше было опасно, потому что трое мужчин уже подошли к могиле и теперь стояли в нескольких футах от места, где притаились мальчики.
- Вот она, - произнес третий голос. Обладатель его поднял фонарь и тот осветил лицо молодого доктора Робинсона.
Поттер и Индеец Джо тащили носилки с мотком веревки и двумя лопатами. Взяв лопаты, эта парочка принялась разрывать могилу. Доктор поставил фонарь в ее изголовье, отошел и сел, прислонясь спиной к стволу одного из вязов. Он сидел в такой близи от мальчиков, что им ничего не стоило юы коснуться его.
- Поторопитесь! - негромко произнес он. - Луна может выглянуть в любую минуту.
Ответом ему послужило невнятное ворчание, раскопки продолжились. Некоторое время тишину нарушал лишь заунывный шорох, с которым лопаты освобождались от груза земли и гравия. Наконец, одна из них ударила в гроб, и через минуту-другую двое мужчин подняли его на край могилы. Они сбили лопатами крышку гроба, вытащили труп и бесцеремонно бросили его на землю. Выплывшая из-за облака луна осветила мертвенно-бледное лицо покойника. Затем труп переложили на стоявшие наготове носилки, накрыли одеялом и привязали к носилкам веревкой. Поттер вытащил из кармана большой пружинный нож, обрезал оставшийся свободным конец веревки и сказал:
- Ну что, костоправ, получи свой дьявольский товар. И отвали нам еще пятерку, не то мы его здесь бросим.
- Верно говорит! - сказал Индеец Джо.
- Что это значит? - удивился доктор. - Вы потребовали деньги вперед, я заплатил.
- Да, но это не все, что ты сделал, - сказал, подходя к поднявшемуся на ноги доктору, Индеец Джо. - Пять лет назад я как-то вечером зашел на кухню твоего отца, еды попросить, а ты меня выгнал, да еще заявил, что я, дескать, не с добром к вам пришел; а когда я поклялся, что поквитаюсь с тобой, даже если мне сто лет случая ждать придется, твой отец упрятал меня в тюрьму за бродяжничество. Думаешь, я забыл? Индейская кровь у меня в жилах не просто так течет. Теперь ты в моих руках, так что можно и счеты свести, понял!
И он с угрозой понес к носу доктора кулак. Доктор внезапным ударом сбил негодяя с ног. Поттер, уронив нож, закричал:
- Эй, ты зачем моего друга бьешь? - и в следующий миг он и доктор уже сцепились, молотя друг друга кулаками по спинам, топча траву и взрывая каблуками землю. Индеец Джо вскочил на ноги, в глазах его горела злоба, он подхватил с земли нож Поттера и, пригибаясь, выбирая подходящее мгновение, закружил, точно кошка, вокруг боровшихся мужчин. Доктор, сумев, наконец, высвободиться из лап Поттера, вырвал из земли воткнутую в изголовье могилы Уильямса тяжелую доску и, ударив ею противника по голове, поверг его наземь. Этого мига полукровка и ждал, - он подскочил к молодому человеку и по рукоять вогнал нож ему в грудь. Доктор покачнулся, упал на Поттера, залив его своей кровью, и в тот же миг облако укрыло луну, освещавшую это страшное зрелище, а двое перепуганных мальчиков стремглав унеслись в темноту.
Когда луна снова вышла из-за облаков, Индеец Джо стоял над двумя телами, вглядываясь в них и о чем-то размышляя. Доктор пролепетал нечто неразличимое, два раза вздохнул и замер. Метис пробормотал:
- Ну ладно, с тобой, будь ты проклят, я поквитался.