Никто не заметил, как встревожили таинственные сигналы Сазонова. Еще бы! Кто-то передавал азбукой Морзе. Кому? Догадаться об этом было нетрудно по взволнованным лицам Наташи и Володи. Но что передавали? И кто мог сигналить здесь, в глухом уголке тундры, куда не заходит даже пастух-саам? Кто следит за маленькой группой, затерявшейся в каменной пустыне?.. Размышляя над этим, Сазонов все больше убеждал себя в том, что есть какая-то связь между появившейся с утра в поведении Наташи дерзостью и таинственными сигналами.
Сазонов с трудом скрывал от сообщников растущую в нем тревогу. Некоторое время он держался последним в группе, потом пошептался с Барбосом и незаметно скрылся в густом кустарнике. Группа пошла дальше открытым спуском.
Сазонов долго стоял на месте. Давно уже спутники его поднялись и скрылись за поворотом лощины, а он все ждал: не появится ли тот, кто следил за ними, сигналил о чем-то задержанным?
Убедившись, что за его людьми никто не шел, Сазонов стал пробираться леском к месту, откуда подавали сигналы. Но и там ничего интересного найти не удалось. Только на большом камне с плоской, будто срезанной, вершиной мох оказался примятым. Здесь кто-то отдыхал. Но кто?..
Уже возвращаясь обратно к месту ночлега, Сазонов заметил клочок бумаги, наколотый на обломанную ветку. Снял его. Внимательно осмотрел.
"Следы оставляют за собой! - понял он. - Придется проверить, кто этим занимается. Прохлопали мои орлы!"
Сазонов достал из кармана часы и недовольно поморщился: стрелки сошлись на двенадцати.
"Столько времени потеряли впустую! - раздраженно подумал он. - Проспорили!"
Сазонов подошел к костру. План его был прост. Если кто-то обошел его стороной и сейчас крадется за группой, надо идти за ним. Дальше к побережью пойдут пологие безлесные гряды. Преследователю там не укрыться, не подойти к группе незамеченным. А если тот где-то здесь, близко и следит за ним, Сазоновым?.. Тем лучше! Отделаться от него по пути к побережью - направить по ложному следу - будет нетрудно.
Сазонов присел у костра. Под золой еще тлели уголья. Раздуть их было недолго…
Глава семнадцатая
НА ПОМОЩЬ
- Вставай! - будил Прохор Петрович крепко спящего Федю. - Вставай, парень! Ох, здоров же ты спать!
У Прохора Петровича не было навыков Володи. Не мог он с дружеской бесцеремонностью брызнуть на спящего ледяной водой или насовать ему за пазуху колючих еловых шишек. Легонько теребил он отброшенную во сне руку Феди и приговаривал:
- Вставай, парень! Вставай же! Ну и здоров ты спать! На что Дорофей наш мастак на это дело… А ты, пожалуй, самого Дорофея переспишь.
- А что если соревнование устроить, - вынырнул из темного угла куваксы Яша, - Дорофея с гостем? Кто кого переспит. Положим их на одну шкуру рядом и скажем: "Давайте! Кто больше?"
- За собой гляди, парень! - обиделся Дорофей. - Каждый должон спать досыта. Сколь душа его принимает…
До сознания Феди дошло, наконец, что его будят. Медленно приоткрыл он глаза, посмотрел на прикрепленные к жерди ходики и сел, не сгибая спины, как складной.
- Я проспал семь часов!
- Семь часов, - спокойно подтвердил Прохор Петрович и без всякой связи продолжал: - Мясо поджарилось. Позавтракаем, будем готовиться…
- Какое мясо!.. - перебил его Федя.
Он чувствовал себя преступником, невольным сообщником Сазонова и его темной компании. Проспать семь часов, когда друзья в опасности! Этого он никогда себе не простит. Федя торопливо поправил сбившуюся за ночь одежду и потянулся за рюкзаком.
- Постой! - Прохор Петрович положил на его плечо свою небольшую плотную руку. - Вчера ты пришел - еле на ногах стоял. Сколько придется нам с тобой пройти сегодня? Не знаешь. Я тоже не знаю. Потому мы и дали тебе отдохнуть. А теперь, - он показал на пылающий костер, - садись.
Федя посмотрел в резко очерченное, волевое лицо Прохора Петровича и понял: хозяин не приглашает, а требует, чтобы гость подкрепился перед дорогой.
Прохор Петрович достал из широких кожаных ножен сточенный чуть не до половины лезвия нож с рукояткой из оленьего рога. Придерживая кусок горячей оленины за кость, он отрезал от него длинные тонкие полоски. Остальные пастухи ели сосредоточенно и деловито, готовясь на весь день уйти в стадо.
Огорчение не испортило аппетита Феди. Жаренная на костре оленина оказалась очень вкусной - сочная, с острым привкусом дичины и еле ощутимым запахом дымка.
Прохор Петрович бросил обглоданную кость маленькой черной лайке и, вытирая руки о шкуру, сказал:
- Пока чай вскипит, будем помалу собираться.
Уложил он в заплечный мешок жареной оленины, соленых сигов и буханку ржаного хлеба. Потом забрался под скат куваксы. Достал завернутый в просмоленную кожу карабин и подсумок на три обоймы.
- Карабин? - удивился Федя. - Армейского образца!
- Советская власть доверяет саамам, - с достоинством ответил Прохор Петрович, протирая потемневшим от частого употребления кусочком замши затвор. - У каждого пастуха есть своя малокалиберная винтовка. А кое у кого и карабин.
- Мы пойдем вдвоем? - спросил Федя.
- Ничего, справимся и вдвоем, - ответил Прохор Петрович. - Ты сказал: Сазонов - милиционер. Не может милиционер заниматься худыми делами.
Федя понял: Прохор Петрович поверил далеко не всему. Участковый и преступление! Это никак не укладывалось в сознании бригадира. Но внешний вид Феди, его искреннее волнение убедили Прохора Петровича в том, что в горах произошло что-то неладное. Есть в тундре неписаный, но свято соблюдаемый закон: отказать обратившемуся за помощью - тяжкое преступление, пятно на долгие годы. И Прохор Петрович скрепя сердце готовился оставить бригаду.
- Как же вы пойдете без собаки? - спросил Яша.
- Плохо без собаки, - согласился Прохор Петрович и объяснил Феде: - Моя Очка ощенилась. Пришлось оставить ее дома. - Он задумался, потом обратился к Яше: - Может, дашь мне свою Бойку?
- Дать-то можно… - Яша смущенно потер ладонью подбородок. - Только не пойдет моя Бойка с тобой. Не станет тебя слушать.
- Пожалуй, - согласился Прохор Петрович. - С чужой собакой ничего не сделаешь. Убежит она.
Он понимал, что Яша прав. Саамские пастушьи собаки - смышленые, преданные животные. Круглый год они неразлучны со своими хозяевами. Даже когда пастух возвращается домой на отдых, пес и тут не отстает ни на шаг. Он идет за хозяином в гости, в правление колхоза, даже пробует проскочить в баню. В клубе приходится ставить двух контролеров: один проверяет билеты, второй с палкой в руках следит, чтобы собаки не пробрались в зал за своими хозяевами. И все же не редкость - увидеть в зрительном зале, под стулом пастуха, изнывающего от жары косматого пса. Конечно, ни один из них не пойдет с чужим человеком, а тем более не станет исполнять его приказаний…
- А если мне пойти с вами? - спросил Яша. - Оставим со стадом Дорофея и старика.
- Трудно будет им, - недоверчиво качнул головой Прохор Петрович. - С олешками нужны молодые ноги, крепкие. - Он подумал и предложил: - Может, старый Каллуст пойдет с нами? Пес у него хороший.
- Его Тол, как человек, - живо подхватил Яша. - Все понимает. По-саамски и по-русски. Только разговаривать не может.
- Что ж ты молчишь? - спросил Прохор Петрович, обращаясь к старому Каллусту. - Скажи и ты свое слово.
- Мое слово… - медленно повторил старик, избегая встречаться взглядом с бригадиром и осторожно подбирая слова. - Я всегда помогал людям. Я ходил зимой в тундру искать летчика с пропавшего самолета. Что самолет, человек! Если пропадала глупая важенка, кто первый шел искать ее? Старый Каллуст.
- Это правда, - подтвердил Прохор Петрович.
- Вы идете искать не глупую важенку… Людей!
- Значит, идешь с нами? - спросил Прохор Петрович, настороженно слушавший длинное вступление старика.
Старый Каллуст отрицательно качнул головой:
- Нет. Не пойду.
- Мы идем искать не глупую важенку, а людей, - внушительно напомнил Прохор Петрович.
- Вы не знаете, куда идете, - тихо сказал старик. - Путь ваш… в Дурное место. Туда ходить нельзя.
- Если б я мог оставить оленей!.. - горячо вмешался Яша.
- Умнее тебя люди ходили к Дурному месту, - укоризненно перебил его старый Каллуст. - Сильнее тебя. С оружием! А где они! Где эти люди? Кто их видел?
- Не надо пугать! - поморщился Яша. - Здесь детей нет.
- Молодой ты!.. - ответил старый Каллуст и повернулся к Феде. - Много лет назад ушел к Дурному месту человек из Совета. Человек этот смеялся над чертом и над богом. Стрелял он!.. Охотник был. Никто больше не видел его. За ним пошел русский командир и два солдата. Они тоже пропали. Искали русских наши, саамы. Два человека пошли к Дурному месту. И еще четыре. Никто не вернулся. И потом много народу пропало там. Хороший народ. Сильный. Смелый!
- Разговорился! - недовольно бросил Прохор Петрович. - Сейчас вспомнит Чана Рушла.
- Вам жить надо, - продолжал старик, не обращая внимания на замечание бригадира и его недовольное лицо. - А вы пропадете там. Никто не узнает, как вы пропали. Много смелых людей ходили к Дурному месту. Ни одного больше не видели. Ни живым, ни мертвым.
- Не думай, что своими разговорами ты нас удержишь, - остановил его Прохор Петрович. - Все равно мы пойдем. Надо будет - пойдем к Дикому Берегу или, как ты его называешь, к Дурному месту.
Молчаливо слушавший спорящих Федя порывисто поднялся, схватил рюкзак.
- Куда ты? - Яша вскочил на ноги и загородил выход из куваксы. - Чай пить надо.
- Чаем угощают друзей, - сухо ответил Федя. - А какая может быть у меня дружба с человеком, который не хочет помочь людям в беде?
- Постой! - Яша не двинулся с места и даже широко развел руки, удерживая гостя. - Каллуст не хочет идти. Я пойду с вами. Только не обижайся. Я долго не могу ходить. Нельзя оставлять стадо… Ты понял меня?
- Понял, - ответил Федя.
- И выпьешь со мной чаю?
- С тобой?.. - Федя посмотрел в открытое, мужественное лицо молодого пастуха и не смог отказать ему. - С тобой выпью.
- Садись! - Яша почти вырвал у него из рук рюкзак.
- Только недолго, - спохватился Федя. - И так мы потеряли столько времени…
- Время! - усмехнулся Прохор Петрович. - Ни один саам не выйдет в дорогу, пока не напьется чаю досыта.
- Верно! - подхватил Яша, снимая обеими руками висящий над потрескивавшим костром круглый полуведерный чайник.
- Я тоже саам, - улыбнулся Прохор Петрович. - Я тоже не могу выйти в дорогу, если не налью себя чаем по самую макушку.
- Очень хорошо сказал! - весело поддержал его Яша. - Очень хорошо! По самую макушку. Меньше никак нельзя.
И принялся разливать чай в кружки.
Федя почти со страхом смотрел на поставленную перед ним кружку. Такой он в жизни своей не видел, даже в магазине.
Вмещала она не меньше литра. Пастухи, желая показать свое уважение к гостю, дали ему самую большую кружку.
Но хозяев не смущали устрашающие размеры их чашек. Со вкусом прихлебывали они почти черный чай с приятной терпкой горчинкой.
Пока остальные пили, Яша срезал с жареного оленьего бедра мякоть, завернул ее в газету и уложил в Федин рюкзак.
- Ничего, ничего! - замахал он рукой в ответ на протесты Феди. - Запас не ноги носят, его брюхо таскает.
Прохор Петрович ополоснул кружку и надел совик. Приподнял его плечами повыше и туго перехватил широкой тасмой с подвешенным к ней ножом с медной отделкой кустарной работы. Совик на груди и спине вздулся громадными горбами. Ноги Прохора Петровича туго обтягивали летние тоборки, сшитые по щиколотку из золотисто-желтой с черными разводами шкуры морского зайца, а выше - из очищенной от шерсти кожи. Надежно просмоленные, они хорошо предохраняли ноги от сырости.
На глазах у Феди крепкая, подтянутая фигура Прохора Петровича неузнаваемо изменилась. На раздувшемся совике неестественно маленькой казалась его голова, а ноги странно тонкими, как чужие.
Прохор Петрович стал похож на жителя какой-то другой планеты.
- Некрасиво? - засмеялся он, перехватив удивленный взгляд Феди. - Зато нежарко идти. За пазухой ветерок несу.
Старый Каллуст поднялся от костра и, укладывая кружку в потертый, мешок, сказал Яше:
- Не сбирайся, парень.
- Что так? - удивился Яша. - Я пойду к Дурному месту.
- Ты же говорил…
- Пойду! - настойчиво повторил старый Каллуст, продолжая укладывать в мешок нужные в дорогу припасы.
Все удивленно смотрели на него, не понимая, почему так неожиданно и круто повернул старик.
- Если ты боишься… - осторожно, не желая обидеть его, начал Прохор Петрович.
- Ничего не боюсь, - перебил его старый Каллуст и показал на Яшу: - Что я скажу его матери, когда парень пропадет?
- Оставайся! - сверкнул черными горячими глазами Яша. - И запомни: не собираюсь я пропадать и не пропаду!
- Я иду, - глухо повторил старый Каллуст, не вступая в спор с раскрасневшимся от гнева Яшей.
Упорство старика оказалось непреодолимым. Как ни бились с ним, как ни уговаривали, он твердил свое: "я иду".
Старый Каллуст собрался быстро. Подпоясался потуже тасмой, на которой рядом с ножом висели медвежьи и волчьи зубы - талисманы от болезней поясницы и ног. Но из куваксы старый Каллуст вышел с видом обреченного. Осмотрел он влажными глазами тундру и махнул рукой.
- Да что уж… Пойдем. - И обернулся к бригадиру: - Увидишь сам… Старый Каллуст смерти не боится.
"Ну и помощник! - думал, глядя на него Федя. - Тяжело придется с ним".
Чтобы ускорить затянувшееся тягостное расставанье, он спросил:
- Где же собака?
- Хорошую собаку не надо звать, - ответил старый Каллуст. - Она всегда знает, где хозяин. Не отстанет.
Не прошли они и десяти шагов, как к ним подбежал небольшой мохнатый пес - черный с белым пятном на глазу и широкими сильными лапами. Загнутый крючком хвост его довольно вилял из стороны в сторону.
- Пойдем, Тол, - сказал, обращаясь к собаке, старый Каллуст. - Людей искать будем. Пропали люди. - И добавил несколько слов по-саамски.
Тол посмотрел в мрачное лицо хозяина. Хвост его замер.
- Понимает! - старый Каллуст показал на собаку. - Все понимает. Только разговаривать не научился еще.
Морщинистое обветренное лицо его расплылось в широкой улыбке, словно осветилось солнцем.
Глава восемнадцатая
ИСПЫТАНИЕ
Федя спешил к Семужьей. Занятый своими невеселыми думами, он не заметил, как его спутники, посматривая издали на реку, озабоченно переговаривались по-саамски. И только после того как Яша и Дорофей с полпути повернули обратно к куваксе, Федя обратил внимание на Семужью. Первое, что бросилось ему в глаза: река стала значительно шире и камней на ней виднелось совсем немного.
"Как же я вчера не заметил, что вода поднимается? - беспокойно подумал Федя. - Проглядел! Не попасть бы теперь в новую ловушку".
У берега Прохор Петрович остановился. Всматриваясь в потемневшую и будто набухшую реку, он сокрушенно покачал головой:
- Прибыла Семужка за ночь. Крепко прибыла!
- Переправляться все же надо, - отрывисто бросил Федя. - Можно раздеться и перейти, где помельче…
- Раздеться! - возразил Прохор Петрович. - Два - три дня назад эта вода была в горах снегом или льдом. Погода-то стоит какая! Теплынь!
- Ждать нельзя, - настаивал Федя. - Будем ждать - потеряем людей!
- Ждать мы не станем и людей не потеряем, - успокоил его Прохор Петрович. Он испытующе оглядел широкую, плотную фигуру юноши. - Придется нам перебираться на саамском флоте. Видал его когда-нибудь? Нет? Сейчас поглядишь.
Саамский флот! Федя запомнил из вчерашнего рассказа Прохора Петровича, что на Семужьей лодок и в заводе не бывало, и плота сколотить не из чего. Так что же это за саамский флот?..
- Садись! - прервал его размышления бригадир, опускаясь на прибрежную гальку. - Садись, отдыхай. Сейчас придут наши корабли.
Ждать пришлось довольно долго. Но вот вдалеке послышался невнятный, постепенно приближающийся звук жестяных колокольчиков, напомнивший о коровьих боталах в Подмосковье. Федя приподнялся, и увидел медленно двигающиеся к берегу две оленьи упряжки.
Яша и Дорофей приехали на нартах, тяжело груженных сухим хворостом.
- Видал наши корабли? - спросил Прохор Петрович. - На них надо держаться покрепче.
- Удержусь, - хмуро обронил Федя, плохо еще представляя себе, как можно переправиться через реку на оленях.
Пастухи сбросили четыре плотные вязанки хвороста-сушняка и принялись крепить их по обеим сторонам нарт.
Пока они готовились к переправе, Прохор Петрович привязал свой заплечный мешок и Федин рюкзак к передку нарт.
Старый Каллуст поднял собаку, спрятал ее за необъятную пазуху своего совика и снова подпоясался.
Прохор Петрович взял вожжи, хорей и легко вскочил на передок нарт. В черных глазах его вспыхнули веселые огоньки, - рискованная переправа явно доставляла ему удовольствие.
За бригадиром встал на продольные брусья и Федя. Прохор Петрович подал ему привязанную к передку веревку. За нее можно было держаться, как за вожжи.
- Пошел! - крикнул Прохор Петрович и ткнул округлым концом хорея вожака, запряженного в четверке крайним справа.
- Хоп, хоп! - подхватил на соседних нартах Яша и замахнулся хореем на свою упряжку. - Хо-оп!
Олени с трудом стащили тяжелые нарты с берега к воде и остановились. Широко раздувая влажные ноздри, они по-бычьи вращали черными глазами, выворачивая крупные белки с сеткой красных прожилок.
- Поше-ол! - погонял заупрямившихся животных Прохор Петрович. - Хой, хо-ой!
Олени, мелко перебирая ногами, нехотя вошли в воду. Нарты, вздрагивая, поползли по каменистому дну. Федя нащупал ногами перекрестья брусьев и уперся покрепче, придерживаясь за натянутую веревку.
- Держи-ись! - зычно крикнул Прохор Петрович.
Течение подхватило нарты и потащило вправо. Пропущенные между ногами оленей кожаные лямки потянули в сторону, мешая животным плыть. Вожак не выдерживал напора лямки: заваливаясь на бок, он высоко вскидывал рогатую голову с выпученными глазами и бил передними ногами по воде.
Нарты накренились. Правая ступня Феди ушла под воду. Юноша невольно соскользнул на колени и, не выпуская из рук веревки, крепко ухватился за привязанный к передку рюкзак.
Прохор Петрович успел вовремя упереться хореем в дно. Вожак выровнялся. Подталкивая плечом соседнего оленя, он заставил упряжку изменить направление. Она плыла уже не прямо к левому берегу, а наискосок, несколько против течения. Теперь уже лямки не так мешали оленям; рассекая ледяную воду, упряжка медленно продвигалась к левому берегу…
Напрягая все силы, Федя старался удержаться на зыбких нартах, не свалиться в бурлящую под ногами воду. Вдруг нарты задели незаметный под водой камень. Толчок бросил Федю вперед, и он еще крепче вцепился обеими руками в рюкзак. Еще толчок! Связки хвороста приподнялись над водой. Они уже волочились по дну, сильно встряхивая нарты и стоящих на них людей.