Наташа задумчиво смотрела на открывшееся передней бескрайнее море. Темная синева его, отдаляясь от берега, постепенно смягчалась, переходила в молочно-мутную даль и на горизонте сливалась с серой дымкой. Любуясь морем, девушка на какое-то время забыла о своих тревогах, сигналах неизвестного друга.
Зато Барбос не мог забыть о них. Ощущение растущей опасности не оставляло его ни на минуту. Даже после того, как они вышли на открытый Дикий Берег, Барбос все время оглядывался, присматривался к каждому камню. Да разве уследишь за ними? Побережье усеяно валунами - большими и малыми.
Совсем недалеко оставалось до берега, когда Барбос посмотрел на часы. Резко выделяющиеся желваки на его скулах напряглись. Близилась развязка. Он спрятал часы и остановился у довольно глубокой овальной вмятины, поросшей молодой травой.
- Отдохнем, - сказал он и начальственно заложил руки за спину. - Время еще есть.
Усталая Наташа первой опустилась на траву и с удовольствием вытянула натруженные ноги. Володя повалился на спину, закинув руки под голову. Чуть поодаль от них по-прежнему молча устроился Немой.
Не отдыхал лишь Барбос. Он лег у края вмятины и стал следить за спуском к побережью. Здесь, по открытому, хотя и усеянному камнями месту, подобраться незаметно было невозможно.
Как ни всматривался Барбос в однообразно пологий спуск, никаких признаков присутствия людей заметить ему не удавалось. И все же Барбос продолжал смотреть, не отрываясь ни на миг. От долгого напряжения у него уже рябило в глазах. Ему даже показалось, что вдалеке кто-то пробежал от камня к камню. "Померещилось, наверно", - подумал он, упорно продолжая следить за спуском, чтобы не пропустить того, кто настойчиво шел за ними уже вторые сутки. Поглощенный наблюдением, Барбос не прислушивался к тому, что говорили у него за спиной.
- Наташа! - Володя зажмурился и мечтательно спросил: - Скажи, чтобы ты сейчас хотела увидеть? Больше всего!
- Автомашину, - не задумываясь ответила Наташа. - Настоящую. С колесами и шофером. - Она протяжно вздохнула и, заметив удивление Володи, добавила: - Черную! С красной полосой по бокам. А на ней двух - трех милиционеров! Настоящих! Хорошо!
Продолжая беседовать все с той же напускной беспечностью, Наташа оглянулась. Барбос с прежним напряжением наблюдал за каменной складкой, ведущей в глубь берега.
В стороне Немой, насупив жидкие белесые брови, рылся в своем заплечном мешке.
Момент был удобный, и Наташа поспешила им воспользоваться.
- Володя! - шепнула она. - Я расшифровала сигналы.
- Брось!
- Правда! - Наташа придвинулась к товарищу и зашептала, жарко дыша ему в ухо: - Из всей передачи мне удалось расшифровать два слова! "Море" и "Норд".
- А что это значит?
- Не знаю. Мы же приняли морзянку не полностью. Только часть. Я поняла так: развязка наступит на берегу моря. Помощь придет с севера. Нам надо посматривать на норд. В сторону моря.
- Как же ты расшифровала сигналы? - недоверчиво поинтересовался Володя.
Наташа обиженно поджала губы. Вместо ответа она сунула руку в карман, где хранилась записка.
- Не показывай! - быстро остановил ее Володя. - Не надо.
- Как же я объясню тебе что-то без записки? Мне ведь пришлось проделать тройное обращение текста сигналов.
- Тройное? - Володя сдержанно улыбнулся. - Даже в романе "Загадка зеленых пятен" и то писали о двойном обращении.
На этом разговор пришлось оборвать.
У Барбоса уже так рябило в глазах, что он не выдержал и позвал на смену Немого, а сам перебрался поближе к задержанным.
- Ну как? - встретила его Наташа. - Еще не идут за нами?
Барбос крепкими желтыми зубами молча покусывал былинку.
- Придут, - успокоила его Наташа. - От Советской власти не спрячешься.
- А может, спрячемся? - Как-то двусмысленно ухмыльнулся Барбос.
- И не думай, - продолжала Наташа с самым миролюбивым видом. - Мы предлагаем тебе выгодные условия. Очень выгодные! Подумай. Отсидишь ты свое в лагере…
- Засохни! - вскипел Барбос. - Поживем - увидим: кто где сядет.
- Опять засохни! - обиженно вздохнула Наташа, не обращая внимания на скрытую угрозу. - Мы о тебе всю дорогу заботимся, а ты?.. Рычишь! Мы ведь с тобой по-хорошему. Сам подумай! Чего мы от тебя хотим? Совсем немного.
- Ну, - насмешливо бросил Барбос, - чего же?
Лицо Наташи сразу стало серьезным, а голос суховатым, деловым.
- Прежде всего ты вернешь Володе очки.
- Очки! - ухмыльнулся Барбос. - А еще чего?
- Потом ты отдашь нам пистолет и мы поведем тебя и его, - Наташа кивнула в сторону Немого, - в ближайшую милицию.
- Слушай, ты… - Голос Барбоса сорвался. - Я сидел в лагере. Хватит с меня! Лучше я… - Он искал нужные сильные слова и не находил. - Лучше с той скалы головой вниз, чем обратно в лагерь…
- Нет, нет! - воскликнула Наташа. - Только не это. Если ты покончишь с собой, нам придется отвечать за тебя…
По неподвижному лицу Барбоса скользнуло уже знакомое Наташе выражение растерянности.
А девушка все с той же хорошо разыгранной простотой продолжала:
- Надо же понимать, что существуют закон, суд, милиция. Им нужно ловить преступников, сажать. А если преступники станут самовольно бросаться со скалы, что же тогда делать милиции, прокурору, суду? Кого сажать?
На этот раз Наташа переборщила. Барбос понял издевку и умолк. Несколько раз пробовала Наташа заговорить с ним, но он словно оглох, даже не оборачивался к ней.
Барбос сидел, крепко стиснув челюсти. И только короткие толстые пальцы его время от времени сжимались в тяжелые мясистые кулаки…
Так прошел час, еще час и еще. Барбос и Немой несколько раз сменяли друг друга. Чего они ждали? После сравнительно недолгого, но быстрого, похожего на бегство пути они остановились на такой длительный отдых и к тому же на явно неудобном месте, где даже костра не развести.
- Идет! - вдруг громко произнес Барбос.
Он встал в полный рост и замахал кому-то рукой.
За ним вскочили Наташа с Володей. И тут же тревожно переглянулись.
Вдалеке, по знакомой каменной складке, широким шагом спускался Сазонов. Это был враг более опасный, чем Барбос и Немой.
Он подошел к ожидавшим его людям, по-прежнему подтянутый, властный, уверенный в своей силе.
- Пошли, - коротко бросил он. - Время.
Все собрались и нестройной гурьбой направились к взморью.
- Что долго ходил? - тихо спросил Барбос у Сазонова.
- Присматривался к местности, - ответил Сазонов. - Нет ли у нас сопровождающих. Да и время наше только-только вышло. Спешить-то нельзя.
- Спешить нельзя, - согласился Барбос и многозначительно добавил: - А опоздать и того хуже.
Совсем недалеко от них, между двумя округлыми утесами, виднелось холодное спокойное море. Над скалой-часовым тучей носились обитатели птичьего базара, встревоженные приближающимися людьми.
Наташа остановилась и недоумевающе оглянулась на Сазонова.
- Давай, давай! - прикрикнул Барбос, желая показать Сазонову, что болтовня и дерзость девчонки на него не действуют, а быть может, и приглушить не оставлявшую ни на минуту тревогу. - Веселее шагай! Скоро чай пить будем.
- Куда шагать? - не выдержала Наташа.
Впереди, метрах в двадцати, каменистый берег обрывался в море.
- Куда надо, туда и пойдешь! - уже не скрывая злорадства, отрезал Барбос.
Немой задержался позади и смотрел: не идет ли кто за ними.
Пологий берег был пуст и безжизнен. Только на птичьем базаре словно метель бушевала: тысячи и тысячи чаек-моевок, чистиков, кайр, тупиков метались вокруг скалы-часового и надрывно кричали.
Еще десяток шагов - и Наташа остановилась у выброшенных прибоем водорослей.
- Шагай, шагай! - почти весело прикрикнул на нее Барбос. - Уговаривать тебя, что ли? А то я, пожалуй, уговорю. Навечно запомнишь!
Стараясь не поскользнуться на водорослях, Наташа, а за ней и Володя осторожно подошли к самому краю невысокого обрыва и остановились. Они смотрели вперед - на норд, на море. Но оно оставалось по-прежнему пустынным…
Под обрывом мягко всплеснула приливная волна…
Глава двадцать третья
ПОТЕРЯНЫ
Едва лишь маленькая группа скрылась под берегом, как вдалеке из-за небольшого и ничем неприметного камня выглянул мальчишка. Зорко всматривался он в сторону взморья, не решаясь выйти из-за укрытия. Но и на месте ему не сиделось.
Мальчуган не выдержал: ползком перебрался к крупному валуну. Прижался к нему, все так же украдкой наблюдая за берегом. Ничего опасного там не было. На недалекую скалу-часового будто хлопья снега падали, забивая там каждую выемку: взбудораженные появлением людей птицы успокаивались и шумно занимали привычные места.
Мальчишка осмелел. Пригибаясь, перебегал он от камня к камню, осторожно приближаясь к морю. Пристально вглядывался он в спускающуюся к воде гладкую площадку, сжатую с обеих сторон высокими округлыми утесами. Здесь совсем недавно исчезли люди, за которыми он шел по пятам почти двое суток. Куда они делись?
Разглядеть ему не удалось. Летавшие над морем беспокойные чайки круто взмыли вверх и отчаянно заголосили. Мальчишка бросился под ближайший камень и сжался под ним неприметным комочком. Потом осторожно выглянул… и увидел нечто совершенно необъяснимое. Из моря вышел человек в милицейской фуражке и стеганке. Из моря! Сухой! Мальчишка не верил своим глазам.
- Сазонов! - узнал он и плотнее прижался к камню.
Преступник поднялся на берег. Внимательно осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного, он вскарабкался на большой, выше человеческого роста замшелый валун, с плоской, будто примятой вершиной и растянулся на нем. Отсюда хорошо была видна спускающаяся сверху и постепенно расширяющаяся к взморью складка и небольшая рощица в стороне от нее.
Мальчишка замер. Выцветшая стеганка его с протертыми локтями и серые брючки слились с шершавым гранитом.
Томительно тянулось время. Воздух заметно посвежел. Мальчуган зябко передернул плечами, но с места не двинулся.
- Лежишь? - буркнул он, глядя исподлобья в сторону притаившегося недруга. - Ну и лежи! Посмотрим, кто кого перележит.
Помогла ему похожая на утку гага. Летела она мимо и заметила на валуне неподвижного Сазонова. Часто взмахивая крыльями, гага повисла над ним в воздухе. Внимание ее привлекло маслянистое пятно на брюках лежащего человека. Глупая птица с лёта хватила пятно вместе с телом. Сазонов вскочил на ноги, выругался вслед улетевшей гаге и легко спрыгнул с валуна. Поправляя на ходу сбившуюся на живот тяжелую кобуру с пистолетом, он быстро направился вверх по береговой складке.
- Так бы и давно, - шепнул посиневшими от холода губами мальчишка, провожая взглядом удаляющегося Сазонова. - Подумаешь!.. Фигура!
Сазонов не спеша поднялся на невысокий гребень и скрылся за ним.
Мальчуган по-прежнему лежал под камнем неприметным серым комочком. Он не доверял морю, в которое люди входили и так же запросто выходили. Занимала его только одна мысль: "Куда же девались остальные четыре человека?". И он упорно ждал, не выйдет ли еще кто из моря. А холодок донимал его все крепче. Как ни кутался мальчуган в старенькую стеганку, как ни вертелся - лежать на холодном камне он больше не мог. Но и отступать было некуда: где-то за гребнем горы бродил Сазонов. Мальчишка все же решил рискнуть. Перебегая от камня к камню, подобрался он к гранитной площадке взморья и, взглянув на нее, облегченно вздохнул.
Два черных с белыми галстуками и брюшками кулика-сороки плавно опустились на площадку. Высоко поднимая голенастые красные ноги, они деловито осматривали выброшенные прибоем водоросли, время от времени выхватывая добычу длинным острым клювом. Глядя на них, соблазнился и летевший мимо рябенький зуек. Подсел он к куликам-сорокам и, прыгая на тонких, словно чужих ножках, принялся рыться в темной влажной зелени, искать мелких рачков. За ним спустились на ближний утес несколько белых с голубовато-серыми крыльями чаек-моевок - погреться на вечернем солнце, отдохнуть от непрерывной сутолоки птичьего базара…
Мирная картина придала мальчишке смелости. Если осторожные кулики-сороки спокойно кормятся на площадке, а зоркие чайки греются на утесе, значит, людей поблизости нет. И он решительно направился к площадке.
Кулики-сороки встретили его недружелюбно. Чуть присев на пружинящих ножках, они громко закричали. Потом, почти одновременно взмахнув крыльями, обе птицы взвились вверх и потянули к скале-часовому. За ними вспорхнул зуек. Сорвались с мест и чайки…
Площадка, круто обрывающаяся в воду, оказалась пластом гранита, зажатым между округлыми каменными утесами.
Мальчишка обошел площадку. Недоумение его все нарастало. Как ни всматривался он - в сплошном пласте гранита не нашлось не только хода, даже щели, трещины. Ужу, и тому некуда было бы здесь заползти. Справа и слева от мальчугана над морем нависали округлые, источенные волнами и северными штормами утесы. Их отражения шевелились в воде, то поднимаясь вместе с плавным накатом, то снова опускаясь. Забраться на такой утес - нечего и думать. Впрочем, если б кто неумел подняться туда - мальчуган из своего укрытия на берегу увидел бы. Но тогда куда же делись люди? Выход с площадки оставался только один - в море. Но оно было пустынным - вода и вода, без конца и края…
Все случившееся на берегу было совершенно необъяснимо. На глазах у мальчишки пять человек вошли в море и… бесследно исчезли в нем. Потом один спокойно вышел из него. Сухой! Какая-то чертовщина!
Задерживаться в каменной западне было страшновато. Последний раз окинул мальчуган взглядом площадку и, укрываясь за камнями, побежал к рощице. В густой зелени он присел и долго не мог отдышаться. Сердце колотилось в груди часто и звонко. Во рту пересохло.
В низкорослом березнячке было безопасно. Мальчуган устроился в небольшой ямке, засыпанной сухими прошлогодними листьями. Достал из кармана обкусанный со всех сторон ломоть ржаного хлеба и измятые перья дикого лука, набранного в пути. Ел он неторопливо, с сожалением осматривая каждый кусочек, прежде чем его съесть. Покончив с хлебом, он доел вялый лук и огорченно вздохнул:
- Еще бы раз все сначала!
Но есть уже было нечего.
Посидеть спокойно удалось недолго. Снова стал пробирать холод. Мальчуган ежился, старательно запахивал стеганку, но оставался на месте. Он не верил ни в чудеса, ни в нечистую силу, а потому решил не оставлять засады, пока тайна исчезновения людей не раскроется. Эх, был бы у него хоть кусочек хлеба!..
Время шло. Холод усиливался. А тайна все не раскрывалась. Стараясь согреться, мальчишка прижимался к листьям то боком, то спиной. Порой хотелось поджечь сухие листья, чтобы обдало всего жарким пламенем, прогрело бы до самых косточек. Но сейчас нечего было и думать о костре, хотя бы и самом крохотном: где-то недалеко волком рыскал Сазонов. Приходилось согреваться только движением. Да разве согреешься так, ворочаясь на тощий желудок?
"Чего, я жду? - думал мальчишка. - Зачем сижу тут?" Уже несколько раз он говорил себе: "Хватит. Ничего здесь не высидишь. Надо уходить". Но подняться и уйти, оставить пропавших людей, за которыми пробирался почти два дня по горам и зарослям, он не мог…
Глава двадцать четвертая
ЧАН РУШЛА
Прохор Петрович и Федя шли к ручью, где их должен был ждать старый Каллуст, широким руслом, просматривающимся издалека. Но обратно, к месту ночлега Сазонова, Прохор Петрович повел своих спутников кружным путем. Сперва они немного прошли по ручью, в сторону Семужьей, продолжая отдаляться от своей цели. На повороте русло резко сузилось.
Прохор Петрович свернул в щель между скалами, заросшую остро пахнущим багульником. Дальше они расселинами пробирались к зарослям, где оставили Сазонова, всматриваясь в каждый камень, в каждый куст: не укрывается ли кто за ним?
Чем ближе подходили они к знакомому мелколесью, тем осторожнее держался Прохор Петрович.
- Не такой человек Сазонов, чтоб не посмотреть, ушли мы или нет, - объяснил он Феде и обернулся к старому Каллусту: - Пускай Тол поищет чужого человека.
Старый Каллуст понимающе кивнул и подозвал собаку. Поглаживая ее, он что-то говорил ей по-саамски.
Пес внимательно выслушал его и побежал вперед, плавно поводя из стороны в сторону тяжелым хвостом. Он заглядывал за камни, высоко поднимая голову - ловил встречный ветерок. Время от времени Тол возвращался к хозяину и виновато вилял хвостом.
- Никого нет впереди, - говорил старый Каллуст.
И снова посылал Тола на поиски.
Возле зарослей, прикрывающих поляну, где оставался Сазонов, Тол скрылся в зелени. На этот раз ждать его пришлось долго. Наконец он бесшумно вынырнул из густой листвы и, подняв острые уши, выжидающе остановился: людей впереди не было.
У погасшего костра старый Каллуст опустился возле Тола на корточки и протянул к его носу смятый комочек Наташиных волос.
- Апьсь! - приказал он. - Апьсь, Тол!
Пес обнюхивал волосы так старательно, будто хотел запомнить запах незнакомого человека на всю жизнь. А старый Каллуст серьезно, как понимающему собеседнику, объяснял ему что-то по-саамски. Потом он еще раз поднес пушистый комочек к влажному носу собаки и отрывисто бросил:
- Пе!
Голос его прозвучал неожиданно резко и властно.
Тол подскочил, вытянул морду с чуть проступающими из-под верхней губы белыми клыками. Легкой трусцой пошел он вокруг костра и вдруг, с ходу, свернул в сторону моря - взял след…
Среди своих друзей Федя считался неутомимым ходоком. И все же после часа стремительного движения по бездорожью за бегущей собакой он весь взмок. А старый Каллуст широким, чуть скользящим шагом (сказывалась многолетняя привычка к лыжам) шел за Толом, изредка похваливая его, сбиваясь с русского языка на саамский:
- Ай, пенно! Мун шиг пенно! Тол найдет людей. Воротимся мы к нашим олешкам. Умный Тол получит сладкую кость и много мяса…
Чем дальше удалялись они от остатков костра, тем менее бодро звучал голос старого Каллуста. Шаг его замедлился. Теплившаяся в душе старика слабая надежда, что след свернет в сторону от моря, исчезла. Тол тянул прямо к страшившему старика Дурному месту. Где-то там, на берегу глубокого незамерзающего моря, обосновался грозный Чан Рушла. Русский черт! Старый Каллуст издавна боялся чертей. Очень боялся! Но все же свой, саамский черт был ему ближе, понятнее. От своего черта можно спастись старинными заклинаниями, амулетами. А русский черт!
Он же не знает саамских амулетов, не понимает саамских заклинаний!
Пока старый Каллуст предавался невеселым размышлениям, Тол все той же ровной рысцой поднялся на мягко закругленный, невысокий гребень. Впереди открылось бескрайнее холодное море с одинокой скалой-часовым, над которой носились потревоженные чем-то птицы. Под косыми лучами ночного солнца море переливалось тяжелыми бронзовыми бликами.
А пес, упруго вытянув косматый хвост, стремительно шел по следу.