Рядом стоял Платон, восьмиклассник и уж конечно интересный человек – так отозвалась о Платоне бабушка Василисы прекрасной. Немного старомодное выражение – "интересный человек", но бабушка его любит, это высшая похвала в ее устах. "Твой Платон, – сказала она Василисе прекрасной, – интересный человек, начитанный, остроумный, умеет думать. В отличие от тебя, внучка моя любимая. Бери с него пример". Это тоже старомодное выражение: "Бери пример", но бабушка привыкла говорить немного по-старинному. К тому же люди и в наше время часто подражают другим, тянутся к их высотам. Только не называют это – брать пример. Каждый считает себя самым продвинутым и самым самостоятельным.
Платон сказал:
– Я не завожу собаку по другой причине: много с ней возни, а потом ее украдут или она убежит за своей великой любовью. Нет уж, мне такая головная боль ни к чему.
– Ты, Платон, сам любишь быть в центре внимания. – Лидка состроила ему глазки, хотя рисковала от Василисы получить по шее. – Я тебя понимаю, Платон, я сама такая. – И еще раз стрельнула глазками в него.
– Заведи своего парня и понимай его сколько хочешь. – Василиса прекрасная пнула Лидку так, что Лидка отлетела далеко, а Василиса крикнула: – Двину – отлетишь, Князева.
Барбосов стоял и поводил широкими плечами, вид у него был озабоченный и суровый.
– Собаку найду, блин. – Он опять повел плечами, а заодно бровями и щеками. Барбосов был взволнован, а это с ним случается редко, он невозмутимый, потому что сильный. Так считает сам Барбосов, и с ним согласна его подруга Надя-Сфинкс. Правда, она считает немного наоборот: Барбосов потому и сильный, что невозмутимый, его из себя не выведешь, в нем сохраняется вся энергия, не тратится по пустякам. – Надо найти собаку Степу, – повторил он. – Я весь административный округ облазил, орал, звал, обещал псу собачий корм "Псина", грозил, льстил, толку – фиг. Но я не уступлю. Эти гады прячут Степу, а все, что один спрятал, другой может найти – правило всех грабителей квартир и офисов. Один мой сосед нашел ожерелье, которое хозяйка закатала в рулон туалетной бумаги. Она была хитрая, но и он был хитрый. Теперь, жалко, сидит – эти менты тоже оказались хитрые.
– Барбосик! Знаю, что надо сделать! Догадалась! – вдруг встрепенулась Надя-Сфинкс. Все насторожились, но Надя не сказала вслух ничего больше, а зашептала Барбосову в самое ухо свою великую догадку. Даже Лидка Князева, главная подслушивательница чужих секретов, ничего не расслышала, кроме слов "она все знает". Барбосов долго слушал Надин шепот, кивал, даже урчал довольный, а под конец заулыбался, поцеловал Надину круглую щеку, но не растаял и на всякий случай добавил скептически:
– Не верю я в такую фигню, я не девчонка.
Так сказал Барбосов, это слышали все – Агата, Оля, Леха, Василиса прекрасная, Платон. Но Надя-Сфинкс сразу почувствовала: поверил! Любящее сердце делало Надю чуткой и многое понимающей – так говорят герои Надиных любимых импортных сериалов.
В тот день Экстрасенсиха сидела на своем балконе, она была в теплой куртке и мохнатой шапке. Экстрасенсиха была занята очень интересным делом – она пускала мыльные пузыри. Окунала кончик соломинки в специальный шампунь, дула в эту пластмассовую соломинку тихонько, и цветные шары летели по всему двору, сверкали и переливались на солнце всеми цветами радуги – оранжевые, зеленые, фиолетовые, розовые. Некоторые лопались в воздухе, и ничего от них не оставалось. Когда лопнул самый большой и радужный, Экстрасенсиха с грустью сказала:
– Морозик! Неужели красота может исчезнуть так бесследно? Это очень печально, Морозик.
Морозик выглянул из кухни. Ярко горел его нос-помидорчик, на голове у него была красная дед-морозовская шапка, а на животе – фартук, на котором был нарисован Дед Мороз в фартуке и с красным носом-помидорчиком.
– Не грусти, Экстрасенсиха, эти пузыри – всего лишь мыло.
– А волшебные? – не согласилась она.
– А их мало, они долетают до земли, не лопаются, а радуют птиц и детей. Эти и есть самые радужные и красивые.
– Значит, они утонут в луже? – капризно грустила она.
– Никогда! Эти самые красивые взлетят опять вверх и превратятся в звезды. Разве ты забыла, Экстрасенсиха? Красота остается всегда.
– Морозик, я тебя обожаю. Ты умеешь утешить человека, потому тебя все любят. А больше всех – я.
Он радостно подмигнул, отцепил нос-помидорчик, поцеловал свою жену Экстрасенсиху и вернулся на кухню, где у него выкипал яблочный компот с апельсиновыми корочками.
Она продолжала набирать в соломинку пену из флакончика, пузыри разлетались над двором. Агата крикнула:
– Леха! Мой самый лучший! – Подпрыгнула, поймала пузырь на ладошку, зажала в кулаке.
Мимо пробегала Лидка Князева.
– Вот он и лопнул! – вредным смехом засмеялась Лидка. – Схватила, главное дело! Да его и нет давно, пустая твоя рука.
– А вот и нет, – Агата приложила кулак к уху, – он там поет!
– Врешь! Так я и поверила! Все думают – Князева дура, а Князева не дура, это только кажется. Я хитрая и ловкая. Дай послушать, как поет. – Лидка сунулась ухом к Агатиному кулачку.
– Ни за что! – Агата убрала кулак за спину. – Песня мыльного пузыря не для всех, отвянь, Князева.
Агата убежала, Леха кинул в Лидку ледышкой и помчался за Агатой. Все шло своим чередом.
А в это время в квартире Экстрасенсихи раздался длинный настойчивый звонок.
Один бизнес потихоньку набирал обороты.
После того как Оля научила Надю-Сфинкса классному вранью, Надя побежала домой и про себя повторяла:
– Метеоритный дождь. С неба валятся камни. Какие нормальные родители отпустят своего ребенка в какую-то школу? Школ много, а дочь одна-единственная. – Надя-Сфинкс повторяла вранье, купленное у Оли. Надя верила в успех.
Утром она проснулась, поморгала глазами, чтобы окончательно прошел сон, и объявила:
– Мама, я сегодня в школу не пойду.
– Еще чего! До воскресенья три дня, до субботы – два! Собирайся без фокусов! И не вздумай прикидываться больной, вижу – здорова! – Мама поставила на стол тарелку с яичницей и стала красить глаза, мама правильная женщина, из дома не выйдет не накрасившись. – Собирайся, не тормози, Надя!
Из ванной раздавалось жужжание папиной бритвы. Может быть, хоть отец поинтересуется, что мешает дочери идти в школу? Надя легла поудобнее и стала ждать. Папа перестал бриться, выглянул:
– Какие проблемы? – весело спросил он.
– Надя в школу не хочет идти, – пожаловалась мама, убирая щеточку в косметичку, – валяется, а время тикает!
– Метеоритный дождь, – наконец сообщила Надя, – над Лунным бульваром и над нашей школой! Синоптики передали еще вчера!
– Научная фантастика! – захохотал папа и стал есть яичницу. – Метеоритный дождь, главное дело! – На всякий случай он все же выглянул в окно – никаких метеоритов!
– А я говорю – объявили! – упиралась Надя. – Метеориты будут падать! – Она спотыкалась на ученом слове "метеориты", но не сдавалась.
– Дождь? Возьми зонтик, – не очень вникая, посоветовала мама, – быстро отправляйся! Из-за каждого твоего прикола школу пропускать – на второй год останешься!
– В нашей семье во все века не было второгодников, даже прадед Кузьма не оставался, а был тупой. Иди, иди в школу!
– Ну как вы не понимаете – кричала Надя-Сфинкс уже из-под душа, – полетят камни сверху вниз! Опасно же!
– Опять мальчишки хулиганят, – мама догадливо усмехалась, – бросают с балконов всякую дрянь! В милицию позвоню!
Надя вышла из ванной, а мама схватила трубку.
– Мама! Пойми, никто не идет, ни один человек сегодня не учится! Ни Агата, ни Леха, ни тем более Оля. А уж тем более Барбосов не идет в школу, он и вчера не был!
– Барбосов известный прогульщик и балбес! На всех родительских собраниях его кроют! Сейчас позвоню его матери кассирше по прозвищу Кассирша и все выясню!
– Не надо, не надо! – Надя представила себе, как Барбосов бродит по всем окрестностям, ищет пса Степу, пес не находится. А тут встрянут мамы, начнут дергать Барбосова по мобильному: "Ты где?" Он разозлится: "На бороде!" А вдруг докопается, что она, Надя-Сфинкс, что-то лишнее сказала своей маме, а та – его. Надя в отличие от Оли врать не умеет, хотя и любит. Олины советы пошли Наде не впрок – к любому совету надо приложить свою выдумку и даже сообразительность.
– Не надо, мама, никому звонить. – Надя взяла из маминой руки телефонную трубку, тихо положила на тумбочку. – Раз ты не доверяешь единственной дочери, я отправляюсь в школу. – Быстро натянула на себя свитер, брюки, схватила сумку с учебниками, на завтрак даже не взглянула, хотя папа оставил ей половину яичницы; аппетит по утрам у Сфинкса нормальный, но она пролетела мимо еды. – Если мне на голову посыплются метеориты, виновата будешь ты, мама! Тогда не плачь и не рыдай!
Надя кинулась к двери. И тут у мамы нервы не выдержали:
– Стой! Какая школа? Если опасно, сиди дома! Не забудь начистить свеклу и морковку для борща! И никаких тусовок на Лунном бульваре! – И мама умчалась на работу.
Папа тоже собрался, стоял в дверях и весело поглядывал на дочь:
– Прогресс, Надежда. Раньше ты ни за что не придумала бы эту фантазию с метеоритами местного значения. Умнеешь. – И он потрепал дочь по затылку и ушел на работу.
Надя победно улыбалась – сдались. Хорошее вранье купила вчера, и денег не жалко.
Надя-Сфинкс побродила по квартире. Чистить свеклу, а потом снова делать маникюр? Тоска какая. Еще немного потолклась перед зеркалом, требовательно осмотрела фигуру – не похудела. И отправилась в школу. Не такое уж плохое место – школа, можно общаться, прикалываться, ссориться, мириться. Там, в классе, есть все – любовь, ревность. А вдруг у Барбосика новости, вдруг он нашел пса? Ведь не зря вчера из какой-то незнакомой квартиры Надя-Сфинкс и Барбосов отчетливо слышали крики:
– Сижу тут, как дурак последний! Они меня привязали! К батарее! Как будто я заложник!
– Стой, Сфинкс! И молчи! – Барбосов схватил ее за руку. – Степин голос. Узнаешь его?
Ответить было нельзя, Барбосов велел молчать, Надя быстро кивала: она узнала голос.
Они постояли, взявшись за руки, подождали. Степа молчал.
– Может, не он, – Надя потащила Барбосова к Лунному бульвару, – мало ли заложников в городе? На каждом шагу кого-то похищают, требуют выкуп. Пошли на Лунный бульвар, потусуемся, как нормальные люди.
– А вдруг он? – рявкнул Барбосов и потащил ее к тому подъезду, где, по его расчетам, мог находиться Степа. А голос кричал на всю округу:
– Приковали к батарее! А я все равно не выдам тайну! И никакого выкупа вы, гады ползучие, не получите.
Дверь почему-то была полуоткрыта, Барбосов и Надя ворвались в квартиру. Там были люди, никакой собаки не было видно, человек в спортивном костюме спросил сердито:
– Что надо? Врываетесь, главное дело.
И тут Надя-Сфинкс узнала его:
– Вадимыч! – закричала она, а школьный режиссер Вадим Вадимович одновременно закричал:
– Барбосов! Сфинкс! Почему вы пришли без звонка и без приглашения? У нас репетиция!
– Спектакль на суперсовременную тему! – сообщила десятиклассница Юля, она красавица и самоуверенная. – Здесь только будущие артисты, а вы обычные шестиклассники. Брысь отсюда.
И вся компания десятиклассников, которых Надя и Барбосов не сразу узнали под гримом и париками, зашипела:
– Брысь! Брысь!
– Мы слышали голос нашего пса, – не уходил Барбосов, – он звал на помощь! Его приковали к батарее! Не пудрите нам мозги!
Все захохотали, а громче всех Вадимыч. Он указывал пальцем на Барбосова, на Сфинкса и опять на Барбосова.
– Сыщики нашлись, блин, – сказал, перестав смеяться, Дима Маскин, – мой голос от собачьего не отличили!
– Я говорила – не Степа, – пищала Надя-Сфинкс, она была немного влюблена в Маскина, взрослого десятиклассника и удачливого детектива, – и не похож Димин голос на собачий, правда, Дима?
Барбосов стукнул ее по затылку:
– Глазки строит, главное дело. Я тоже узнал Димку Маскина по голосу. Проверить зашел на всякий случай.
– А теперь ступайте, – выпроводил их Вадимыч, – не мешайте нам, мы специально репетируем у меня дома – готовим сюрприз родной школе.
– Секретный творческий процесс, – пропела красивым голосом Юля и закрыла за ними дверь.
– Все равно голос Маскина похож на голос пса! – прокричал из-за двери Барбосов и быстро кинулся в лифт вместе с Надей-Сфинксом.
На улице он вдруг остановился, как с разбегу:
– Я догадался! Как я сразу не врубился! Вот лох! – Он лупил себя кулаком по лбу и кричал: – Лох, лох отстойный!
– О чем ты догадался, Барбосик, – Надя дергала его за рукав, – скажи! Не скажешь – умру! Скажи скорее!
Любопытство – огромная сила. Если бы любопытством можно было заправить мотор, машина помчалась бы вперед без всякого бензина, на энергии девчоночьего любопытства. Может быть, в будущем конструкторы до этого додумаются. А пока энергия любопытства пропадает почти зря.
Надя скачками носилась вокруг Барбосова:
– Скажи, Барбосик, свою умную догадку! Гениальную и классную!
Он молчал, но она дожала его:
– Ты самый умный в нашем классе. Гриша и то глупее! Он ботан, и все! А ты придумал, как найти пса! И мы найдем его скоро! Скажи твое открытие! – И заглядывала в глаза, и тормошила рукав.
– Выкуп, – наконец не выдержал Барбосов, – верный путь – выкуп! И пес наш! Они же его для этого и украли!
– Ой, конечно, для выкупа украли! Как ты догадался, Барбосик? – Надя-Сфинкс чутьем поняла, что надо поддерживать человека в его надежде. – Что навело тебя на эту великую мысль?
– Пьеса! Он кричал: "Выкуп не получите, гады ползучие!" Помнишь?
– Помню. Кричал на всю улицу, а догадался ты. У тебя одного хватило ума, Барбосик.
– Да, у меня ума много. И двойки-тройки не имеют отношения! – Он гордо выпятил грудь.
Она спросила осторожно, мягко, чтобы не расстроить его:
– А где взять деньги? Они же спросят много, наверное.
– Кто – они? – окрысился Барбосов. – Сначала найти надо! А потом, знаю, где взять бабки! Догадался! Бабки всегда можно достать, если найти собаку.
– А где? Как? У кого?
– Врубись и слушай, Сфинкс. В крайнем случае продам мотоцикл! – Он сказал это, зажмурившись от своей решимости, как будто прыгнул в ледяную воду с высокой кручи. – Продам!
Она ахнула и остановилась. В эту минуту Надя поняла, что Барбосов способен не только на прогулы и двойки, не только на драки и ненормативные выражения. Он способен на большое самопожертвование, на подвиг ради верной дружбы. Пусть с псом, все равно это верность и преданность. И Надя поняла: она правильно выбрала свою любовь навеки. Сердце подсказало верный путь, как говорят в сериалах про любовь и всякое главное в жизни.
– Барбосов! Ты продашь мотоцикл! Ну как же ты останешься без мотоцикла! – она восклицала, а сама гордилась своим Барбосиком.
– В крайнем случае, я сказал, – он шел рядом, широкоплечий и гордый Барбосов, – а крайний случай еще не наступил. Слушай ушами, Сфинкс.
Они прошли почти до Лунного бульвара, Барбосов вздохнул, ему было невыносимо думать о расставании с мотоциклом, и он поддержал сам себя словами:
– Пес живой, а мотоцикл – машина.
– Ты классный, Барбосик. – Надя поцеловала его при всех, они уже шли по бульвару.
– В крайнем случае, – повторил он еще раз, – а зачем я буду раньше времени об этом думать и себя расстраивать?
Мотоцикл стоял у куста барбариса, Суворовна за ним присматривала, сидя с сестрой Кутузовной на лавочке.
– Барбосов, – сказала Суворовна, – охрана денег стоит, а ты мне даже шоколадку не купил.
– Куплю, – Барбосов сел на мотоцикл, кивнул Наде, чтобы она заняла свое место за его спиной, и они помчались вперед. Ветер бил в лицо, развевал Надину прическу, ерошил короткие волосы Барбосова. Ветер скорости, ветер удачи.
В тот день Барбосов понял: благородные поступки совершают не отличники и всякие другие ботаны. Может быть благородным любой, даже он, Барбосов – грубиян, двоечник, матерщинник. Сознавать это было очень приятно.
Звонок в дверь раздался как раз вовремя: Морозик только что выключил плиту. Отходить от горящей плиты он не любит: однажды у него сгорела полная кастрюля компота, в другой раз выкипел любимый фасолевый суп. Но сегодня все складывалось удачно. Он прикрыл кастрюлю с компотом полотенцем, чтобы запах апельсиновых корочек пропитал яблоки, и пошел открывать дверь. На пороге стоял здоровый парень. Плечи широкие, лицо обветренное на всех ветрах, глаза маленькие, недоверчивые, а кулаки тяжелые, огромные.
– Мне эту, как ее, ну Экстрасенсиху, – басом сказал он.
– Экстрасенсиха, это к тебе! – позвал Морозик, но из прихожей не ушел. Парень шагнул вперед и забегал глазками по квартире. А Морозик взял из угла лыжную палку, а лыжи остались в углу.
Экстрасенсиха пришла с балкона, где она пускала мыльные пузыри, сняла куртку (дракон на спине халата шевелил хвостом, у него было три головы, а хвост один). Из комнаты верещал попугай:
– Бандюган пришел! У него, наверное, любовь не ладится с его бандюганкой! Помрешь от них, у всех любовь-морковь! А сами – двоечники из шестого класса!
– Я не бандюган, – сказал польщенный Барбосов, – я ищу собаку. Любовь ни при чем. Собаку украли, а у всех бизнес, носятся как застреленные. Времени у них нет, а у меня разве есть? У меня разве нет бизнеса? Мне разве бабки не нужны? – Это были саркастические вопросы, хотя такого умного слова Барбосов, разумеется, не знал, – саркастические, то есть насмешливые, ехидные.
– На Попку не обижайся, он бестактный. А я знаю многое: ты Барбосов, собаку ищешь. А ты, Морозик, почему с лыжной палкой? На лыжах собрался? Сегодня оттепель, ноль градусов, дождь и лужи. Лунный бульвар похож на сплошной ручей.
Морозик молча поставил лыжную палку на место, но на всякий случай перевернул и как бы между прочим оглядел ее острый стальной конец, затем выразительно посмотрел на гостя, будто сказал: "Экстрасенсиху в обиду не дам".
И вот Барбосов сидит за столом Экстрасенсихи и глазеет на всякие удивительные вещи, которых в обычном доме не увидишь. Хрустальный шар медленно вертится на золотой нитке. Карты раскиданы по темно-вишневой скатерти, в такие карты не сыграешь в дурачка, на них совсем другие изображения, таинственные и туманные. Цветные камни отбрасывают на стены и потолок зайчиков – зеленых, синих, красных. Им для этого не нужны никакие солнечные лучи – сияют сами камни.
– Драгоценные? – спросил Барбосов. – Настоящие, что ли?
– Здесь все настоящее, – Экстрасенсиха ответила сдержанно, но он понял: гордится – все подлинное – камни, птица, предсказания. Все без обмана. – Ну, рассказывай.
Он молчал, она его не торопила, видела, что парень тугодум. Таких поторапливать бесполезно, они соображают медленно, но придумывают иной раз не хуже быстрых.
– Это, как ее, – коряво начал он, – собаку сперли, ну украли. Я ищу собаку, а ее нет. Степа звать.
– Тебя так зовут? Красивое имя – Степа.