– Ну, стал.
– Повторяй: из года собаки в тень свиньи…
Увидев это, инопланетяне, которые до того шли неспешными крадущимися шажками, залаяли-завизжали и бросились к крыльцу со всех ног. Но поздно. Двое подростков растаяли в воздухе, словно снежинки в стакане горячего чая.
Доберман Пинчер
На ветке развесистого клёна полулежала чёрная лохматая собака.
– Опять инопланетяне, – попятился Лера.
Шурка внимательно вгляделся и покачал головой.
– Нет, – заявил он компетентно, – она настоящая.
– Тогда её надо спасать, – справедливо рассудил Лера, – собаки по деревьям лазить не умеют. Эта, наверное, за кошкой погналась, а теперь слезть не может.
Недолго думая, друзья вскарабкались на дерево. Но собака даже не глянула на них. Лежала себе безмятежно на ветке и неотрывно смотрела на далёкий горизонт.
– Помощь ей, похоже, не нужна? – заключил Лера.
– А вы кто такие? – вдруг спросила собака.
Лера от такого неожиданного поворота событий едва с дерева не свалился.
– Школьники мы, – ляпнул он первое, что на ум пришло, и, запнувшись на миг, добавил: – Из Беларуси. Я – Лера, а его Шуркой зовут.
– Доберман, – представилась собака вежливо. – Пинчер.
И вновь уставилась на горизонт.
– Какой же ты доберман-пинчер, – нервно рассмеялся Шурка. – Если ты здоровый, чёрный и мохнатый. Ты, скорее всего, водолаз. А доберман-пинчер худой, с длинной мордой, без хвоста, и шерсть у него короткая – чёрная и ещё немного коричневая.
– Во-первых, я девушка, – заявила собака. – Во-вторых, Доберман – это моё имя, а Пинчер – фамилия. В-третьих, я вам не тыкала. Так что будьте любезны говорить мне вы.
– И с каких это пор, – прищурилась она на Шурку, – собак стали делить на породы?
– Осторожней, – шепнул Лера, – кто его знает, куда мы попали.
Захарьев стал серьёзным.
– Извините, мэм, – сказал он с кислым видом.
Помолчали. Собака пристально следила за горизонтом.
– А кто вас сюда посадил?
– Сама, – перевела на друзей удивлённый взгляд Доберман. – Смотрите, – показала лапой вдаль, – сейчас восход солнца начнётся.
– Ох, как красиво, – вздохнула она мечтательно.
– Так вы сами забрались? – всё ещё не верили друзья. – Разве собаки умеют по деревьям лазить?
– Ну, это кто как, – не отрываясь от восходящего солнца, Доберман протянула им свою мохнатую лапу. – Видите?
И вдруг выпустила длинные и мощные, как у медведя, когти. Мало того, когти покрывал лак для ногтей: на лазурном фоне был нарисован багровый восход.
– Это мне в салоне красоты вживили, – пояснила собака. – Дорогое удовольствие. В целых пять бифштексов обошлось. Половина месячного оклада.
– Это такие огромные отбивные из мяса? – проявил эрудицию Шурка.
Собака ещё раз внимательно осмотрела друзей.
– Вы, наверное, издалека?
– Точно, – кивнул Шурка, – приезжие. Специально прибыли на ваш восход посмотреть.
– Хе-хе, – хихикнула собака и смущённо прикрыла лапой пасть. – Врёте вы всё.
– Ага, – увидев такую добродушную простоту, тотчас сознался Шурка. – А что такое ваш бифштекс?
– Самая крупная денежная единица. Равна десяти шницелям. Шницель – соответствует десяти котлетам. Одна котлета делится на столько же тефтель. Тефтеля – на фрикадельки.
– Значит, – стал подсчитывать Лера, – ваше месячное жалованье состоит из десяти бифштексов, сотни шницелей, тысячи котлет, десяти тысяч тефтелей или, – тут он задумался, – одного миллиона фрикаделек.
Собака поднесла к морде левую лапу, и друзья увидели на ней золотую цепь с массивными часами, на крышке которых красовались три единицы. Выпустила из правой лапы коготь и щёлкнула по цифрам. Крышка с мелодичным звуком открылась, обнажив циферблат часов. Щёлкнула ещё раз, и на месте циферблата возник калькулятор. Стремительно поклацав коготком по кнопкам, Доберман удивлённо взглянула на Леру.
– А ведь верно, – кивнула она.
– Значит, всё это деньги, а не еда? – решил на всякий случай уточнить Шурка.
Ни слова не говоря, Доберман Пинчер запустила лапу в густую шерсть на горле и вжик! – расстегнула, как в какой-нибудь обычной куртке, молнию на груди. Чёрная шкура разъехалась, и потрясённые мальчишки увидели совершенно голое розовое тело. Собака порылась за пазухой и, нимало не смущаясь, подала им пачку купюр.
– Вот эта красная, – показала, – и есть бифштекс. Шницель – розовый. В жёлтом цвете выполнена котлета. Тефтеля – синяя. Ну, а фрикаделька, само собой разумеется, зелёная.
Но друзей, удивлённых расстегивающейся шкурой, собачьи деньги уже мало интересовали.
– Так это не ваше? – осторожно тронул шубу Лера.
– Как не моё? – обиделась Доберман. – Моё. Наши косметологические центры достигли такого уровня, что любая шавка может безболезненно снять с себя шкуру. Правда, процедура весьма дорогостоящая. Никаких денег не хватит. Я вот себе грудь и немного с боков оголила. Вполне достаточно. Четыре внутренних кармана и титановая молния. Жарко – могу расстегнуться. Холодно – снова на замок.
Гуманное измерение
Шурка с опаской глянул на её огромную пасть.
– А кого, – спросил он и поправился, – а что вы едите?
– Мясо, конечно, – облизнулась девушка-собака. – Но бывают и переходные блюда.
– Какое мясо? – не удержался Лера.
– Ну, там, конина, телятина, свинина, баранина, курятина, даже кошачья или собачья отбивная, – взялась перечислять собака. – Но последнее скорее для гурманов.
– Как же вы можете себе подобных кушать? – отодвинулись от неё друзья, готовые в любой момент спрыгнуть с дерева.
– А при чём здесь себе подобные? – удивилась Пинчер. – Сделал заказ и жди.
– Но ведь тот, кто ваш заказ выполняет, – убивает.
– Кого убивает? – испугалась собака и перешла на шёпот. – Даже слова такого не говорите. На земле никого не убивают последние два столетия. Все продукты изготавливают специальные приборы на атомарном уровне. Хочешь свинины – тебе дадут хоть окорок, хоть рёбра, хоть ножки на холодец. Всё это было скопировано двести лет назад. Специальные аппараты просто воспроизводят исходный образец, подбирая и выстраивая соответствующим образом наночастицы, молекулы и атомы.
– Извините, – смутились друзья. – Ну, а если у какого-нибудь хищника охотничий инстинкт проснётся и он другое животное загрызёт?
– Никогда, – снисходительно посмотрела на них девушка и снова перешла на шёпот. – За убийство у нас, страшно сказать, отправляют на планету в созвездии Пса. А там, знаете, какие условия – жуть! Да и вообще мы живём порознь.
– Как это?
– Я, например, из Шарикова. В нашем городе проживают одни собаки. В других городах обитают только люди. В третьих – жирафы. В четвёртых – слоны. Но есть и смешанные города. Вот неподалёку от нас находится город Иотьфунь. Там живут ослы с верблюдами.
– Давно у вас так?
– Очень. Ещё когда животные освоили методику обучения человеческой речи. С тех пор и пошло. Многие виды начинали буквально с двух-трёх слов. А потом в процессе общения развилось отвлечённое мышление и заговорили на всех языках. Даже люди – исконные носители этого средства передачи информации – удивляются нашим достижениям. И немудрено. Некоторые индивиды, как, например, белый носорог Долбик из Нос-Рога-на-Замбези, знают более тридцати языков, в том числе и давно вышедшие из употребления.
– Ну, а как все собаки в одном городе собрались?
– Вообще-то собачьих городов много. Разбросаны они по всем континентам. Каждый город настоящая страна, только маленькая. У каждого свой правитель, свои законы. А как иначе? Собаки весьма отличаются от других животных, и потребности у нас разные. Собачьи города возникли тоже не сразу. Поначалу многие из наших предков жили в человеческих семьях. А когда первые собаки освоили язык и стали независимыми, начался настоящий бум. Каждая даже самая крохотная комнатная болонка желала стать самостоятельной, ни от кого не зависеть и иметь отдельную квартиру. Начался массовый исход собак из деревень, где у людей преобладали консервативные взгляды, вроде: "собака друг человека" или "собака помнит, кто её кормит". Или уж совсем для нас обидное: "хорошая собака без хозяина не останется". При этом никаких равных прав у собак в деревнях не было. Нас даже били. Из-за этого некоторые города вскоре оказались переполненными собаками, а люди и другая живность оттуда мало-помалу уходили. Особенно
быстро процесс псонизации шёл там, где на очередных выборах мэром города был избрана собака.
– Здорово! – улыбнулся Лера.
Солнце к тому времени поднялось над горизонтом, и Доберман Пинчер вместе с мальчишками спустилась на землю.
– Не желаете ли посетить наш Шариков? – поинтересовалась она. – Я вам городские достопримечательности покажу.
– Сходим? – посмотрел на друга Лера.
Шурка хотел было согласиться и вдруг заметил, что над собачьим городом зависло необычное облако. Подсвеченное солнцем, оно напоминало золотистого пуделя. Мало того, облако-пудель совершенно не двигалось по небу и странным образом подмигивало. Шурка затряс головой.
– Уходить надо, нам нельзя тут долго…
Сказал и запнулся – не говорить же первой встречной собаке о том, что их преследуют инопланетяне. Выручил Лера, который тоже заметил облачного пуделя.
– Нам надо срочно в город ослов, – заявил он.
– И верблюдов, – добавил для большей убедительности Шурка.
Доберман посмотрела на часы.
– Жаль, – вздохнула она. – Ладно, пойдёмте, покажу вам короткий путь на Иотьфунь.
Собака опустилась на четыре лапы и побежала на юг – вправо от восходящего солнца.
– Скажите, – нагнал её Шурка, – а инопланетяне в гостях у вас бывают?
– Прилетают время от времени. У них тут база за Сатурном.
– Драться не лезут?
– Нет, они смирные. А что? – Пинчер остановилась и внимательно посмотрела на Шурку.
– Мы это, – признался неожиданно он. – Мы ничего плохого не делали, а они за нами гоняются.
– Ясно, – махнула хвостом собака. – Теперь вы следы заметаете?
– Ага, – вздохнул Шурка.
– И хотите, чтобы я их запутала, когда они к моему дереву выйдут?
– Если можно.
– Можно, – опять добродушно махнула хвостом Доберман. – Вы всё-таки наши, земные, а они не пойми чего. Я их не на Иотьфунь, а в какую-нибудь другую сторону отправлю.
– Спасибо, – улыбнулся Шурка.
– Спасибо, – улыбнулся Лера. – Здоровская вы собака.
– Да ладно, – отвернула морду Доберман.
Выйдя далеко за город Шариков, она показала лапой на ю г.
– Вон там, за полесскими болотами, возвышается Иоть-фунь. Правда, я в те края ни разу не ходила. Но наши говорят, что через трясину перекинут бамбуковый мостик.
– А в каком месте?
– Не знаю. Пойдёте вдоль болот и обязательно найдёте. Мостик установили специально для таких, как вы, путешественников.
На прощание друзья поочередно обняли девушку Пинчер, потрепали её по холке, почесали за ухом и только после этого пошли к городу Иотьфуню. Собака ласково смотрела им вслед и прощально махала пушистым хвостом.
Странная деревня
Пройдя километров десять, друзья обернулись. Ни дерева, ни самой Доберман Пинчер видно уже не было.
– Как думаешь, почему ей восход нравится? – спросил Шурка, щурясь от яркого солнца.
Лера пожал плечами.
– Психология, – поднял палец Шурка. – Солнце напоминает собаке большой кусок сочного мяса.
– Логично, – согласился Лера. – Только собаки цвета не различают.
К полесским болотам мальчишки добрались лишь к вечеру, когда солнце, описав по небу полукруг, коснулось земли.
Смеркалось. То тут, то там начинали пробовать голос первые лягушки. За ними застрекотали другие, третьи, и вскоре над болотом грянул дружный лягушачий оркестр. Друзья осмотрелись. В топкий берег были вбиты деревянные сваи, которые удерживали островерхие крыши, покрытые болотным тростником. От каждого такого строения к воде тянулись заросшие травой тропинки.
– Странные хижины, – заметил Шурка, – ни одной стенки нет.
– Наверное, это заброшенное селение, – предположил Лера.
Забравшись на небольшой холм по соседству, они наткнулись на чьё-то большое гнездо. Гнездо представляло собой углубление в земле, которое было выстлано толстым слоем высушенной тины. Воздух к тому времени сгустился настолько, что хижины едва угадывались в сумраке. Ходить на ощупь вдоль болота друзьям не хотелось. К тому же устали они невероятно. Недолго думая, Лера забрался в гнездо. Шурка -следом. Лежать на сухой, прогретой жарким солнцем тине было так же здорово, как на бабушкиной перине. Не прошло и минуты, а друзья уже спали, словно убитые.
Разбудила Стопочкина беседа двух мужчин. Из-за высокого бруствера гнезда он не видел, кто говорит. Зато отчётливо слышал каждое слово. Лера лежал в полудрёме, поглядывал на восходящее солнце и слушал.
– Недостаточно только синтезировать мясо, – заявил скрипучий старческий голос, по-видимому, продолжая давно начатый диалог. – Необходимо, чтобы это был не бездушный кусок белка, а живая плоть.
– Э, куда вы хватили, – отозвался голос помоложе. – За такие разговоры, дедуля, вас могут отправить в созвездие Скорпиона.
– Ты не так меня понял, – стал оправдываться дедуля. – Речь идёт не об умерщвлении плоти, а о стимуляции синтетического мяса. Так тебе бац его под нос – на, подавись! А так, представь, сидишь ты по самые глаза в воде. Тут к берегу грациозно подбегает твоя порция мяса…
– Как это? – удивился молодой голос. – Где же у неё ноги?
– Хорошо, – вздохнул скрипучий, – тогда представь, что твоя порция мяса прибегает в виде коровы.
– Многовато будет, – хмыкнул молодой, видимо, представив размеры коровы. – Это не одна, это сразу несколько порций мяса. Моя, скорее всего, тянет на упитанного зайца или на исхудавшую гиену. И вообще я сижу на диете. А по средам и пятницам пощусь.
– Какой ты непонятливый, – вздохнул дедуля. – Значит, прибегает твой упитанный заяц к берегу. Ты бросаешься и впиваешься в него всеми своими шестьюдесятью восемью зубами. А потом начинаешь крутиться вокруг своей оси, зажёвывать этого зайца и заглатывать.
"Ёлки-палки! – испугался Лера. – Что же там за троглодиты такие разговаривают?".
– Ну и зачем это? – спросил молодой.
– Эх, – вздохнул огорчённо дедуля. – Как ты не понимаешь, что так возникает иллюзия полноценной жизни. Желудок начинает по-настоящему выделять желудочный сок, и тогда здоровья в тебе ого-го сколько! Да что с тобой говорить…
– Конечно-конечно, – ехидно отозвался его оппонент. – Куда нам до вас, вы вон второе столетие доживаете, а мы только полвека отмахали.
Лера приподнялся на локтях, выглянул из-за бруствера гнезда и обмер. На берегу болота лежали два чудовищных
крокодила. Один совершено огромный – более семи метров в длину, второй – на пару метров меньше. "Может, это не они", – мелькнула у него мысль. Но тут меньший крокодил неожиданно встал на задние лапы и, задрав кверху голову, подошёл к одной из хижин.
– Вместо того, чтобы философствовать, – заметил он, – лучше бы следили за состоянием своего дома.
Дотянувшись передней лапой до крыши, он поправил там сбитый набок тростник.
Пока крокодилы переругивались, спорили и выясняли, какие у каждого из них права и обязанности в отношении своих жилищ, Лера растолкал друга.