НЕУДАВШИЙСЯ ЗАГОВОР
Если на улицах Петрограда в эти бурные дни Цветок и Ванюшка были вместе со всеми и прежде всего рядом с Типкой, то, попадая на свой двор, они старались уединиться.
Виноваты в этом были винтовка и Царь.
Царь вразвалку ходил с винтовкой за плечами по двору и показывал любопытным скобарям, из каких частей она состоит.
- Это боек, а это ударник, - объяснял он, щелкая затвором. - Пуля летит у ней на версту.
Винтовку он считал своей законной принадлежностью, так же как на голове папаху с солдатской кокардой и шинель с погонами на плечах. Отнять винтовку у него мог только военный комендант или старший по званию - офицер. Но военный комендант сидел в камере Петропавловской крепости, а офицерам солдаты больше не повиновались. Так Царь и ходил вооруженный.
Иное мнение имели Цветок и Ванюшка. Цветок кивал головой на Царя:
- Важничает. Ишь похваляется!.. - Сердце у Цветка обливалось кровью. - Ты тоже хорош... гусь лапчатый. Не дал мне винтовку. Я же первый крикнул: "Чур, моя!" - укорял он Ванюшку. - Винтовка-то моя... Ну, наполовину твоя, а вовсе не Царева. Жулик Царь и мазурик... Давай отнимем? - предлагал он, потирая руки. - Вдвоем мы справимся.
- Что же, драться с ним? - уныло спрашивал Ванюшка.
- Неужто прощать? - Цветок негодовал. Он готов был хоть сейчас расправиться с Царем. - Мы все-таки его поколотим, - обещал он Ванюшке, - не сегодня, так попозже.
"Кто это мы-то?" - подумал Ванюшка.
- Хочешь, я подговорю гужеедов? Знаешь, какая у меня с ними дружба! - Цветок, таинственно оглядываясь, шептал на ухо Ванюшке: - Они все за меня. Мы разыщем правду. Хочешь моим другом быть?
Он выжидательно смотрел на Ванюшку.
- Хочу... - неуверенно согласился Ванюшка, но тут же предупредил: - Колотить Царя я не буду.
- Трусишь? - язвительно спросил Цветок.
Ванюшка уклончиво пожал плечами. Объяснять свое поведение Цветку он не намеревался. Так и расстались ребята, не поняв, союзники они или нет.
Заглянув на другой день на двор Моторного дома, Ванюшка увидел среди гужеедов облезлый лисий треух Цветка.
Стоял Петька Цветок, окруженный ребятами, и громко разглагольствовал:
- Царя свергли. А у нас на дворе свой Царь сидит. Мы его еще не сковырнули, но тоже прогоним! Беспачпортный он.
Цветок продолжал распространяться. Кто-то из гужеедов уже советовал:
- Отправьте его обратно на войну.
- Отправим, - соглашался Цветок.
- Царь Николай отрекся... Мы своего Царя тоже заставим уйти. На кой он нам нужен.
Цветок был настроен воинственно.
Мешать Ванюшка не стал и незаметно удалился. Но такая решимость Цветка расправиться с Царем удивила и даже озадачила его. По всем признакам, Цветок готовил заговор с гужеедами против Царя. В душе Ванюшка соглашался с Цветком, что Царя следует "сковырнуть" и вытурить со двора как можно скорее если и не за винтовку, то хотя бы из-за Фроськи. Но, поразмыслив как следует, Ванюшка решил все же не связываться с двуличным Цветком и не вступать с ним в заговор. "Еще беды с ним наживешь", - подумал он.
Все последующие дни Ванюшка зорко следил за Цветком и ждал, что предпримет тот. Сам он и думать перестал о нанесенной обиде. Тем более, что в Скобской дворец уже приходила милиция отбирать у населения захваченное в дни революции оружие. Была отобрана винтовка и у Царя.
"Скобари за Цветком не пойдут, - думал Ванюшка, - а на гужеедов надежда маленькая. С Царем они тоже дружат".
Цветок продолжал ходить в Моторный дом. Возвращался оттуда с озабоченным видом. Встречаясь с Ванюшкой, что-то ворчал про себя. "Неужели кого уговорит?" - удивлялся Ванюшка. Снова вступать в какие-либо переговоры с Цветком у него не было никакого желания.
Ждать пришлось недолго. Ванюшка был на дворе, когда к Цветку крупным шагом подошел Царь и, остановившись, в упор спросил:
- Ч-что, драться со мной собираешься? - Вид у Царя был грозный, глаза буравили предателя.
Очевидно, молва о затеянном Цветком заговоре дошла и до него.
- Ты что?! - изумился Цветок, приподнимаясь с места (сидел он на тумбе у ворот). - Ты чего, селедкой объелся?
Цветок так простодушно, с таким невинным видом глядел на Царя, и лицо его выражало такую незаслуженную обиду, что Царь даже растерялся.
Присутствовавший при разговоре Ванюшка - в который раз! - изумился способности Цветка отпираться не краснея. Наконец Царь усмехнулся и протянул Цветку руку:
- Ну смотри...
Цветок с обиженным видом пожал руку Царя. На глазах у всех он публично отрекался от своего столь усердно вынашиваемого замысла. Все же, улучив момент, он погрозил Ванюшке кулаком и попрекнул: "Разглаголил..." Ванюшка отрицательно покачал головой.
После "дружеской" беседы Царя с Цветком к Ванюшке несмело подошла Катюшка.
- Сказать али нет? - загадочно спросила она.
- Говори, - разрешил Ванюшка, не понимая, о чем пойдет речь.
Катюшка медлила.
- Я тебе секрет доверю. Ты смотри держи его. Скажи честное слово.
Ванюшка сказал и даже побожился. Катюшка наконец собралась с духом:
- Фроське ты больше не доверяй.
- Это почему же? - сердито спросил Ванюшка.
- Отказалась она от тебя.
Ванюшка чуть побледнел.
- Это как же? - спросил он, по-прежнему ничего не понимая.
Но в решающую секунду Катюшка сумела взять себя в руки и не стать предательницей.
- Это я так... пошутила... - смутившись, пробормотала она. Бросив взгляд, полный сожаления и немого обожания, мышкой юркнула в подъезд, оставив одного Ванюшку размышлять.
Ванюшка не знал, что перед этим у девчонок произошел конфликт... из-за Царя. Возвращение Типки в Скобской дворец внесло некоторый разлад в ряды скобарих. Царь не мог оставаться свободным. Его тоже должны были закрепить, и, по всему судя, за Фроськой. Но тут поднялась на дыбы Катюшка.
- Нечестно так, - попрекнула она подругу.
Фроська, понимавшая все с полуслова, было вскинулась, но сразу остыла.
- А Петюнчика куда денешь? - осведомилась она.
Катюшка потупилась. Хотя Цветка и закрепили за ней, но дружба с ним не налаживалась.
- Он грубиян и... насмешник, - призналась она.
- Ладно уж, - после короткого раздумья согласилась Фроська, отказываясь от своих прав на Ванюшку.
- Чахнет он по тебе, - все же сочла нужным поставить Фроську в известность Дунечка Пузина.
Та презрительно фыркнула. И тут проснувшаяся гордость толкнула ее на неслыханный шаг.
- Хотите - берите и Царя! - предложила она, обводя загоревшимися глазами своих подружек.
Но таких смельчаков не нашлось, и Фроська облегченно вздохнула.
Таков уж был характер Фроськи, причинявший ей самой много огорчений.
После недолгого спора на Цветка нашлась новая хозяйка, и подруги разошлись примиренными.
Произошел этот разговор как раз накануне похорон жертв революции, на которые собирался идти весь рабочий Питер. Как стало известно, убитых с той и другой стороны, в том числе и умерших от ран, было почти полторы тысячи человек.
ПОХОРОНЫ ЖЕРТВ РЕВОЛЮЦИИ
Уже с утра скобари начали собираться на похороны. Бегали по подъездам, скликая друг друга. Девочки одевались в черное. Царь тоже появился на дворе рано, ходил молчаливый и хмурый, не вступая ни с кем в разговор. Предстояло ему вскоре, как раненому солдату, получить в последний раз паек и снова уехать на фронт, в свою воинскую часть. Больше деваться Царю было некуда.
- Кузьку тоже понесут хоронить? - спрашивали у Царя младшие девочки, которым очень хотелось в последний раз взглянуть на своего погибшего товарища.
- Не Кузьку, а Кузьму, - строго поправил Царь, сам впервые назвав Жучка полным именем, и тяжело вздохнул. Он тоже любил Жучка.
Суетился Цветок. Он подходил то к одному скобарю, то к другому и осведомлялся:
- Ты знаешь, как Черта звали?
Никто не знал.
- Дементий Хлебников, - с торжествующим видом пояснил Цветок. - Я, брат, все знаю!
Со своим вопросом он подошел и к Царю.
- Говоришь, Дементий? - задумчиво переспросил Царь, невольно вспомнив стычку с полицейскими у Казанского собора.
Только стоявшая рядом Фроська поняла, почему дрогнул голос у Царя.
- Х-хороший был человек, - добавил Царь.
И опять из всех скобарей только Фроська согласилась с ним.
Появился на дворе и Ванюшка, не подозревая, что теперь он "принадлежит" не Фроське, а Катюшке. Он было подошел к Фроське и поздоровался с ней, но сразу же между ними появилась Катюшка. Бросив укоряющий взгляд на того и другого, она увела Фроську с собой.
Фроська неохотно последовала за ней. Уступив подруге Ванюшку, в душе она и не думала отказываться от дружбы с ним: было в Ванюшке что-то такое, чего недоставало Типке.
Скобари группами потянулись на улицу.
В часы похорон двор Скобского дворца словно метлой подмело - опустел.
Колонны жителей Васильевского острова, участвовавшие в народных похоронах, заполнили Большой проспект. Улицы краснели от флагов с черными траурными полосами. Колыхались знамена. Натягивались на ветру стяги. Торжественно и грустно играли оркестры.
Впереди колонн несли обтянутые кумачом гробы.
Ванюшка шел рядом с друзьями и невольно вспоминал, как совсем недавно он писал для юного черномазого Жучка смертную записку с адресом Скобского дворца. Из всех скобарей и гужеедов, кому тогда Ванюшка писал, смертная записка понадобилась только Жучку.
Рыдали медными голосами трубы, стонали флейты. Звенели литавры. Плакала крупными горькими слезами первая весенняя капель. А когда замолкала музыка, к светлому солнечному небу поднималась песня, тоже грустная и тоже величавая, хватавшая скорбью за сердце.
Песня росла, ширилась.
Вы жертвою пали в борьбе роковой,
Любви беззаветной к народу...
Пели не только проходившие колонны - пела вся улица и, казалось, весь Петроград. Пели скобари. Звенел голос Фроськи.
Вы отдали все, что могли, за него,
За жизнь его, честь и свободу...
Шли и пели гужееды. Выделялся густой, сильный голос Спирьки Орла.
Прощайте же, братья, вы честно прошли
Ваш доблестный путь, благородный.
И грозно гремело впереди, и позади, и по сторонам - по всей залитой морем людей широкой улице:
Падет произвол, и восстанет народ,
Великий, могучий, свободный...
В этот день все районы в Петрограде провожали в последний путь своих героев. Колонны непрерывными многотысячными реками текли в одно и то же место - к Марсову полю. Посредине Марсова поля, огороженный свежими неоструганными досками, белел невысокий помост. На помосте находились члены Временного правительства, представители различных партий. Желтели отвалы свежевырытой земли над широкой и длинной траншеей, в которую под звуки траурного марша бережно опускали гробы с телами павших. Среди них был и гроб с телом Дементия Хлебникова, при жизни прозванного Чертом, и гроб с телом Кузьмы Жучка. Маленький, необычайно боевой и шустрый, Жучок стоял перед глазами ребят как живой.
"Прощай, Кузьма!" - думал про себя Царь.
"Прости меня, Жучок, - мысленно разговаривал со своим верным другом Ванюшка, - не уберег я тебя".
Прогремел залп из винтовок - салют в честь погибших. Сняв шапки и склонив знамена, медленно проходили колонны мимо засыпанных свежей землей братских могил. Продолжали рыдать медные трубы. У многих ребят на глазах появились слезы. Солнце несмело взирало на многотысячную похоронную процессию, то скрываясь за облаками, то снова показываясь, словно тоже горюя и от горя прикрываясь облаками.
"Теперь больше не увидим Кузьку", - думал Ванюшка. И снова перед его глазами вставала в зимнем сумрачном мареве Знаменская площадь, свист нагаек, треск пулемета, искаженные страхом лица бегущих, среди которых был и Кузьма.
Колонны людей медленно текли с Марсова поля. Народ расходился. На переполненных тротуарах по-прежнему кипела обычная жизнь. На Дворцовой набережной Царя неожиданно окликнули. Он обернулся и на панели увидел высокого статного офицера в серой щегольской шинели с погонами капитана на плечах.
- Антип? - спрашивал тот, прищурив глаза.
- Я, - ответил Царь, подходя к офицеру и здороваясь.
- Господа, - обратился офицер к другому офицеру и к молодой женщине в изящной каракулевой шубке, - этот парень спас мне на фронте жизнь.
Ребята удивленно переглянулись. Такой важной детали из фронтовой жизни Царя они еще не знали. Но слово "господа" неприятно покоробило слух скобарей.
- Пошли! - предложил ребятам гордый, самолюбивый Копейка, не желая оставаться рядом с такими важными особами.
Царь догнал своих ребят минут через пять.
- Это кто? - поинтересовались скобари.
- П-поручик Кохманский, мой ротный командир. А теперь капитан, - с заметной гордостью сообщил Царь. - Вместе в окопах сидели. Георгиевский крест за его спасение дали.
Каких-либо дальнейших пояснений со стороны Царя не последовало. Но друзья посмотрели на него с еще большим уважением. Фроська переглянулась с Дунечкой Пузиной, а Ванюшка с Цветком. Каждый невольно подумал, как ему далеко до Царя. Только Серега Копейка невозмутимо ухмылялся, с гордостью посматривая на своего крестового брата. Отвага и геройство Типки и раньше не вызывали у Сереги никаких сомнений.
ТИПКА ЦАРЬ В ЦАРСКОМ СЕЛЕ
Битком набитый пассажирами вагон пригородного поезда шел медленно. В вагоне третьего класса, где сидел Царь, оживленно разговаривали про революцию, про военные действия на фронте, про политику Временного правительства.
- Штык в землю - и конец войне, - убежденно говорил болезненного вида солдат с перевязанной головой. - Весна наступает. Надо матушку-землицу делить да пахать.
- Это как же так делить? - сурово вопрошал его пожилой бородач в синей суконной купеческой поддевке. - У меня, к примеру, торговое заведение. Выходит, что тоже делить надо? С кем это прикажешь делить-то? С моим приказчиком?
- А может, и с ним, - спокойно отвечал солдат под дружный смех в вагоне.
- Распустили вашего брата солдата, - укоризненно качал головой бородач, - воевать нужно, а не политикой заниматься.
- Эх, мил-человек, - в свою очередь неодобрительно качал головой солдат. - Тебя бы на плесневелые сухарики да на ледяную водичку на недельку в окопы отправить. Другим бы голосом запел.
Одни пассажиры поддерживали солдата, другие - купца. Царь помалкивал. В душе был целиком на стороне солдата.
Переполненный вокзал Царского Села поразил Типку обилием офицерских чинов. Они толпились у буфетной стойки, разгуливали по перрону. Немногочисленные солдаты не обращали внимания на встречных офицеров, а офицеры, недоброжелательно посматривали на них, остерегаясь делать какие-либо замечания. Царь тоже держался свободно, как равный с равными. Вытягиваться перед начальством он и раньше не особенно любил.
Не скоро Типка по адресу, который ему дал капитан Кохманский, разыскал двухэтажный особняк с крутой черепичной крышей. Вдаль во влажной, сумеречной дымке простирались заснеженные поля, чернели березовые перелески. По другую сторону дороги, за высокой массивной железной оградой виднелся обширный густой парк с многолетними деревьями.
Типка нерешительно остановился у калитки. Позвонил. Служанка в белом фартуке и с кружевной наколкой на голове подозрительно осмотрела Царя. Расспросив, куда и к кому идет, провела его в особняк.
Капитан встретил Типку радушно, велел раздеться и сразу же представил своим родственникам.
Смущенного Типку окружили. Пошли вопросы. Особенно усердствовала худощавая брюнетка лет двадцати, сестра капитана. Царь и раньше недолюбливал взрослых девиц и даже опасался их. "Вот привязалась", - думал он, не находя места своим рукам.
Более сдержанно вел себя младший брат капитана в форме кадета. Тут же в комнате в высоком мягком кресле под картиной в золотистой раме сидел отец Кохманского - сухой седенький старичок в халате, с длинной трубкой в руках, а рядом мать - полная, расплывшаяся дама с лорнетом, в который она смотрела, прищурив один глаз.
"Чудно! - думал Типка. - Какие все они сдобные и белые. Молоком, что ли, их отпаивали?"
Сперва он все время удивлялся и робел. А потом ему надоело, и он заскучал.
- Поживешь у нас, - заявил капитан, когда Типка, пообедав, стал собираться обратно. - Своих друзей я так не отпускаю.
Типка, несколько растерявшись в такой обстановке, не посмел отказаться.
Обед ему понравился. На стол подавал лакей в белых перчатках, а на шее у Типки белела салфетка, которую услужливо подвязала ему сестра капитана. Царь ни от чего не отказывался и скоро почувствовал, что объелся. А на стол подавали все новые блюда. Типка даже пил красное вино. В этот день его познакомили с родословной семьи Кохманских.
- Мы уже второе столетие верой и правдой служили при царском дворе, - с нескрываемой гордостью говорил сухонький старичок с седыми бакенбардами - отец капитана.
Типка, нахмурившись, молчал. Он все более убеждался, что эти люди настроены враждебно к февральскому перевороту.
- Смутьяны развалили государственную власть, - убеждал Типку старик Кохманский, попыхивая из своего длинного черного чубука. - Без батюшки государя не может русская земля стоять!
"Может", - думал Типка, искоса поглядывая на портрет Николая Романова, висевший в гостиной на стене.
Весь вечер старик красноречиво рассказывал Типке, как великодушен батюшка государь, вспоминал разные истории из жизни царского семейства.
"Ну и мастак же ты говорить", - думал Типка, удивляясь неистощимому красноречию своего собеседника, который порядочно ему уже надоел.
Румяная черноглазая горничная, лицом смахивающая на Фроську, отвела Типку на второй этаж в угловую комнату.
- Это ваша, - кратко пояснила она, оправляя плюшевые портьеры на дверях и бесшумно ступая по мягкому пушистому ковру. - Нравится у нас?
- Не-ет. - Царь отрицательно покачал стриженой головой. - Старорежимные у вас все.
Горничная быстро взглянула на Типку.
- Господа - да, а мы - нет.
"Пропадешь здесь", - с тревогой думал Типка. оставшись один. На всякий случай он запер за горничной дверь, осмотрел все углы в комнате и только тогда осмелился лечь спать.