Повесть о подростках, которые взрослеют, закаляются в боях гражданской войны, становятся убежденными борцами за Советскую власть.
Содержание:
-
Ромен Ролан о повести Юнармия 1
-
Глава I - ЭШЕЛОНЫ УШЛИ 1
-
Глава II - В ПОГРЕБЕ 2
-
Глава III - КАПСЮЛЬ БЕЗ БОМБЫ 4
-
Глава IV - АГИТПУНКТ 5
-
Глава V - СЕНЬКА ПЕТЛЯЕТ 6
-
Глава VI - РАЗГОВОР ВО ДВОРЕ 7
-
Глава VII - ПРИКАЗ КОМЕНДАНТА 8
-
Глава VIII - "ЗА ЕДИНУЮ, НЕДЕЛИМУЮ" 8
-
Глава IX - У НАС ЕСТЬ КРАСНОАРМЕЕЦ 10
-
Глава X - БЕЗ ВЫСТРЕЛА 12
-
Глава XI - БОЕВОЙ ОТРЯД 13
-
Глава XII - КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ 14
-
Глава XIII - ДЕПОВСКИЕ ОРГАНИЗУЮТСЯ 15
-
Глава XIV - ВИНТОВКИ 16
-
Глава XV - НА ОСАДНОМ ПОЛОЖЕНИИ 18
-
Глава XVI - НЕЗАРЫТАЯ МОГИЛА 19
-
Глава XVII - САПОГИ ПОД РАСПИСКУ 19
-
Глава XVIII - ОТ ТУЖУРКИ РУКАВА 20
-
Глава XIX - СЕНЬКА-КРАСНОАРМЕЕЦ 21
-
Глава XX - БУЛЫЖНЫЙ ЭКСПРЕСС 22
-
Глава XXI - У РЯБОГО АТАМАНА 25
-
Глава XXII - ТЮГУЛЁВКА 26
-
Глава XXIII - СТРЕЛЯНЫЙ ЖАВОРОНОК 28
-
Глава XXIV - ПРИСТРЕЛКА 29
-
Глава XXV - ЛЕНИН ИДЕТ! 30
-
Глава XXVI - НАША ВЗЯЛА 31
Григорий Ильич Мирошниченко
Юнармия
Ромен Ролан о повести Юнармия
Ваша маленькая книга, которую я прочел с величайшим интересом, очень трогательна. Я должен сказать, что, несмотря на то что это - книга для детей, она одна из самых трогательных, которые я читал о гражданской войне, имевшей место в вашей стране (конечно, я знаю только те книги на эту тему, которые были переведены на французский язык, так что я могу судить очень неполно). Эта небольшая книга еще раз показывает нам, как в вашей стране создается новое человечество, сознательное и свободное. Последние страницы, где вы рассказываете о том, что случилось потом с вашими товарищами и с вами самим, желающим "идти вперед", доставили мне самое большое удовольствие.
Жму вашу руку, дорогой товарищ, и желаю вам удачной работы, здоровья и сил.
Ромен Роллан
Вильнев, 19 марта 1936 г.
Глава I
ЭШЕЛОНЫ УШЛИ
На главной железнодорожной магистрали, почти у самого перрона, блеснул оранжевый огонек, треснул и потонул в облаке бурого дыма. Глухо и тяжело ударил взрыв. Посыпались камни, песок, хрустнули станционные стекла.
Над крышей вокзала пронзительно и даже как-то странно пропел еще один трехдюймовый снаряд. Он грохнулся по ту сторону станции, на постоялом дворе Кондратьевых. За ним ударил еще один… Еще. И еще. Сколько их! Они сыпались один за другим, и в густом дыму, который уже закрывал собой десятки домов и сараев, мгновенно вспыхивали огни, напоминавшие грозу, разразившуюся ночью.
Совсем недалеко от станции, на воинских путях, по деревянным настилам торопливо заводили в товарные вагоны исхудалых, в коросте, лошадей. Лошади фыркали, ржали, топали копытами и, боязливо озираясь, шли в вагоны.
На открытые платформы грузили пушки, кухни, двуколки.
У самой станции снаряд со свистом вырвал рельс, выворотил рыхлую землю и почерневший огрызок шпалы.
В это время из конторы выскочил начальник станции. Он посмотрел на семафор и, схватившись руками за голову, побежал обратно в контору. Шпала, перевернувшись в воздухе, полетела вниз. Она упала возле конторы начальника станции, плотно загородив собою тяжелую дверь.
Красноармейцы грузили сено. Вдвоем, втроем они хватали непокорные тюки и со злостью тискали их на платформу.
- Вот, дьявол, как чешет! - сказал красноармеец, накручивая обмотку.
- Кури, брат, - предложил ему сосед, доставая из кармана махорку. - Кури! Фронт фронтом, а раз время пришло - кури.
- Какой ты чудной, - сказал другой красноармеец, - какой ты храбрый, ты, видно, и ночью куришь!
- Курю.
- И в заставе куришь?
- Курю. Только я в рукаве, а нет - под шинельку. Без курева не могу. В тот момент голову сымай, хоть режь - закурю.
Вдруг прямо на площадке возле эшелонов упал снаряд. Красноармейцы прилипли к земле. Снаряд рванул. Заржали лошади.
- О гады! - сказал красноармеец, поднимаясь на ноги.
- Кроют, браток… Кабы у нас снарядов двадцать было, мы бы их…
- Да, кабы у нас… - сказал сосед и сразу повалился на камни. Из руки его выпала папироска.
Красноармеец пристально посмотрел на тело товарища, потом молча взвалил его себе на плечи, как тюк сена, и понес в санитарный вагон.
На платформе человек двадцать красноармейцев искали начальника станции и долго не могли его найти. Они лихо размахивали руками, как саблями.
Начальник станции сунул свое длинное лицо в дверное стекло. Увидев красноармейцев, он быстро отскочил обратно.
- Стоп! - громко крикнул скуластый красноармеец. - Ты куда ховаешься, бисова твоя душа? Стой!
Начальник станции вернулся.
- Вот видите, - лукаво сказал он, остановившись у двери, - шпала дорогу загородила. Я хотел через другую дверь выйти к вам.
- Неправда, - спокойно сказал высокий красноармеец в буденовке, отодвинув ногой шпалу.
- Ты знаешь, что эшелоны задерживать права не имеешь?
- Взять бы да двинуть ему по-свойски, враз бы пути починил!
Но маленький человек в красной фуражке только пожимал плечами и повторял одно и то же:
- Товарищи, не могу я отправить воинские эшелоны. Все пути позабиты. У семафора снарядами полотно разорвало. Что я могу поделать?…
Тут из-за угла вышел обтянутый крест-накрест потертыми ремнями начальник эшелонов. Красноармейцы к нему.
- Саботаж разводят станционщики, товарищ командир! Не отправляют! - сказали почти разом красноармейцы.
- Почему это не отправляют? - тихо и деловито спросил командир.
- Не хотят, - сказал высокий в буденовке.
- Да как же отправлять?… Все железнодорожные пути уже забиты. Все забиты, - опять забормотал начальник станции.
И действительно, у семафора, в той стороне, куда нужно было отправлять эшелоны, как назло, у вывороченных рельсов стояла шестерка товарных вагонов.
- А мастеровые почему до сих пор не вызваны?
- Не слушают меня… Отвыкли… Не знаю.
- Ну, так я знаю, - сказал командир не резко, но громко. - Мастеровые помогут нам!
- Что ж, попробуйте, если угодно, - сказал начальник станции, прищуривая один глаз. - Да только выйдет ли? Там, у семафора, снарядом выворотило рельс, товарный состав застрял… Здесь это еще пустяки, а там…
- И там дело немудреное, - вдруг сказал из толпы молодой рабочий.
Он давно уже стоял рядом с начальником станции и прислушивался к разговору.
- Сперва нужно спустить под откос вагоны - те, что у семафора торчат, а потом вызвать дорожного мастера. А рабочих я созову. Надо рельсы менять. Иначе ничего не выйдет.
Он круто повернулся и куда-то побежал.
Начальник станции проводил мастерового хмурым взглядом.
- Куда же он сбежал, мастеровой-то этот? - беспокойно говорили красноармейцы. - Придет еще или не придет?
- Придет, - ответил командир, но видно было, что он и сам сомневается.
Снаряды стали падать у водокачки. Сперва они перелетали и падали недалеко за железнодорожным поселком, но потом стали ложиться у самой стенки цементной водокачки.
- Губа не дура! Ишь чего захотели! - сказал командир, показывая красноармейцам на водокачку.
- Форменная дура! Зачем же водокачку-то? - спросил красноармеец.
- А затем, что нашего наблюдателя на водокачке заметили.
- Вот оно что… - сказал красноармеец, только теперь заметив наблюдателя.
Пушечные выстрелы слышались все сильнее и ближе. В воздухе рвалась шрапнель.
Машинист хмуро выглядывал из окон паровоза и ругался:
- Во черт! Паровоз стоит, а не уедешь…
В это время из-за угла станции вынырнул вспотевший мастеровой. За ним быстро шагали седоватый широкоплечий человек - это был дорожный мастер Леонтий Лаврентьевич - и еще несколько рабочих. Рабочие несли кирки, ломы, разводные ключи.
- Товарищ командир, давай людей! - на ходу сказал дорожный мастер.
Командир оглядел красноармейцев и быстро отсчитал человек пятнадцать. Красноармейцы и мастеровые побежали к семафору. Бежали, спотыкаясь о рельсы и камни.
- Можно бы и пешком уйти, - говорил командир дорожному мастеру, догоняя его, - да у меня пол-эшелона тифознобольных, раненых, а бросать их на произвол врага - преступление. Не могу.
- Как можно! Если банда доберется до них, всех порежет, - сказал Леонтий Лаврентьевич, вытирая рукавом со лба пот.
- Ничего, отправим. Только бы вагоны убрать, - отозвался мастеровой сзади.
Подбежали к семафору. Дорожный мастер отрывисто скомандовал:
- Отвинтить болты! Отнять накладки! Заменить шпалу!
Рабочие вывернули болты, разгребли ржавыми лопатами щебень и потащили с насыпи обломки рельсов. Двое, трое, шестеро с трудом сбрасывали обломки рельсов далеко вниз под крутой откос. Работали молча.
Вдруг у самых вагонов шлепнулся снаряд. Это белогвардейцы перенесли на полотно артиллерийский огонь.
Снаряды один, за другим падали совсем рядом. Осколки шаркали по полотну, по крышам вагонов, стоявших у семафора.
Дорожный мастер торопил рабочих. Он сам расцепил вагоны, сам выворотил обломок застрявшего рельса.
- Не робей, ребята, - говорил он спокойно. - Пока они там прицелятся, мы и разберем и соберем дорогу.
- Соберем! - подхватил раскрасневшийся молодой рабочий, выворачивая камни лопатой.
- Дело привычное, - согласился другой, крепко ударяя кувалдой по рельсу.
Тяжелая кувалда с силой падала на сталь, звеня и подскакивая. Далеко по рельсам катился хрупкий стук.
Наконец путь разобрали. Рабочие налегли плечами на вагоны, и они тяжело поползли вниз.
Не доходя до середины разобранного полотна, вагоны валились набок и, перевернувшись, как деревянные ящики, летели под откос.
Сверху полыхнула шрапнель - словно горохом посыпало. За ней вторая, третья. Командир и дорожный мастер протирали глаза, засыпанные песком. Красноармейцы и мастеровые молча толкали последние оставшиеся на путях вагоны.
Каждый раз, когда раздавался визг шрапнели, мастеровые тревожно посматривали вверх, а красноармейцы только наклоняли головы, - они привыкли.
Вдруг шрапнель шарахнула и рассыпалась у самого места работы.
Рабочие кубарем покатились вниз по откосу. Кровью обрызгало черную от угля землю, обломки рельсов, старую придорожную траву.
А там, у станции, под самым огнем все еще стояли два эшелона больных и раненых красноармейцев.
- Товарищи, за работу! - что есть силы крикнул командир. - Мастеровые, сюда!
Зажимая раны, мастеровые снова полезли на высокую насыпь.
- Ну, ребята, поднажми еще раз, - сказал дорожный мастер Леонтий Лаврентьевич.
Последний вагон с глухим треском полетел набок.
Мастеровые и красноармейцы начали сшивать костылями железнодорожное полотно. Шили наскоро. Торопились.
Белые напоследок пустили еще несколько шрапнелей, но красноармейцы уже стояли у составов, готовых к отправлению, и прощались с мастеровыми.
- Не горюй, товарищи, придем. А вы тут тоже не сидите сложа руки, - говорил командир.
- За это не беспокойтесь, товарищ командир, - ответил дорожный мастер и тряхнул головой.
Воинский состав, тяжело набирая скорость, тронулся без свистка. За ним, постукивая колесами, пошел второй. Следом медленно двинулся броневик "Коммунист".
К бугру, откуда высунулись белогвардейские папахи, скакали, прикрывая отступление эшелонов, конные и бежали пешие красноармейцы. На ходу они досылали в винтовку очередной патрон.
Начальник станции то и дело выбегал на платформу и растерянно махал сигнальными флажками.
Орудийный гул то стихал, то нарастал вновь. Снаряды падали у семафора, у водокачки, на станции.
По земле расползался густой бурый дым.
Когда поезд с больными и ранеными проходил мимо мастерских, командир крикнул:
- Прощайте, товарищи! Держитесь! Мы обязательно придем!
А на макушке бугра уже растянулась неровной лентой цепь белых.
Цепь быстро перекатывалась к вокзалу.
Казачья конница вихрем перескочила балку. Размахивая саблями, казаки понеслись вслед за броневиком. Но поезд - конному не товарищ.
Выстрелы слышались все реже и реже. На станции стало тихо.
Красноармейцы отступили.
Начальник станции, подправив короткие рыжие усы и надев накрахмаленную манишку, приготовился к встрече белогвардейцев.
Глава II
В ПОГРЕБЕ
Я со своим приятелем Васькой болтался на воинской платформе.
- Ни красных, ни белых, - сказал Васька.
Где-то сорвался выстрел. Я оглянулся.
- Васька, а Васька, домой пора, - видишь, опять стреляет кто-то.
- Нет, Гришка, чего там домой, пойдем-ка лучше в поселок, - сказал Васька и побежал к вокзалу.
У подъезда вокзала стоял огромный мусорный ящик. Васька заглянул в него, приподнял крышку и, с трудом подтянувшись на руках, прыгнул в ящик.
- Амуниция! - крикнул он. - Смотри, Гришка, бандрандаж матерчатый, с пулеметными пластинками.
Васька подцепил свою находку пальцем и высоко поднял над головой грязный, промасленный патронташ.
- Брось! - сказал я. - Кабы он новый был, а то, смотри, грязищи-то на нем… Да и пластины поломаны.
Васька швырнул патронташ на мостовую, поковырялся в ящике еще немного и вылез.
- Ну, пойдем, - сказал он, поправляя на затылке здоровенную отцовскую шапку.
- В поселок не пойду, давай на казенный чердак полезем, оттуда все видно.
- Ладно, давай на чердак, - согласился Васька.
Мы направились к большому кирпичному дому, который стоял рядом с вокзалом.
Это был самый большой дом в нашем поселке. В нижнем этаже жил начальник станции, а наверху - начальник телеграфа и начальник службы пути. С чердака этого дома хорошо была видна станица, железная дорога и степь до самой Крутой горы.
Когда мы переходили через площадь, Васька как-то съежился и сказал:
- А знаешь, страшно все-таки.
- Я и сам, когда кругом тихо, боюсь.
Мы огляделись. Не было слышно ни шороха. Будто вымерло все.
- Один, поди, не пошел бы? - спросил я у Васьки.
- Нет, ни за что.
Мы стали пробираться вдоль длинного деревянного забора. Вдруг я услышал лошадиный топот.
- Лезь через забор! - толкнул я Ваську.
Едва мы успели перелезть, как из переулка выскочил всадник и на всем скаку осадил лошадь у железной решетки станционного садика. Казак легко спрыгнул с лошади, набросил поводья на изгородь и, щелкнув плеткой по голенищу, скрылся за дверьми третьего класса.
- Белый, - прошептал Васька, - в погонах. Гляди!
Мы оба так и прилипли к забору и стали смотреть в широкую щель.