Андрей перевернул свой обрез стволом вниз и сунул в сапог. Голенище так и оттопырилось с одной стороны.
- Нет, уж лучше под штанами носить, - сказал я, - а то ноги получаются разные.
- Ладно, - сказал Андрей и опять запрятал свой обрез под крышу.
Глава XXIV
ПРИСТРЕЛКА
В тот день, когда я был у Андрея, отец не вернулся с работы. Вечером мать побежала к Илье Федоровичу спросить про отца, но Ильи Федоровича тоже не оказалось дома. Тогда она совсем забеспокоилась.
- Вот, - сказала она, - верно, опять в депо случилось что-то. Пойдем, Гришка, узнаем.
Мы побежали на станцию в мастерские. Ворота были наглухо заперты.
- Ну, где же теперь искать будем? - спросил я у матери.
Она ничего не ответила. Постояли мы с ней у ворот и молча пошли домой.
"Вот тебе и пристрелка, - думал я по дороге. - Если отца и Илью Федоровича арестовали, значит, по всему поселку с обысками пойдут. Никуда и не выберемся".
Дома мать накрыла на стол, и мы вдвоем сели ужинать. Только еда не лезла нам в рот. На столе так и остался недопитый чай и нетронутые кукурузные лепешки.
Я улегся на полу возле окна, а мать задула лампу, но так и осталась сидеть в темноте у стола.
Под утро кто-то постучал в окно.
"Обыск", - подумал я спросонья.
Нет, это вернулся отец.
- Где пропадаешь? - спросила мать, открывая дверь.
- Не шуми, может, кто следом идет, - сказал отец, прикрывая дверь. Потом еле слышно зашептал: - У Рулева на выгоне собрание было. Все деповские. Я было уходить собрался - нельзя, говорят, дела серьезные, вроде как мобилизация.
Отец вздохнул и, не раздеваясь, сел есть.
Мать подогрела чай и поставила на стол миску с вчерашними лепешками.
Отец медленно отламывал кусок за куском, тянул из блюдца чай и, как бы про себя, бормотал:
- Скорей бы кончилось все. А то совсем пропадешь. Тот говорит: не чини, а этот говорит: чини. И против своих не пойдешь, и пулю в лоб заработать неохота.
В это время протяжно завыл деповский гудок. Отцу пора было опять на работу.
Когда солнце показалось уже во весь рост, мы собрались у Гаврика во дворе.
Андрей скомандовал:
- Ремни под рубахи! Карабины в штаны!
Мы разом скинули с себя рубахи, перекинули через плечо ремни, а самые обрезы засунули в штаны. Потом опять накинули рубахи.
- Патроны в карманы!
Мы набили карманы патронами. Острые пули кололи нам ноги, но мы не обращали на это внимания.
- Через степь к Зеленой балке! - скомандовал он.
Командиром первой четверки был сам Андрей, второй - Гаврик, а третьей - Семен. Третья четверка была у нас особенная - из трех человек.
Пока дорога шла через поселок, мы нарочно валяли дурака. То камни швыряли, то гонялись друг за другом. А как вышли в степь, построились по два и военным шагом дошли до самой балки.
- Снять карабины! Приготовить патроны! - опять скомандовал Андрей.
Мы вытянули из-под штанов обрезы и выгрузили из карманов патроны. У всех был серьезный боевой вид. Только Ванька Махневич вдруг встал на голову и заболтал в воздухе ногами. Обрадовался, что на зеленую травку попал.
- Ну, ты, очумелый, брось выламываться, - сказал Андрей. - Нашел время цирк разводить. Мишень-то захватил?
- У меня мишень, - сказал Гаврик и показал дощечку с наклеенным бумажным кружком.
- Так, - сказал Андрей, - теперь отсчитаем двадцать шагов и поставим мишень. А ну-ка, Гаврик, считай!
- Слушаю! - крикнул Гаврик и, подумав, добавил: - Товарищ командир.
Пока Гаврик пристраивал мишень, мы уселись на траву. Кругом нас в зеленой балке стлалась пырей-трава, а из самой низины, где блестело порыжевшее болото, торчал камыш. Ветер колыхал камышовые стебли. Они цеплялись друг за друга и чуть слышно скрипели.
- Ребята, давайте в кобылку играть! - крикнул Ванька Махневич.
- Крой!
Володька Гарбузов выбежал вперед и наклонил голову. Ванька Махневич разбежался, перескочил через него и сам стал, упершись руками в колени. Через Ваньку прыгнул Мишка, через Мишку Пашка Бочкарев, потом Иван Васильевич, потом Васька. Да так разошлись, что и не услышали команды Андрея:
- Становись!
- Эй вы, прыгуны голопузые, становись же! - заорал Сенька.
- Товарищи, - сказал Андрей, когда мы наконец выстроились, - стрелять будем на расстоянии двадцати шагов, гремя патронами. Предупреждаю кто не стрелял раньше или по разным каким причинам боится стрелять, пусть сам скажет по-честному. Ну кто?… Выходи…
Никто, конечно, не вышел.
Андрей обратился к Семену:
- Ну, Сенька, ты у нас фронтовик. Покажи нам первый свою стрельбу.
Семен молча лег на живот впереди шеренги и начал целиться. Целился, целился, минут десять целился.
- А еще на фронте был… - не выдержал Мишка. - Пока ты собираешься выстрелить, тебя самого ухлопают.
- Отстань, сам знаю! - огрызнулся Семен и стал целиться снова.
Мы ждали-ждали выстрела, а потом и ждать перестали - надоело. Вдруг что-то резко хлопнуло, будто у самого уха стегнул арапник. Сенька выстрелил.
Мы кинулись к мишени. Андрей нагнулся и стал искать пробоину.
- Промазал, - сказал он.
- Нет, не промазал, - заспорил Сенька, - гляди, пуля у доски край поцарапала.
- Мало ли царапин на доске! - сказал Иван Васильевич. - И с этой стороны царапина и с той тоже…
- Да ты что понимаешь? - перебил его Сенька. - След от пули сразу отличить можно. Видишь выемку?
- Бросьте спорить, ребята, - сказал Андрей. - Если в круг не попал, значит, не считается. Стреляй, Сенька, остальные. Да не целься долго, а то обязательно промахнешься, - глаз устанет.
Сенька лег, вытянул руку с обрезом вперед и замер.
Раз, два! - грянули один за другим выстрелы.
- Ну, и здорово же отдает, так и бросает назад, - сказал Сенька, потирая плечо.
Мы опять побежали к мишени.
- Есть, - сказал Андрей.
На бумаге в кругу были две пробоины. Края их торчали наружу, будто мишень пробили с другой стороны.
Сенька улыбался. Ребята один за другим наклонялись к мишени и разглядывали пробоины.
- Сразу видать, на фронте побывал, - сказал Гаврик.
- Да что там на фронте! - отозвался Ванька Махневич. - Два раза подряд попасть - штука нехитрая. Это все равно что один раз.
- А ты попробуй хоть один раз попасть, - сказал Сенька.
- Я и все три попаду. Мы на охоту ходили, так семь штук горлинок домой принесли.
- Ну ладно хвастать, - сказал Андрей. - Иди ложись.
Ванька долго ждать себя не заставил. Прилег и - трах! - выстрелил.
Посмотрели - мимо.
Ванька опять - трах, трах! - еще два выстрела. Нам не пришлось и к мишени бежать. Одна пуля в двух шагах землю ковырнула, - так и брызнула земля. А другая завыла где-то высоко и пропала в степи.
- Три подряд мимо, - сказал Андрей.
Ванька Махневич заморгал глазами:
- Да у меня спуск никуда не годится. Только приложил палец, а он и щелкнул. Я и прицелиться не успел.
- Дай-ка сюда винтовку, - сказал Андрей.
Ванька протянул ему обрез. Андрей несколько раз пощелкал затвором, попробовал спуск, - все было в порядке.
Но Ванька и сам видел, что спуск ни при чем. Он отошел в сторону и пробурчал:
- В бумажку стрелять у меня и охоты не было. Вот когда птица или волк - это другое дело.
За Ванькой стрелял Иван Васильевич. Этот, прежде чем стрелять, нагреб кучу земли и сделал перед собой бугорочек.
- Зачем это тебе? - спросил Васька.
- Винтовку положить, чтобы не вертелась, - объяснил Иван Васильевич.
- Обстоятельный ты парень, - сказал ему Андрей. - Только возишься больно долго, дольше Семена.
- А вы куда торопитесь? - спросил Иван Васильевич и сделал в бугорке канавку.
В эту канавку он уложил ствол карабина и начал целиться.
- Стреляй тремя сразу! - крикнул Андрей.
Иван Васильевич выстрелил. Попал двумя.
- Ну, у этого тоже выходит, - сказал Андрей. - Стрелок не хуже Сеньки. Только винтовку наводит, как трехдюймовое орудие.
После Ивана Васильевича никто из ребят и двух раз не попал.
Мишка Архоник, Шурка Кузнецов, Пашка Бочкарев и Васька попали по одному разу.
Последними стреляли я, Андрей и Гаврик. Я совсем промазал, Андрей дал два раза мимо, а один раз попал сбоку.
- Вот тебе и командир! - сказал Ванька Махневич.
Андрей нахмурился и промолчал.
- Это ничего не значит, - сказал Сенька, - в другой раз попадет. У нас на фронте лучшие стрелки мазали. Сам Саббутин иной раз так промажет, аж стыдно за него становится.
- Прекратить разговоры! - сказал Андрей. - Ложись, Гаврик!
Гаврик лег, нацелился и всеми тремя пулями попал в мишень. В самую середину бумажного кружка.
- Ну и стрелок! - ахнули ребята. Гаврик сам удивился.
- Это ему повезло, - сказал Сенька. - А ну, в четвертый попробуй.
- В четвертый нельзя, - сказал Андрей. - Уговор был по три стрелять.
- Чего там уговор! - загалдели ребята. - Пусть стреляет!
Гаврик выстрелил еще раз и опять попал в цель. Весь кружок был уже истыкан, как решето. Но дырки были все больше по краям, а в середине чернели только четыре пробоины, и все Гавриковы.
- Стрелок отличный! - сказал Андрей, разглядывая мишень. - Ну, если вы Гаврику в четвертый раз разрешили, так и мне можно еще раз пальнуть.
- И мне, - сказал Ванька Махневич.
Вдруг Иван Васильевич замахал руками.
- Чего ты? - спросил Андрей.
- Ка-за-ки… Ка-за-ки… На дор-рог-е…
Мы повернулись. Далеко в степи мы увидели цепочку верховых.
- Заряжай всеми пятью патронами! - скомандовал Андрей. - Не бойся, ничего не будет до самой смерти.
Андрей побежал на гору. Мы защелкали затворами и побежали за ним.
- Ложись! - опять скомандовал Андрей.
С бугра мы видели, как, загребая копытами, скакали к нам галопом казачьи кони. Слышен был равномерный глухой топоток.
- Дело дрянь, братцы мои, - шепнул Иван Васильевич.
- Не трусь, главное - не трусь, - сказал Андрей. - Пусть только подъедут поближе…
Вот уже слышно, как храпят лошади. Они вытягивают головы и отбрасывают копытами назад пересохшую землю. Вот они спускаются в балку, вот опять поднимаются в гору прямо на нас.
У казаков на папахах болтаются белые ленты.
- Стреляй! - закричал Андрей. - Стреляй поверху. Может, сдрейфят.
А казаки - вот они.
- Залп, пли!…
Нас затянуло дымом. Почти в ту же минуту открыли огонь и казаки. Пули зазвякали по камням, зацарапали землю, брызгали пылью в глаза. Мы поползли на животах вниз, цепляясь руками за траву. Под бугром Андрей скомандовал:
- Стоп! Заряжай!…
Мы остановились. Только Ванька Махневич и Пашка Бочкарев все еще ползли вниз.
- Стой! - крикнул Андрей.
В это время на верхушке бугра показалась лошадь. К самой ее гриве припала казачья голова в папахе с лентами.
Гаврик, почти не целясь, выстрелил.
Вслед за ним выстрелил Сенька.
Лошадь закрутилась на месте и затопала копытами. Казак сполз на край седла, хватаясь руками за гриву.
Тут опять ударил выстрел, - я и не заметил, кто из ребят выстрелил.
Лошадь круто повернула и поскакала обратно, волоча за собой повисшего в стременах казака.
- Убили одного! - крикнул Сенька. - Ну, теперь крой, ребята, а то всех порубят!
В самом низу, за кустарником, остановились перевести дух. Топота не было слышно.
- Поди-ка, Гаврик, разведай, что там делается.
Гаврик тихонько пополз по склону. Мы следили за ним из-за кустов. Вот он добрался до вершины и пропал из глаз. Мы так и замерли. Прошла минута, другая. Вдруг видим - Гаврик стоит наверху и машет нам рукой.
Что это он?
- Ребята, - кричит Гаврик, - сюда!
Мы быстро взбежали в гору.
- Смотри, вон они! - крикнул нам Гаврик, показывая рукой на дорогу в степи.
По дороге в сторону станции скакали человек семь казаков. Они уже были далеко от нас, но мы разглядели, что одна лошадь шла без седока.
- А убитый где? - спросил Васька
- Верно его кто на седло взял, - сказал Сенька.
Мы долго смотрели казакам вслед. Вдруг Андрей будто опомнился.
- Ребята, - сказал он, - скорее по домам бежать надо. А то они еще с подкреплением вернутся. Подумают, тут целый партизанский отряд орудует.
Так окончилась наша пристрелка. Мы вернулись домой как ни в чем не бывало и даже Порфирию не рассказали о том, что случилось в балке.
На другой день в поселке было тревожно. Белогвардейцы носились галопом со станции в станицу, из станицы в степь, - верно, искали большевистский отряд. Старики на базаре говорили о том, что шкуринцы перестреляли человек двести большевиков, а оставшиеся из отряда ушли в горы и помрут с голоду.
А в поселке среди мастеровщины шли другие разговоры.
- Удрали белые, - говорили рабочие. - Всыпали им в Зеленой балке.
- Ну, раз красный отряд появился, значит, дело будет!
Глава XXV
ЛЕНИН ИДЕТ!
Каждый день к нам в поселок доходили все новые и новые слухи.
Рассказывали, будто Богаевский, донской атаман, вместо того, чтобы защищать Ростов от красных, набирает какие-то "дружины самообороны". Но дать дружинникам винтовки атаман боится, потому что в дружинах много рабочих, которые только для того и записались, чтобы получить оружие. Рассказывали, что рабочие сами организуют боевые дружины, что Красная Армия отрезала Украину от казачьих районов, что Деникин перебрался со штабом и правительством из Ростова в Екатеринодар - поближе к морю.
Все станции от Ростова до Хачмаса запружены пассажирскими, товарными, броневыми и санитарными поездами.
Буденный нажимает с Белой Глины. Казаки удирают.
Вот уже Ростов занят. По Кубани и ночью и днем скрипят подводы, будто табор за табором тянется из станицы в станицу.
Казачки уже неприветливо встречают бесприютных донцев.
- Пивни щипаные! Геть из наших хат!
- Приихалы кубаньский хлиб задарма йисты!
Рабочие уже громко говорят в депо что ждут со дня на день прихода товарищей. Мастер слушает эти разговоры и только трусливо поддакивает.
В станице беднота тоже зашевелилась. Когда атаман объявил о мобилизации, в правление пришли только бородачи-богатеи. Никто из станичной бедноты и не подумал явиться. Да и немного ее осталось в станице. Кто в горы ушел, а кто в плавни.
Илья Федорович и Репко по целым дням мотаются по поселку и станице, собирают свой народ. Корнелюк достал для рабочих винтовки. Андрей сам видел, как Порфирий с Корнелюком выгружали из ящика новые винтовки и чуть ли не открыто раздавали рабочим.
- Ребята, - сказал нам Андрей, - надо бы нам на разведку сходить - в станицу да и на станцию. Говорят, скоро им придется пятки салом смазывать.
Сам Андрей отправился с Гавриком в станицу, а меня, Сеньку и Ваську послал на железную дорогу.
На станции всегда можно было узнать самые свежие новости.
В этот день на станционном заборе мы увидели объявление, напечатанное на розовой бумаге крупным, жирным шрифтом:
"Казаки! Меня послал сюда его величество король Англии для того, чтобы помогать вам в вашей борьбе против врагов христианства. Не забывайте, что с большевиками, идут китайцы, латыши и другие…
Допустите ли вы казаки, чтобы ваши жены и дети стали посмешищем большевиков? Я доложил его величеству, что вы все решили во чтобы то ни стало уничтожить этих людей…"
На этих словах объявление кончалось. Нижний край был оборван. Конец объявления мы прочли на другом заборе. Там листок был зеленого цвета.
Вероятно, здесь шла речь о помощи белым со стороны англичан, которые и так щедро награждали белогвардейцев снарядами, обмундированием, медикаментами, мануфактурой, деньгами и своими советами.
Чем только они не помогали - лишь бы нефть всю забрать, хлеб кубанский вывезти и Россию поделить. На это они мастера были.
Другой обрывок так начинался:
"Но этому всему я могу помочь и буду помогать, пока только смогу, обмундированием и снаряжением.
Казаки! В сердце вашем помоги вам бог. Вы боретесь за славное и святое дело. С вами генерал Деникин. Если бы таких людей, как он, было бы больше в России, вы бы давно победили. Верьте этому, не верьте тем, кто говорит, что Россия одно, а Кубань и Дон - другое. Со временем, когда правительство получит возможность, оно - с помощью Англии - даст вам мануфактуру и товар. Поэтому несмотря на то что я англичанин, мне больно видеть, как некоторые сыны России колеблются сейчас, в момент ее опасности, и не идут горячо и быстро на помощь обиженной матери.
Помоги вам бог"
Подпись была такая:
"Генерал-майор Xольман, начальник его величества английской военной миссии, почетный казак станиц Незамаевской и Старочеркасской".
Васька сорвал оба листка, розовый и зеленый, сунул их в карман и сказал:
- Как бы мне с этим генерал-майором повидаться. Я бы ему дал мануфактуры из винтовки в лоб.
Мы пошли дальше.
Шкуринский поезд, разукрашенный волчьими мордами, курсировал по железнодорожным путям.
У подъезда станции выстроилась на конях "волчья сотня", верное шкуринское войско. У каждого шкуринца на белом башлыке болтался волчий хвост. Лошади так и плясали, выбивая из булыжников искры. Впереди на рыжей кобыле сидел есаул, хмурый и злой. Одной рукой он накручивал длинные усы, а в другой держал белые поводья.
- Смотри, какой гад сидит, будто намалеванный, - шепнул мне на ухо Сенька.
- Чего рты разинули?… Проваливай! - заорали на нас сразу два казака.
Мы отошли в сторону и остановились. В это время на подъезд вышел маленький курносый человек с короткими рыжими усиками, с воспаленными глазами. На нем была серая черкеска с газырями. Из-под рыжей кубанки торчали клочьями запыленные волосы. Весь он был какой-то пыльный и серый. Смотрел сердито. Сзади у него болтался на башлыке когда-то пышный, а теперь потрепанный волчий хвост.
Есаул взмахнул плеткой и взял под козырек. Сотня что есть силы гаркнула: "Ура!"
Курносый быстро оглянулся по сторонам и шагнул вперед. Казаки еще два раза прокричали "ура" и соскочили с коней.
Курносый остановился перед казаками и хриплым голосом сказал:
- Казаки! Огнем и кровью мы до последних сил будем защищать нашу славную страну, нашу кормилицу, нашу Кубань.
Казаки как-то вразнобой крикнули: "Умрем за родину!", а курносый человек в рыжей кубанке сразу повернулся и скрылся в дверях третьего класса.
Это был сам Шкуро.
- Вот бы укокошить его, - сказал я Сеньке. - За всех товарищей убитых саданул бы!
Мы еще поболтались по станции и пошли по домам.
Под вечер заглянули к нам Андрей с Гавриком и рассказали, что в станице горят амбары богачей. Ночью их кто-то поджег.