- Ррравняйсь! Чище равняйсь! Ты что там патлатый водолаз, выпучил свое брюхо? Думаешь, что приехал в Соловки Богу молиться?... Смотри, я подберу тебе брюхо дрыном (палкой)! Справа, по порядку номеров, рассчитаись!
- Первый! второй! третий! четвертый! пятый!... быстро и отчетливо рассчитываются заключенные.
- Отставить! На военной службе не были! Я вас научу рассчитываться!... Партия! слушай мою команду. Справа, по порядку номеров", расчитайсь!
- Первый! второй! третий! четвертый! пятый!...
- Отставить! Рассчитываться так, чтобы стекла в окнах дребезжали, чтобы на Соловках было слышно. Партия, слушай мою команду справа, по порядку номеров, рассчитайсь!...
- Первый! второй! третий! четвертый!...
- Отставить! Ах, шаканы... Всю ночь будете у меня рассчитываться. Ну-ка, патлатые водолазы, - обращается помкомроты к священникам, - что попрятались в задних рядах?! Вылетай пулей в переднюю шеренгу!
Старики - священники торопливо проталкиваются вперед.
- Сколько лет пел аллилуйя? обращается к кому-нибудь из них помкомроты.
- Я... я... гражданин начальник, - а у самого судорожно подергиваются губы, - я гражданин начальник, 25 лет был священником.
- 25 лет пел аллилуйя! Значит хорошо будешь рассчитываться! Партия, слушай мою команду: Справа, по порядку номеров, рассчитайсь!
Удовлетворившись, наконец, рассчетом, помком переходит на "здра". "Здра" отвечают в красной армии красноармейцы на приветствие своих начальников. "Здра" говорят два раза в день - на утренней и вечерней поверках, все заключенные СЛОНа.
- На приветствие отвечать всем, как один - предупреждает помкомроты.
- Здравствуйте, пересыльная рота!
- Здрра! - что есть силы отвечают заключенные. В окнах дребезжат стекла.
- Не слышу! Здравствуйте, пересыльная рота!
- Здрррррра!
- Отвечать так, чтобы шапки с голов слетали! Здравствуйте, пересыльная рота!
- Здррраааа!
- Не слышу! Отвечать всем, как один. Если я замечу, что кто-нибудь не будет отвечать - берегись, дрыновать буду!... Знаете, что такое "дрыновка"?
Все молчат.
- Не знаете, так скоро узнаете. Здравствуй те, пересыльная рота!
- Здррррррраааа!
- Хорошо, но еще не совсем хорошо. Отвечать так, чтобы в Соловках колокола гудели, чтобы в Ленинграде было слышно! Здравствуйте, пересыльная рота!
- Здррраа! как раскат грома, раздается ответное приветствие.
Помкомроты посылает сказать командиру, что партия готова.
Вот идет и сам командир роты. Он низко, надвинул свою шапку и остро блестит из под нее глазами. Дневальный караулит у двери: чтобы не прозевать его прихода. Вот комроты на пороге барака. Помкомроты набрал полные легкие воздуха я орет:
- Пересыльная рота, смирно! равнение на середину!
- Здравствуйте пе-ре-сыль-ная рота! - здоровается комроты.
- Здрррааа...! с дребезжанием оконных стекол отвечают прибывшие.
Беда той партии, которая почему-либо ответит командиру роты без дребезжания оконных стекол. - "Товарищ помощник, вы еще не научили заключенных отвечать на приветствие командира роты, как следует", скажет ротный командир и уйдет. Не успеет он выйти из барака, как заключенные услышат: "Партия, слушай мою команду налево, направо, кругом! и потом несколько сот раз "здра", и "здра"" и "здра".. После этого помкомроты опять посылает за командиром роты....
Если случалось, что к вновь прибывшей приходил кемьперпунктовский лагерный староста Курилко, тогда совсем беда. Этот совсем психически больной тип по 3-4 часа муштровал заключенных, поворачивая "направо, налево", опять "направо" и "налево" и кругом; по 500-600 раз заставлял отвечать "здра", двадцать раз повторял: Это вам не Бутырская тюрьма. Это вам не Таганка, а это четыре огненные буквы: О.... Г.... П.... У...."; говорил, что научит ходить вокруг столба прямо, отвечать так, "чтобы в Соловках колокола гудели", чтобы в Ленинграде было слышно", "чтобы шапки с голов летели". Все это собственные выражения Курилки, он первый стал их употреблять. Командиры рот, их помощники и комвзводы переняли их от изобретателя. Кто только не знает в СЛОНе Курилку! У кого не становятся дыбом волосы, когда он услышит секретнейшее сообщение: - "Курилко идет". - Что, шакал, ты еще жив? - спрашивает обычно Курилко какого-нибудь встретившегося заключенного?
- "Так точно, жив". - "Десять лет ты, брат, прожил лишнего", скажет, сверкнув звериными глазами Курилко и пойдет дальше.
- Заключенные! отдает распоряжение помкомроты, когда командир роты ушел к себе на отдых, - вылетайте по одному, пулей! - за своими вещами.
- "Влетай пулей на нары!" кричат комвзводы идущим со двора с вещами.
- "Гражданин начальник, на нарах уже места нет, там уже повернуться нельзя. Куда прикажете поместиться?
- "Лезь под нары!
- "Там, гражданин начальник, ничего не видно, да и вода там везде".
- А... К теще в гости приехал, что ли?... Влетай!...
Претендующий на сухое место, получив удар, влетает под нары. Там он сидит, пока не услышит новую команду и думает о том, что его еще ожидает впереди. А впереди, читатель, у него длинный, тяжелый и до жути страшный путь. Быть может он вспоминает мать, отца, детишек свой дом, родную деревню, свою пусть теперь, закрытую, но такую памятную и сердцу близкую церковь. Возможно, он надеется ее снова увидеть. Если надеется, он глупец: из СЛОНа он к родным местам и липам не возвратится.
Врачебный осмотр. "Вылетай пулей из барака!" Кричат минут через двадцать-тридцать ком взводы притихшим заключенным. Все стремглав бегут на двор и без команды, сами знают обязанность! строятся по четверкам.
- Чище разберись в четверках! опять орут комвзводы. Первая четверка, три шага вперед, марш! Вторая! Третья! Четвертая!
Это новая поверка. После нее 200-300 человек ведут на освидетельствование. Пока врач осматривает одного, остальные стоят на дворе и, если это зимою, на сорокаградусном морозе лязгают зубами, как голодные собаки. А комвзводы то и дело орут: "Чище держать равнение в четверках"! "Руки держать по швам"! "Не разговаривать"!...
Любопытно происходит это "медицинское освидетельствование".
- Иванов! - вызывает заключенного писарь, устроившийся по инвалидности на канцелярскую работу.
- Иван Макарович! - выкрикивает в ответ свое имя и отчество Иванов, наученный этому приему еще в тюрьмах, через которые он шел этапом.
- На что жалуешься, Иванов? - спрашивает врач.
- Да я, гражданин начальник, (для него и доктор стал начальником), - слабый я очень...
- Сними рубашку.
Иванов еще не успел снять рубашку и наполовину, а доктор уже говорит: "пишите четвертую категорию".
Следующий, Иванченко! - кричит писарь.
- Товарищ командир взвода, прикажите заключенным раздеваться в коридоре, дает распоряжение какой-нибудь лекпом. А в коридоре, если это зимою, градусов 20 ниже нуля.
- Иванченко, на что жалуешься?
- Слабый я, гражданин доктор... За неделю, как выехал из Ростова, совсем отощал: полфунта хлеба...
- Довольно ныть, перебивает командир взвода, присутствующий при освидетельствовании - отвечай, что болит у тебя? '
- Пишите четвертую, торопится доктор.
- Петров!
- Николай Ефимович!
- На что жалуешься?
- У меня туберкулез, гражданин доктор. Справку об этом от доктора у меня отобрали в Бутырке...
- Четвертую! говорит писарю доктор.
- Шматченко!
- Никита Миколаевич!
- На что жалуешься?
- Посмотрите, гражданин доктор, у меня грыжа начинается.
- Четвертую, приказывает доктор, бросив беглый взгляд на грыжу, а сам нервно кусает себе губы.
- Гражданин доктор! да я же ей - Богу, не могу работать в лесу, умоляюще говорит Шматченко, уже узнав, что четвертая категория работает на самых тяжелых работах.
- Ничего не могу поделать, Шматченко... Я рад бы дать 3-ю категорию... говорит доктор, - но не могу. А сам уж нервно подергивается.
Я не назову фамилии этого врача, ибо не хочу ставить его под "огненные", как говорит Курилко, буквы: О... Г... П... У... И не один этот врач говорит: "Что же я могу поделать! Я и рад был бы, но...
За небольшим исключением все так говорят - инженеры, техники, агрономы, даже СЛОНовские десятники, бьющие морды другим лишь потому, что они не хотят быть сами битыми.
Но почему же, все-таки, туберкулезному и заключенному с грыжей дается четвертая категория, обязывающая их работать на тяжелых лесных работах? - спросит читатель. Да по той простой причине, что они присланы на принудительные работы. От них ОГПУ ждет экспортного леса. А сами они лично ОГПУ не нужны: они "антисоветский элемент".
Бывает и еще лучше: начальник санитарного отдела, Яхонтов, получая от врача список "освидетельствованных", просматривает его, и если четвертой категории меньше 85 проц., он переправляет третью категорию на четвертую. Заключенных с 3-ей категорией трудоспособности в СЛОНе не полагается больше 12 процентов. С ней занимаются менее тяжелыми работами - лесосплавом, погрузкой, на кирпичных заводах и т. д. Второй категории "полагается" лишь 3 процента. Это явные инвалиды. Они исполняют обязанности поваров, дневальных, сторожей, курьеров и т. д.
Интересная личность этот Яхонтов, начальник "санитарного" отдела СЛОНа. До 1927 года он жил в Смоленске и занимался там врачебной практикой, не имея соответствующего диплома. Начальником СЛОНовскаго санитарного отдела в это время была разведенная жена особоуполномоченного при коллегии ОГПУ Фельдмана. Она собиралась покинуть свою службу в СЛОНе и вопрос - кого "подходящаго" назначить на эту должность - стал перед СЛОНом. Из заключенных врачей, которые имелись на лицо, начальник СЛОНа Эйхмонс никого не пожелал назначить. Написали в Спецотдел ОГПУ и вскоре приехал, со сроком на пять лет с 49 статьей Угол. Кодекса, карающей "социально-вредных", Яхонтов. Свою 49-ю статью он получил за то, что занимался врачебной практикой без медицинского диплома. Яхонтов и принял в конце 1927 года от Фельдмана санитарный отдел СЛОНа. Наверное и сейчас Яхонтов переправляет третьи категории на четвертые, но он уже начальник не из заключенных, и не "сорокодевятник" - теперь он "вольный", "социально- полезный" и ходит в форме с кубиками на красных петлицах. Помог ему именно этот перевод заключенных из третьей категории с четвертую: управление СЛОНа возбудило перед коллегией ОГПУ ходатайство о досрочном его освобождении и это ходатайство удовлетворено.
Возвратимся к заключенным. Выходя от врача, они опять строятся в четверки и, с руками по швам, ожидают, пока освидетельствуют последнего. Когда он вышел и стал в строй снова раздаются команды по построению, поверке и "освидетельствованных" ведут обратно в барак.
Обыск. Пока заключенные пулей влетают на нары и под нары, начальник внутренней охраны позвонил командиру учебного взвода: "прибывшая партия готова". В учебном взводе отработавшиеся в ОГПУ (т. е. уже негодные для работы) и поступившие в Военизированную Охрану СЛОНа чекисты-надзиратели проходят "специальную подготовку". Старые чекисты, они свое дело знают хорошо, но "работа" в СЛОНе - "специфическая работа", - говорит СЛОНовское начальство, а потому их проводят через переподготовку в учебном взводе. Там чекисты - надзиратели учатся организовывать и ставить на должную высоту внутреннюю и внешнюю охрану заключенных, принимать вновь прибывающие партии заключенных, их конвоировать, производить обыски... Последнему искусству надзиратели учатся над прибывающими в СЛОН заключенными. Обыск - самое любимое занятие чекиста.
Попадающий в лапы ОГПУ советский "гражданин" обыскивается десятки раз прежде, чем попадает в СЛОН: когда его арестовали дома - произвели обыск; привели к коменданту-обыскали; перед посадкой в камеру опять обыскали, он ждет от Коллегии ОГПУ своей порции срока чекисты, все время тренируясь, несколько раз делают летучие обыски; перевели его для отправки в СЛОН, в тюрьму - там тоже обыскали перед отправкой в СЛОН - опять; в пересыльных тюрьмах его тоже обыскивают; на Поповом острове над ним учатся делу обыска чекисты - надзиратели из учебного взвода; когда он, наконец, прибудет на командировку, его там прежде всего опять обыщут.
Надо самому быть на Поповом острове чтобы иметь представление об обыске, производимом чекистами - надзирателями из учебного взвода. Часа три-четыре обыскиваются заключенные, а каждый в отдельности минут 30-40, Чекисты рассматривают каждую тряпку, каждую бумажку. "Сними штаны", "сними сапоги" "открой рот", "подними руки", "покажи уши", то и дело слышится команда чекистов-надзирателей. Приходилось наблюдать: выдерет чекист у заключенного откуда-нибудь клочек исписанной бумажки и "читает", - а сам ни аза, ни буки не знает и часто бумажонку держит низом вверх.
- Ты что это? контрреволюцию разводишь в своих писаниях? - шипит он на владельца бумажонки.
- Это, гражданин начальник, я писал во ВЦИК прошение о пересмотре моего дела. Мне, гражданин начальник, ни за что дали 10 лет. У нас в деревне был колхоз, а потом он чего то загорелся?...
- Не разговаривать! Забыл, где находишься? Не знаешь - никаких бумаг держать нельзя?...
Никаких справок - даже о болезни; никаких прошений, ни ВЦИКу, ни ОГПУ заключенный СЛОНа при себе держать не имеет права. Все это обыскивающими чекистами-надзирателями отбирается и передается в ИСО, которое никогда и ничего заключенным назад не возвращает.
Первая работа. Из вагонов заключенных высадили, когда уже совсем стемнело (это на Поповом острове всегда так делается); до Кемьперпункта они шли не менее получаса; во дворе их муштровали не менее одного часа; в бараке третьей карантинной роты - не менее двух часов; на освидетельствовании они были тоже не менее 2-х часов; обыск длился 3 - 4 часа. Когда обыск окончился время подходит к утру.
- Вылетай пулей, за получением хлеба! - раздается зычная команда. Заключенные изголодавшиеся во время следования по этапу, радостно "вылетают" за получением 400 грамм черного и сырого хлеба... Через несколько минут раздается новая радостная команда - за получением кипятка! Заключенные бегом становятся в длинную очередь. Те, кто не захватил с собой из дому кружку, не могут, однако, выпить СЛОНовского "чая", т. е., принесенного в грязных деревянных ушатах голого кипятка: никогда и ни один заключенный, сколько существует СЛОН не получал в нем ни кружки, ни ложки, ни чашки. Сколько раз приходилось видеть: заключенные получали "обед" (сваренную на воде, без масла пшенную кашу) в подол грязного пиджака или шапку; кипяток набирали в поднятые где-нибудь около уборной ржавые консервные банки; не имея ложек, они прямо руками запихивали себе в рот СЛОНовское пшено или чечевицу... Они мало тогда походили на людей - грязные, вшивые, худые, в рваной и грязной одежде, в изорванных лаптишках, голодные, всего боятся... Чекисты-надзиратели прозвали их поэтому "шакалами".
Не успеют заключенные съесть свой хлеб и выпить кипяток, как их уши режет новая команда - "вылетай пулей на работу"! Дальше опять построение, опять "справа по порядку номеров расчитайсь"! Опять муштровка, опять поверка. Когда они заканчиваются, комвзводы передают заключенных нарядчикам работ. Нарядчики - это бывшие мелкие советские служащие, попавшие в СЛОН за должностные преступления. До заключения все они сотрудничали с ОГПУ, теперь сотрудничают с его отпрыском в СЛОНе - с ИСО. Если, сотрудничая с ОГПУ, они часто не были ревностными, то в СЛОНе они работают для ИСО "на большой палец", как говорят чекисты: они ежедневно пишут в ИСО доносы о "преступлениях" заключенных. На одного они пишут, что он "симулирует"; на другого, что он оказывает "блат" (т. е. послабление); на третьего, что он здоровый, а имеет вторую категорию трудоспособности; на четвертого, что он при выгрузки картофеля, "украл целый килограмм" и "в тихую" сварил и сожрал его... В результате ИСО отправляет десятки и сотни заключенных на штрафные командировки... Нарядчики и еще СЛОНовские десятники являются двигательными нервами СЛОНа. С нарядчиками, десятниками и чекистами-надзирателями заключенные идут на работы: кто на разгрузку прибывших для "Северолеского" лесопильного завода "баланов" (бревен); кто на самый завод, от которого, СЛОН за их работу получает деньги; кто на погрузку идущего на о. Соловки парохода "Глеб Бокий" (назван по имени начальника Спецотдела). Целый день слышны их однообразные громкие крики - Раз, два, взяли!.. Раз, два, ВЗЯЛИ!.. Друуужней, ВЗЯЛИ!.."
- Ты, что же это, шакал, только руками приложился к балану, а не поднимаешь?-то и дело кричат на работающих заключенных надзиратели. - Смотри, шакал, дрын тебе в глотку, чтобы голова не качалась... я тебя научу работать!..
- А... шакал!.. К "приложившему к балану пальцы" подскакивает десятник и бьет его "в морду". Он хочет показать этим "соответствие" своему десятническому назначению, чтобы самому не стать снова рядовым заключенным.
Проработав часов 16-18, без нормы, без урока, а сколько захотелось "социалистически соревнующимся" чекистам-надзирателям, заключенные строятся, проверяются и возвращаются обратно в Кемьперпункт. Они едва-едва тащат ноги. Некоторые из них на работе лишились и без того давно уже износившихся лаптишек и теперь идут в одних мокрых онучах, а то и вовсе босиком.
Вот партия у красных ворот Кемьперпункта. Тут опять начинается: "Первая четверка, три шага вперед, шагом МАРРРШ! Вторая! Третья! Четвертая! Пятая!..
А если случится так, что поверенная у ворот партия, войдя в пункт, встретит начальника пункта, то выслуживающийся перед начальством старший по конвоированию партии скомандует:
- Партия стой! - и опять начнет: "Первая четверка, три шага вперед, МАРРРШ! Вторая! Третья! Четвертая!..
На другой день такой, умеющий по всем правилам конвоировать, чекист-надзиратель получает в приказе по 1 отделению СЛОНа благодарность с занесением в послужной список, а потом о нем, как о хорошо знающем дело "спецподготовки", будут писать и в ",стенгазетах", и во всех отрядных месячных журналах: "Чекист на севере", "Зоркий глаз", "На чеку" и других.
Сплошь и рядом, не успеют заключенные поесть СЛОНовского брандохлыста, - супа сваренного из одного пшена и воды, - как опять летит нарядчик с новым нарядом и все снова идут на работу.