* * *
Несмотря на промозглую сырость, Дик мгновенно покрылся потом. Он отпрянул. Но рука оказалась проворной и поймала его за локоть.
– Кхе-грхе-кхе! Парниша! Папаша Эд все думал: пройдет тут кто или нет?
Из тумана вынырнула голова, и Дик понял, что это старик. Он даже сумел разглядеть его балахон – точь-в-точь такой, как у тех, кто ходит на кораблях.
– Папаша Эд? – Дик выдохнул с облегчением: это ж просто папаша Эд. А он-то подумал бог знает что…
– Папаша Эд совсем загрустил: ни одного попутчика. А тут – веселый парниша! И у него кошель. А в кошеле такая музыка: мянь-мянь-мянь! Мянь-мянь-мянь! Кхе-грхе-грхе… – И старик закашлялся-засмеялся.
– А тут я! Мянь-мянь-мянь, – оттого что страхи оказались напрасными, Дик вдруг тоже развеселился. Он даже специально тряхнул мешочком отца Уильяма, чтобы добавить веселья.
– Да у тебя, не иначе, с собой одни медяки, – хохотнул сквозь кашель старик.
– Ну почему ж одни медяки! И серебро тоже есть, – Дик включился в игру. А что, он не обманывает. Среди медных монет – он смотрел – была и одна серебряная. Может, Херинг не поскупился. А может, и сам отец Уильям. – Только золота нет. Но будет – как доберусь до Лондона.
– Доберешься до Лондона? Кхе-кхе-кхе. Грхе-грхе. Молодец ты, парниша! И серебро, значит… Ну, так нам по дороге. – И старик ухватился за Дика.
От него дурно пахло, но Дик не стал возражать. Он даже обрадовался: брести одному в тумане оказалось не очень приятно. К тому же старик веселый. И говорит так забавно.
– Эд, а как нам идти-то? Сквозь ведьмино молоко? Вот ведь лисы хвостами нагнали… Я тут видел одну.
– Трусишь лисы, парниша? А больше ты ничего не боисси? Ничего-никого?
– А чего еще-то?
– Верно, парниша. Не бойсь! Кого еще тут бояться, на большой-то дороге? Мянь-мянь-мянь, мянь-мянь-мянь! – Старик опять зашелся кашляющим смехом. – Держись за папашу Эда. Папаша Эд ходил по этой дороге больше раз, чем гальки у берега. Если даже папаше Эду выколоть оба глаза, он не собьется с пути. А ну-ка тряхни монетками, отгони-ка лису. Мянь-мянь! Мянь-мянь!
Папаша Эд, заметил Дик, довольно сильно прихрамывал.
– Эд, у тебя больная нога?
– Была нога – стала кочерга.
Кочергой махнешь – всех девок спугнешь.
– А в Лондон тебе зачем?
Вместо ответа папаша Эд весело захрипел:
– Прорвалась шхуна сквозь бурю – а зря.
На берег матросу нельзя.
Нельзя!
На берегу его ждет петля.
– Это что, песня такая?
В ответ Эд лишь хмыкнул.
– Эд, откуда ты знаешь матросскую песню? Менестреля слушал? Или ты был моряком?
– Был когда-то моряком, стал дорожным рыбаком. А ну-ка, сюда, парниша.
Эд потянул Дика влево.
Дик про себя удивился: ему казалось, что к Лондону ведет прямая дорога. Никаких крутых поворотов вроде быть не должно.
– Эд, мы верно идем?
– Верно, верно, давай! Или трусишь лисы? А ну, не трусь! Ха-ха. Лучше слушай папашу Эда.
И Эд начал хрипло и весело:
– Как-то пришел я к гадалке
И погрозил ей палкой:
– Ну-ка, гадалка, ответь,
Куда мне плыть и что петь?И ответила мне гадалка,
Когда погрозил я ей палкой:– Боцман, бери левее,
Прямо к Чертовой параллели,
Мимо бухты Забытых Матросов
Держи на Счастливый остров.
– Что за остров такой? Я не знаю.
– А то бы знал! Есть такой. Твой Лондон из золота – тьфу, если знать о Счастливом острове. Вот где, парниша, золото. Ты и представить не можешь. Как овечье дерьмо. Чуть ступил – и вляпался в золото. Если, конечно, кто туда доберется. А теперь поворачивай! Лево руля.
Дик невольно подстроил свой шаг под песню. Он решил, что папаша Эд все-таки ему нравится. Вот из-за этих песен. Дик не помнил, чтобы кто-то другой распевал так задорно. Менестрели не в счет. Он попробовал подпевать:
– Боцман, бери левее,
Прямо к Чертовой параллели,
Мимо бухты Забытых Матросов
Держи на Счастливый остров.Левее, левее, левее -
К чертовой параллели…
Папаша Эд похохатывал. Дик перестал считать, сколько они прошли.
Стало заметно смеркаться.
– Эд, долго еще? До Лондона далеко?
– От одной знакомой киски я узнал, что Лондон близко.
В нос ударил приторный сладковатый запах.
– А чем это пахнет? Где-то рядом болото?
– Где-то рядом болото. Кому в болото охота?
Веселость Дика испарилась, как дым: так пахнут дурные травы! Куда привел его Эд? Они уже столько прошли – а Лондона не видать.
Дик почувствовал, как в у него в животе оживает рой бабочек: "Если вдохнуть дурмана…"
– Ну-ка, парниша, стой.
Старик опять повернул, на этот раз слишком резко. И Дик сразу его потерял. Пространство вокруг тут же заполнил туман.
– Эд! Ты где?
Дик вытянул руки, ощупывая туман.
– Да здесь, кхе-кхе. Здесь он я. Отлить мне надо, парниша. Хотя могу прям на тебя. А ты чё, испужался? Ты ж только лис боишься? Ну, иди сюда. Вот он я.
Дик двинулся на голос, но тут кто-то, спрятавшийся в тумане, крепко схватил его за ногу. Дик испугался, рванулся и потерял равновесие.
– Хе-е-елл!
Что это? Что он сейчас сказал? Рой бабочек взвился к горлу. Дик замахал руками, будто пытался всплыть, и судорожно вздохнул – глубоко, ах как глубоко! – и тут же дурманящий воздух хлынул внутрь, заполняя пустоты тела.
– Ведьмино слово… – просипел Дик с трудом. – Нельзя…
* * *
– Думаешь, он мертвяк? Или так, притворяется?
– А давай проверим. Выстрелим по нему.
Двое мальчишек спустили штаны и выпустили по струе в сторону человека, лежавшего у дороги в неглубоком овраге, напротив поваленной ели. Один из мальчишек оказался ловчее, и его струя ударила прямо в висок "мертвяка". Тот замычал и шевельнул головой. Мальчишки с визгом, придерживая штаны, дунули через дорогу – туда, где работали взрослые.
– Мертвяк! Там живой мертвяк!
– Цыц! Что за бучу подняли? – сердито откликнулся старший. – Какой еще мертвяк?
– Там валяется. Страшный.
– А вы что там делали? Сказано было не подходить! Там дурманные травы.
– Дедка сказал, травы дурманят только в тумане.
– Дедка сказа-а-ал… Больно умные стали. Ну, и где этот ваш мертвяк? – Старший на всякий случай прихватил с собой вилы.
– Вон, вон валяется. Видишь?
Мужик отложил вилы в сторону:
– Эй, парень, ты жив или нет? Раз мычишь, значит, жив. Ну давай, подымайся. И шевели ногами-то. Так я тебя не вытащу.
Мужик, кряхтя, тащил Дика из оврага. Тот смотрел мутным взглядом. Одна щека у него так раздулась, что закрыла собою глаз.
– И правда, живой мертвяк. Небось всю ночь провалялся – прямо рядом с болотом. И ведь не помер, поди ж ты! Знать, в рубашке родился. Или ангел-хранитель твой постарался. Не дал тебе помереть. И какая нелегкая тебя в туман понесла?
Голова у Дика трещала, он щурил здоровый глаз и с трудом понимал, что говорит виллан.
– Мне в Лондон надо…
Мужик удивленно присвистнул:
– В Лондон? Ты, парень, перепутал. Лондон в другой стороне. Полдня идти до дороги. А что тебе в этом Лондоне? Иль ты что своровал и сбежал? – Мужик смотрел с пониманием.
Дик не ответил.
– Да ладно. Не бойсь. Мне-то что? Я тебе так скажу: у нашего сэра сейчас не хватает людей. Сам видишь – сено вывозим. Мы припозднились. Поторопиться надо. Плата – полпенса в день. Как вывезем всё, что осталось, так и получишь монеты.
Дик замялся:
– Не, мне надо в Лондон.
– Думаешь, в Лондоне лучше? Ну и дурак ты, братец. Всё, пошли. Ну его, – сказал мальчишкам виллан. – Пусть идет куда хочет. Бродят тут всякие беглые. Лондон ему подавай.
– Я ж говорил, что живой. А ты говорил, мертвяк, – тихо сказал один мальчишка другому.
– Ну, и пусть не мертвяк. У него все лицо исцарапано. И еще он босой. Грифон его в Лондон не пустит.
– А что, не пускают босых?
– А то!
Слова мальчишки – того, что попал в "мертвяка" струей, – звучали весомо.
* * *
Дик сидел на краю оврага. Вилланов – тех, что возили сено, – можно еще нагнать… Но как они не понимают? Дик уже видел Лондон! Он своими глазами видел, как город сиял под солнцем. Полдня до дороги на Лондон… Папаша Эд его обманул. Говорил, что до Лондона близко, а сам в болото завел. И еще… Где кошель? Дик пошарил рукой у пояса.
– Хе-е-елл! – он тут же зажал себе рот рукой.
Конечно, сейчас нет тумана и травы не пахнут. Но надо быть осторожным. А кошель от отца Уильяма – его больше нет. Пропал. Все монеты, которые Дик должен отдать сэру Гриндли. Значит, папаша Эд их спер. Теперь небось ходит, потрясывает мешочком: "Мянь-мянь-мянь, мянь-мянь-мянь…" Значит ли это, что Дик теперь считается вором? Он поежился. Нет! Ему бы добраться до Лондона, и он заработает деньги. Он накопит столько же, сколько было в мешочке… И еще ему хватит на камень. И золотые для Томми.
Главное – в Лондон попасть.
Дик уже было решил двинуться по дороге, как вдруг обнаружил, что бос. Его башмаки пропали. Он с трудом подавил в себе ведьмино слово и стал озираться. Куда они подевались? А, вот один, виднеется возле ели. Так это ель схватила его в темноте? Так что он потерял от страха и голову, и башмак? Может, тут и другой? Нет, другого не видно.
Дик дорожил этими башмаками. Малютка Мэйбл купила их на ярмарке в прошлом году. Они стоили жутко дорого. Но она сказала: "Дик! Это крепкие башмаки. Если ты отправишься в Лондон…" А в одном башмаке хранилась… У Дика забилось сердце. Дрожа от волнения, он сунул руку в башмак.
– Я провел, тебя старый хрыч! Ты украл у меня монеты, но одна тебе не досталась.
Пенни на крайний случай. Монетка, которая может изменить его жизнь. Дик обрадовался удаче, отыскал ручей и напился. Затем остудил холодной водой воспаленную щеку, натянул башмак на левую ногу (почему – неизвестно) и нащупал монетку.
– Мэйбл, я тут немного подзадержался. Но скоро уже буду в Лондоне. Ты не успеешь перелететь с этого облака на другое, а я уже буду на месте. Только вот что мне объясни, – говорил он, шагая, – зачем папаше Эду понадобился башмак? Ну ладно, стащил кошель. (Дик чуть заметно вздохнул: деньги отца Уильяма.) Но башмак-то зачем? Один? И что я теперь скажу грифону у городских ворот?
Башмак легонько шаркнул, разделяя тревогу Дика:
– Шарк-шарк, шарк-шарк -
На ноге один башмак.
Но Дик решил, что не будет об этом думать. Ну идет человек в одном башмаке… Мало ли что с ним случилось…
Вечер размазал по небу остатки красного солнца. Лохматое сизое облако зацепилось за шпиль собора. Лондон был совсем близко. Дик уже различал крупную серую кладку стен. Дорога теперь, казалось, бежала гораздо быстрее и скоро нырнула в городские ворота.
Дик в нерешительности остановился: неужели дошел?
Ворота были раскрыты. Над ними сидел грифон и смотрел на входящих каменным взглядом.
Мимо продребезжала повозка с глиняными горшками. Грифон пропустил повозку. Торопливо прошли три странствующих монаха. Грифон молчаливо взирал на них с высоты. Прохрюкало стадо свиней, подгоняемое свинопасом. Грифон пропустил и свиней.
За спиной у Дика послышался цокот копыт:
– Прочь с дороги, бродяга!
Дик еле успел отскочить и укрыться в зарослях ежевики. Окруженная целым отрядом вооруженных людей, к городу подъезжала карета. Дик взглянул на грифона: тот явно насторожился. Дику даже почудилось, будто грифон нахмурился. И тут же, словно в ответ на подозрения Дика, массивные створки ворот с тяжелым стуком захлопнулись.
– Именем лорда Шорби! Отворите ворота! – закричал первый всадник.
– Сэр, у вас есть разрешение? – послышался голос стражника.
– Какое еще разрешение? Отворяй, свинья, – всадник с досады стегнул по воротам плеткой.
– Разрешение лорда-мэра на въезд.
– Какого еще лорда-мэра?
– Лорда-мэра свободного города Лондона.
В окошке кареты показалась голова господина в шляпе с черною бахромой:
– Почему ворота закрыты?
– Стража требует разрешения лорда-мэра на въезд.
– Лорда-мэра? Не знаю такого.
– Сэр, лорд-мэр управляет городом Лондоном, – стражник был вежлив, но тверд.
– А! Это простолюдин с мешками, набитыми шерстью!
– Прошу прощения, сэр, но король посвятил его в рыцари. И теперь он лорд-мэр. Согласно Великой хартии вольностей, вооруженные люди не могут въехать в город без его разрешения.
– Я пожалуюсь королю!
– Вы в своем праве, сэр.
Грифон равнодушно взирал на разозлившихся всадников. Накричавшись до хрипоты, они развернули своих лошадей и поскакали прочь, проклиная жалких торговцев, бочкарей, мясников и горшечников и грозя при случае выпустить всем горожанам кишки.
Через какое-то время ворота снова открылись, пропуская повозки с сеном. Дик осторожно выбрался из кустов, оправил куртку, пригладил волосы и подошел к воротам. Сердце его колотилось. Вдруг грифон его спросит, почему он в одном башмаке? "Страж ворот, недавно у меня было два башмака – почти новые, из бычьей кожи. Но один башмак заблудился в тумане…"
Грифон ничего не спросил. Дик прошел мимо стражника – тот смотрел равнодушно – и услышал, как за спиной заскрипели створки ворот. Солнце коснулось земли. Лондон закрылся на ночь.
* * *
Узкая улица походила на каменное ущелье. Дик никогда не видел ущелий, но слышал, что где-то на севере есть каменистые горы и там, среди скал, выбивают проходы тролли. Тролли ужасно злые. На голову путникам они сбрасывают камни.
Где-то хлопнули ставни. В пустоте темной улицы этот звук прозвучал как гром. Дик отшатнулся и больно ударил палец босой ноги – на улице тут и там были вкопаны редкие камни.
– Мэйбл, ты удивишься, но это совсем не золото. Это похоже на кочки, когда ты идешь по болоту. И еще тут воняет… Ох, Мэйбл! – Дик даже зажал нос рукой. – Воняет гораздо хуже.
Чуть прихрамывая и стараясь дышать неглубоко, Дик двинулся дальше по улице.
Ему страшно хотелось есть. За последние сутки он всего-то и съел, что три горсти пшеничных зерен: ободрал колоски у дороги. Еще больше хотелось пить. Окажись Дик в лесу или в поле, он бы придумал, что делать. Но где берут воду в Лондоне? На улице было темно. Гораздо темнее, чем в поле или даже в лесу. Дома нарастали вверх перевернутыми ступенями: верхние этажи нависали над нижними, а крыши тянулись друг к другу – еще чуть-чуть, и сомкнутся. "Тут и неба не видно!" Дик вдруг страшно устал. У него внутри, в глубине живота, голодного и пустого, зашевелились бабочки: того и гляди взовьются, запорхают, закружатся… Он пришел не туда. Это совсем не Лондон… Это не Лондон, который он столько раз видел во сне.
Колокольный звон заставил Дика встряхнуться.
– Бом-бом-бом-бом!
– Дили-дили-дили-бом!
Как много колоколов!
Дик вслушался – вот гудит самый большой, предупреждает забывчивых горожан:
– Берегите – бом-бом! -
От пожара дом, дом!
Бом-бом-бом-бом!
Берегите дом-дом!
Ему вторят другие, поменьше:
– Надо – дили-дили-дини -
Погасить огонь в камине!Дили-дили, дини-дини -
Погасить огонь в камине!Берегите – бом-бом! -
От пожара дом-дом!
И вдруг среди этого разнообразного звона Дик расслышал еще один колокольный голос. Этот колокол обращался прямо к нему:
– Дон-дон-дон-дон!
Ты ли это, Виттингтон?
Лон-дон! Лон-дон!
Здравствуй, Ричард Виттингтон!
Дик замер от неожиданности. Сердце забилось от радости: не зря он стремился в Лондон! Лондон ждал его – вот как! Лондон ему обрадовался. Колокола никогда не врут, это Дик точно знал. И он устремился туда, откуда, как ему показалось, доносились слова:
– Я пришел! Лон-дон!
Это я, Виттингтон!
Колокольный звон вывел его на городскую площадь. За большим собором, стоявшим прямо на площади, чуть подальше, на горке, виднелась маленькая церквушка. Это ее колокол так приветливо разговаривал с Диком. Но теперь внимание Дика привлекло другое здание. Оно тоже стояло на площади – величественное, благородное. Дик таких никогда не видел и не знал, что оно называется ратушей. Но он сразу решил: это, дом где должен править лорд-мэр. И здесь же у лондонцев должен быть справедливый суд. А еще Дик увидел небо. Красный след солнца, сползавшего за горизонт, уже стерся чистым спокойным светом луны. Небо усыпали звезды. Здесь гораздо легче дышалось. И еще был фонтан! Дик напился, опустился на каменные ступени ратуши, прижался спиной к колонне, обхватил колени руками. Веки его слипались.
– Вот я и в Лондоне, Мэйбл. Вот я и в Лондоне!