- Снова ты не все понимаешь! Если бы эти четыре полета окончились благополучно, Экзюпери вырвал бы еще пять, потом еще. Он был настоящим солдатом и прекрасным писателем... А ты все-таки здорово вырос. Заинтересовался судьбой Экзюпери... - Отец подошел к полке с книгами. - Помню, когда я подарил тебе "Маленького принца", ты еще по складам читал. Тогда тебя только рисунки интересовали.
- Слон в удаве!
- И другие ты тоже любил. Отодвинув стекло, отец достал книгу.
- Славные рисунки. Какой писатель погиб!
- Он пошел на таран! Он не любил проигрывать. Отец долго молчал, потом сказал очень серьезно:
- Ты еще не понимаешь. Я видел войну. И на моих глазах погибали товарищи. Бывало, из-за нелепейших случаев. По ошибке. Они не таранили врага, не закрывали собой амбразуру, но они, - отец с силой произнес "они", - воевали с фашизмом. Вот это важно!
- Твои товарищи? Ты мне не рассказывал.
- Об их гибели тоже было написано две строчки.
- Где написано?
- В справках. Как у тебя в альбоме: "Пилот не вернулся, считается утерянным". Так тогда писали в документах.
Да, так писали. Но отец не все учитывает. За день до гибели писателя на таран пошел его знакомый, пилот Мередит. Значит, Сент-Экзюпери знал о таране. Другого выхода у него просто не было, уж такой у него был дурацкий самолет, без всякого вооружения.
- Посмотри, - вновь упрямо сказал Олег. - Написано же: "Считается утерянным". Считается!
- Я не знал, что у него даже пулемета не было...
- Вот же написано: "Сент-Экзюпери снова летает на "лайтнинге", это моноплан с двойным хвостом. Ни пулемета, ни брони, никакого оружия для нападения или защиты..."
- А-а... понял! На высотных самолетах учитывают каждый килограмм груза. Он взлетал над своей территорией, поднимался на высоту, недоступную для истребителей того времени, делал съемки, потом возвращался опять на свою территорию и тогда снижался. Таков был расчет. Но в полете может всякое случиться. Допустим, внезапно испортится двигатель. В результате - снижайся над территорией врага или в зоне, где вражеские истребители... Могло так быть?
- Ну, могло.
- Скорее всего именно так и случилось. Пришлось снижаться, надеясь, что "фокке-вульфов" поблизости не окажется.
- Но они были, - сказал Олег.
- Были. И согласись, что летающий фотоаппарат против истребителя бессилен.
- Таран! - твердо сказал Олег.
С сожалением поглядев ему в глаза, отец произнес:
- Не знаю... и никто этого не знает. Взяв альбом, Олег заверил:
- Узнают. Я еще докажу всем! Мне надо только... я напишу во Францию?
- Не торопись. Если бы ты узнал что-то новое, а так... Ты же знаешь только то, что написано в книгах.
- О таране нигде не написано, - не сдавался Олег. - Вот в Смоленске мне все говорили: нет окопа, нет окопа. А я нашел!
- Да нет, ищи. Ищи. Это прекрасно. Никто тебя не отговаривает. - Отец улыбнулся и неожиданно попросил: - Дай мне альбом.
- Он тебе нужен?
- Я люблю Экзюпери.
- Все равно я все на память знаю. Бери.
И У меня ведь погиб друг. В блокаду. При неизвестных обстоятельствах.
- Кто это? Тот самый, что врачом был?
- Да. Я тебе рассказывал о нем. После войны я пытался навести справки о его гибели, но... В Ленинграде столько людей тогда искали своих близких. Ничего не удалось узнать.
Замолчав, отец подпер подбородок ладонью. Борода забавно завернулась набок. Не шла отцу борода. Столько интересного мог отец рассказать о себе. Ведь был на фронте с четырнадцати лет.
Дошел от Ленинграда до Восточной Пруссии. Кем он только не был! И разведчиком, и снайпером, и командиром взвода... Но нет - про Голодную степь целый час рассказывал, только слушай. А спроси про войну, пожмет плечами, и все.
- М-да-а, - отец словно очнулся. - Знаешь, как верблюд кактус ест?
- Папа!
- Лижет, как клубничное мороженое.
- У тебя погиб друг. При чем тут кактус?
- Ладно, Олег.
- Надо было лучше искать тогда!
- Я ж не в школе учился, как ты, - словно бы оправдываясь, сказал отец, - мы Ижорский завод восстанавливали. День и ночь.
- Знаю. Но все равно.
- Я и не думал бросать поиски. Этой весной наконец-то удалось найти дневник.
- Дневник? Где же он?
- У меня, у меня. Приеду в отпуск, попытаюсь кое-что выяснить.
- Ну... когда ты еще в отпуск приедешь... - вздохнул Олег. - Неужели ты нашел дневник доктора Зайцева?
- Не Зайцева, а Волкова. - Отец как-то странно посмотрел на Олега. - Ну и разведка! А что ты еще знаешь? Ну!
- Что знаю? По одним сведениям он, кажется, что-то совершил... героическое.
- Так. Продолжай, продолжай. А по другим сведениям?
- По другим... ничего он не мог совершить. Ну... смелого.
- Что-о? ! Трус, выходит, был? - Отец встал, шагнул к окну и широко распахнул створки, словно ему не хватало воздуха. - Это был чистейший человек. Тебе это ясно?
- Мне ясно. Но...
- Я уверен, что он погиб, как герой. Я докажу!
- Когда же? - тихо спросил Олег. - Сам сказал: столько лет прошло!
- Неважно, - заявил отец - Бери-ка своего сиамского Гешку - и айда на улицу.
Он был очень взволнован ставать.
Олег это видел. Нечего к нему сейчас приставать.
- Гешка, - позвал кота Олег. - Гулять!
Уже закрывая дверь, Олег услышал, как отец крикнул матери:
- Дай мне эту папку! Дневник доктора Волкова!
Кот Гешка очень любил ездить в лифте и гулять, сидя на плече Олега, мурлыкал и легонько покалывал когтями плечо хозяина.
- Хватит мурлыкать! Лучше скажи, где это они прячут дневник доктора Волкова?
Глава III
ДОКТОРА БЫЛИ РАЗНЫЕ
Олег вошел в кабину лифта и хотел уже нажать на кнопку, как появился на площадке Андрей Горикин со своим Мезоном. Огромный рыжий боксер Мезон был упрямейшим псом и не слушал хозяев.
- Погоди, Олег!
- Я с Гешкой.
- Ничего-о, не тронет, - заверил Андрей, открывая дверь лифта. - Куда, Мезон! Смирно! Кому говорю! - Но, не обращая внимания на приказ, боксер рывком влетел в кабину и, подняв страшную слюнявую морду, зарычал на кота.
- Гешка, сиди!
- Назад, Мезон!
Задрав лапы на стенку кабины, Мезон сунулся к коту и тут же взвыл от боли. Это Гешка, взмахнув лапой, поймал его когтем за губу.
- Что вы делаете с собакой! - завопил Андрей.
- А пусть не лезет!
- Это безобразие, отпустите!
- Ну и Гешка! Молодец!
- Останови лифт. Караул!..
- Потерпите!
- Немедленно отпустите!
- Я его, что ли, держу?
- Ответите за собаку!
Так доехали до первого этажа. Андрей вопил, Мезон кряхтел, выпучив глаза, Гешка, вытянувшись в струну, дрожал, но не отпускал Мезона. Едва открылась дверь лифта, Мезон рванул из рук хозяина поводок и с визгом выпрыгнул вон.
- Тоже собака называется! - усмехнулся Олег.
- А твой Гешка - вовсе не кот!
- Кто же еще?
- Брак природы.
- Сам ты "брак природы"! Догоняй своего Мезона!
Олег шел по улице. Гешка, крепко вцепившись когтями в куртку, невозмутимо сидел на плече.
- Олег! - раздался сзади знакомый голос. - Ты опять не здороваешься?
Нина Эдгаровна! Снова он ее не заметил, значит, снова она пожалуется маме.
- Я вас не видел.
- Видел, видел! Но специально отвернулся. И опять ты с этим котом. Фу!
Нина Эдгаровна была стройной невысокой блондинкой с большими серыми глазами и выглядела даже молодой, хотя мама как-то сказала, что она на пять лет старше отца Олега.
Она всегда красиво одевалась, и это Олегу нравилось. Сейчас на ней был мягкий белый свитер и синяя юбка с золотыми пуговицами на карманах. Только пуговиц было слишком много. Это казалось смешным.
Маму с Ниной Эдгаровной познакомил отец. Когда-то они учились в одной школе. Было это еще до войны. А встретились они снова недавно на школьном сборе.
И вот Нина Эдгаровна командует в их доме.
- С котом придется расстаться, - прожурчала она и достала из сумочки необычную серебристую пачку сигарет. Вытащив длинную сигаретку, она помяла ее пальцами и прикурила от красивой прозрачной газовой зажигалки. - Значит, ты в лагерь? А я буду жить рядом. На даче. И если мой муж не вернется еще из плавания, потом поеду с вами в деревню. Ты рад?
- Я это знал. Мне говорила мама.
- Ты рад?
- А Гешку можно будет взять?
- Я его спрашиваю, рад ли он тому, что я буду с ними, а он опять про кота? - возмутилась Нина Эдгаровна.
И тут Олег подумал, что она могла знать доктора Волкова. Она могла даже учиться с ним в одном классе.
- Нина Эдгаровна, как звали доктора Волкова?
Ему показалось, что она вздрогнула.
- Постой, какого Волкова? Он работает в поликлинике или в больнице? - спросила она изменившимся голосом. И почему-то погладила Гешку по спине, хотя терпеть его не могла.
- Доктор Волков не работает. Он учился в вашей школе. С вами.
- А-а... вот ты о ком.
- Вы его знали, да?
Почему она так разволновалась? Зря он ее спрашивает, не ответит она ему ничего. Сейчас повернется и уйдет. И нажалуется маме.
- Тебе что-нибудь известно о нем? - поглядела ему в глаза Нина Эдгаровна.
- Н-нет... Я хотел знать, как его звали.
- Борис. Борис Федорович Волков. Он пропал без вести в тысяча девятьсот сорок втором году. - Резко повернувшись, она пошла к их дому.
Сзади на подоле юбки у нее тоже были золотые пуговицы.
В августе прошлого года в Смоленске Олег нашел в старом, заросшем травой окопе позеленевшую гильзу. В ней оказалась записка. В записке - имена защитников Смоленска. Среди прочих имен там упоминался полковник Громов Василий Иванович из Ленинграда. Олег привез записку в Ленинград и отыскал Громова. Для этого пришлось, правда, обратиться в военкомат. Когда Олег отдал записку полковнику, тот, разгладив ее на ладони, несколько раз вслух перечитал имена и сказал, что наконец-то, через много лет, благодаря Олегу, он узнал тех, кто спас ему жизнь. И еще сказал, что Олег - настоящий разведчик. Потом, на вечере в Доме офицеров, полковник Громов вручил Олегу памятный знак от имени ветеранов. Ветераны аплодировали Олегу во время вручения. "Запомни, - сказал тогда полковник Громов, - награда дается не только за прошлые подвиги, но и за будущие, которые еще надо совершить!"
"Вот подождите, я возьмусь за поиски доктора Волкова!" - думал Олег.
- Олег! - крикнула длинноногая девчонка в красной куртке. - Гешку Можно погладить?
- Не любит он, когда его чужие трогают.
- Я разве чужая? Ну и попадет тебе! За что? Говори, Ленка!
- Уже вся лестница знает. Весь дом.
- Что знает?
- У Мезона вся губа распухла. Его уже к моему папе водили, показывали.
Вот это новость. Будет теперь шуму.
- Ах ты красавец, - Ленка почесала Гешку за ухом. - Злюка!
- Не злюка. Никто не любит, когда на него лают!
- А у меня на плече он может посидеть?
- Куртку тебе проколет.
- А я старую надену. Пойдем к нам.
- Зачем?
- Папа велел тебе зайти.
- Зачем?
- Когда к папе привели Мезона, Горикина кричала, что кота следует усыпить. Он, мол, бешеный.
- А отец твой?
- Папа сказал, что коты редко подвергаются бешенству. Но велел, чтобы ты зашел с котом.
- Да зачем... а вообще-то пожалуйста. Пусть смотрит. Лучше сходить, чтобы потом не говорили.
Ленкин отец лежал на диване в одних трусах. На вид ему было лет пятьдесят, но кожа на животе и плечах у него была розовая, как у ребенка.
- Надо предупреждать, - проворчал он, хватая со стула пижаму. - Значит, это и есть тот самый ненормальный кот.
- Абсолютно нормальный, - заявил Олег.
- Я исхожу из объективных данных, - сказал доктор, натянув пижаму и сквозь очки хмуро поглядывая на Гешку. - Если кошка побеждает боевую собаку, - а боксер, несомненно, боевая собака, - то можно заключить, что кошка ненормальная.
- Характер сиамских котов мало изучен, - сообщил Олег.
- Я не знал, что у тебя сиамец. Тогда другое дело, - сказал доктор, зевая. - Зачем меня только разбудили? Идите гуляйте.
За диваном у стены стоял аквариум с красными рыбами. Над аквариумом висела большая фотография. Она была в красивой раме под стеклом. Человек двадцать молодых людей в белых халатах стояли полукругом, тесно прижавшись друг к другу.
- Найди здесь папу, - сказала Аленка, заметив, что Олег разглядывает фотографию.
- Сорок первый год! Наш выпуск! - с гордостью сказал доктор, подходя к фотографии. - Вся война легла на наши плечи!
- Где вы, что-то не найду...
- Да вот же! В середине. Возле профессора.
- Теперь узнал, - сказал Олег, удивленно рассматривая белобрысого толстячка на фотографии. - Значит, вы были на фронте? Мой папа тоже был. Добровольцем.
- Я воевал с первого дня. До последнего! - воскликнул доктор, располагаясь снова на диване. - Вся блокада, - он тяжело вздохнул, - мною изведана. Горздрав, госпиталь... Теперь не так ценят людей. Тогда я имел должность! Причем сразу после института! Сколько врачей мне подчинялось!
- Мы пошли, - сказала Аленка, она уже переоделась. - Дай мне Гешку.
- Только не пускай его на землю. Ладно. Пошли.
- Я догоню, - сказал Олег, выходя за ней в коридор. - Сейчас. Как твоего папу зовут?
- Виктор Сергеевич.
- Если бы я работал, как раньше, в горздравотделе, мигом бы узнал, - с сочувствием сказал Виктор Сергеевич. - Погиб в сорок втором? Сколько же ему было?
- Он старше папы. На пять лет.
- А папе твоему - в сорок втором?
- Почти шестнадцать.
- Как, и он воевал?
- Конечно! Сперва в народном ополчении, потом в настоящей армии, после ранения. Он...
- Да ладно... Были и такие случаи. И у нас был сын полка.
Олег затряс головой. Нарочно он, что ли, не хочет понимать?
- Он присягу принял в сорок втором. Не был он сыном полка! Сержантом был, а потом командиром огневого взвода.
- Пусть так, если ты говоришь, - наконец согласился Виктор Сергеевич. - Пусть так. Значит, Волкову было пятнадцать плюс пять. Двадцать лет. Ну, двадцать один от силы, да?
- Да.
- Значит, он еще не окончил институт. Четвертый-пятый курс. Так... Но с началом войны все студенты старших курсов пошли в госпитали на должности врачей... Это сходится. Но странно все же! Почему ты отца не спросишь?
- Он не знает.
- А тебе-то зачем? - Виктор Сергеевич почесал волосатую грудь. - Тайны ищешь? Начитался книг?
- Мне это нужно... Для папы. Он очень хочет его найти.
- Ну, если так... Наведу справки. Но все это уже... Ах, сколько погибло замечательных врачей! - Он стал загибать пальцы: - Хирург Морозов. Анна Давыдовна - наш терапевт... Рентгенолог Соскин. А окулист Григории... Григорий... как же его отчество... Вот видишь, это только у нас. Как мы работали! Ах, как мы тогда работали! Не было сил... голодные... все время бомбежки... Я наведу справки о твоем Волкове.
На другой день Олег позвонил Виктору Сергеевичу.
- Ничего я не узнал, - сообщил Виктор Сергеевич. - Врачей Волковых было много. Но все они гораздо старше твоего Волкова.
- Сколько тебе лет? - смеясь, спросила мама отца. - Сколько лет? - повторила она. - Мама всегда много смеялась, когда приезжал отец.
- А какой тебе годик? - пропел отец, старательно расчесывая перед зеркалом бороду. - Ше-естой ми-иновал... - фальцетом протянул он.
- Я тебе повторяю, сбрей бороду! - крикнула мама. - Тебе сорок четыре года, а ведешь себя, как мальчишка!
- Я - аксакал! Я не мальчишка! Спроси у кого угодно в Голодной степи!
- Не кривляйся!
- А вот буду! - не унимался отец и вдруг запел песню, которую Олег пел еще в детском саду:
У гражданки Соколовой
бегемот сидит в столовой.
Ска-атерть нову-у-ю жует,
чешет вилкою-ю жи-иво-от...
Поедем с нами. Люблю, когда мы втроем. Трое в лодке, не считая кота! Возьмем лимонад и боржоми. Ты не пила лимонад и боржоми вместе? Очень, очень замечательный напиток. Возьмем огурчиков, колбаски докторской, апельсинов!
- Не соблазнишь все равно! У меня весь день занят. Это вы бездельники! За эту неделю где вы только не были! И в Эрмитаж им надо, и в Петергоф им надо, и прогулка в Лесопарк на пароходе... в кино им каждый день надо!
- Еще в Планетарий не забыть бы! - сказал отец, завязывая галстук. - Вернусь в Голодную степь, там сразу начнут расспрашивать: "В Эрмитаже был, в Русском музее был, в Петергофе был?" А я скажу - нет. "Зачем тогда ездил в Ленинград?" - спросят!
Дела, из-за которых отец приехал в командировку, уладились, и со стройки ему прислали телеграмму с разрешением использовать две недели в Ленинграде в счет отпуска.
О докторе Волкове отец больше не проронил ни слова. Олег попробовал поискать дневник, но, по-видимому, отец спрятал его в свой служебный портфель, запертый на два замка.
- Скоро, папа?
- Сейчас, только на завод позвоню.
- Я пока выйду?
- Жди у парадной.
Не успел он выйти, как к парадному подкатила бежевая "Волга" с красным крестом. Из нее вылез Виктор Сергеевич.
- А-а, Олег!
- Здравствуйте, Виктор Сергеевич.
- Как дела? - Виктор Сергеевич заговорщицки поглядел на Олега сквозь толстые стекла очков. - Ты меня, знаешь ли, заинтриговал.
Взглянув на часы, Виктор Сергеевич аккуратно подвернул полы белого халата и опустился на скамейку у парадного.
- Ты-то ничего больше не узнал?
- Нет. А вы?
- Пока нет. Но попросил сотрудников навести справки. Ты чего оглядываешься?
- Папу жду. Сейчас должен выйти.
- А он ничего больше не говорил?
- Нет, - помявшись, Олег добавил: - Я слыхал, что Волков был тихоней и... не очень смелым.
- Вот что! Так... Это плохо, - поерзал на скамейке Виктор Сергеевич. - У нас в доме жил один бухгалтер. Тоже тихий. Интеллигентный человек, но трус страшный...
- Я же не сказал, что Волков - трус!
- Когда война началась, - продолжил Виктор Сергеевич, - немецкие лазутчики припугнули бухгалтера и завербовали. Его наши мальчишки зацапали на чердаке. Ракетница немецкая при нем и гильзы пустые. Бомбовозы ад городом, а он заводы освещает!
- А при чем тут Волков?
- На войне всякое бывало! - развел руками Виктор Сергеевич. - Мне пора, однако.
- Доктор Волков был на фронте. Он папин друг!
- И мне, мальчик, пришлось с некоторыми друзьями расстаться. Раз и навсегда. Эпоха велела, мальчик!
И Виктор Сергеевич пошел в парадное, расстегивая на ходу свой ослепительно белый халат.