Крестьяне, исподлобья поглядывая на разгуливавших по деревне немцев, потянулись к школе. Никто не разговаривал, никто не смеялся, никто не улыбался.
Трайче нестерпимо хотелось знать, что же произойдёт в школе. Поэтому он мгновенно прошмыгнул в дверь и выбежал на улицу. Мать, оцепенев от страха, закричала ему вдогонку:
- Трайче, Трайче, вернись!
Но было поздно. Он уже мчался к школе. Во дворе школы стояли двое немцев с автоматами. Спрятавшись за широкие спины крестьян, Трайче вошёл в здание. Крестьяне сидели за партами. За столом, выпятив грудь и вскинув вверх подбородок, восседал офицер. У каждого окна стояли солдаты с автоматами в руках. Тут же, у стола, вертелся переводчик - тот самый, что встретил Трайче на мосту у Кривой мельницы. Трайче забился в самый тёмный угол, чтоб его не заметили. Рядом с ним сидел дядя Ламбе.
По классу гуляли клубы синевато-серого табачного дыма. Крестьяне, не вынимая изо рта трубок, молча курили. Наконец офицер встал и заговорил по-немецки. Переводчик тут же разъяснил смысл сказанных им слов:
- Вчера в Мацково прибыли немецкие патрули, чтобы арестовать Ангеле. Но до сих пор патрули не вернулись в комендатуру. Господин офицер спрашивает: знает ли кто-нибудь о том, что с ними случилось?
В классе воцарилась тишина, но тут поднялся дядя Ламбе и неторопливо проговорил:
- Патрули и в самом деле пришли в деревню, схватили Ангеле, связали ему руки и увели из деревни. Что произошло дальше, мы не знаем.
Сказав это, Ламбе уселся за парту, а в классе снова стало тихо. Офицер пристально оглядел крестьян, со злостью грохнул кулаком по столу и опять затараторил по-немецки. Переводчик пояснил:
- Вы наверняка знаете, что произошло потом. Не исключено, что и вы связаны с партизанами. Если патрули не найдутся, то всех мужчин свяжут и отправят в лагерь. Деревня же будет сожжена.
В классе стало ещё тише. Казалось, будто никто даже не дышит. Подождав, офицер повернулся к солдатам и что-то выкрикнул. Солдаты направили автоматы на крестьян.
- Господин офицер даёт вам возможность одуматься и будет считать до пяти, - сказал переводчик.
Офицер, прищурившись, принялся медленно считать по-немецки:
- Айн, цвай, драй, фир, фюнф!..
Но никто ничего не сказал, никто даже не пошевелился.
- Что ж, пеняйте теперь на себя, - злобно буркнул переводчик.
И тогда солдаты, не теряя ни минуты, принялись связывать руки крестьянам. Ламбе шепнул Трайче на ухо:
- Тебя-то наверняка отпустят. Когда мы выйдем отсюда, обязательно сообщи об этом Горяну.
Вскоре Трайче оказался перед офицером. Взглянув на мальчика, он распахнул дверь и, вышвырнув его пинком наружу, заорал:
- Хинаус!
…Трайче постоял во дворе. Как ни хотелось ему заплакать, он всё-таки сдержался: никто не должен видеть его слёз, чёрт возьми! Он же не какой-нибудь там хлюпик!
Прошло немного времени, и немцы повели связанных крестьян через всё Мацково. Дети ревели, женщины рвали на себе волосы. Сзади и спереди крестьян охраняли солдаты, держа автоматы на взводе. Когда колонна арестованных проходила мимо Трайче, дядя Ламбе едва заметно кивнул ему головой и хитро подмигнул. Трайче понял, что дядя Ламбе хотел напомнить ему о недавнем разговоре. Тогда мальчик метнулся прямо к Веляновой поляне, чтобы рассказать Горяну обо всём случившемся.
* * *
На обратном пути Трайче заглянул на Петкову Ниву, где ещё утром оставил Дорчо. Дорчо, привязанный длинной верёвкой к молодому дубу, преспокойно похрустывал сочной зелёной травой. Трайче подошёл к нему и ласково погладил его по спине.
На душе у него было тревожно. Глухое беспокойство не оставляло его: успеют ли партизаны?!
"Почему наши всё ещё молчат? - в раздумье спрашивал он сам себя. - Неужели они позволят увезти крестьян в лагерь?.."
Он ещё раз ласково погладил Дорчо, отвязал его, отвёл в другое место, где трава была погуще, а потом медленно, задумчиво, опустив голову побрёл домой.
На пороге Трайче встретила заплаканная мать. Не вытирая слёз, она тихо упрекнула его:
- Ну куда ты всё ходишь и ходишь, сынок? Пойми ты моё материнское сердце: ведь я вся извелась, пока ждала тебя…
- Я ходил на Петкову Ниву, - так же тихо ответил ей Трайче. - Подыскивал для Дорчо другое местечко.
- Эх, сы-но-ок! - вздохнула мать. - Оставь ты в покое своего Дорчо. Не до него сейчас. Неужто сам не видишь, что здесь творится!
- Вижу… Даже знаю, что почти всех наших крестьян связали и погнали в лагерь.
- Ну вот! А ты всё за Дорчо ухаживаешь! Получается как по пословице: село горит, а баба причёсывается.
- Жалко же… Разве можно его морить голодом! - оправдывался Трайче.
Было около полудня. Деревня казалась вымершей: на улице не было ни души. Словно пронеслась над нею чума и умертвила всё живое.
Вдруг со стороны дороги, ведущей в Стругу, донеслись хлопки выстрелов, застучали автоматные очереди, глухо громыхнула граната…
"Ага, значит, наши успели!" - обрадовался Трайче и заорал во всё горло:
- Мама, мама! Наши ведут бой с немцами! Теперь они обязательно спасут крестьян!
- Кто "они"? - с испугом спросила мать.
- Как - кто? Партизаны, конечно… - радостно выпалил Трайче и опять крикнул: - Ура! Ура!
- Да замолчи ты! Кто это тебе сказал?
- Неважно кто, но их обязательно освободят!
А бой на дороге всё продолжался…
Кое-кто из женщин и детей поднялся на небольшой холмик, откуда хорошо была видна дорога. Трайче схватил мать за руку и потащил её на холм. Под большим могучим дубом они остановились и стали молча смотреть вниз.
Время от времени ухали гранаты. По обеим сторонам дороги трещали пулемётные очереди.
Трр… Та-та-та… Трр… Та-та-та… - гулким эхом раздавалось в долине.
Над дорогой вздымались столбы дыма, пыли и огня…
- Пропали мы теперь, сынок, - опять заплакала мать. - Сейчас эти душегубы налетят на нас со своими танками и всех передавят, как цыплят.
- Не бойся, мама! - засмеялся Трайче. - Танки не могут сюда подняться. Слишком высокая гора. Ведь если бы могли, они бы давно к нам прикатили. Фашисты ведут крестьян к дороге, чтоб погрузить их там в машины.
- А если к нам подойдёт пехота? - всё не унималась мать.
- Ну, с пехотой наши в два счёта разделаются, - успокоил её Трайче.
На шоссе повалили клубы густого чёрного дыма: горели немецкие грузовики. Уцелевшие же машины, яростно сигналя, повернули назад и покатили в Стругу.
Бой кончился.
- Значит, немцы возвращаются восвояси. Струсили. Видала? - улыбнулся Трайче, повернувшись к матери.
Она ничего не ответила. Так, молча, они спустились с холма и направились к дому.
Деревня застыла в тягостном ожидании…
Звонит колокол
В ту тревожную ночь никто не спал. Всё Мацково было на ногах. Бешеным лаем заливались собаки. Из мужчин в Мацково уцелели лишь те, что рано утром ушли из деревни с отарами овец…
Трайче и его мать пошли к соседям, чтобы разузнать обо всём поточнее. Но узнали только то, что будто бы мацковских крестьян освободили партизаны. Впрочем, сведения эти были не точны - скорее всего, просто слухи… Кое-кто из соседей даже уверял, будто вся группа арестованных присоединилась к партизанам. Словом, никто ничего толком не знал.
Все были уверены, что немцы готовят расправу. Вот почему многие женщины, забросив за плечи тощие узлы и котомки, покидали деревню и уходили в спасительный лес. Овец, волов, коров и лошадей тоже угоняли подальше от деревни, к давно заброшенным загонам. Люди готовились к чему-то страшному, неизвестному и ждали этого с минуты на минуту…
Ещё раз внимательно осмотрев свою подземную кладовую и убедившись, что она совсем незаметна, мать расстелила на полу циновку и вместе с Трайче улеглась спать. Но сон долго не приходил к ним, и лишь перед рассветом Трайче наконец заснул. Мать же так и пролежала всю ночь, вглядываясь в темноту широко раскрытыми глазами…
Когда совсем рассвело, над Мацково вдруг что-то грохнуло, страшно загремело. Мать испуганно вскрикнула. Трайче мгновенно проснулся и вскочил на ноги. На улице было уже светло. Не прошло и минуты, как снова громыхнул взрыв. Жалобно задребезжали стёкла в окнах.
Тревожно зазвонил церковный колокол: бим-бам! бим-бам! бим-бам!
Всё было понятно: раз звонит колокол, значит, деревня в опасности.
- Надо бежать, сынок! Спасаться! - выкрикнула мать. - Гляди, в деревне-то почти никого не осталось!
Немцы, установив орудия в долине, издали обстреливали Мацково. Очередной снаряд разорвался рядом с домом Трайче. Каменные стены дрогнули, но устояли, со звоном посыпались стёкла. Весь дом окутала густая пелена дыма и пыли. На краю деревни разорвалось ещё несколько снарядов. Мать, судорожно вцепившись в руку Трайче, закричала:
- Бежим скорее!
Они выскочили из дома и побежали вдоль деревни. У церкви, под кряжистым дубом, лежал за пулемётом Горян. Трайче осмотрелся. Оказывается, здесь был не один Горян: под каждым дубом лежали партизаны, сжимая в руках или автомат, или винтовку… У большого камня пристроились Федерико и дядя Ангеле. Чуть ниже на склоне расположился тот самый дядя Ламбе, который в своё время натолкнул Трайче на мысль о спасении крестьян.
- Почему вы не стреляете? - спросил Трайче у Горяна.
- Ещё не время. Немцы пока далеко. А когда подойдут поближе, вот тогда-то мы и угостим их на славу! - улыбнулся Горян и посмотрел на своего помощника, лежавшего рядом с ним за пулемётом.
- А где же Огнен? - поинтересовался Трайче.
- Огнен и Планинский со своим батальоном на другом краю деревни.
Где-то далеко в поле грохнула пушка. Между дубами пронзительно и страшно что-то просвистело: фью-фью! фью-фью!
Несколько веток, словно срубленные острым топором, с треском упали на землю.
- Немедленно уходите с лужайки! - крикнул Горян.
- Бегите по балке и забирайте сразу влево! - добавил дядя Ангеле.
Мать и Трайче мигом оказались в балке. Там уже собралась целая кучка плачущих женщин и детей.
- Эх, забыл в сарае своего Дорчо! - с досадой воскликнул Трайче. - Вот дурак! Придут немцы и заберут его с собой!
- Да оставь ты в покое своего ненаглядного Дорчо! - раздражённо отозвалась мать. - Сейчас не до Дорчо.
- Ну нет! Я ни за что его не оставлю! - заупрямился Трайче. - Я мигом слетаю домой и приведу Дорчо сюда.
И, не раздумывая, он стрелой припустился к деревне. Мать только и успела крикнуть ему вдогонку:
- Вернись, Трайче!
Но куда там! Трайче и след простыл.
Бежал он как ветер, а когда был уже у дома, снова в долине грохнула пушка и на краю деревни взметнулся сноп пламени и дыма. Не обращая внимания на обстрел, Трайче ворвался в сарай, отвязал Дорчо и погнал его вверх по деревне. За плетнями лежали в ряд десятки ящиков с боеприпасами. Охраняли их двое партизан.
- Эй, Трайче, ты куда? - спросил один из них.
- Да вот пришёл вам помогать. Давайте ящик с патронами для пулемёта, и я отнесу его Горяну.
- Верно! Бери.
Трайче подхватил тяжёлый ящик и, обойдя деревню, двинулся прямо к дубам. Когда он добрался наконец до места, опять рявкнула пушка.
- Ложись! - крикнул ему Горян.
Трайче прыгнул в яму, откуда крестьяне вынимали раньше камень для строительства домов, и распластался там на животе. Снаряд разорвался среди деревьев, оставив после себя дымящуюся глубокую воронку. Трайче встал, отряхнулся и подтащил свой драгоценный ящик к Горяну.
- Вот что, Трайче. Ложись рядом со мной и не шевелись! - приказал ему Горян.
- А когда вы будете стрелять?
- Тебе же объясняли: когда немцы подойдут поближе, - недовольно проворчал помощник Горяна.
Наконец обстрел прекратился. Горян осторожно поднялся, прижался к дубу, осмотрелся и уточнил:
- Всё понятно. Коли обстрел кончился, значит, и немцы неподалёку.
Вдруг с другого края деревни затарахтели пулемётные очереди: тррр-кррр… тррр-кррр…
- Смотри-ка! - воскликнул помощник Горяна. - Второй пулемёт заработал! Может, всё-таки подождём маленько?
- Конечно. Пусть подойдут поближе, - решил Горян и объяснил Трайче: - С той стороны действуют Планинский и Огнен.
Снизу вверх, короткими перебежками, к деревне подбирались немцы. Все застыли в напряжённом ожидании.
- Ну что же ты не стреляешь? - нетерпеливо прошептал Трайче.
- Погоди, не мешай!
Когда немцы подошли так близко, что можно было разглядеть даже их лица, Горян крикнул во весь голос:
- Огонь!
А сам, припав к пулемёту, нажал гашетку. Над дубами пронеслась пронзительная переливчатая трель: тррр-кррр… тррр-кррр…
Дядя Ангеле, Федерико, Ламбе и другие партизаны тоже не дремали. Их гулкие винтовочные выстрелы и автоматные очереди вплетались в трескотню пулемёта.
Оставив на поле несколько убитых и раненых, немцы отошли назад. А Горян, словно обезумев, всё посылал им вслед очередь за очередью. Противно посвистывали пули, с веток деревьев слетали, медленно кружась, срезанные смертоносным огнём листья…
- Патроны кончаются! - закричал дядя Ангеле.
- Ах, чёрт! Трайче, беги за патронами! Быстро! - приказал Горян.
Трайче добрался до овражка и пополз к деревне, где были сложены ящики с боеприпасами. Там он схватил два ящика и ползком вернулся обратно. Один ящик он отдал дяде Ангеле, а второй решил дотащить до Горяна.
- Молодчина, Трайче! Настоящий герой! - похвалил его дядя Ангеле.
Не отвечая, Трайче поспешил к Горяну. Тот всё ещё не снимал руки с гашетки пулемёта. Трайче взглянул в сторону и тут же заметил, что к ним подбирается немец с гранатой в руке.
- Горян, справа немец! Граната!
Горян мгновенно повернул ствол пулемёта направо. Немец приподнялся, но было поздно. Не успев бросить гранату, он рухнул на землю и пронзительно выкрикнул:
- Ой, майн гот!
Граната выскользнула из его руки и взорвалась рядом.
Немцы отошли ещё дальше. Бой на время вроде бы утих. Но партизанам надо было готовиться к отражению очередной атаки. Трайче посмотрел на Горяна и спросил:
- Нужны ещё боеприпасы?
- Обязательно. Эти гады непременно припожалуют снова. Так что придётся тебе ещё немного потрудиться.
- Понятно, - односложно ответил Трайче и ползком вернулся к деревне.
Подхватив ещё два ящика, он потащил их к дубам. Снизу опять затрещали немецкие пулемёты. Трайче прижался к спасительной земле. Кругом свистели пули… Вдруг горсточка земли, будто брошенная чьей-то невидимой рукой, засыпала ему глаза. Трайче сразу же понял, что стреляют именно в него, и ещё плотнее прижался к земле. Ну просто врос в неё!
А тем временем Горян снова приник к пулемёту и бил теперь короткими, точными очередями. Ангеле, Федерико и другие партизаны тоже не отставали, стреляя из винтовок и автоматов.
Под прикрытием огня партизан Трайче живо дополз до Горяна, передал ему ящики с патронами и заметил, что нога у Горяна вся в крови. В ту же минуту кто-то громко охнул:
- Ах, чёрт побери!
Трайче оглянулся и увидел, что на земле, держась за грудь, лежит дядя Ламбе.
- Ну погодите, собаки! - разъярился Ангеле и метнул в немцев гранату.
Не успел отзвучать взрыв, как Горян скомандовал:
- Бросайте гранаты!
Оглушительный грохот потряс землю. И как бы в ответ, с другой стороны деревни тоже донеслись глухие разрывы. Один, второй, третий… десятый…
- А ну, ребята! В атаку! - вскочил Горян и бросился вперёд.
- Ура-а-а!.. - прокатилось под дубами.
Словно подхваченные вихрем, партизаны бросились вниз. Немцы, торопливо отстреливаясь, отошли и вскоре исчезли. Видимо не выдержав натиска партизан, они решили вернуться вниз, к шоссе.
Как раз в этот момент на левом фланге, где командовал батальоном Планинский, тоже грянуло могучее:
- Ура-а-а!.. Вперёд, товарищи!
Немцы и там дрогнули. Трескотня пулемётов, винтовочные выстрелы, разрывы гранат - весь этот беспорядочный гул катился теперь к шоссе, медленно затихая вдали… На какое-то время в лесу воцарилась насторожённая тишина.
Но немцы не успокоились: снова стали обстреливать из долины деревню. Первый зажигательный снаряд попал в сарай с соломой. Сначала повалил густой чёрный дым, потом над сараем заполыхало красновато-жёлтое пламя. Другой снаряд угодил прямо в соломенную крышу одного из домов. И этот дом охватило жадное пламя. Потом разорвался третий снаряд, четвёртый, пятый… Высокие, дрожащие огненные языки пламени взвивались над вымершей деревней, а кругом валил густой, чёрный дым… Мацково горело…
Наконец обстрел прекратился. На шоссе натужно загудели грузовики. Немцы, потерпев неудачу, поспешно садились в машины и удирали назад.
Солнце клонилось к западу…
Дым над Мацково медленно рассеивался. Кое-где ещё догорали сараи. Одиноко и угрюмо торчали каменные остовы сожжённых домов. Неподалёку от деревни тревожно и тоскливо мычали коровы, блеяли овцы, ржали лошади, укрытые хозяевами от немцев…
Когда стрельба утихла, Трайче бросился разыскивать своего Дорчо. Отыскав, он взял его под уздцы и побежал к лощине, где оставил утром мать.
Мать и в самом деле была там вместе с другими женщинами и детьми.
Увидев Трайче, она ничего не сказала, а крепко его обняла.
Ночь на заброшенной мельнице
Вдоль ручья, бегущего с Караормана к реке Сатеске, сохранилось несколько деревенских мельниц, старых и ветхих. Летом мельницы не работали, потому что ручей в это время пересыхал.
Когда деревня сгорела, Трайче и его мать решили направиться к этим заброшенным мельницам, чтобы скоротать там ночь. Не спать же под открытым небом!
Вдруг у пересохшего ручья к ним направился какой-то человек, сидевший на осле. За ним плелась женщина с ребёнком на руках. Несмотря на сгущавшиеся сумерки, Трайче узнал обоих. Это был их сосед Евто со снохой. Когда те оказались рядом, мать Трайче спросила:
- Это ты, Евто?
- Я, Танейца.
- И куда же вы держите путь?
- Да вот, понимаешь, решил съездить на мельницу. Надо же смолоть хлеб! - пошутил Евто.
- Где же твой хлеб?
- Если хочешь знать, то хлеб мой сожгли немцы, так сказать, пустили его на кофе, - со смешком пояснил Евто.
- Эх, сосед! Ты всё шутки шутишь, - упрекнула его мать.
- Что делать, Танейца, что делать! Не плакать же нам. Что случилось, то случилось. Главное, живы остались, а всё прочее утрясётся со временем. Вот мы со снохой хотим переночевать на какой-нибудь старой мельнице.
- Не знаешь, куда все подевались?
- Разбежались кто куда: одни в отарах, другие в заброшенных загонах, третьи на мельницах…