И никто не удивился, когда он повернулся, взобрался по откосу свалки и не оглядываясь направился к дороге, обсаженной платанами. Он всё ещё плакал, но не оглянулся ни разу.
– Если ты принял решение, никогда не поворачивай обратно, – учила его Чёрная Морда.
И поясняла:
– Нерешительность – это смертельный враг всякой собаки!
Глава 6
Если сейчас он перебирает лапами во сне, если он пыхтит, как тюлень, если сердце у него так и колотится, то это потому, что Пёс идёт в город. Он хорошо помнит этот путь. Город – это оказалось далеко. Но найти нетрудно. Надо было только держаться туннеля запахов, оставленного порожними мусоровозами в утреннем воздухе. От каждой мчавшейся на него машины Пёс – хоп! – отскакивал в сторону. Увёртливость. Потом снова нырял в туннель запахов. Он двигался мелкой рысцой мелкой собачонки, лапки его мелькали быстро-быстро, как вязальные спицы. Он не останавливался, не отдыхал. Он больше не плакал. Он думал только об одном: добраться до города и найти себе хозяйку, как завещала ему Чёрная Морда. Вдруг туннель запахов раздвоился. Он колебался не больше секунды и выбрал левое ответвление. Невероятно упрямый, он бежал и бежал, уткнувшись носом в дорогу. Туннель снова разделился. На этот раз он взял вправо. Потом снова влево, потом опять вправо. И, наконец, обнаружил, что никакого туннеля больше нет, все запахи распылились вокруг. Только тут он поднял голову, плюхнулся на задик, вывалил язык чуть не до земли и перевёл дух. Он был в городе.
* * *
Это был очень большой город. Полный домов, машин (Пёс стал чемпионом увёртливости), жителей и туристов. Это была Ницца. При таком изобилии людей найти хозяйку представлялось не такой уж трудной задачей. Но сейчас он хотел есть. Всему своё время. Он поднял мордочку и стал принюхиваться, неспешно, расширив ноздри насколько возможно. В них тут же хлынуло не меньше сорока запахов. Он узнал их все. Здесь они, конечно, были свежее, но это были запахи свалки. Те же самые. Ошибки быть не могло.
"Значит, вот что такое город… это свалка, только больше, и в разрозненном виде, и посвежее".
Он принялся перебирать запахи, отбрасывая бензиновый чад, запахи резины, цветов, апельсинов, обуви, и вдруг его правая ноздря дрогнула, левая бровь приподнялась, и рот наполнился слюной. Он нашёл, что искал: восхитительный запах мяса. Да ещё и совсем близкий! Где-то тут должна быть мясная лавка.
В самом деле, она была совсем близко. Прямо через улицу. Но мясник весил сто кило, не меньше. Сущее страшилище. Весь увешанный ножами. Фартук, как стена. И он стоял в дверях. Руки в боки. Кулаки, как гири.
– Поосторожнее с людьми, они непредсказуемы, – это в памяти Пса всплыл голос Чёрной Морды.
Он сидел на тротуаре. И смотрел на мясника на той стороне улицы. Слюни текли ему на лапы. Какой аромат! И какой он голодный!.. То и дело мимо проезжали машины, заслоняя мясника. Пёс надеялся, что однажды машина проедет – и окажется, что мясника нет. Ничего подобного, всякий раз он стоял на том же месте, страшнее прежнего, и никуда не девался. Но запах тоже никуда не девался, так и стоял в ноздрях у Пса. Он даже прогнал все другие запахи. Пёс только его и чуял. Запах ударял ему в голову. Его слюна уже образовала лужицу на тротуаре. Запах, мясник, мясник, запах… Надо на что-то решиться. "Хорошо подумай, прими решение и от него уже не отступай". (Чёрная Морда верно говорила.) Пёс сосредоточился. Пригляделся к мяснику повнимательней. И заметил одну вещь. Между ногами мясника и подолом фартука был небольшой квадратный проем. Как раз достаточный для собаки его роста. "Значит, так: одним духом перебегаю улицу, проскакиваю у него между ног, хватаю первый попавшийся кусок и удираю тем же путём. Он толстый, я шустрый, ему меня не поймать. Если повезёт, он даже ничего и не заметит".
Разумеется, всё получилось совсем не так, как он задумал. Через улицу-то он побежал, но не достиг и середины, как на него обрушилась целая куча ужасов разом. Сначала он услышал рёв, который пригвоздил его к месту, потом увидел, что прямо на него мчится мясник, протягивая красные ручищи, потом оказался прижатым к необъятной груди, и, наконец, голос мясника загрохотал у него над ухом:
– А ну, ты чего это тут? Собак наших давить? А? Не понял! Смотри, я ведь и рассердиться могу! Ну? Вали давай, парижанишка!
И снова рёв. Это тронулась машина… Машина, которая чуть не задавила Пса.
Теперь мясник держал его на вытянутых руках и смотрел ему прямо в глаза.
– А ты-то кто такой? Откуда взялся? Как тебя звать? Н-да, красавцем тебя не назовёшь! Голодный, небось?
Вот так. Мясник дал ему роскошную кость, на которой оставалось ещё полно мяса. Позволил спокойно глодать её прямо в лавке, на опилках, потом лежать и переваривать. Пёс уснул под голос мясника, повторявшего его историю каждому покупателю:
– Я ему говорю, парижанину этому, – ты чего, собак наших давить? Говорю, смотри, рассержусь…
Когда Пёс проснулся через несколько часов, мясник закрывал железные ставни лавки. Прежде чем запереть дверь, он окликнул Пса:
– Ну так как? Остаёшься или пойдёшь?
Пёс подошёл к нему. Он ведь искал не хозяина, а хозяйку. Жаль. Он поскрёбся в рифлёное железо двери.
– А, уйти хочешь? Ну, смотри… Ладно, ступай, живи своей жизнью…
В голосе мясника не было злобы. Не было и сожаления. Только что-то вроде: "Знаешь, я никому не мешаю поступать по-своему. Полная свобода". Однако на прощанье он добавил уже строго: "Но под машины больше не лезь, понял? Пусть это послужит тебе уроком!"
Глава 7
"Если в этом городе все такие, – подумал Пёс, выйдя из лавки, – найти хозяйку будет легче лёгкого". И он увязался за первой попавшейся тётенькой с полным доверием, как будто знал её всю жизнь. У тётеньки были длинные стройные ноги, от неё приятно пахло фиалками, а каблуки её делали "цок-цук", как впоследствии каблуки Перечницы. Тётенька не сразу заметила, что у неё появился спутник. Она останавливалась перед каким-нибудь магазином, Пёс останавливался у её ног. Она утыкалась носом в витрину, он – под витрину. Она с вожделением разглядывала товары, он вынюхивал интересные запахи, преисполненный симпатии. "Мы с ней должны поладить, – думал Пёс, – повадки у нас одинаковые". Тётенька шла дальше, он тут же трогался следом, виляя хвостом и чуть не тыкаясь носом ей в пятки. Так оно и шло, пока тётенька не остановилась перед фруктовым ларьком. К фруктам Пёс был равнодушен, зато от стены под прилавком исходили увлекательнейшие запахи – свежие метки, оставленные деревенскими собаками. Тётенька выбрала персики какого-то особо пушистого сорта, Пёс облюбовал запах какого-то особо тонкого свойства. Тётенька достала кошелёк, чтоб расплатиться, Пёс задрал лапу, чтоб расписаться в дружеских чувствах. И это было начало конца.
– Ваш кобель? – рявкнул продавец, перебросив свою багровую физиономию через прилавок.
– Никакой он не мой! – возразила тётенька.
– Как это не ваш? С того конца улицы за вами идёт!
– Говорят вам, первый раз его вижу! – тётенька благовоспитанно закипала.
– Как же, так вам и поверили! – продавец решил показать зубы. – С вас ещё сто франков за ящик персиков, который он мне тут испоганил!
– Как? Да вы что? Позовите кто-нибудь полицию! – закричала тётенька, близкая к обмороку.
– Вот-вот, позовите, позовите! – подхватил продавец, выскакивая на улицу.
Полиция, как известно, всегда тут как тут, стоит только позвать.
– Ваша собака? – спросил первый полицейский, доставая карандаш.
– Она говорит, не её, не хочет платить за персики, – с ехидной улыбкой встрял продавец.
– А вы подождите, пока вас спросят, – заметил второй полицейский, доставая блокнот.
– Но уверяю вас, это вовсе не моя собака, – рыдала тётенька.
– А кстати, вы какую собаку имеете в виду? – спросил первый полицейский.
Потому что вокруг ларька к этому времени сидела добрая дюжина собак
– сплошь знатоки городских дел, очень заинтересованные склокой и уже начавшие заключать пари.
– Спорю на куриную ножку, дело кончится дракой, – пророчил старый боксёр из соседней обувной лавки.
– Да ну, просто заметут всех в полицию, это же очевидно, – возразил шпиц булочника, претендовавший на большой жизненный опыт.
– Какое там, много шума из ничего, как всегда, – скучающим голосом проронила борзая антиквара.
– Эй, дог, я все видел, это ты облил персики!
Последнее высказывание слетело с неба. Это чи-хуа-хуа полковницы, по своему обыкновению, дразнил с балкона дога страхового агента.
А дог, по своему обыкновению, отбрёхивался:
– А ну спустись, блоха! А ну спустись, если ты вправду собака! Выходи, потолкуем!
Пёс (наш Пёс), как нетрудно догадаться, воспользовался суматохой, чтоб незаметно скрыться. "Искать хозяйку на улице – это не метод, – думал он, – слишком людно. Знакомиться нужно в более интимной обстановке".
Едва мелькнула у него эта мысль, как он увидел перед собой открытую дверь, из которой вкусно пахло рыбной похлёбкой. Комната, куда он вошёл, была пуста. В ней тоже всё было знакомо ему по свалке. Такая же мебель. Разве что здешняя (гардероб, диван, телевизор, буфет) чинно стояла вдоль стен и была в довольно хорошем состоянии. "Значит, вот что такое дом, – подумал Пёс, – это свалка, приведённая в порядок".
В ожидании чьего-нибудь прихода он решил полежать на диване. И притвориться спящим, как будто он и впрямь дома. Он уткнулся мордой в лапы, однако одним глазом поглядывал, чтоб оценить первого, кто войдёт. Это оказалась толстая белокурая дама, румяная, с лоснящимися щеками, с засученными до розовых локтей рукавами, которая переваливалась на ходу всей своей совершенно круглой фигурой. Она пахла чистой посудой и моргала маленькими голубыми глазками сквозь огромные очки.
"Симпатичная", – подумал Пёс.
Сначала она его не увидела. Она полезла в буфет и вынырнула со стопкой тарелок в руках. Повернулась и направилась к столу, который стоял на всех четырёх ногах посреди комнаты. И вдруг остановилась на полпути, как будто в каком-то сомнении. Потом обернулась – и маленькие глазки её расширились, нос сморщился, лоб пошёл складками, рот широко раскрылся: она увидела Пса. Грохот, с каким посыпались на пол тарелки… это было нечто! Пёс, никак такого не ожидавший, подскочил чуть не до потолка. Когда он плюхнулся обратно на диван, дама вскочила на стул.
– Крыса! – закричала она, – крыса! Леон, беги сюда, тут крыса! Скорей! Скоре-е-ей!
"Крыса? – удивился Пёс. – Ну-ка, где она, эта крыса?" И грозно ощетинился, потому что крыс-то уж он знал и нисколько не боялся. Если он сможет начать свою жизнь у хозяйки поимкой крысы, это совсем неплохо. Так что он постарался принять самый устрашающий вид. Губы его беззвучно вздёрнулись, обнажая клыки, тонкие, острые и блестящие, как иголки. Толстая блондинка перебралась со стула на стол.
– Леон, скорее, ну пожалуйста! Она огромная, огро-о-омная!
Леон весил не больше сорока кило, но в руках у него была швабра, а глаза метали молнии.
– Где она? Где? – закричал он, влетая в комнату.
– Вон, на диване, – отвечала блондинка, указывая дрожащим пальцем на Пса.
От первого удара он едва увернулся, увернулся и от второго, и от третьего, мечась по комнате, отскакивая вправо, влево, как учила Чёрная Морда, между тем как швабра разносила вдрызг горшок с цветами, крушила телефон, выбивала одним махом два стекла в окне… В конце концов Пёс счёл за лучшее убраться отсюда, отчаявшись убедить этих психов, что он не крыса. Он удалился через дверь, бегом, но не теряя достоинства, насколько это было возможно.
Ночь давно уже окутала город. Дома заглотали всех жителей. Спали машины, приткнувшись у тротуаров. Пёс брёл один-одинёшенек прямо по проезжей части. В жёлтом свете фонарей его тень была совсем чёрной. Пёс думал: "Знал бы, что так будет, остался бы у мясника". Люди и правда были непредсказуемы! С ними все всегда оказывалось не так, как ожидалось. Запахи тоже уснули. Они распростёрлись на земле и спали, как спят запахи, тихо шевелясь во сне.
Солёное дыхание близкого моря накрыло их все своим широким одеялом.
Пёс шёл, как во сне. Лапы его ступали беззвучно. "Ну что ж, – сказал он себе, – спать, так спать". Он выбрал клумбу поуютнее на площади Гарибальди, разгрёб носом герань, шесть раз прокрутился на месте и со вздохом свернулся в клубок. "Но прежде чем уснуть, надо принять решение". Ещё несколько секунд ушло на размышления. Над старым городом колокол прозвонил полночь. "Ладно, – решил Пёс, – завтра возвращаюсь к мяснику. Это, конечно, не хозяйка, но Чёрная Морда наверняка меня не осудила бы. А потом, кто знает, может, у него есть жена…"
Глава 8
Проснулся он вместе с солнцем. Кстати, эта привычка так и осталась у него на всю жизнь: вставать чуть свет, как он вставал к разгрузке, чтоб поймать первое, что пошлёт случай. Город тоже потихоньку просыпался. Он был и вправду красив со своими клумбами герани, апельсиновыми деревьями, охристыми домами и синим небом. Запахи уже начинали подыматься над землёй. Пёс принялся искать среди них запах мясника. На поиски ушло какое-то время, потому что, следуя за вчерашней тётенькой, он забрёл далеко от лавки. Первый запах он забраковал – в той лавке торговали кониной; второй, отдававший гормонами, тоже; после некоторого колебания отбросил третий, из мясной-колбасной, и, наконец, остановился на последнем, самом дальнем, самом неуловимом. Он узнал в нём, кроме здорового запаха свежего мяса с вольных пастбищ, запах самого мясника. Это был тончайший аромат лаванды, который Пёс уловил, как только тот прижал его к груди. Вы скажете – неубедительно, в Ницце от многих должно пахнуть лавандой. Правда. Но не от мясников. Он них скорее уж пахнет петрушкой. Нет, смесь крепкого запаха деревенской говядины с тонким ароматом лаванды – так не могло пахнуть ни от кого, кроме его мясника. Так что он без колебаний двинулся к цели, находя дорогу верхним чутьём, сосредоточенный, как всегда.
Он шёл против ветра, чтоб не потерять след, не обращая внимания на то, что происходило вокруг.
– Когда идёшь по следу, не позволяй себе отвлекаться, – нашёптывала Чёрная Морда откуда-то из глубины его памяти.
А кругом между тем было на что посмотреть. Консьержки подметали у подъездов, а мусоровозы заглатывали отбросы – вместо зада у них была челюсть. И какая челюсть! Она захватывала все подряд (мясо, тряпье, рваные ботинки, пластиковые бутылки… ) и схряпывала с устрашающим железным лязгом. Пока мусоровозы поглощали свой завтрак, другие грузовики со свистом скользили на круглых щётках, которые вращались с бешеной скоростью, обдавая все вокруг водяной пылью. Город совершал свой утренний туалет. Ведь это был город туристов. Город, обязанный "выглядеть", как говорил его мэр. И выглядеть безукоризненно. Прибранным, цветущим и начищенным до блеска с самого утра.
– Похоже, они тут объявили войну запахам! – ворчал Пёс, стараясь не упустить след.
Он внюхивался сосредоточенно, как никогда. Несомненно, именно поэтому он не слышал, как подъехал серый фургон. Надо сказать, фургон двигался совершенно бесшумно. Он уже некоторое время следовал за Псом с заглушённым мотором, скользя вдоль тротуара, безмолвный, как акула. И такой же опасный. Словом, Пёс его не слышал. Когда его накрыла сеть, оглядываться было уже поздно.
– Ещё один!
Пёс вцепился зубами в руку. Но рука была в толстой кожаной перчатке. Открылась стальная дверь. Пса швырнули в чёрную дыру. Дверь захлопнулась. Водитель снова завёл мотор.
Глава 9
– Тоже, значит, попался? – послышался чей-то голос в темноте. Псу пришлось хорошенько приглядеться, чтобы различить говорившего.
– А ты ведь молодой, – продолжал тот, – и, наверно, ловкий, ты-то мог бы удрать.
– Вот именно, – вступил другой голос, язвительный и гнусавый, – молодо-зелено, соображения никакого! Вот такое чмо прёт себе не глядя, пока не влипнет, не понявши даже, как.
– А ты-то что здесь делаешь, если ты такой умный? – устало спросил первый голос.
– Я – другое дело, – тявкнул второй, – меня сцапали спящим! И, чтоб ты знал, уж я-то тут не задержусь! При первом удобном случае – фьюить! – только меня и видели, вот посмотришь…
– Ну да, ну да, все вы так говорите, – отозвался первый голос, принадлежавший лохматой громаде в глубине фургона. – Хотя, конечно, если в этот раз выберемся…
– А куда нас везут? – решился наконец спросить Пёс, обращаясь к Лохматому.
– Оно ещё спрашивает, куда везут! – воскликнул Гнусавый. – Ты что, детка, с луны свалился? Откуда такой идиот на нашу голову?
– Отстань от него, а? – проворчал Лохматый, и в полумраке блеснули его клыки. А Псу объяснил: – Нас везут в приёмник для бродячих собак.
– А зачем? – спросил Пёс, которому очень хотелось бы узнать ещё, что такое "приёмник", но неловко было задавать столько вопросов сразу.
– Он спрашивает "зачем"! Ой, держите меня! "Зачем", это ж надо!
И вдруг Пёс услышал, как Гнусавый цитирует ему на ухо:
– "Постановление муниципалитета от 1 июля текущего года: В целях улучшения санитарного состояния города и ввиду ущерба, наносимого туризму возрастающей численностью бродячих собак, ежедневно будет производиться отлов упомянутых собак соответствующими муниципальными службами. Собаки, не востребованные владельцами в течение ТРЁХ ДНЕЙ, по истечении этого срока…" – кх-х!
– Заключение – моё, – шепнул Гнусавый с жуткой ухмылкой, – звучит не столь официально, но смысл тот же.
После чего все примолкли. Фургон ехал и ехал, стреляя выхлопом. Время от времени мотор глушили. И тогда было слышно, как тихо шелестят шины, понемногу замедляя ход. Иногда машина резко останавливалась, и в открывшейся двери показывалась собака, которую забрасывали в фургон.
– Это недоразумение! Я буду жаловаться! Вы не знаете, с кем имеете дело! – кричал вновь прибывший к великой радости Гнусавого.
А иной раз новичок, ещё толком не проснувшийся, вообще ничего не кричал.
А бывало, говорил просто:
– Привет, ребята! С добрым утречком, да?
И спрашивал:
– Срок-то какой?
– Три дня, – отвечал Лохматый.
– А потом – кх-х! – уточнял Гнусавый.
Но бывало и так, что фургон снова заводил мотор, так и не открыв дверь. Вот тут разражалась целая буря, и громче всех орал Гнусавый:
– Упустили! Упустили! У-у-у, растяпы! Уволить на фиг! Вам не собак, вам черепах ловить! Упус-тили! Упус-тили! Эй, лохи! А улитку поймать слабо? Упус-тили! Упус-тили!
Даже Лохматый не мог удержаться. А потом крик шёл на убыль, на убыль и совсем стихал.
Потому что, по правде говоря, ситуация была вовсе не из весёлых.