Собака Пес - Даниэль Пеннак 4 стр.


Соответственно, Пёс и к Потному старался не приближаться. К Перечнице тоже. Потому что, пока Потный бегал, прыгал, потел, наращивая мускулы и запах, Перечница развлекалась тем, что вынимала из сумки какую-то причудливую бутылочку и опрыскивалась из неё с утра до вечера. Когда она впервые при нём это проделала, Пёс как раз лежал рядом. И вот она достаёт бутылочку, отвинчивает пробку, фигурную, как церковный купол, и ну опрыскивать голову, плечи, подмышки, все подряд. Несколько капель брызнуло Псу на морду, и на него напал ужасный чих. Он чихал до слёз, просто хоть помирай. Как будто ему в ноздри набили перца.

– Что такое? Ты чего? Да перестань ты чихать! Ох, эти животные, сколько от них заразы! – раскричалась Перечница.

И так громко, что Пёс кинулся искать убежища в ногах Пом.

– Что ты сделала МОЕЙ собаке? – немедленно спросила Пом голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

– Да ничего я ему не делала, моя куколка! Это он тут заразу распространяет, дрянь такая!

– Моя собака – не дрянь, – возразила Пом с этакой улыбочкой, – и не советую никому называть МОЮ собаку дрянью.

А потом вскочила и принялась бегать с Псом за чайками. Серебристые брызги взлетали к небу, не говоря уж о белых вспышках крыльев. Это было красиво. Пёс носился как угорелый. Но случалось, вместо взлетающей чайки в синеве неба ему виделось нечто другое. Белое. Железное. Тяжёлое. Оно падало, кувыркаясь в воздухе. Тогда Пёс останавливался как вкопанный, и из груди у него вырывался протяжный вой, как тогда, у трупа Чёрной Морды. А потом ему снова виделся последний взгляд Лохматого, и он выл и выл, пока Пом не обнимала его, не прижимала к груди и не окутывала своим тёплым укромным голосом.

Глава 16

Ещё одно хорошее воспоминание тех первых дней – крестины.

В тот вечер приятели по кемпингу собрались у прицепа Потного и Перечницы. (Тут они и отдыхали каждое лето, в этом кемпинге. Под Ниццей.) Жара была ужасная, но они все равно развели костёр. Чтоб веселее было. Пёс никакого веселья в этом не видел. Только лишний жар. Составили вместе четыре или пять столов, завалили их всякой едой, натыкали целый лес бутылок. Все уселись вокруг столов, а Пёс на коленях у Пом. А Пом на почётном месте. Наверное, поэтому Потный весь вечер называл её "моя маленькая королева". А ещё – судя по всему, причиной тому были бутылки – все чем дальше, тем самозабвенней пели. Пёс не находил в этом никакого благозвучия. Только лишний шум. Вообще он отчаянно трусил. Ему никогда ещё не доводилось видеть (да и слышать) столько людей разом. Он съёжился на коленях у Пом, стараясь стать как можно меньше. Чтобы про него забыли. Но это не помогло. Потный вдруг поднял стакан повыше и закричал:

– Рано расслабились, ну-ка, надо ещё окрестить эту животину!

("Животина" – это был Пёс.)

– Верно! верно! дать ему имя! – загалдели гости, которые всегда соглашались с Потным. Пом покрепче прижала к себе Пса.

– А ты что на это скажешь, моя маленькая королева?

– Посмотрим, – сказала Пом, не связывая себя более определённым ответом. – Какое имя вы хотите предложить?

Тут наступило великое молчание. Об этом никто как-то не подумал. А в самом деле, погодите-ка, вот ведь чёрт, как же его назвать-то? И впервые в жизни Пёс увидел, как люди мыслят. Ужасно интересно. Они смотрели сперва друг на друга, поднимая брови и пожимая плечами, потом, каждый сам по себе, смотрели в пространство, подперев рукой подбородок, потом чесали в затылке, потом шаркали ногами и, наконец, все как один поворачивались к Потному и спрашивали, что он придумал.

– Ещё думаю, – отвечал Потный.

И все снова принимались мыслить.

Пёс должен был признать, что вечеринка не лишена интереса. Когда Потный мыслил, он становился очень забавным. Лоб у него собирался складками, как у бульдога, а нижняя челюсть выдвигалась вперёд. Того и гляди клыки покажутся, и станет слышно, как скрипят мозги. Лицо становилось ещё краснее, чем обычно. Все гости молча смотрели на него. Это продолжалось довольно долго. Наконец Потный торжественно объявил:

– Придумал.

Все в один голос:

– Ну? Давай! Ждём! Какое имя?

Он отхлебнул вина и сказал:

– Медор!

Отхлебнул ещё глоток и спросил:

– Ну, что на это скажете?

Все дружно зааплодировали.

– Годится! Здорово! Красота! Так оригинально!

Потный смотрел на Пом с нескрываемой гордостью. Но не успел он и рта раскрыть, чтоб спросить, согласна ли она на Медора, Пом ответила очень просто:

– Нет.

(Пёс вздохнул с облегчением.)

– Нет? Но почему же? – спросила Перечница в надежде как-нибудь избежать препирательств.

– Потому что в жизни никакую собаку не зовут Медор, только в книжках. К тому же Медор – это старо. Вот почему нет. А "нет" – это значит "нет".

Последовало неловкое молчание, только посуда звякала. Чтобы как-нибудь прервать его, кто-то предложил:

– Тогда, может, Милу?

– Нет, – отрезала Пом. – Милу – то же самое: это не собачье имя, это имя картинки.

Новая порция молчания. До всех начинало доходить, что придумать собаке имя, оказывается, не так-то легко. Прежнего веселья уже не чувствовалось. Казалось, над застольем нависла какая-то туча. Главным образом над головой Потного. Чёрная туча, которая вот-вот разразится молниями. Тут все, как один, бросились головой в омут:

– Рекс! – предлагал один.

– Принц! – подсказывал другой.

– Милорд! – выкрикивал третий.

– Вольф! Верный! Султан! Трезор! Паша! Барон!

На каждое предложение Пом отвечала просто:

– Нет.

Иногда она снисходила до объяснений:

– Это имя не звучит. А это слишком простецкое. А это какое-то выпендрежное. А так каждую собаку зовут.

И так далее, пока чёрная туча над головой Потного не лопнула:

– Ну ладно! Сама тогда придумывай, раз ты такая умная! Давай-давай, что ж ты? А? Никак не придумаешь? Ну? Мы ждём?

– Пёс, – просто сказала Пом.

– Понятно, что пёс, а дальше? Какое имя ты этому псу даёшь?

– Моего пса будут звать Пёс, – терпеливо объяснила Пом.

– Как это – пёс? – Потный вытаращил глаза. – Пёс – это же не имя!

– Это имя, и из всех имён оно самое оригинальное, самое красивое и самое простое. Я не знаю ни одной собаки, которую звали бы Пёс. Кроме моей, – заключила она, глянув так, что сразу стало ясно: вопрос решён и обжалованию не полежит.

– Да ведь всех собак называют "псами", куколка моя! – вмешалась Перечница с вымученным смешком, – это их название, оно и в словаре стоит! Ну сама подумай!

Взглядом она извинялась перед гостями.

– Я всё обдумала. Мой пёс, единственный из всех псов, будет носить имя "Пёс", он будет Пёс с большой буквы, потому что таких, как он, больше нет, он единственный!

– Вот уж это точно, – признал Потный, многозначительно подмигивая гостям. – Да и вообще, может, ты и права, зачем ему имя, всё равно он слишком глуп, чтоб отзываться.

Пом ничего не ответила. Только улыбнулась. Она встала из-за стола. Сказала: "Всем спокойной ночи", – а Псу, который так и сидел на стуле, не зная, что нужно делать, бросила, не оборачиваясь:

– Пошли, Пёс!

Пёс поспешил на зов, словно его всю жизнь так и звали.

Глава 17

А потом отпуск кончился. Надо было возвращаться в Париж. Там они жили – Потный, Пом и Перечница. В Париже.

Не слишком приятное путешествие для Пса. Нет, были, конечно, приятные моменты, но были и другие… Начать с того, что Пёс впервые ехал в машине. (Дорога от Ниццы до кемпинга не в счёт, она была прямая.) А тут Пёс в первый раз узнал, что такое повороты. Потный решил ехать горами вдоль моря, потому что, как он говорил, это туристический маршрут. "И дешевле", – добавляла Перечница. Пёс ехал стоя на заднем сиденье рядом с Пом. На каждом вираже он чувствовал, как внутри него тоже всё переворачивается. А виражей было столько, что на каком-то из них Пса вывернуло. Увидев это, Пом стала белой, как облачко, и её тоже вывернуло. Услышав это, Перечница поспешила открыть окно, так что её вывернуло уже наружу. Эти извержения так бесили Потного, что он срывал злость на всех прочих автомобилистах. В таких случаях ему представлялось, что он один едет правильно. Он жал на газ, и машина неслась на полной скорости. (С прицепом, который мотался сзади, как придётся.) Пёс, который теперь высунул нос в окно, был в восторге. Все запахи мира завихрялись вокруг его морды. Какой-то ураган наслаждений! (Он уже начал свыкаться с поворотами; даже признал, что автомобиль – прекрасное изобретение человека.) Иногда они останавливались: попить, заправиться или чтоб мотор немного остыл. При этом случалось, что Потный оказывался лицом к лицу с кем-нибудь из автомобилистов, чьё водительское искусство незадолго перед тем критиковал. Для Пса такие встречи были захватывающим зрелищем. Потный направлялся к автомобилисту, с самым угрожающим видом поигрывая мускулами. Если автомобилист был того же роста и сложения, он тоже демонстрировал свои. И начинался мужской разговор. Пёс навидался такого на свалке. Два здоровенных кобеля сходились, рыча, вздыбив шерсть на мускулистых загривках. Слыша их рык, видя их напрягшиеся шеи и уши торчком, их оскаленные клыки, сверкающие на солнце, Пёс так и ждал, что они схватятся не на жизнь, а на смерть.

– Ну прямо, – усмехалась Чёрная Морда, даже не оборачиваясь взглянуть, – ничего они друг другу не сделают. Это всё так, на публику.

И в самом деле, два-три раза обойдя друг друга таким манером, противники расходились в разные стороны, и каждый гордо задирал лапу у первой попавшейся шины, словно одержал великую победу.

У людей всё было точно так же. Сжав кулаки, они рычали и меряли друг друга взглядами. Скалились, показывая золотые зубы. Время от времени краем глаза косясь на своих болельщиков (Пом и Перечница, сидящие на капоте машины – со стороны Потного; другая Пом и другая Перечница – со стороны автомобилиста). Но кончалось тем, что они расходились, ничего друг другу не сделав. Каждый закрывался тогда в специальном маленьком домике и там, как предполагал Пёс, гордо задирал лапу. "Публика" как будто оставалась довольна.

Потом была автострада. Бесконечность. Машина мчалась, мчалась… Пёс никогда и вообразить не мог, что можно столько ехать от одного места до другого.

Автострада оставляла города в стороне, но пересекала тем не менее их запахи. И города пролетали за городами. Пом и Перечница спали. Потный молчал за рулём.

Пёс не мог отделаться от мысли, что его увозят всё дальше и дальше. И его, всегда жившего в одном месте, начинала мучить тоска по родине. Его отрывали от детства. А из глубины этой тоски поднимались другие горькие воспоминания: Чёрная Морда около двери холодильника, Лохматый, говорящий о последнем мужестве…

Солнце садилось. На обочине вдруг промелькнул труп раздавленной собаки. "Увёртливость, – подумал Пёс, – увёртливость…" – и рыдания подступили ему к горлу. И прорвались в наступившем безмолвии, как пузыри, набухшие горем.

Глава 18

Там-то, в Париже, у них с Пом все и разладилось. До этого Пом вела себя безупречно. Она была так добра и внимательна к нему, что Пёс считал её вполне приручённой. "Должно быть, у неё когда-то уже была собака, – думал он, – и эта собака превосходно её воспитала!"

Нет, до этого у Пом никогда не было животных. Это он понял сразу, едва оказался в парижской квартире. Там сроду никаких собак не бывало. Как, впрочем, и кошек и птиц. От них остался бы хоть какой-то запах. А квартира пахла человеком и больше никем. Нет, Пёс очень скоро все понял: Пом взяла его из приёмника потому, что такой у неё случился каприз. А теперь, вернувшись домой, к своей комнате, своим игрушкам, друзьям, привычкам, она потеряла к нему всякий интерес.

Если бы квартира была настоящим домом, при котором есть сад, всё это было бы не так важно. Пёс мог бы весь день оставаться на улице. Ему немного и надо было, чтоб не скучать: несколько птичек, ветер в листве, два-три подозрительных звука, чтоб было на что полаять, чей-нибудь след, запах оттуда, другой отсюда, чтоб было к чему принюхаться, – время и проходило бы незаметно. Вот только у парижских квартир снаружи ничего нет. Вся жизнь проходит внутри. А внутри весёлого мало. Во-первых, тесно. А для собаки ещё теснее, чем для человека. Из-за всяких запретов. Нельзя залезать ни на диван, ни на кресло, нельзя лежать на ковре в гостиной (а ковёр в гостиной – это, считай, вся гостиная! ), нельзя заходить в комнату Потного и Перечницы… Остаются прихожая (два квадратных метра), крохотная кухня (когда там не возится Перечница), коридор (где того и гляди кто-нибудь наступит) и комната Пом (только не ночью). Но Пом-то как раз и не хотела, чтоб Пёс оставался у неё в комнате.

– Пошёл вон, дай поиграть спокойно, займись чем-нибудь сам.

Пёс опять оказывался в коридоре. Вздохнув, он ложился под дверью Пом.

Но тут, как нарочно, из своей комнаты выходила Перечница, спотыкалась об него и принималась верещать:

– Ох, ну что за собака! Вечно путается под ногами! Другого места не нашёл?

Пёс, понурившись, брёл на кухню и забивался под стол. Там он оставался, пока Перечница не выгоняла его:

– Никаких собак в кухне, когда я готовлю, это негигиенично!

(Слова "гигиенично" и "негигиенично" были у Перечницы постоянно в ходу; и Пёс, как правило, числился среди явлений "негигиеничных".) Так что он вставал, выходил из кухни и искал убежища в прихожей, где со стоном сворачивался в клубок под вешалкой. Но тут открывалась входная дверь: это приходил с работы Потный. Он вешал на плечики плащ. На Пса обрушивалось литра два воды: остатки дождя. Застигнутый врасплох этим ливнем, Пёс шарахался в гостиную и встряхивался, как утка после купания. Получался великолепный веер сверкающих брызг и семейный скандал.

– Мой "ливинг"! – возмущённо вопила Перечница.

Она как раз накрывала на стол. Глаза её метали молнии. Она наставляла на Потного дрожащий от злости палец:

– Опять ты стряхиваешь на собаку мокрый плащ! Сколько раз тебе повторять, когда на улице дождь, отряхивайся за дверью!

– А тебе сколько раз повторять, что собаке нечего делать в прихожей? Ей тут не место! – гремел Потный своим бронзовым голосом.

– А кто решил взять эту собаку? Я, что ли? Я с самого начала была против, и ты прекрасно это знаешь!

– Скажите пожалуйста! Если б я тебя тогда послушался, тут в прихожей торчала бы вот такущая лохматая овчарка, так что и дверь не откроешь! – фыркал Потный.

– Нет уж, извините! Если б ты меня слушал, никакой собаки тут вообще бы не было! Это ты вечно потакаешь девчонке!

– Послушайте-ка, вы, может, хватит ругаться? – вступал тут третий голос. – Вы мне мешаете читать и подаёте дурной пример моим куклам.

– А! Вот и ты, как раз кстати! Разреши напомнить, ТВОЯ собака – это, между прочим, твоя забота!

Потный и Перечница, разом примирившись, единым фронтом повернулись к Пом, которая с книгой в руках, стоя в дверях гостиной, невозмутимо смотрела на родителей. Пёс сидел между ними и не знал, что делать. Потный и Перечница внушали ему страх. Пом приводила в отчаяние. А в этот день она, пожалуй, ранила его больнее, чем когда-либо. Потому что в ответ на слова родителей ("твоя собака – это твоя забота") она сделала нечто невероятное. Её взгляд с любопытством обежал гостиную, потом столовую, словно что-то отыскивая, она оглянулась на прихожую, на кухню, и, наконец, широко открыв глаза, сказала просто:

– Какая собака?

И ушла к себе в комнату.

Глава 19

Так все и шло какое-то время. И это была пытка. Утром Пом уходила в школу, а Потный на работу. В квартире оставалась только Перечница. Её присутствие усугубляло одиночество Пса. Перечница занималась всем, ну то есть всем в доме, кроме Пса. Закончив уборку в своей комнате, она наводила порядок у Пом, потом вытирала пыль в гостиной, потом пылесосила всю квартиру до последнего закоулка, потом принималась за оконные стёкла и за всякие безделушки, которые она начищала, пока они не начинали отражать все вокруг, словно кривые зеркала. И, наконец, отправлялась в кухню готовить обед.

Всё это она делала так, словно Пса вообще не было! И постепенно Пёс и сам начинал сомневаться в собственном существовании. Тогда, на исходе такого вот ужасного утра, он принимался лаять, просто так, без всякого повода, просто чтобы услышать свой голос.

– Ты что это? С ума сошёл? – кричала Перечница, вылетая из кухни, как фурия. – А ну замолчи! Что соседи скажут?

У Пса отлегало от сердца: всё-таки он существует. Для Перечницы так даже слишком.

В обед, когда приходили её муж и дочь, Перечница неизменно сообщала им, как великую новость:

– Пёс тут лаял все утро!

Потный в ответ неизменно спрашивал:

– А вывести его ты не догадалась?

Перечница с неизменным возмущением закатывала глаза:

– Вывести? Мне что, больше делать нечего?

Потный неизменно заключал:

– Вот поэтому он и лает: просится выйти.

И неизменно добавлял, обращаясь к дочери:

– Тебе следовало бы взять за правило выгуливать СВОЮ собаку перед обедом.

– Не могу, – всякий раз отвечала Пом, – мне ещё надо собрать портфель.

Прежде чем Потный находил, что ответить, Пом скрывалась в своей комнате, а Перечница в кухне. Потный и Пёс оставались один на один. Потный смотрел на него сверху вниз, брезгливо кривя губы:

– Понятно; я, как всегда, крайний!

Он снимал с вешалки поводок, который вполне сгодился бы для быка, пристёгивал к ошейнику Пса тяжеленный карабин и выходил с ним, буркнув:

– И побыстрей давай!

Но в этих делах собаки не признают спешки. Сперва надо обследовать не меньше десятка шин, пока не наткнёшься на привлекательный запах. А найдя такой запах, надо хорошенько в него внюхаться, чтоб понять, с кем имеешь дело. Только после такого вот тщательного изучения можно задрать лапу у облюбованной шины. Но нужно ещё и запас оставить для других запахов, которые могут оказаться не менее привлекательными. Это вопрос принципа, с которым собаки не шутят. Чёрная Морда на этот счёт держалась самых строгих правил. "Мы все – одна семья, – говорила она, – никогда об этом не забывай!"

Потный таких вещей не понимал. Не успевал Пёс обнюхать первую шину, тот принимался тянуть за поводок. Пёс упирался изо всех сил. Потный ждал ещё секунду. А потом, представив себе, как смешно он выглядит в глазах прохожих, дёргал со всей мочи. Пёс отрывался от земли, оставляя за собой пунктир капелек. И они возвращались домой.

Вот. Такие у Пса были прогулки.

– Хоть убей, не пойму, почему собакам непременно надо писать на все шины! – возмущался Потный, усаживаясь за стол.

До пяти часов вечера квартира пустела. Пом и Потный возвращались каждый на свою работу. Перечница обнюхивала витрины. Пёс оставался один. Ему так было лучше. По крайней мере он никому не мешал. И мог спокойно подумать. Тишина способствует размышлениям. И он размышлял. Отношение Потного и Перечницы его не удивляло; эти двое с самого начала его не любили. Но Пом? Пом?.. Как могла она любить его – и вдруг разлюбить, вот так, без всякой причины? Что он ей сделал, что она так резко переменилась к нему? Ничего. Какая странная хозяйка!.. До чего всё-таки люди непредсказуемы!

Назад Дальше