- Нет, кудрявая - Валя Туманова. А Лагутина вон та, лохматая.
- Девочка, - позвала мама Курбатова. - Саша! У меня для тебя посылочка, твоя мама передала.
Саша перелезла через скамейку, подошла к ним. На Курбатова она старалась не смотреть. Его мама сказала:
- Вот, возьми, - и достала из сумки свёрток в целлофановом пакете. - Там и записка. Мама не смогла приехать, у вас ремонт. Говорят, ремонт и пожар - стихийные бедствия. А мы с твоей мамой в одном отделе работаем, ты на маму похожа.
- Стихийное бедствие ремонт, - ответила Саша, - я понимаю. Спасибо.
Она села на скамейку. В записке было написано: "Дорогая Саша! У нас ремонт, выбраться нельзя. Посылаю вкусненького. Не грусти, будь умницей. Мама". А папа ничего не написал. Наверное, совсем забегался с этим ремонтом. Стихийное бедствие. Ничего стихийного. Стихийное - это когда пожар, наводнение или землетрясение. А тут сами затеяли этот ремонт, кому он только нужен? И так дома хорошо. И обои в полосочку. Саше вдруг очень захотелось домой. Но не такой человек Саша, чтобы давать волю своей печали. Она повернулась к маме Курбатова.
- Передайте, пожалуйста, маме, что я нисколько не скучаю. И пускай не беспокоится. - Саша постаралась улыбнуться ослепительно.
- Передам, передам, ты очень всё-таки на маму похожа.
Малыши из пятого отряда спели свою песенку-лесенку. А дядя Слава сидел сбоку и аккомпанировал им на баяне.
К Саше подсела вожатая Тамара.
- Не приехали? Не грусти. Подумаешь. Правда?
Она положила руку Саше на плечо и так осталась сидеть. Потом сказала тихо:
- Ко мне тоже не приехали. Хотя и обещали.
- Мама? - спросила Саша.
- Нет, мама не обещала. Один человек. Раздумал, наверное.
- Не заплачем, правда, Тамара? Смотри, смотри, Генка Воблин свой фокус показывает. Молодец, правда, Тамара?
Таким людям, как Саша, становится легче, если на них кто-то опирается. Вожатой Тамаре грустно, и Саша забывает о своей печали и начинает отвлекать и утешать Тамару. От этого и Саше легче.
Генка на эстраде тащил изо рта свою бесконечную ленту. Все хлопали Генке, а его бабушка кричала:
- Гена! Не подавись! Осторожнее! Геночка!
А когда Генка закончил фокус и раскланялся, его бабушка стала всем вокруг говорить:
- Это мой внук, Гена. Очень способный. А я его бабушка по отцу. Моя фамилия тоже Воблина.
Нина и Зина из второго отряда танцевали тарантеллу. Они мчались по сцене навстречу друг другу, белые платья развевались. И никто не догадывался, что они только что поссорились. Там, за сценой, они разругались в прах.
- Ты почему не сказала мне раньше, что у тебя платье вышитое? Ну? Почему? Тебе не стыдно, Зина?
- А зачем говорить? Ну - вышитое, и что?
- Да? - Нина щурила глаза и возмущалась. - Вышитое! А мы должны танцевать тарантеллу в одинаковых платьях! И нечестно - вышитое! Не буду с тобой танцевать! Никаких тарантелл!
Вожатая второго отряда Рая сказала твердо:
- Не позволю срывать концерт! Потом выясните отношения. Объявляй, Ася, тарантеллу. И без разговоров.
Нина и Зина танцевали хорошо, они протягивали друг другу руки, кружились, летали по сцене на носочках. И никто из зрителей не слышал, как Нина, летя по сцене навстречу Зине, шипела: "Всё равно нечестно".
Начал накрапывать дождь, родители раскрыли зонтики, прижали к себе своих детей и продолжали смотреть на сцену. Не портить же праздник из-за дождя.
Саша и вожатая Тамара сидели рядышком. У них не было зонтика. К ним никто не приехал.
- Я умею делать мостик, - сказала Саша. - Тамара, хочешь халвы?
Когда родители уехали, в траве осталось много разноцветных бумажек. Наверное, всё-таки не бывает родительский день без фантиков, разбросанных в траве.
Смотри-ка, плывет!
Сашенька пришёл к реке, когда все были в сборе.
Всё было, как вчера. Большой Лёша ловил рыбу с невозмутимым видом. Аллочка плавала у берега и кричала пронзительным голосом, от которого щекотало в ушах:
- Плаваю! Смотрите! Сама!
Близнецы Пашка-Машка дрались из-за надувного крокодила и лупили этим крокодилом друг друга изо всех сил по чему попало. Звонкие удары раздавались, как будто кто-то играл в футбол и сильно бил по мячу.
Мальчик в очках протёр свои очки, как всегда, краем майки, и смотрел, как Лёша ловит рыбу. Он давал советы:
- На червя не пойдёт. На живца надо. Хочешь, Лёша, я малявочник принесу, мы мальков наловим и на них во-о какую щуку возьмём. Нести? Лёш?
- Никогда не был браконьером, - гордо ответил Лёша. - Мальков знаешь кто ловит?
Ну чего обзываешься? Обзывается ещё, - возмутился мальчик и опять протёр очки.
Увидев Сашеньку, все затихли: ожидали развлечения. Что бы ни сделал этот Сашенька, можно повеселиться. Полезет в воду - ага, а плавать ты умеешь? Не умеешь! А мы умеем! Вот тебе! Не полезет в воду? А чего же ты, Сашенька, в воду не идёшь? Ах, холодная? Ах, мокрая? Ах, боишься? Ах, ты трус, Сашенька?
И пошло-поехало. Хорошо, когда ты лучше другого. И посмеяться над ним можно, и повеселиться от души. Тем более - всем вместе, а этот Сашенька - один.
Вот он раздевается, тапочки аккуратненько рядышком поставил, рубашку ровненько сложил. Шорты по складочкам пригладил и на сучок повесил, чтобы в песке не испачкались. И в синих плавках к воде подошёл. Тоненький, не загорелый, руками плечи свои худенькие обхватил, на воду уставился. А чего на неё смотреть, на воду? Вода она и есть вода. Плыви, барахтайся, веселись, визжи. Нет, не знает этот Сашенька, как нормальные люди должны себя вести. Вот и не водится с ним никто. Чудак он, лапша и кисель.
- Эй, Сашенька! Смотри, не упади в воду! - кричит Аллочка. - Ещё тонуть начнёшь, ещё спасай тебя!
Лёша от поплавка отвлёкся, на Сашеньку косится.
Близнецы крокодила в траву бросили, ну его, крокодила. Тут дела поинтереснее.
И мальчик в очках отстал от Лёши со своим малявочником, очки на Сашеньку навёл.
А Сашенька?
Молча, не обращая ни на кого внимания, он вошёл в воду. И не затрясся, от холода. Хотя вода была очень даже прохладная - в быстрой реке Истре вода мало нагревается. Сашенька решил - не буду трястись, чем я хуже вас? И вот он спокойно взялся за куст и болтается в воде.
Аллочка удивилась. Потом опомнилась и кричит:
- Ага! Опять в куст вцепился! Боится! Плавать не умеет!
- Не умеет! - перекрикивают друг друга близнецы. - Плавать, и то не умеет!
Лёша басом подпевает:
- Только рыбу зря распугивает. Не умеешь плавать - ну и уходи отсюда.
Очкастый тоже не отстаёт:
- Слабо́ куст отпустить! Ага! Слабо́!
Сашенька поворачивает к нему голову, он ближе всех сидит, и спрашивает очень вежливо, интеллигентно:
- Слабо́? Ты уверен? А как тебя зовут?
- Фима, - растерянно отвечает очкастый. - А ты плавать не умеешь. Ага! Что?
- Не умеет! Не умеет! - надрывается Аллочка.
- Пловец-огурец! - кричит Пашка.
- Это я придумала про огурец! - орёт Машка.
- Нет, я! - не уступает Пашка.
Бац! Бац! Лупят друг дружку крокодилом.
А Сашенька? Он спокойно отпустил куст и поплыл. И вода держала его. И он плыл, пусть не совсем красиво и не очень ловко, но - плыл! Сам! Барахтался, брызги летели, вода пенилась, ноги работали, как мотор. Лицо у Сашеньки было перепуганное, как у всякого, кто только недавно научился плавать. Но он плыл! И не держался за дно руками. И не хватался за ветку ивы. И не клал подбородок на резиновый круг.
- Смотри-ка! - сказал Лёша. - Плывёт! А чего ж ты вчера-то?
И замолчала Аллочка, так и села на песок. И близнецы перестали ликовать. И Фима потерял интерес к Сашеньке и опять стал приставать к Лёше со своим малявочником. Вот если он, Фима, принесёт малявочник и они наловят в него мальков, то потом на этих мальков можно поймать во-о-от такую щуку.
Но даже маленькие близнецы Пашка-Машка знали, что во-о-от такие щуки в реке Истре не водятся.
Когда Сашенька наплавался и вылез на берег, Лёша сказал:
- Рыбу ловишь? Нет? Могу научить, как-нибудь возьму с собой на рыбалку.
- А у меня есть качели! - похвалилась Аллочка. - До самого неба! И я не боюсь и могу сама раскачиваться.
Это означало, что если Сашенька попросит по-хорошему, то Аллочка пустит покачаться на качелях.
Близнецы полезли в воду вместе со своим зелёным пузатым крокодилом, но появилась их мама и увела обоих домой. Оказалось, что их на речку никто не отпускал, а Пашка-Машка убежали без спроса.
- Ещё и крокодила прихватили, - сказала их мама, - хозяйственные какие. Она шлёпнула разок Машку и разок Пашку, близнецы загудели громко и сердито. Сашеньке было их немного жалко.
- А какие у тебя с собой есть книги? - спросил Фима. - Я уже все свои прочитал, даже по два раза.
И это означало, что книгами можно будет меняться.
Вот так всё поворачивалось. Человек научился плавать, а это кое-что значит. Особенно на реке.
…Сашенька сидел на крылечке, на тёплых досках. Он слышал, как бабушка гремит тарелками, скоро они будут ужинать. Далёкий женский голос сзывал кур: "Цыпа, цыпа, цыпа!" В другой стороне слышалась песня: "Я так хочу, чтобы лето не кончалось".
На душе было хорошо и спокойно.
Разве так уж важно, что в этих местах речка Истра не широкая? И не такая уж глубокая? Всё равно - очень непросто отпустить куст, за который держишься. И довериться собственным силам.
Люблю получать письма
Когда в лагерь приходят письма, все ребята окружают библиотекаршу Людмилу Фёдоровну и спрашивают:
- А мне?
- А мне?
- Подожди! Не толкайся! Мне, Людмила Фёдоровна!
Они тянут руки, и подпрыгивают, и стараются взглянуть, что там написано на конвертах, чья фамилия? И даже если ты вчера получил письмо от мамы, то сегодня опять хочется получить. Почему нет? Мама сама говорила: "Пиши каждый день". А сама-то пишет редко. Почему все любят получать письма? Наверное, потому, что каждому приятно, когда ему оказывают внимание. Ведь если человек написал тебе, то в это время он, хотя бы пока писал, думал о тебе и ни о чём другом…
Ты держишь в руке конверт, сначала посмотришь его на свет: как там письмо расположилось - ближе к этому краю или к тому? Потом аккуратно отрываешь тоненькую полоску, чтобы письмо нечаянно не попортить - и листочек выглядывает. Вытащишь его, этот небольшой листочек, и сразу пожалеешь - лучше бы он был побольше. И читаешь не спеша, чтобы продлить радость. А кто-то на тебя с завистью смотрит: счастливый человек, письмо получил. А я вот не получил. Несчастливый я человек. И тебе хочется сказать ему: "Да ладно тебе, что ты? Завтра и ты получишь письмо. Обязательно".
Вот у меня не так давно что случилось.
Жила я за городом, осень сырая, пасмурно, деревья за окном голые, чёрные. И небо серое. И настроение тоже хмурое. Не из-за осени. А не получается у меня работа. Надо её быстро делать, а она, как назло, медленно движется. Чем больше я себя подгоняю, тем хуже получается. И по ночам не сплю, и всё мечтаю - вот бы мне ещё месяца два, я бы всё спокойно закончила, и, может быть, получилась бы хорошая книга. И ребята бы её читали с пользой. А из-за этой спешки всё из рук валится. Месяца бы два - так я мечтаю. Или хотя бы один. Но только откуда я их возьму, когда срок подходит, вот он. Обещала редактору работу сдать, чего уж теперь? А не готовую, не отделанную рукопись - как сдавать? Это для писателя большой позор. Всё равно как нерешённую задачу в контрольной работе на стол учителю положить. Даже ещё хуже. Намного.
И вот так я мучаюсь, маюсь, собой недовольна, и всё мне не нравится. А пожаловаться некому. Вдруг - приходит письмо. Обыкновенный конверт, раскрываю, а там написано: "Не спешите, не беспокойтесь. Мы подумали в редакции и решили - даём Вам ещё два месяца, и пусть у Вас получится всё хорошо. Ваш редактор". Вот такое письмо. Прочитала я его и думаю: ну до чего мне повезло. Смотрю в окно - осень красивая, серое небо похоже на серебро. Деревья тёмные, каждая ветка резко видна - так и полагается осенью. А настроение стало сразу хорошее, рабочее, собранность появилась, а тревоги исчезли.
И всё из-за одного письма.
Как хорошо, когда люди без жалоб умеют понимать других.
Вот к чему я рассказала этот случай. Может быть, и с тобой так бывает? Ты никому не говорил, что тебе трудно, а тот, кому надо, сам догадался и помог. Было? Если не было, то будет обязательно.
Письма получать любят все.
Саша Лагутина сегодня последней подбежала к Людмиле Фёдоровне. Там уже Валя Туманова письмо получила. И Саида, и Генка Воблин. Саша спрашивает: "Людмила Фёдоровна, а мне?"
Библиотекарша письма перебирает, ищет. А Саша надеется: наверное, сейчас ей отдаст Людмила Фёдоровна письмо. И там будет написано: "Не скучай, милая дочка. У нас всё хорошо. Ремонт кончается, и скоро мы к тебе приедем. Мы тебе купили велосипед. Мама. Папа".
Саша ждёт, и тут налетает маленький Стёпка Малофеев из самого младшего отряда. Он врезается в толпу и кричит:
- Людмилфёдна! Мне! Мне!
- Малофеев Степан? Тебе, держи! Ты читать-то умеешь?
- А как же! Я первый класс окончил, - важно отвечает Степан.
- Лагутина, тебе тоже есть письмо.
Саша отходит с конвертом к беседке. Письмо лучше читать в одиночестве. Так хочется узнать, что там, дома. Лучше бы его совсем не было, этого ремонта. Тоска какая-то эти ремонты. А вдруг и правда стоит в передней рыженький велосипед? Могли же они купить.
Небольшой листок вытаскивает Саша из конверта. Да ведь это стихи. Почему мама вдруг написала Саше стихи? И только тут до Саши доходит, что письмо-то не от мамы. Оно написано детским почерком. И подписи нет.
Милая, милая девочка Саша, вот и промчалась первая смена. Скоро мы встретимся, милая Саша, я не забуду тебя непременно. Речка сверкала, и дети плескались, но не хватало тебя на реке. Если бы только ты догадалась, кто эти строчки пишет тебе.
Рифмы были далеко не все в порядке, но Саша не заметила. Кто хоть раз в жизни получал стихи, тот знает - не в совершенстве, не в мастерстве поэта тут всё дело. Сверху, над стихотворением, стояли две буквы: "С. Л." - Саше Лагутиной. Кто это прислал? Саша не знает ни одного человека, умеющего сочинять стихи. Эх, если бы это был он! Но он - вот, здесь, в лагере, играет в настольный теннис. А письмо пришло из какого-то посёлка Снегири, Саша никогда и не слышала о таком посёлке. Кто же, кто послал это письмо?
Саша вертит листочек в руке, обычный листок из тетради в линейку.
- Смотрите! Саша Лагутина письмо получила! Честное слово! - Валя Туманова заглянула Саше через плечо. - Ой, смех! "Милая, милая девочка Саша, вот и промчалась первая смена". Видали? Кто это тебе пишет?
Как хочется Саше стукнуть эту противную Валю! Но появляется вожатая Тамара и говорит:
- Только этого не хватало. Саша, как тебе не стыдно? Вечно ты, Саша.
Это было несправедливо, но Саша не стала спорить. Тамара, наверное, забыла, как они тогда сидели на концерте под дождиком. Как будто не с Сашей она тогда делилась своей грустью. И не Сашу как будто жалела, когда никто не приехал к Саше в родительский день. Всё забыто. Ну и пусть. Саша не станет объяснять, из-за чего она собиралась рассчитаться с Тумановой. Да разве можно это объяснить?
Саша пошла по дорожке. И пусть, и пусть. Пускай мама не едет. Пускай они с папой не пишут. Пускай Курбатов не играет с ней в настольный теннис. А всё равно - у неё есть стихи. От неизвестного хорошего человека.
Она развернула листок. "Скоро мы встретимся, милая Саша. Я не забуду тебя непременно". Как хорошо. Как нам нужно, чтобы кто-то скучал и ждал с нетерпением, когда сможет снова нас увидеть. А Туманова - ну что же, ей можно отомстить за всё. Тапок утащить, пусть в одном попрыгает. Или крапивы за шиворот сунуть. Мало ли что можно придумать.
Только знает Саша, что не станет она мстить Тумановой. Может быть, получая стихи, посвящённые тебе, ты становишься благороднее?
Кто написал стихи - вот что хотела бы знать Саша. Но даже не догадывается.
- Саша! Послушай, Саша! - её догоняет маленький Степан Малофеев. В руке, перепачканной черникой, он держит письмо. - Прочитай мне, Саша.
- Ты же умеешь, Степан. Сам сказал - первый класс кончил.
- Я по-печатному умею. А здесь по-письменному.
Маленький Степан стоял напротив Саши. Высокая трава доставала ему до макушки. Он своим пальцем, насквозь пропитанным черничным соком, показывал крупные буквы.
Саша взяла письмо.
- Слушай. "Дорогой сын Степан! Посылаю тебе через местком посылку. Там пастила и абрикосы. И чистые платки, и целые штаны. Будь здоров. Мама".
- Абрикосы - это хорошо, - солидно сказал Степан, - это я люблю - абрикосы. А платков у меня и так полчемодана, на кой они, платки-то.
- Ворчит, - засмеялась Саша. - Не ворчи. Платки он не знает зачем. Объяснить? Большой парень. Абрикосы знает, а платки не знает.
- Чего смеёшься? - Степан свёл свои белые брови. - Чего смешного?
- Интересный ты тип, Степан.
Он улыбнулся, зубов не хватало, как у всякого в его возрасте. Но был Степан симпатичный.
- Ты абрикосы любишь, Саша? Сейчас принесу, жди.
- Да ладно тебе, сам ешь свои абрикосы. И платок в карман положи. Проверю.
- Жди тут. - Он побежал. Но остановился в конце дорожки и спросил: - Саша, а кто тебе стих сочинил?
- Сама не знаю, Степан.
- Тайна, что ли? - У Степана блеснули глаза. - Раскроем! Это мне запросто. Я следопыт-разведчик. Я, Саша, уже тайн сто раскрыл или пять тысяч. Я даже знаю, где Морошкин свои значки прячет. Сам разведал. И знаю, где чемпион Курбатов шарики берёт.
- Ладно, ладно. Шарики! А пусть берёт, где хочет. Хвалишься, Степан. Некрасиво. А у самого рубаха наизнанку надета. Почему ты её наизнанку надел? А?
- Не всё равно-то? - донеслось издалека. - Чище будет! Жди, сейчас прибегу.
Разведчик и следопыт Степан Малофеев помчался за своей посылкой.
"Вот и пишу тебе целое лето…"
А потом Саша получила ещё стихи. И через несколько дней - ещё. Целая пачка стихов лежит в Сашиной тумбочке. "Лето проходит, как электричка, и улетает, как пёстрая птичка. Школа нас встретит, крепко любя. Очень я рад, что увижу тебя". А почерк был знакомый, только никак не вспомнить - чей. Какой-то славный человек считает, что школа его так уж крепко любит. И Сашу. Ну что ж, может быть. Не это важно. Важно - кто он? Но этого Саша не знала.
"Вот и пишу тебе целое лето. Только ответа всё нету и нету". Ответа ждёт, а сам обратного адреса не пишет. Только штемпель на конверте: "Московская обл., пос. Снегири". А кто живёт в этом посёлке, на какой улице, в каком доме?
…Перед сном девочки разговаривают в спальне.
- А где Саша? - спрашивает Валя Туманова. - Почему это всем спать, а ей не спать? Хитренькая.
- Сашу вожатая Тамара позвала в пионерскую, они там в какой-то альбом фотографии наклеивают. А ты, Валя, уж позавидовала, - говорит из своего угла Надя.
- Я вообще никому не завидую. Чего завидовать? Я - в порядке, кажется.