В сумерках ехал Сашенька по дороге. Кричали вороны в верхушках сосен. Синие облака тянулись к городу. Велосипед подбрасывало на толстых корнях, выступавших из земли. Печально было на душе, Сашенька впервые так близко увидел горе. Мог растеряться, мог испугаться. А он поддержал человека. Так поступают добрые и сильные. Но об этом Сашенька не думал. Люди редко замечают, как меняется их характер.
Валя Туманова плачет
А в лагере "Светлые полянки" сегодня последний день третьей смены.
В последний день люди почему-то становятся на самих себя не похожи. И вытворяют всякие номера. А вожатые, хотя и сердятся, но не очень. Они тоже понимают: последний день это последний день.
Фокусник Гена Воблин вымазал своего соседа зубной пастой. Тот проснулся утром, все кругом смеются, а он понять ничего не может. Остроумно? Конечно, нет. Но почему-то такую шутку в последний день чуть ли не в каждом лагере проделывают. Ну, пошёл человек, умылся, и от шутки следов не осталось. На будущий год он Генку вымажет. Или ещё какую-нибудь каверзу придумает.
Старший вожатый Дима вчера на планёрке всем вожатым сказал:
- Смотрите завтра во все глаза. В последний день дети становятся сами на себя не похожи. Поверьте моему опыту.
И вот с утра по лагерю крик:
- Валерка в речку свалился!
Летит Тамара через весь лагерь к реке. Валерка, бедный! Холодная вода, конец августа. Прибежала. А он, Валерка, на берегу стоит, вода с него течет, и тина на ушах висит, а рот до ушей.
- Я, Тамара, корабль хотел испытать. Последний раз. И упал, Тамара.
Ну что за люди! Каждый день этот Валерка свои корабли на реке испытывал и в воду не падал. А в последний день надо было ему всё-таки упасть. И все вокруг стоят, на происшествие смотрят.
- Скорее, немедленно в спальню! В сухое переодеться! - прогоняет Валерку Тамара. - Ну что за люди!
- Тамара! А Валя Туманова плачет, - останавливает вожатую Зина, которая танцевала тарантеллу. - Она уже давно плачет, - добавляет Нина, которая давно помирилась с Зиной.
- Где? Почему плачет?
- А вон там, в беседке, - показала Зина.
Валя ревёт и даже подвывает. И нос покраснел: даже у красавиц от слёз носы краснеют.
- Что случилось. Валя? Ушиблась? Порезалась? - Тамара трясёт её за плечи, но Валя только отмахивается и продолжает плакать.
- Влюбилась она, - объясняет маленькая девочка из самого младшего отряда. - В чемпиона этого. Она от разлуки ревёт.
Тамара опускает руки.
Ну что ты будешь делать? Влюбляются, в речку падают. И зубной пастой мажутся. Что за люди? Никогда больше не поеду в лагерь, ни за что. Все нервы они мне вымотали. Тамара обнимает Валю.
- Не плачь, Валя. Ну успокойся. Не на Северный полюс уезжаешь. Захочешь, позвонишь ему по телефону, в одном городе живёте. Ну чего ты? А вы все уйдите, как не стыдно?
- Он мне телефон не даёт. Я говорю: дай свой телефон, а я тебе свой. А он говорит: зачем? - Валя ещё сильнее начинает рыдать. Тамара гладит её по вздрагивающим плечам. - Скажи ему, Тамара, чего он?
Всё-таки жалко Валю. Вот и ей пришлось теперь плакать. И вряд ли Тамара или кто другой смогут ей помочь. А Курбатов-то - хорош гусь. Мужественный, спортивный, сильный. А оказался каким?
…Бежит Степан Малофеев, новую рубаху надел, красную. Как же - последний день, прощальный костёр. Бежит кричит:
- Саша Лагутина! Тебе письмо!
Хотел Степан добавить: "А Тумановой Вале нет писем!", да увидел в беседке Валю, утирающую слёзы, и не стал её задевать.
После полдника, в сумерках, загорелся прощальный костёр. Все сидели вокруг огня. А пламя струилось вверх, трещало, всхлипывало. Саша смотрела в огонь. Он был живой, и смотреть на него можно было без конца. Вспомнила костёр, который тогда, весной, они развели с папой. И сидели все втроём, и смотрели в огонь. Папа был рядом, и мама была рядом. А теперь Саша так долго не видела их. И очень соскучилась. Но сегодня-то чего скучать - завтра они увидятся. Завтра. Одну ночь поспать в лагере, а следующую - уже дома. И мама ждёт. Может, даже пирог печёт. И папа ждёт. Может быть, велосипед купит. А может, уже купил. К приезду Саши.
Идёт у костра прощальный концерт. Туся пляшет "татарочку", Валя показывает этюд со стаканом воды на лбу. А вода в стакане не проливается. Ни одной капли. И Генка Воблин показывает свой фокус с лентой. По правде говоря, этот фокус всем немного надоел. Но надо похлопать и Генке, зачем обижать человека. И тарантелла, и сценка "Рыболов", и, конечно, пирамида - как полагается. Концерт как концерт. Только он прощальный, и от этого немного грустно. Прощаться всегда грустно, даже если едешь к себе домой.
Степан Малофеев сидел на большом пне рядом с Сашей. Он тоже смотрел в огонь, и в каждом его глазу отражалось маленькое пламя.
- Саша, а ты в городе ко мне в гости приедешь?
- Конечно. Обязательно, Степан.
- Я бы к тебе пришёл хоть завтра, только меня не пускают одного ездить.
- Не грусти. Я приеду и тебя к себе привезу. И знаешь, научу тебя кататься на взрослом велосипеде. Договорились?
- Договорились, - повеселел Степан. - Конечно, Саша, договорились.
А вдруг и правда стоит в передней новенький оранжевый велосипед? Саша вернётся в город, войдёт в квартиру, и вот он, велосипед, милый и дорогой. Складной.
А мне купят велосипед
В квартире пахнет масляной краской. И сама квартира стала за лето как будто меньше. А может быть, Саше это кажется. Улыбается мама, папа смотрит на дочь. Соскучились.
Она обходит квартиру. Оказывается, можно соскучиться по коврику - Саша гладит коврик. Она проводит ладонью по шкафу, по столу. Даже по письменному столу можно соскучиться. Сидит на диване старая кукла Ляля в розовом платье. Саша берёт Лялю на руки.
Мама говорит обычные домашние слова:
- Саша, мой руки, будем обедать.
Оказывается, можно соскучиться по любым маминым словам.
Папа говорит:
- Надо на работу. Мы сегодня объект сдаём. Конец месяца.
Саша смотрит на маму, а мама уходит в кухню. Саша хотела спросить: "А разве объекты сдаются по субботам?" Но она не спрашивает.
Они обедают вдвоём с мамой.
- Какой пирог вкусный, мама. А у нас один мальчик умел фокусы показывать. Не веришь? Честное слово.
Мама кладёт Саше на тарелку ещё кусок пирога.
- Ты загорела. Стала совсем большая.
Грустные у мамы глаза. Она улыбается, Саша знает эту улыбку.
- У нас один мальчик вчера в реку упал. Знаешь, мама, у нас одна девочка влезла на забор, а слезть не может. И кричит на весь лагерь. Смеху!
Зазвонил телефон. Саша взяла трубку. Бабушка сказала:
- Здравствуй, Саша. А я связала тебе варежки. Тёплые, как печки. Как вы там?
- Хорошо, - ответила Саша.
Всё было хорошо. И что-то было очень даже нехорошо. Она не понимала, вернее - старалась не понимать. Потому что понимать некоторые вещи страшно. И тогда мы не понимаем. Если папа всё время задерживается и всё время куда-то уходит из дома, то лучше всего заставить себя верить, что папа сдаёт объект. А что? Строители всегда сдают объекты, тем более - в конце месяца. Не говоря уж о конце квартала. Правда, сегодня суббота и дочь только что вернулась домой… Но об этом лучше не думать.
- Саша, собирайся, пойдём в парикмахерскую.
- Да ну, мама.
- Ничего-ничего. Хватит бегать как скочтерьер.
- Мама, а это кто?
- Собака славная, лохматая, с занавешенными глазами.
Они выходят во двор. Листья летят по воздуху, как бумажные самолёты. А небо прохладное и очень яркое.
В парикмахерской очередь - перед началом учебного года многим надо привести себя в порядок. Может, кто знакомый встретится? Нет, все чужие.
- Мам, очередь. Пошли отсюда, в другой раз лучше.
- Подождём, - говорит мама и усаживается в уголке. - Садись вот на тот стул.
Мама достаёт из сумки журнал. Чужая женщина в клетчатом костюме разглядывает маму, потом Сашу и говорит:
- Мамина дочка, копия.
Мама улыбнулась, кивнула:
- Все дети похожи на маму. - Помолчала и добавила: - И на папу.
- Правда, - засмеялась клетчатая. - А я вот костюм купила, венгерский. Ничего?
- Хороший костюм, - похвалила мама. - Готовое покупать, конечно, лучше. Меньше возни - примерки, трата времени.
- Ну да, - сказала пожилая женщина из угла, - а тут надела и пошла. Я сама во всё готовое одеваюсь, а внучке шьём. Она у нас фасонистая.
Девочка в зелёной шапке сказала Саше:
- Зачем старые наряжаются? Правда?
Саша посмотрела на свою маму. Ну какая же она старая? Молодая и красивая. Только невесёлая. Читает свой журнал, ресницы длинные, лоб красивый, волосы светлые. А рот длинный, и уголки губ загнуты вверх. Как будто мама всё время немного улыбается.
- Следующий, - сказали из зала, и пожилая женщина подтолкнула в зал девочку в зелёной шапке:
- Иди, Ирочка, иди, деточка. Поаккуратнее подстригайся, а то нас дома заругают. - Обернулась ко всем, объяснила: - Зять у меня строгий, серьёзный.
Когда подошла их очередь, мама взяла Сашу за руку, подвела к свободному креслу и сказала молоденькой парикмахерше:
- Я вас очень прошу, сделайте красивую стрижку. А то моя дочь, когда приходит к вам одна, не позволяет дотронуться до своей дикой причёски. Так и возвращается назад косматая.
- Поняла, - засмеялась парикмахерша, - всё сделаем, как положено.
Мама ушла в соседний зал делать маникюр.
Парикмахерша накинула на Сашу простыню и туго затянула у шеи. Саша повертела головой.
- Терпи, - сказала парикмахерша. - С характером ты. Я тоже такая была. - Она защёлкала ножницами, длинные пряди падали на пол. - Ну точно такая я была. Чёлку распущу, учителя ругаются, дома пилят, а я ноль внимания. Бегаю. Коленки посшибаю, через лоб царапина. Пират, а не девчонка.
- Ты, Риммочка, и сейчас боевая, - пропела кудрявая парикмахерша Клава. - Тебя и сейчас голыми руками не трогай.
- А как же! И за внешностью слежу. Причёсочка, реснички. Хочешь, я тебе брови выщипаю? - спросила она у Саши. - А что? Моду надо соблюдать в любом возрасте.
- Нет, не надо, что вы.
- Римма, не выдумывай, - сказала Клава. Она накручивала волосы клетчатой женщины на железные трубочки. - Ребёнок совсем, а она - брови.
- Мне скоро одиннадцать, - говорит Саша в зеркало. - Мне велосипед купят. Взрослый. Папа обещал.
- Ой, как я в детстве о велосипеде мечтала! - Римма быстро лязгает ножницами. ("Как бы она все волосы не состригла", - думает Саша.) - Так и не купили велосипед. А как хотелось! Во сне снилось - катаюсь на велосипеде. Нас трое у матери, какие велосипеды. И отец нас бросил, тем более.
- Ну и что! Коленки целее без этих велосипедов, - сказала клетчатая. - Верно я говорю?
- Идите в сушилку, - сказала ей Клава, - сушитесь. А ты, Римма, выросла не хуже других. Чего себя жалеешь? Велосипед, подумаешь. Купи теперь хоть два. И езди.
- Теперь не хочу. Прошло. А тогда с ума сходила. У нас во дворе парень жил, Вовка. На мопеде ездил. Как вечер - заведёт свой мопед, треск, вонь, синий дым. И гоняет вокруг домов. Все его ненавидели. Кто с детьми гуляет, кто забивает "козла", кто просто вышел подышать. Все ненавидели, а я завидовала. Он никогда никого не катал. Он теперь базой заведует на Макеевской. Я даже до слёз доходила, представляешь, Клава?
- Ты, Римма, вообще завистливая. От этого тебе жить тяжело.
- Это почему? - Римма перестала щёлкать ножницами, повернулась к Клаве, подняла свои тонкие бровки. - Обычное дело, завидую и всё.
- А не надо. Всегда у кого-нибудь есть то, чего у тебя нет. И будешь всю жизнь себя грызть? Ещё этого не хватало. У меня, например, от зависти и от ревности голова болит. Я и не допускаю.
- Самонакачка, - сказала Римма непонятное слово, - не верю ни капли. Ну всё, готова твоя голова. - Она сдёрнула с Саши простыню. - Смотри, какая симпатичная девчонка оказалась.
Шее было холодно, и лбу тоже. А спину кололи волоски, которые всё равно насыпались за воротник. Но это были пустяки.
Из зеркала на Сашу смотрела внимательно какая-то новая девочка с загорелыми щеками и белым лбом: половина лица не загорела, она была прикрыта чёлкой. Брови были тёмные, как у папы. А глаза светло-карие, как у мамы. Почти жёлтые. И губы загибались кончиками вверх, как будто Саше всегда весело. Но если заглянуть в глаза повнимательней, то видно, что не всегда. Вот сейчас, например, не очень весело.
Подошла мама:
- Ну вот, совсем другое дело. Какая голова хорошая. И лицо открыто - хоть увижу, какая у меня дочь. Спасибо вам, Римма.
Когда вошли в свой подъезд, мама сказала:
- Подожди, газету достану.
Мама открыла почтовый ящик, достала конверт и отдала Саше:
- Это тебе. От кого это, Саша?
- Пока не знаю, - ответила Саша. И подумала: "Но скоро узнаю. "Ты бежишь, ты летишь и проносишься. Только я всё равно подожду. Ты, как быстрые листья, проносишься. Ну а я всё равно подожду". Немного коряво, не очень складно. Ну и что же? А почерк тот же - узенькие буквы почти без наклона". - Ничего особенного, мама, это один мальчик написал мне стихи.
Они в это время как раз вошли в квартиру, мама снимала плащ и говорила:
- Стихи. И по-твоему, это - ничего особенного? Ты, Саша, маленькая нахалка. Мальчик ей пишет стихи! Да это событие в твоей жизни.
- Событие! Хочет и пишет. Его проблемы.
- Да-а! Я почему-то думаю, что ты будешь вспоминать об этих стихах очень долго. Может быть, всю жизнь.
- Ещё чего? Всю жизнь. А почему, мам?
- Трудно объяснить. У каждой женщины есть в жизни свои стихи. Или ландыши. Вот и всё. Поняла?
- Конечно. - Саша отвечает уверенно. И тут же спрашивает: - А какие ландыши, мама?
- Те, которые давно занесены в Красную книгу. Их совсем мало осталось на земле. Трудно объяснить, Саша. Маленькая ты ещё.
- Ну, мама, какая же я маленькая?
- Большая? Тогда давай-ка сама разбирай чемодан. А то бросила на дороге. Стихи она получает. С ума сойти.
И мама почему-то долго-долго глядит в зеркало.
Сашенька смотрит в окно
Сашенька один дома. Он открыл окно и высунул руку на дождь. Холодные капли щекочут ладонь. А во дворе мокрые листья охапками слетают с тополей и прилипают к тёмному асфальту.
Осень пришла. "Осень пришла в наш город, дождик идёт с утра. Тебя я увижу скоро. Очень я рад. Ура".
Вот быстро прошла через двор Сашина мама. Она ходит быстро, почти как Саша. Правда, в такую погоду все ходят быстро. А в руке у Сашиной мамы большая жёлтая сумка - наверное, в магазин спешит Сашина мама. А Саша не показывается. Так хочет Сашенька её увидеть. Должна же она выйти.
Целое лето он мечтал её увидеть. Какая она стала? Выросла, наверное. Загорела, наверное, там в своих "Светлых полянках". И ни разу, наверное, не вспомнила, что есть на свете такой человек - Сашенька Черенков. Он сочинял для неё стихи и насочинял, наверное, штук сто. Но она и не догадывается, кто это такой умный, стихи пишет.
Под окном остановились две старушки - Татьяна Николаевна с первого этажа и маленькая вертлявая старушка с большим чёрным зонтом.
- Нет, вы скажите, погода, - возмущалась Татьяна Николаевна, - ещё только август кончается, а как в ноябре - холод и сырость ненормальная. Старожилы не припомнят. Правда, Тимофеевна?
- Это всё от спутников, - авторитетно сказала Тимофеевна. - Летают, летают - всё небо продырявили насквозь. Какую же теперь требовать погоду?
Они ушли. И никого нет во дворе. Только мокрая ворона сидит на крыше гаража.
И вдруг появляется во дворе человек, которого Сашенька сразу узнал. Это папа Саши Лагутиной. И несёт на плече одну такую вещь, что Сашенька высунулся посильнее и заулыбался. Сашин папа несёт настоящий взрослый велосипед ярко-оранжевого цвета. Ох, сейчас Саша обрадуется! Всё-таки ей купили велосипед! Она его так хотела. Весной из-за велосипеда Сашеньке здорово попало, хотя он и не был виноват.
Сашин папа входит с велосипедом в свой подъезд.
Сашенька представляет: вот он вносит велосипед в квартиру и говорит: "Саша! Иди скорей сюда! Дарю тебе велосипед!"
А Саша?
Она, конечно закричит от радости. "Ура! Велосипед! Миленький мой, хороший велосипед!" Во всём подъезде будет слышно, Татьяна Николаевна опять шарфом обвяжется. Ну что же - такой у Саши Лагутиной голос. Тем более, такая радость.
Саша погладит чистенькие шины. Протрёт чистой тряпочкой забрызганное дождём новенькое скрипучее седло. И покачает его - хорошо ли пружинит. Она проведёт рукой по спицам, по крыльям и педалям. И потрогает блестящую цепь. И нажмёт на звонок. В своём воображении Сашенька видит всё так отчётливо, как будто на самом деле. И вот сейчас там, у себя дома, Саша наверняка говорит: "Я поеду кататься! Ну и что же, что дождь! Подумаешь, какое дело! Сейчас! Немедленно! На своём! Велосипеде! Новом!"
И папа засмеётся и не станет её останавливать.
"Катайся, - скажет он, - что с тобой делать".
И она полетит по двору, счастливая девочка Саша на своём новом велосипеде. И все лужи расступятся перед ней. Она будет мчаться вперёд, как птица.
Вот раскрывается дверь подъезда, и Сашенька видит совсем не Сашу. Никакой Саши нет. Выходит из подъезда Сашин папа. И держит на плече - ну да, оранжевый, новый, складной велосипед. Он несёт его через двор под дождём и уходит медленно. Лицо у него теперь совсем другое - растерянное, не похожее на то, какое было недавно.
Что произошло?
Саше не нужен велосипед
Мама ушла в магазин, а Саша стала слушать музыку.
Саша ставила все пластинки подряд, и каждая казалась ей замечательной. Она не слушала своих пластинок целое лето. Зазвонил телефон.
- Я слушаю, - сказала Саша в трубку. Но ей никто не отозвался. В трубке только еле слышно вздохнули. - Чего сопите? Нечего сопеть, - рассердилась Саша. - Говорите как следует. - Но тот человек говорить с Сашей не хотел.
Саша положила трубку, но позвонили опять. И опять молчали.
- Черенков, не валяй дурака, - сказала Саша. - До пятого класса дожил, а ума не нажил.
И вдруг приятный женский голос сказал:
- Я не Черенков. Попроси, пожалуйста, к телефону папу.
- Папу? - растерялась Саша. - Его нет дома.
- Извини, - сказала женщина, - я позвоню позже.
- А вы зачем молчали? - спросила Саша.
- Так получилось, - ответила женщина и повесила трубку. Запищали короткие гудки.
От этого звонка Саше стало неуютно в собственном доме. И не захотелось больше слушать музыку. И вообще неизвестно было, что теперь делать.
И тут пришёл папа. Он закричал весёлым голосом:
- Саша! Иди сюда! Смотри, что я принёс!
Она медленно вышла в переднюю. Новый взрослый складной велосипед. Оранжевый. Тот самый. Капельки дождя на раме, на крыльях. Чистенькие шины в ёлочку.
- Дарю тебе велосипед! - Папа сиял.
А Саша?
Она подвинула роскошный оранжевый велосипед к папе.
- Я не хочу, - сказала она тихо и грустно. - Мне не нужно.
- Как? - Папа удивлённо и обиженно смотрел на Сашу. - Почему? Что с тобой? Ты же хотела! - Он толкал велосипед к Саше.