- У каждого свой талант, - сказала бабушка. - Не надо, детка, показывать, прошу тебя. - И бабушка тоже погладила Сашу по голове.
Почему-то сегодня её все гладят. И никто не говорит про лохмы, которые занавешивают глаза. Уж лучше бы говорили.
Дяде Виталию надоело петь, и он сплясал "цыганочку", сам себе играл на гитаре и смешно тряс плечами, и ещё выкрикивал непонятное лихое слово "чавела!".
И тут наконец хлопнула дверь в передней, и в комнату вошёл папа.
- Извините, - сказал он, - конец месяца, конец квартала, сами понимаете.
Он сказал это как-то быстро, в одно слово - "конецмесяцаконецквартала". Длинное нескладное слово. Саша вдруг вспомнила, как в кабинете завуча она оправдывалась, когда её ругали за поваленную кадку с фикусом. "Невиделанетрогалаятамнебыла". При чём здесь это дурацкое воспоминание? И при чём здесь конец месяца и конец квартала, когда сегодня шестое апреля. Но Саша не стала спрашивать. Она была так рада, что папа пришёл. Саша покосилась на маму. Мама всё так же улыбалась. Она придвинула папе тарелку с пирожками:
- Эти с мясом, а эти с капустой.
Он опять повторил:
- Конецмесяцаконецквартала. А день рождения для них не аргумент. Жанна, ты чудесно выглядишь. Виталий, спой.
- Шалун! - ехидно рассмеялась тётя Жанна. - Знаем мы ваш конец квартала! Нашёл дурачков!
Дядя Виталий сразу запел:
- Наши грустные именины и печальные дни рождения. Наши годы ужасно длинные убегают без предупреждения.
Театр начинается с вешалки
В школьном зале сегодня много народу - всем хочется посмотреть спектакль. Спектакли в школе бывают очень редко. Зрители заняли все места, ещё притащили стулья и скамейки - их тоже заняли. Некоторые, те, кто пришли позже, уселись на подоконниках, а самые непривередливые устроились на полу.
Даже десятиклассники пришли, хотя каждому известно, какая жизнь у десятиклассников перед самым концом учебного года.
В первом ряду сидела директор школы Алла Васильевна и вертела в руках перламутровый театральный бинокль. Она говорила завучу Марине Ивановне:
- Детские спектакли - моя слабость. Обожаю. Непосредственность и чистота. Прекрасно.
Завхоз Ким Николаевич сказал сурово, глядя на закрытый занавес:
- Фанеру выпросили - декорации, шмакарации. А чем я теперь кабинет химии буду ремонтировать? Алла Васильевна, это я в ваш адрес вопрос бросаю.
- Не волнуйтесь, Ким Николаевич, - отвечала директор Алла Васильевна, - не будьте мелочным. Фанера - дефицит. Но что такое несколько листов фанеры, когда речь идёт об искусстве?
- Вам легко рассуждать. А завхоз - вся должность мелочная.
Лидия Петровна пришла сегодня нарядная, голубая седина сияла, лёгкое голубое платье очень шло Лидии Петровне. Она обмахивалась газетой и говорила:
- Душно в зале. Вам не кажется?
В самой середине первого ряда сидела нянечка Анна Ивановна в новой малиновой кофте. Ей не было душно, она в первый раз надела эту тёплую кофту, и кофта ей нравилась.
- Лидия Петровна, - сказала Анна Ивановна, - пар костей не ломит, слыхали пословицу? Я бы лично ни за что не пошла бы на это представление, по телевизору можно поинтереснее посмотреть. Верно я говорю?
- Но зачем вы пришли? - спросила Лидия Петровна немного обиженно. - Вот и сидели бы у телевизора.
- Меня Галька уговорила. Шепчет, шепчет, бедная. Весь голос прокричала на командах. Я ей молока тёплого, а она мне шепчет: "Театр, тётя Нюра, начинается с вешалки". Вот как сказала! И правильно - без вешалки какой театр? Куда пальто бы вы девали? С собой бы притащили? Вот, Лидия Петровна, мы с тобой тут самые пожилые, мы всё понимаем. Чего-то ты, Лидия Петровна, дышишь тяжело. Хочешь, валидольчику дам? Свой есть? Ну-ну. А я Гальку очень уважаю - гардероб открыла, все пальто повесила, несмотря, что уже вечер и время не моё.
Тут как раз вожатая Галя вышла на сцену и захлопала в ладоши, чтобы все замолчали. И все замолчали. Потом рядом с Галей появилась Саша Лагутина и громко, так что было слышно даже в самых последних рядах, сказала:
- Начинаем наш спектакль "Красная Шапочка"!
Заиграла музыка, мама дала Красной Шапочке корзиночку, из которой по-прежнему торчала бутылка с зелёной крышкой. Всё-таки упрямая Ксения тащила своей бедной бабушке не молоко, а кефир. Но никто в зале не обратил на это внимания - все были очарованы лёгкими серебристыми волосами Красной Шапочки. Она казалась всем трогательной, беспомощной и нежной. И она запела свою песенку.
Из кустов, нарисованных на фанере, выпрыгнул огромный тёмно-серый волк и прорычал свирепо:
- Куда ты идёшь, Красная Шапочка?
В зале стало очень тихо. Хотя все, даже самые маленькие первоклассники, знают, чем в этой сказке всё кончится, всё равно весь зал переживал сказку заново - для этого люди и приходят на спектакль, чтобы переживать и волноваться.
В полной тишине волк спросил коварно:
- А где живёт твоя бабушка?
- Вон там, за берёзовой рощей, за ручейком, на самой опушке, - доверчиво растолковывала Красная Шапочка.
- Не говори! Не говори! - закричало несколько голосов с той стороны, где сидели самые младшие.
Спектакль продолжался.
Красная Шапочка пела свою песенку, рвала цветы. Бабушка в белом чепчике лежала на высокой кровати. Волк лязгал своими хищными клыками. Зал замирал.
- Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие уши?
- Чтобы лучше слышать тебя.
- Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие зубы?
Первоклассник Василий сказал своей соседке Ирочке:
- Не трясись ты. Придёт охотник и разберётся с этим волком.
- А вдруг не придёт? Вдруг он не придёт, а, Вася?
Но вот за кустами раздалась песня охотника, и все вздохнули с облегчением.
…А когда спектакль кончился, все стали дружно аплодировать, и хлопали долго и громко, так, что даже ладони заболели.
Десятиклассники подарили вожатой Гале тюльпаны, она прошипела "спасибо", и все видели, что Галя счастлива - она стояла на сцене, нюхала цветы, хотя всем известно, что тюльпаны не пахнут. Правда, может быть, когда человеку очень хорошо, любые цветы начинают пахнуть?
В это самое время директор Алла Васильевна звонила по телефону. Она говорила в трубку очень чётко, чтобы там всё сразу поняли и не переспрашивали:
- Сердце. Шестьдесят пять лет. Запишите адрес.
Так говорить, выделяя каждую букву, умеют только учителя. И ещё артисты.
На диване в директорском кабинете лежала Лидия Петровна. Она была очень бледная и дышала тяжело. Лидия Петровна была укрыта толстой малиновой кофтой.
- Ну вот, - тихо сказала Лидия Петровна, тяжело дыша, - испортила вам вечер.
- Что вы, честное слово, - ответила Алла Васильевна, - сейчас приедут, сделают укол, и всё пройдёт. Это обычный спазм, самый элементарный сердечный приступ. Главное - не волноваться.
Откуда взялась голубая афиша
А ребята возвращались после спектакля, смеялись и толкали друг друга. Маленьких встречали мамы или бабушки. Они хватали их, как будто не видели целый год, и говорили: "Домой, домой! Спать, спать". Старшеклассники провожали старшеклассниц и прощались, как будто перед дальней дорогой.
И только те, кто уже не маленькие, но ещё не совсем большие, уходили сами по себе.
Женька Воронин, переполненный высокими чувствами, самому Женьке не вполне понятными, свистнул на всю улицу и понёсся к своему дому.
Сашенька тоже хотел свистнуть, сунул пальцы в рот, но получилось одно только никому не слышное пыхтение.
Вечер был синим, из чужого двора пахло черёмухой. Саша Лагутина быстро шла впереди Сашеньки. Она вела палочкой по забору, звук получался громкий - тр-р-р! Если побежать, затрещит ещё громче, как трещотка.
Когда к школе подъехала машина с красным крестом и цифрами ноль-три, ребята уже были далеко, и никто этой машины не видел.
Когда Саша Лагутина услышала свист, она тоже сунула пальцы в рот и свистнула ещё громче Женьки… Может быть, услышит тот, кого Саша не видела на спектакле. Может быть, он как раз сейчас, вечером, вышел прогуляться. Или возвращается с тренировки по настольному теннису. Всё это были неопределённые надежды, скорее - мечты. А одно было ясно и несомненно: он не пришёл на спектакль, в котором она, Саша Лагутина, исполняла не последнюю роль - роль переводчицы. Пусть она сегодня сказала всего два слова: "Начинаем спектакль". И всё-таки он мог бы прийти, послушать, посмотреть. Афишу сделал, а потом не захотел даже посмотреть, что у них получилось. Саша загрустила, хотя вообще это ей совсем не свойственно. Она думала: "Я бы на его месте обязательно пошла бы". И ещё она думала: "Я на его месте обязательно сказала бы просто и по-человечески: "Афиша моя, это я сделала афишу". Так бы и сказала. Скромность ещё какую-то выдумал. Скромность скромностью, а я бы на его месте всё равно бы сказала". Так думала Саша. Она ещё не знает, что люди часто так думают: "Я бы на его месте сделал не так". Но всё кончается тем, что каждый может быть только на своём месте и ни на чьём больше. Только на своём месте каждый умеет чувствовать, действовать. А про чужое место - это только кажется. Часто кажется, многим кажется.
Гремит Саша Лагутина по забору и думает свои невесёлые мысли. И надеется под этот грохот: а вдруг тот человек идёт сейчас в сумерках по другой стороне улицы и всё равно слышит её весёлый концерт? И наверное, улыбается - опять Саша. Ну кто же ещё мог устроить такой тарарам? И думает: "Хорошая девчонка, эта Лагутина. Я так рад, что вовремя сделал афишу и выручил её. Это ничего, что она всего только в четвёртом классе. Скоро в пятый перейдёт". Так он, наверное, думает и подкидывает свою ракетку.
- Опять? - вдруг раздаётся рядом с Сашей сердитый голос. - Как же ты меня замучила! Хоть милицию вызывай!
Перед Сашей стоит пенсионерка Татьяна Николаевна, та самая соседка с первого этажа, которая вот уже несколько лет собирается обменять квартиру, чтобы жить подальше от Саши. Саша с разбегу останавливается. Крупная фигура Татьяны Николаевны заслоняет синее вечернее небо, огни, звёзды. Ничего - одна Татьяна Николаевна.
- Хуже мальчишки! - кричит она. - Брось палку сейчас же! Каждый день новости - то она по лужам! То она песни дурацкие в подъезде поёт! То мальчика воспитанного совсем затравила!
Саша молча слушает. В стороне маячит, ну, конечно, Сашенька Черенков. Саша нисколько не боится Татьяну Николаевну. Она спокойно ждёт, когда соседка накричится досыта и отпустит Сашу.
- И никакого стеснения! - кричит Татьяна Николаевна. - Как будто так и надо! И с лестницы с грохотом бегом несётся - на кухне холодильник дрожит и воет!
И вдруг до Саши дошло! А ведь это соседка Татьяна Николаевна наябедничала тогда маме! Соседка, а вовсе не Сашенька Черенков! Конечно, она, Татьяна Николаевна, - и про лужу, и про вопли, и про бедного мальчика, которого Саша мучает и со свету сживает. Вот из-за кого Саше не купили велосипед!
- Мне из-за вас велосипед не купили. Разве красиво ябедничать? Детям и то нехорошо. А вы вон какая взрослая.
После этого Саша хочет гордо уйти. Пусть соседке станет стыдно. Но Татьяна Николаевна загораживает ей дорогу.
- Ещё отвечает! Хулиганка какая! Родителям опять скажу! Мальчику и то непростительно. А эта - ещё девочка!
Потом Татьяна Николаевна устаёт от собственного шума и наконец уходит.
Саша говорит в темноту:
- Черенков, пойди сюда.
Сашенька приближается. Неизвестно, зачем она зовёт.
- Слушай, Черенков, это ведь не ты?
- Что - не я? - осторожно спрашивает он.
- Маме моей наболтал про меня? Ведь не ты? Да отвечай, что ты мямлишь?
- Не я. Я вообще никогда не ябедничаю. С детского сада. Из принципа.
- Из принципа! А чего ж ты молчишь? Тоже из принципа? Я его ругаю - он молчит. Обзываю - молчит. По шее - молчит. Разве настоящие парни так поступают?
- Но ты же меня не слушаешь. Я хотел тебе объяснить, а ты ругаешься и дерёшься.
- Мало ещё, - ворчит Саша. - Принципы какие-то. А я люблю, чтобы всё было ясно. Скажи прямо - так и так.
- Я хотел сказать - так и так. А ты не слушаешь.
- А ты не будь манной кашей! Сделай так, чтобы тебя слушали! Что ты из себя ставишь? Скромный нашёлся! Деликатный!
- Не ставлю я ничего. Я всегда прямо говорю: так и так. Хочешь, скажу, откуда взялась афиша? Сказать?
- Ха! Без тебя давно знаю! Курбатов нарисовал! Константин!
- Курбатов? - У Сашеньки пересыхает в горле, и он шепчет, почти как вожатая Галя. - Курбатов? Афишу? Это он сам тебе сказал?
- Не сказал. - Саша мечтательно вздыхает. - Он очень скромный, деликатный. Курбатов молчит, но я догадалась. Молодец я?
- Ты молодец, - отвечает Сашенька покорно.
- Понимаешь, Черенков, как я додумалась. Галя, когда меня ругала, говорит: "Курбатов декорации рисовал. Ему знаешь как некогда, у него сплошные тренировки, а он всё равно рисовал". И я потом вспомнила - кто умеет рисовать? Женька? Не Женька? И вдруг как догадаюсь - Курбатов! Только ты никому не говори.
- А может не он? - Сашенька спрашивает с надеждой. Ему так хочется, чтобы Саша задумалась. - Саша, а может, не Курбатов?
- А кто же? - сердито говорит она и останавливается, и сверкает глазами, искры загораются, их даже в темноте видно. - Ну, кто? Не ты же? - Насмешливо добавляет она.
Сашенька молчит. Может быть, сейчас самое подходящее время сказать про афишу? Сказать? Или не говорить? Или всё-таки сказать? Нет, не надо.
Они уже вошли во двор. И сейчас она убежит к себе. А он всё сомневается. Удобно сказать или неудобно.
И тут Саша кричит:
- Папа!
Забыв про Сашеньку, она бросается к высокому человеку.
- Папа, послушай, у нас был спектакль! "Красная Шапочка"! Угадай, какая самая главная роль? Переводчик, вот какая! Честное слово! А Ксенька споткнулась и чуть не упала! Я прямо испугалась - вот грохнется на глазах у всех! Но она удержалась. Все хлопали, папа!
- Хорошо, хорошо, после расскажешь. Иди-ка скорее домой. Ты знаешь, который час?
- Иду, папа. Смотри, луна! А ты куда, папа?
- Пройдусь и приду. Спокойной ночи, Саша.
Папа ласково щёлкнул Сашу по носу и ушёл.
Сашенька вдруг вспомнил. Когда Саша встретила своего отца, фонарь светил прямо ему в лицо.
- Саша, - сказал Сашенька, - послушай. Я твоего папу один раз в кино видел, честное слово. Я его сейчас увидел и сразу узнал, он с такой женщиной был, худая, в зелёном пальто.
Саша почему-то не обрадовалась. Саша сказала:
- Всё чушь. Никакого моего папу ты не видел ни в каком кино ни с какой женщиной. Он очень много работает, мой папа, нет у него времени по кино ходить.
После этого Саша убежала в свой подъезд. А он остался во дворе. Почему-то Саша ему не верит, и это очень грустно. Он знает, что не ошибся: это был тот самый человек - круглое большое лицо, маленький нос, маленький рот, маленькие глаза. И Сашенька сейчас ясно видел перед глазами картину: Сашин папа сидит в кино рядом с той женщиной, она что-то настойчиво повторяет, а он отвечает: "Хорошо, хорошо. Я же сказал - сегодня или в понедельник. Или в следующий". Сашенька потому и запомнил этот разговор, что в тот момент, перед началом сеанса, посочувствовал этому человеку. Сашенька знает, как это неприятно: надо что-то сделать, деваться тебе некуда, а хочется отложить, и ты тянешь волынку - завтра, в понедельник, через понедельник.
Сашенька случайно запомнил эту встречу, ничего в ней нет особенно интересного. Но всё-таки встреча была, была, а Саша считает, что Сашенька выдумывает. Вот что обидно. Что бы он ни сказал, она не верит…
Куда она девалась?
Сегодня у Черенковых дома переполох.
Алёша громко выдвигает и снова задвигает ящики, хлопает дверцами шкафов, мечется по комнатам, вылетает в кухню.
- Куда же она могла деться? Я же не сумасшедший! Она должна быть дома!
- Значит, ищи дома, - спокойно отвечает мама и перелистывает страницу толстой книги.
- Но её нет дома! - кричит Алёша из комнаты и опять выскакивает в коридор. - Брат пришёл! - Он с надеждой смотрит на Сашеньку, может быть, Сашенька что-то толковое сейчас скажет, и пропажа наконец отыщется. - Слушай, Сашенька! - Алёша хватает брата за рукав, - потерялась моя акварель. Ну, Сашенька, помнишь мою весеннюю картинку? С натуры? Ты её случайно не брал?
- А зачем она мне?
Сашенька честно смотрит Алёше в глаза и говорит очень естественно.
- Сам посуди, Алёша, зачем мне твоя акварель?
Сашенька уходит умываться и слышит, как мама говорит:
- Убирал бы свои вещи на место - знал бы, где взять. А то разбросал, а теперь рыщешь по квартире, вносишь беспокойство, действуешь всем на нервы. Пошли в кухню, я вас буду кормить.
- Где? Ну где? - Алёша в комнате опять гремит ящиками. - Она мне во как нужна! Я её на выставку обещал!
Сашенька притаился в ванной. Мама в кухне подогревает ужин. Алёша топочет и отодвигает шкаф - может быть, завалилась картинка за шкаф? Но и там её нет.
- И здесь нет. - Алёша стоит посреди квартиры, он расстроен. Сашенька проскальзывает в свою комнату и тихо садится за уроки. Самая лучшая защита - учить уроки. К тому, кто учит уроки, стараются не приставать.
Боязливые люди часто становятся хитрыми.
Мама говорит:
- Алёша, ну что, в конце-то концов, случилось? Потерялась картинка. Возьми кисточку и нарисуй другую. Нарисуй и успокойся, ты же художник.
Что тут делается с Алёшей! От возмущения он роняет на пол ящик, полный бумаг, раздаётся страшный грохот, соседи снизу возмущённо стучат в потолок.
- Я - художник! А ты - мать художника! Как у тебя язык повернулся дать мне такой совет! Другую! Нет, только подумать - другую! Сашенька! Ты слышишь? Другую!
Сашенька, говоря честно, именно на это и надеялся - возьмёт Алёша свои краски и кисточки и нарисует другую акварель. Ему же нетрудно, он же умеет.
- Алёша, а почему нельзя другую? - робко спрашивает Сашенька, когда Алёша врывается к нему.
- Почему? Да потому что это будет - другая работа! А мне нужна та! Поймите - та нужна! Да перестань ты уроки учить!
Мама встаёт с кресла.
- Ну вот что. Ты, скандалист. Не приставай к Сашеньке. Мы не художники, но мы люди, не хуже тебя. И не ори. Пошли, я накормлю вас цветной капустой. Ты же любишь цветную капусту.
Мама в любых случаях старается накормить своих сыновей повкуснее, ей кажется, что у сытого человека все проблемы решаются легче.
- Ненавижу цветную капусту, - ворчит Алёша, но ест. Он, хотя и взрослый, немного побаивается маму.
Сашенька ест молча, он сидит, не поднимая глаз. Потом тихо встаёт со стула, тихо говорит маме "спасибо", тихо убирается к себе в комнату и там сидит, вжавшись в стул и втянув голову в плечи. Ему хочется занимать как можно меньше места в квартире…