Мы вылезли из пирамиды и наняли осликов и проехались на них, а потом ехали в лодке, а потом опять на осликах, и приехали в Каир; и все время дорога была такая гладкая и прекрасная, какой я никогда не видал, и по обеим сторонам росли высокие финиковые пальмы, и всюду бегали голые ребятишки, а люди были красные, как медь, и красивые, и сильные, и стройные. А город был очень любопытный. Такие узкие улицы – настоящие коридоры, и битком набитые мужчинами в тюрбанах, женщинами в покрывалах, и все это в самых ярких разноцветных одеждах, и непонятно было, как могут верблюды и люди пробираться в таких узких закоулках, однако они кое-как пробирались. Давка была страшная и гвалт неимоверный. В лавках нельзя было повернуться, но в них не нужно было и заходить – продавец сидел, поджав ноги, как портной, на своем прилавке, покуривал длинную, извивавшуюся, как змея, трубку и мог достать рукой все свои товары; и выходило это точно на улице, потому что верблюды задевали его своими тюками.
Иногда проезжала какая-нибудь важная особа в экипаже, перед которым бежали люди в странных одеждах и вопили во всю глотку, и разгоняли толпу длинными хлыстами. Потом появился Султан, верхом на коне впереди процессии, в такой великолепной одежде, что дух захватывало, глядя на него; и все упали ничком и лежали на животе, пока он ехал мимо. Я было забыл это сделать, но какой-то молодец помог мне вспомнить. Он был один из тех, которые бежали впереди с хлыстами.
Были там и церкви, но у них нет понятия, чтобы праздновать воскресенье – они празднуют пятницу и нарушают день субботний. Когда входишь в церковь, надо снимать сапоги. Она была битком набита взрослыми и мальчиками, которые сидели кучками на каменном полу и поднимали страшный шум – зубрили свои уроки; Том говорит, что они читали Коран, то есть ихнюю библию. Я никогда в жизни не видал такой большой церкви и такой высокой; взглянешь вверх – голова кружится. Наша деревенская церковь ничего не стоит в сравнении с этой; если бы ее поставить сюда, люди сказали бы, что это коробка.
Мне очень хотелось видеть дервиша, потому что я заинтересовался дервишами после рассказа о том, как один из них сыграл шутку с погонщиком верблюдов. Мы нашли целую компанию их в каком-то здании, вроде церкви, и они называли себя Вертящимися Дервишами; и уж точно вертелись – я никогда не видывал ничего подобного. На них были высокие колпаки, похожие на сахарную голову, и полотняные юбки; и они вертелись, вертелись, вертелись, точно волчки, и юбки раздувались, и я ничего забавнее не видывал, и у меня голова кружилась, глядя на них. Том сказал, что все они мусульмане, а когда я спросил, что такое мусульманин, он сказал, что это не пресвитерианин. Значит, их много у нас в Миссури, только я не знал этого раньше.
Мы не видали и половины того, что можно было посмотреть в Каире, потому что Тому не терпелось повидать места, знаменитые в истории. Мы потратили бог знает сколько времени, разыскивая ту житницу, в которую Иосиф сложил зерно перед голодом, а когда нашли, то оказалось, что и смотреть было нечего, потому что это была старая, никуда не годная развалина; но Том был доволен и поднял по этому случаю такой гвалт, какого я не поднял бы, если б напоролся ногой на гвоздь. Как он отыскал это место, я не сумею объяснить. Нам попалось не менее сорока таких же точно, и я бы удовольствовался любым из них, но ему непременно нужно было настоящее. Я никогда не видал такого наблюдательного человека, как Том Сойер. Как только ему попадалось то, что он искал, он узнавал его в ту же минуту, как я бы узнал свою вторую рубашку, если б она у меня была, но каким способом узнавал – этого он так же не умел объяснить, как не умел летать; он сам это говорил.
Потом мы очень долго искали дом, где жил мальчик, который научил Кади, как отличить старые оливки от новых. Том сказал, что это из "Тысячи и одной ночи" и что он расскажет об этом мне и Джиму при случае. Ну вот, мы искали-искали, так что, наконец, я совсем из сил выбился и просил Тома бросить это и найти кого-нибудь, кто знает город и умеет говорить по-миссурийски, и может провести нас прямо на место; так нет же – ему непременно хотелось самому найти – и больше никаких. Нечего делать, пошли мы дальше. И тут случилась самая замечательная вещь, какую я только видел когда-нибудь. Дом был уничтожен – уничтожен сотни лет тому назад – до последнего камешка, и оставался от него один заплесневелый кирпич. Поверит ли кто-нибудь, что миссурийский мальчишка, который ни разу прежде не был в этом городе, мог явиться сюда, и разыскать это место, и найти этот самый кирпич? А Том Сойер сделал это. Я знаю, что он сделал это, потому что я сам видел, как он сделал. Я стоял в это время рядом с ним и видел, как он заметил кирпич, и видел, как он узнал его. Спрашивается, что же тут действовало: знание или интуиция?
Я рассказываю факты, как они случились; пусть каждый объясняет их, как умеет. Я много раздумывал над ними, и по моему мнению, тут действует отчасти знание, но главным образом интуиция. Вот почему я думаю так. Том спрятал кирпич к себе в карман, чтобы надписать на нем свое имя и передать его в какой-нибудь музей, когда мы вернемся домой, а я вытащил кирпич и положил на его место другой, очень похожий, и он не заметил разницы, хотя разница была. Я думаю, это решает дело – действовала главным образом интуиция, а не знание. Интуиция указала ему совершенно точно то место, где должен был находиться кирпич, и он узнал кирпич по месту, где тот находился, а не по его виду. Если бы это было знание, а не интуиция, то он узнал бы по виду кирпича, что я его подменил, а он не узнал. Это показывает, что как бы там не нахваливали знание, а интуиция в сорок раз больше стоит по своей непогрешимости. Джим говорит то же самое.
Когда мы вернулись, Джим спустился вниз и взял нас в лодку, и тут оказался какой-то молодой человек в красной феске с кисточкой, в голубой шелковой куртке и в огромных шароварах, подпоясанный шалью, за которой торчали пистолеты. Он говорил по-английски и предлагал нам нанять его в проводники и брался показать нам Мекку, и Медику, и Центральную Африку, и всевозможные места за полдоллара в день на своих харчах, и мы наняли его, и оставили в лодке, и налегли на машину, и к обеду были в том самом месте, где израильтяне перешли Черное море, когда фараон пытался нагнать их и был поглощен пучиной. Мы остановились здесь и осмотрели место, и Джим был очень доволен, что увидел его. Он говорил, что видит все, как оно случилось; видит, как израильтяне идут между двумя водяными стенами, и египтяне гонятся за ними, и спешат изо всей мочи, и входят в море, когда израильтяне начинают выходить из него, а затем, когда все они уже идут по дну, стены сдвигаются и топят их, до последнего человека. Затем мы снова налегли на машину и понеслись к Синайской горе и к тому месту, где Моисей разбил каменные скрижали и где израильтяне расположились на равнине и поклонялись золотому тельцу; и все это было страсть как интересно, и проводник знал все места, как я знаю родную деревню.
Но тут случилось происшествие, которое положило конец всем нашим планам. Старая, заслуженная, самодельная Томова трубка так разбухла и покоробилась, что не могла уже выдерживать, и несмотря на все перевязки и скрепы, развалилась на куски. Том не знал, что делать. Профессорская трубка не годилась – она была просто пеньковая, а кто привык курить из самодельной трубки, тот знает, что она, без сомнения, лучше всех остальных трубок на свете, и вы не заставите его курить из другой. Я уступал ему свою трубку, но он не хотел брать. На том дело и стало.
Он поразмыслил и сказал, что нам следует поискать, не найдется ли такой трубки в Египте или Аравии, или в какой-нибудь из здешних стран; но проводник сказал, что и искать не стоит – здесь таких не делают. Том было приуныл, но потом встрепенулся и говорит, что ему в голову пришла идея и он знает, что делать. Он сказал:
– У меня есть другая трубка, не хуже этой, и совсем новенькая. Она лежит на балконе дома, в нашей деревне, как раз над плитою в кухне. Джим, ты с проводником слетаешь за ней, а я и Гек подождем вас здесь, на Синайской горе.
– Но, господин Том, мы никогда не могим находить деревню. Я могил бы находить трубку, потому что я жнаю кухню, но помиловайте, мы никогда не могим находить деревню, ни Сент-Луис, ни какого из тех мест. Мы не жнаем дороги, господин Том.
Так оно и было, и Том на минуту стал в тупик. Потом он сказал:
– Послушай, это вовсе не так трудно; я научу тебя, что делать. Наставь свой компас и лети на запад, пока не найдешь Соединенные Штаты. Найти их будет нетрудно, потому что это первая страна, которая встретится по ту сторону Атлантического океана. Если попадешь туда днем, вали прямо на запад от северной части берега Флориды, и через час и три четверти ты будешь у устья Миссисипи – при той скорости, которую я придам машине. Ты будешь так высоко над землею, что она покажется сильно изогнутой – вроде опрокинутого таза, и ты увидишь целую сеть рек, извивающихся по всем направлениям, но тебе нетрудно будет узнать Миссисипи. Затем ты будешь лететь по реке к северу, приблизительно час и три четверти, пока не увидишь Огайо; тут тебе надо смотреть в оба, так как ты будешь уже недалеко от дома. Немного дальше ты увидишь влево другую ниточку – это Миссури, немного выше Сент-Луиса. Тут ты спустись пониже и следи за деревнями, мимо которых вы будете пролетать. Ты насчитаешь их штук двадцать пять в следующие четверть часа и наверное узнаешь нашу – если же не узнаешь, то можешь спуститься и спросить.
– Если это бывает так легко, господин Том, то мы могим это сделать; да, сэр, я жнаю, что мы могим.
Проводник тоже был уверен в этом и полагал, что вскоре научится держать вахту.
– Джим всему научит вас в полчаса, – сказал Том. – Управлять этим шаром так же легко, как лодкой.
Том разложил карту и отметил на ней путь, и измерил его, и говорит:
– Вы видите, самый короткий путь – лететь на запад. Он составляет всего семь тысяч миль. Если вы полетите на восток, вокруг земли, то выйдет вдвое дальше.
Затем он сказал проводнику:
– Следите оба за счетчиком и, когда он не будет показывать триста миль в час, поднимайтесь вверх или спускайтесь вниз, пока не найдете урагана, который вам по пути. Скорость этой машины сто миль в час без помощи ветра. Ветер в двести миль всегда можно найти, если поискать хорошенько.
– Мы поищем, сэр.
– Постарайтесь. Вам придется иной раз подниматься мили на две вверх, и там будет чертовски холодно, но в большинстве случаев вы найдете такой ветер гораздо ниже. Если бы вам удалось попасть в циклон, ваше дело было бы в шляпе! Вы можете видеть из профессорских книг, что циклоны направляются к западу в этих широтах и летят низко над землей.
Затем он сделал подсчет и говорит:
– Семь тысяч миль, триста миль в час, – вы можете сделать перелет в один день – в двадцать четыре часа. Сегодня четверг, вы вернетесь в субботу, после обеда. Ну, живо, оставьте несколько одеял, и пищи, и книг, – всего, что требуется для меня и для Гека, и с богом. Нечего терять время – курить смерть хочется, и чем скорее вы привезете мне мою трубку, тем лучше.
Все принялись за дело, и спустя восемь минут наши вещи были выложены и шар готов к отлету в Америку. Мы пожали друг другу руки, простились, и Том отдал последние распоряжения:
– Теперь без десяти минут два по синайскому времени. Через двадцать четыре часа вы будете дома, и будет это в шесть часов утра по тамошнему времени. Когда вы найдете деревню, то спуститесь по ту сторону холма, в лесу, чтобы вас не увидели; затем ты сойдешь на землю, Джим, и занесешь эти письма в почтовую контору, и если кого-нибудь встретишь, то заверни поля шляпы на лицо, чтобы тебя не узнали. Затем проберись задворками в кухню, и разыщи трубку, и положи эту записку на кухонный стол, и поставь на нее что-нибудь, чтобы она не слетела, – а затем улепетывай, да смотри, чтобы тебя не заметила тетка Полли или кто-нибудь из домашних. Затем забирайся на шар и кати на Синайскую гору, по триста миль в час. Ты проведешь там не более часа. Оттуда отправитесь в семь или восемь утра по тамошнему времени, а здесь будете через двадцать четыре часа, в два или три пополудни по синайскому времени.
Том прочел нам записку. В ней он писал:
"Четверг после обеда – Том Сойер, Аэропорт, посылает свой привет тете Полли с Синайской горы, где стоял Ковчег, а также Гек Финн, и она получит его завтра утром, в половине седьмого.
Том Сойер Аэропорт".
– То-то она вытаращит глаза и расплачется, – сказал Том.
Затем он скомандовал:
– По местам! Раз – два – три – убирайтесь!
И живо же они убрались! В одну секунду исчезли из глаз.
Первым делом Том отправился на поиски того места, где разбились скрижали закона, и когда мы нашли его, он поставил на нем метку, чтобы мы могли соорудить здесь памятник. Затем мы отыскали очень удобную пещеру, из которой открывался вид на всю равнину, и расположились в ней в ожидании трубки.
Шар вернулся вовремя и привез трубку; но тетка Полли поймала Джима, когда он лазил за ней, – и легко догадаться, что произошло: она послала за Томом. Джим и говорит:
– Господин Том, она стоит на крыльце и уставляет глаза в небо и стерегит вас, и она говорит, что не сходит с этого места, пока не поймает вас. Беда нам будет, верно, беда будет.
Таким образом нам пришлось лететь домой, – и не в очень-то веселом расположении духа, уверяю вас.
Примечания
1
Ошибка насчет Ковчега, по всей вероятности, принадлежит Геку, а не Тому. (М. Т.)