В других же школах наградой в то время обычно служили тетрадки, карандаши, ластики. Не зная об этом, ученики "Томоэ" тем не менее не испытывали особого восторга, когда их награждали овощами. Тотто-тян, например, получив в награду корни лопуха и немного лука, не представляла, как она повезет их в электричке. А вообще дополнительные награды под разными предлогами выдавались даже тем, кто не занял призового места, поэтому к концу соревнований каждый ученик "Томоэ" получил свой овощ. Неизвестно почему, но большинство детей не рисковали возвращаться из школы с зеленью, стесняясь недоуменных взглядов взрослых. А ведь нисколько не стеснялись, когда их посылали в овощную лавку.
Один толстяк-мальчишка, выигравший кочан капусты, долго вертел его в руках, не зная, что с ним делать.
– Не хочу тащить ее, люди смеяться будут. Лучше выброшу… – проворчал он.
Директор, по всей видимости, понял, чем недовольны его ученики. Он подошел к ребятам, которые стояли в нерешительности со своими морковками, редьками и капустой.
– Что такое? Не нравится? – спросил он. – А что, если отнести это домой и попросить маму приготовить на ужин? Вы ведь заработали эти овощи. Хорошая добавка к рису – хватит на всех домашних. Ну, смелей! Бьюсь об заклад – будет вкусно!
Что ж, директор, как всегда, был прав. Впервые в своей жизни Тотто-тян могла принести домой на ужин нечто добытое ею собственными силами.
– Я попрошу маму поджарить корешки от лопуха! А вот что с луком делать, пока не знаю… – сказала Тотто-тян.
Вслед за ней и остальные победители наперебой принялись рассказывать директору о том, что можно сделать из их призов.
– Вот и замечательно! Значит, договорились! – обрадованно рассмеялся он.
И наверно, директор представил себе, как весело будет сегодня за ужином, когда подадут овощи и детишки станут рассказывать домашним о спортивном празднике.
Но, должно быть, больше всего он думал о Такахаси, чей обеденный стол будет буквально завален завоеванными им первыми призами. "Пусть в памяти мальчика, страдающего от сознания своего физического недостатка, навсегда останется чувство радости и гордости от одержанной победы", – думал директор.
И кто знает, может быть, и соревнования в школе "Томоэ" проводились таким "хитрым" образом, чтобы Такахаси оказался первым.
Поэт Исса
Своего директора дети прозвали "Кобаяси Исса". Свою любовь к нему они выразили в песенке:
Кобаяси Исса!
Дядюшка добрый
И немного лысый!
Дело в том, что, как вы знаете, директора звали Кобаяси, так же, как и замечательного поэта прошлого века Кобаяси Иссу, которого директор, большой любитель японских трехстиший хайку, особенно почитал.
Он так часто декламировал стихи своего однофамильца, что поэт Кобаяси Исса стал для них таким же близким, как и директор школы.
Директор любил трехстишия Иссы за их задушевность, за то, что они были так близки к настоящей жизни. В те времена, когда сочинителей хайку считали на тысячи, одному Иссе удалось создать своеобразный, неповторимый мир поэзии. Директор восторгался поистине детской простотой трехстиший Иссы и, кажется, завидовал его мастерству. При каждом удобном случае он читал детям стихи Иссы, а те охотно заучивали их наизусть.
Например, вот такие:
Эй, не уступай,
Тощая лягушка!
Исса за тебя.
Воробушек-дружок!
Прочь с дороги! Прочь с дороги!
Видишь – конь идет.
Ой, не бейте муху!
Руки у нее дрожат…
Ноги у нее дрожат…
А однажды директор экспромтом сочинил мелодию для одного трехстишия Иссы, и все запели ее:
Подойди ко мне,
Поиграй,
Сирота-воробушек.
Довольно часто учитель давал детям уроки хайку, хотя программой они не были предусмотрены.
Тотто-тян тоже сочинила свое первое трехстишие и посвятила его своему любимому персонажу – черному дворовому псу по кличке Норакуро. О его смешных приключениях рассказывалось в картинках на страницах юмора одного детского журнала. Норакуро поступил на службу в собачье войско, которым командовал бульдог, рядовым и постепенно стал расти в чинах, несмотря на то, что за ним водились разные грешки.
Бравый черный пес
Бросил службу в армии,
Переплыл на континент.
Директор советовал ученикам:
– Сочините такое хайку, которое просто и искренне выражало бы ваши мысли.
Трехстишие, которое сочинила Тотто-тян, трудно было назвать настоящим хайку. Но все же по нему можно было судить о круге ее интересов. И хотя в ее хайку не было соблюдено обязательное число слогов, Тотто-тян считала, что это не ошибка, ведь у самого Иссы в трехстишии, посвященном желтому воробушку, которого просили уступить дорогу благородному коню, был лишний слог.
Во время прогулок к храму Кухомбуцу или в дождливый день, когда нельзя было гулять и непогоду пережидали в актовом зале, однофамилец и почитатель великого поэта пользовался любой возможностью, чтобы рассказать детям о японских трехстишиях. Таким образом он учил их познавать человека и природу.
Казалось, что многие свои хайку Исса написал специально для школы "Томоэ":
Стаяли снега, -
И полна вдруг вся деревня
Шумной детворой!
Очень странно!
Впервые в жизни Тотто-тян нашла деньги. Случилось это накануне, в поезде, когда она возвращалась из школы домой. Как обычно, она села на станции Дзиюгаока на поезд, идущий по линии Оимати. Около первой же остановки – Мидоригаока – дорога совершала крутой поворот, и каждый раз на этом месте вагон с громким скрипом накренялся. Зная это, Тотто-тян широко расставляла ноги, чтобы не шлепнуться на пол. Садилась она обычно в последний вагон – поближе к выходу – и стояла у правой, по ходу поезда, двери: на ее станции платформа была справа.
И вот вчера, когда вагон резко накренился и, как всегда, громко заскрипел, Тотто-тян заметила около себя на полу нечто похожее на монету. Правда, в прошлый раз это "нечто" оказалось простой пуговицей, поэтому девочка решила получше разглядеть, что там такое. Когда вагон выпрямился, она нагнула голову и внимательно посмотрела вниз. Теперь не было никаких сомнений, что это деньги, а точнее, монета в пять сэн. Сначала Тотто-тян подумала, что кто-то из стоящих поблизости уронил монету, а когда вагон накренился, она просто подкатилась к ее ногам. Но поблизости никого не оказалось.
"Что же делать?" – подумала Тотто-тян. И тут же припомнились чьи-то слова: "Если нашел деньги, нужно сразу же отнести их в полицию". Но полицейских в вагоне не было.
В этот момент дверь кондукторской, находившейся в конце вагона, отворилась и появился кондуктор. Сама не понимая почему, Тотто-тян наступила правой ногой на пятисэновую монетку. Заметив знакомую девочку, кондуктор приветливо улыбнулся ей. Смущенная Тотто-тян не смогла ответить ему тем же. А в это время поезд остановился на станции Оокаяма, предшествующей той станции, где Тотто-тян надо было выходить. С противоположной стороны открылась дверь, и в вагон ввалилась целая толпа пассажиров – почему-то больше обычного. Они толкали и теснили Тотто-тян, но та отчаянно оборонялась, ведь ей никак нельзя было оторвать от пола правую ногу. Стараясь удержаться на месте, Тотто-тян продолжала думать, как ей поступить с деньгами: "Сойду на станции и отнесу в полицейский участок!"
Но тут ей в голову пришла другая мысль: "Если кто-нибудь из взрослых увидит, как я подбираю монету, он примет меня за воровку!" В те годы на пять сэн можно было купить коробочку карамелек или плитку шоколада. Для взрослых, может быть, сумма и небольшая, но маленькой девочке она казалась целым состоянием. Не удивительно, что Тотто-тян ужасно разволновалась.
"Решено! – подумала она. – Я тихонечко скажу, что уронила денежку и что мне надо ее подобрать. Тогда все подумают, что это мои деньги". Но сразу же возникло другое опасение: "Если я скажу так, то все обернутся ко мне и кто-нибудь скажет: "Это мои деньги!" Что тогда мне делать?.."
Перебрав в голове разные способы, она наконец придумала выход из положения: когда поезд будет подходить к станции, она присядет, делая вид, что поправляет шнурок на ботинке, и незаметно поднимет монетку. Так и сделала.
Когда вспотевшая от волнения Тотто-тян сошла на платформу, зажав в кулачке пятисэновую монету, она почувствовала неимоверную усталость. До полицейского участка далеко, и если она отправится туда, чтобы отдать деньги, то вернется домой поздно и мама будет беспокоиться. Топая вниз по станционной лестнице, Тотто-тян серьезно обдумывала положение и наконец решилась: "Сегодня я спрячу монетку в укромном местечке, а завтра по дороге в школу заберу ее и посоветуюсь с ребятами. Потом, все равно надо им показать монету, ведь до сих пор никто, кроме меня, не находил денег".
Приняв наконец решение, Тотто-тян стала размышлять, куда бы спрятать монету: "Домой нельзя – – увидит мама и начнет расспрашивать, откуда она у меня". Тотто-тян забралась в кустарник, росший у станции. Место показалось ей вполне надежным: со стороны не видно, никто не полезет. Вырыла палочкой небольшую ямку, положила в нее драгоценные пять сэн и как следует засыпала землей. А для приметы положила сверху камешек необычной формы. Закончив работу, она поспешила домой.
Обычно по вечерам Тотто-тян трещала без умолку, рассказывая маме о школьных делах до тех пор, пока та не прерывала ее: "Пора в постель!" Но сегодня девочка больше молчала и рано легла спать.
На следующее утро Тотто-тян проснулась с ощущением, что ей предстоит сделать нечто очень важное. Вспомнила о спрятанном сокровище и оживилась.
Выйдя из дому раньше обычного, Тотто-тян побежала наперегонки с Рокки к своему секретному местечку. Добравшись до него, она радостно воскликнула:
– Ура! Нашла!
Камешек, которым она вчера обозначила тайник, был на месте.
– Я покажу тебе что-то очень интересное, – сказала она Рокки.
Отбросила в сторону камешек и палочкой принялась осторожно разрывать ямку. Но странное дело – монетка в пять сэн исчезла! Удивлению девочки не было предела. Тотто-тян терялась в догадках: может быть, кто-то подглядел, как она ее прятала, или камешек сам сдвинулся с места? Девочка перекопала все кругом, но монетка исчезла. Тотто-тян была огорчена тем, что теперь уже не сможет показать находку в школе, но еще больше досадовала на то, что не узнает тайну ее исчезновения.
И потом, проходя мимо, она не раз забиралась в кусты и рыла все новые и новые ямки, но пять сэн так и не отыскались.
"Уж не крот ли их утащил? Или мне приснилось? Или боженька подсмотрел, как я прятала?" – думала Тотто-тян. Как ни верти, за всем этим крылась какая-то тайна. Таинственное происшествие, о котором она никогда-никогда не забудет…
Разговор на пальцах
Однажды после полудня неподалеку от входа на перрон станции Дзиюгаока двое мальчиков и одна девочка – все немного постарше Тотто-тян – разговаривали между собой, усиленно жестикулируя, словно играли в "камень, бумагу и ножницы". Но, вглядевшись повнимательней, Тотто-тян заметила, что они делали пальцами гораздо больше знаков, чем при этой незамысловатой детской игре. Это уже было интересно! Она подошла поближе и стала наблюдать. Дети явно разговаривали между собой, но голосов не было слышно. Сначала кто-нибудь один выделывал пальцами разные замысловатые фигуры, после чего другой, внимательно следивший за его руками, начинал еще более оживленно двигать пальцами, и, наконец, третий собеседник добавлял несколько жестов, сообщая, видно, что-то очень смешное, и все от души смеялись, не издавая при этом почти никаких звуков. Наконец Тотто-тян поняла, что они разговаривают на пальцах.
Тотто-тян позавидовала им: "Вот если б я могла разговаривать руками!" Ей даже захотелось присоединиться к беседующим, но она не знала, как это можно сделать. К тому же они были из другой школы, и было бы просто невежливо вмешиваться в чужой разговор. Поэтому Тотто-тян лишь наблюдала за их беседой до тех пор, пока они не поднялись на платформу направления Токио – Иокогама. "Когда-нибудь и я научусь разговаривать руками", – подумала она.
Тотто-тян не знала, что на свете существуют люди, которые плохо слышат или совсем не слышат. Не знала она и того, что дети, которых она встретила, были учениками префектуральной школы для глухонемых в городке Оимати – конечном пункте железнодорожной ветки, по которой она каждый день ездила в школу "Томоэ".
Тем не менее в тот день Тотто-тян от души восторгалась удивительными лицами детей, особенно прекрасными в те моменты, когда они, сверкая глазами, следили за быстрыми движениями пальцев собеседника. Ей так хотелось подружиться с ними!
Сорок семь ронинов
Методы воспитания, используемые Кобаяси-сэнсэем в школе "Томоэ", в основном были разработаны им лично. Но сказалось и зарубежное влияние. Об этом можно было судить хотя бы по урокам ритмики, а также по тому, как в школе проходил час обеда или совершались прогулки на природу. Даже песенка "Хорошо прожевывай…" исполнялась, как мы уже знаем, на мотив английской песни "Греби, греби, греби…". Конечно, существовали и другие сходные моменты.
Но был в школе учитель Маруяма, правая рука директора (в обычной школе его именовали бы завучем), который во многом был полной противоположностью Кобаяси. В соответствии с фамилией, иероглифы которой означали "круглая гора", у Маруямы была идеально круглая голова, без единого волоска на макушке. Правда, хорошо приглядевшись, можно было обнаружить венчик седых волос на затылке. Добавьте к этому совершенно круглые очки и красные щеки, и вы сразу поймете, что он не похож на директора Кобаяси. Но еще больше учитель Маруяма отличался от него своими наклонностями. Так, он любил читать ученикам старинные китайские стихи – торжественные и труднопонятные. Вроде этих:
Бичей не счесть.
И Рядами кони
Реку переходят.
Дети понимали стихи по-своему:
Бэнкэй несчастен и
Рыдает.
На коне Реку переходит.
При этом они страшно недоумевали: отчего неустрашимый монах-богатырь – славный Бэнкэй – рыдает, переправляясь на коне через реку? И каждый раз, встречая учителя Маруяму, дети вспоминали о "бедном" Бэнкэе.
Было это утром четырнадцатого декабря. Когда все дети собрались в школе, учитель Маруяма объявил им:
– Сегодня памятный день – более двух с половиной веков назад сорок семь верных ронинов отомстили за гибель своего хозяина. Мы отправимся пешком в храм Сэнгакудзи и почтим их могилы. Ваши родители в курсе дела.
Директор Кобаяси, конечно, знал о предстоящей прогулке. Может быть, он и не был в особом восторге от затеи учителя Маруямы, но и не возражал. По крайней мере, ничего плохого в прогулке он не видел, поэтому не удивительно, что и родители легко согласились отпустить детей. Мама Тотто-тян даже усмотрела в ней нечто интересное, ведь любопытно, когда поход к усыпальнице воинов далекой феодальной эпохи совершают дети такой передовой школы, как "Томоэ".
Перед отправлением учитель Маруяма в общих чертах обрисовал историю сорока семи ронинов.
Почти два года в глубокой тайне верные вассалы князя Асано готовились отомстить за его поруганную честь. 14 декабря 1702 года они пробрались во дворец обидчика – коварного вельможи Киры и отрубили ему голову. А год спустя тогдашний военный правитель – сегун жестоко и несправедливо покарал их, повелев сделать харакири, то есть вспороть себе мечом живот.
При этом учитель Маруяма не раз возвращался к рассказу о мужестве торговца Рихэя Аманоя, снабдившего верных воинов оружием и всем необходимым. Сколько ни пытали его чиновники сегуна, в ответ на все вопросы он говорил только одно: "Я, Рихэй Аманоя, не кто-нибудь, а мужчина!"
Ребята мало что поняли из рассказа учителя, но были страшно довольны – ведь предстоит дальняя прогулка, а уроков не будет. Захватив завтраки и попрощавшись с директором и учителями, пятьдесят учеников тронулись в путь под предводительством "Круглой Горы". То и дело из рядов раздавались громкие возгласы: "Я, Рихэй Аманоя, не кто-нибудь, а мужчина!" А поскольку эти гордые слова произносились не только мальчиками, но и девочками, то не удивительно, что встречавшиеся на пути прохожие оборачивались и от души смеялись. Храм Сэнгакудзи находился примерно в двенадцати километрах от школы. Тем не менее прогулка под голубым декабрьским небом вовсе не показалась утомительной детям, тянувшимся длинной вереницей по токийским улицам с возгласами: "Я, Рихэй Аманоя, не кто-нибудь, а мужчина!" Тем более что автомобилей тогда на улицах было мало и они не мешали прогулке.
В Сэнгакудзи учитель Маруяма вручил каждому курительные палочки, чашки с водой и немного цветов. Храм оказался поменьше, чем Кухомбуцу, но зато возле него было больше могил, тянувшихся ровными рядами.
При мысли о том, что здесь похоронены сорок семь славных воинов, Тотто-тян прониклась торжественным настроением. Последовав примеру учителя Маруямы, она положила цветы к надгробию, зажгла палочку и молча поклонилась.
Все как-то разом затихли. Тонкие струйки ароматного дымка поднимались в голубое небо над могилами ронинов.
С тех пор когда Тотто-тян вдыхала запах курительных палочек, она каждый раз вспоминала учителя Маруяму. И не только его, но и "рыдающего" Бэнкэя, и торговца Рихэя Аманоя, и затихших ребятишек.