- А про какой спектакль во Дворце она говорила?
Я рассказала про рассказ "Гнев отца", про историю в "Отраде" (конечно, в двух словах) и про Толика Морозкина, с которым мы теперь весело здоровались на переменах. (Кстати, "эксперимент" во втором "Б" благополучно заглох и мы с Томичиком вдвоем отнесли калькулятор Одьге Сергеевне.) Однажды Толик угостил меня огромным красным яблоком, я его грызла на всех переменах и даже на уроке географии, потому что наш новый географ Дмитрий Витальевич был человек снисходительный. А позавчера Толик сказал:
- Ваша подруга Люка зовет меня во Дворец детского творчества, на какую-то роль. Как вы думаете, идти?
- Конечно! Это же я посоветовала!.. Ты опять говоришь мне "вы"! Сколько можно?
- Ой… Раз в… ты советуешь, я обязательно пойду. Мама говорит, что мне давно пора заняться чем-то серьезным.
На следующий день Люка в классе сообщила мне:
- Твой Морозкин Петруше понравился, Немного зажат, но в процессе репетиций это легко снять. Зато типаж самый тот!
Я сказала, что сама она "типаж". Уже нахваталась профессиональных словечек. И чтобы не вздумали мучить там ребенка, ему всего восемь лет.
- Под Новый, к премьере, будет уже девять. А ты давай берись за пьесу! Обещала ведь! Петруша ждет.
- Лючка, лучше я приду к вам и расскажу, как все это представляю. А вы записывайте и решайте. На то вы там режиссеры-постановщики… Книжку используйте…
Так и договорились.
…Сейчас Лючка догнала меня и Стаканчика у "Гастронома".
- Ты всегда копаешься, - сказала я, чтобы она не начала: "Опять ушли вдвоем, да? Ладно-ладно…"
Она многозначительно произнесла:
- Я не копалась, а беседовала с Синим Булем. Между прочим, о тебе…
- Надо же! - хмыкнула я. А Стаканчик (я заметила) покраснел.
- Да. Он ухватил меня за рукав и говорит сиплым голосом: "Минтаева, передай своей Лосихе, чтобы она сказала своему Стакану, что ему будут кранты. Я даже не буду связываться, другие сделают. А Лосихе я выдергаю ноги сам…" И сказал, конечно, из чего выдергает, хам такой.
Стаканчик вдруг сдавленно проговорил:
- Это я виноват…
- Почему? Он опять пристает? - напружинилась я.
- Они подошли утром, втроем. У раздевалки. Он руки за спиной держит, все ухмыляются. "Ты видел, - говорит, - как стаканы наружу выворачивают?" И достает какую-то штуку, вроде кастета. А может, мне с перепугу показалось, что кастет. Я и двинул… как ты учила… Да не сильно двинул, опять же с перепугу, наверно. А он согнулся, замычал, сел. А Вовочка и Хомяк не двинулись, рты открыли. Я постоял и ушел… Они больше не подходили… Вообще-то я понимаю, что это гадость…
- В чем гадость? - спросила я.
- Ну… в том, что надо владеть какими-то зверскими приемами, чтобы к тебе относились, как к человеку…
- Се ля ви… - отозвалась Лючка.
- Надеюсь, больше они и не подойдут, - сказала я.
- Они-то не подойдут, - интригующе сообщила Люка. - Но Буль пообещал: "Я Лосихе и Стакану сделаю встречу с Гришей Капелькой. В тихое время в тихом месте. Он им устроит дискотеку при свете бледной луны… Слышала про Гришу Капельку?"
- Как страшно, - сказала я. Хотя по правде и впрямь стало страшновато. - Что за Капелька? Хоть бы знать, от кого погибнешь…
- Не знаю… Я бояться не стала и говорю: "Глупенький Буль. А ты Пашку Капитанова знаешь?" Он заморгал, как сова на солнышке. "Чё, - говорит, - такое? Кто такой?" А я: "Вот и скажи спасибо, Буль, что не знаешь. Если встретитесь, будет поздно. Из синего станешь зелененьким и сделаешь буль-буль прямо в брюки, убежать не успеешь. И Капелька твой тоже…" Знаешь, Женька, он задумался…
- Ох, Лючка. Ты правда артистка.
- А кто такой Пашка Капитанов? - неловко спросил Стаканчик.
- Это Женькин друг, - сообщила Лючка декларативным тоном.
- Наш, - буркнула я.
- Ну да… Но с Евгенией они подвинуты на одном интересе. На кораблях. Сидят вечерами и отрешенно погружаются в мир чайных клиперов…
- Язык мой - враг мой…
- А что? Разве это секрет? - Лючка театрально распахнула подкрашенные ресницы.
- Я тоже интересовался парусами, - вдруг признался Стаканчик. - Этим летом пошел в клуб "Паруса надежды", про него в Новостях" показывали. Нашивки у них с якорями, черные пилотки. На шлюпке под разрезным фоком ходят, здорово так. Пришел, записали сразу. И пилотку дали. Только нашивку сразу не дали, потому что сперва кандидат. Стали заниматься, морские узлы учить. Это легко, я многие и раньше знал. И кое-что про такелаж и рангоут… Сначала понравилось, потому что ребята там как дружный экипаж, никого не дразнят, помогают, если надо… Дисциплина, конечно, но в морском деле так и надо, наверно… Зато по вечерам песни под гитару, все вместе сидят так, плечом к плечу…
- А потом что-то не так? - догадалась я.
- Потом… неделя прошла, а на пристани ни разу не были. Шлюпок я не видел. Каждый день узлы, устав да маршировка с деревянными автоматами. Если кто ошибся или отвлекается - десяток отжиманий перед строем. Мне, правда, не пришлось, но как-то все одно и то же… Я одного старшеклассника, он "юнг-капитан" называется, спросил: когда же под паруса? Тот будто даже удивился: "Не знаешь разве, что сперва нужна внутренняя настройка личности? Воспитание характера". Я говорю: "А под парусами разве нельзя?" А он: "Главная задача моряка - не паруса, а защита отечества. Не слыхал?" Я опять спрашиваю: "А от кого защита?" Он даже глаза вытаращил: "Ты на какой планете живешь? Не знаешь об угрозе? О террористах, которые захватывают заложников?" - "Знаю, - говорю, - но как против них с деревянными автоматами?" - "С деревянными, - говорит он, - это сначала, а потом с настоящими…" - "Ну, это потом… а сейчас-то что? Паруса-то когда? Ведь морской клуб…" - "Не морской, а морской военно - патриотический…" - "А чтобы просто морской, так не бывает?" Этот юнг-капитан усмехнулся и говорит: "Спроси, кандидат, у инструктора…"
- Ну и спросил? - с опаской поинтересовалась я.
- Там есть такой, взрослый уже, зовут капитан-инструктор Каницкий. В фуражке, в кителе. Я подошел после строевой подготовки, говорю: "Простите, можно спросить?" А он в ответ: "Вы, кандидат, обращаетесь не по уставу. Следует так: "Товарищ капитан-инструктор, разрешите задать вопрос". Я повернулся и пошел. А он вслед: "Остановись". Я обернулся: "Что?" - "Ты хотел задать вопрос!" - "Я раздумал." - "Нет уж говори, раз начал". - "Не хочу". И тогда он встал навытяжку и рубит, как команду перед строем: "За пререкание с инструктором - пятнадцать отжиманий! Приступай!" Ребята кругом стоят. Я говорю: "Еще чего…" А он: "Хочешь вылететь из клуба?" Я снял пилотку, положил на спортивное бревно и пошел… Вот и все.
Мы минуты две шли молча. Стаканчик вдруг поддал ногой сумку, которую нес у земли, на длинном ремне, сказал со вздохом:
- А песни у них хорошие. Особенно одна, старая: "Прощайте, Скалистые горы…"
Осенние дни
1
Наш географ Дмитрий Витальевич любил свою науку. И хотел, чтобы ее любили другие. Когда он рассказывал о могучих силах природы, голос его порой начинал звенеть, как у поэта, который читает свои заветные стихи… Был Дмитрий Витальевич еще не старый, лет тридцати, и случалось, что в нем проскальзывало что-то студенческое, как у молодого практиканта (или даже как у Ильи). Никогда ни на кого он не кричал, на лоботрясов не обижался. Только говорил, если шумели чересчур:
- Господа, кому не интересна география, сидите и размышляйте об иных высоких материях, только не мешайте. В конце концов для минимума знаний вам хватит и учебника…
Однажды он примерно так сказал и Булю:
- Дорогой Булыскин. Я не настаиваю, чтобы ты уделял мне свое благосклонное внимание. Только сиди спокойно, не дергай и не толкай соседей. Хочешь, я дам тебе книжку про шпионов? Бери пример с Дубова. Наука о материках и океанах вне сферы его интересов, но он не портит жизнь другим и мирно читает под партой детектив… Кстати, Дубов, не мучайся, положи его на парту. У меня нет привычки конфисковывать чужие книги. Даже такого сорта…
Конечно Буль ответил:
- А чё я…
- Булыскину не нужна книга, - сообщила Люка (она сидит рядом со мной). У него уже есть. "Курочка Ряба".
- Да, - протянуло за язык и меня. - Больше не надо. Процесс чтения для Буля это как таскание мешков на мельнице. Два абзаца в учебнике - предел. И то раз в неделю.
- Ну, Лосиха, - обещающе выговорил Буль.
Тут вежливо вмешался с предпоследней парты Стаканчик:
- Зачем смеетесь над человеком? Это не вина его, а беда…
- Ну, Стакан… - пообещал Синий Буль.
Но Стаканчик уже не боялся Буля. Тот приставать больше не решался. Может, думал, что у Стаканчика есть в запасе еще кой-какие приемы. Никакой Гриша Капелька на нашем горизонте тоже не появлялся, возможно, это грозное имя Буль приплел просто так…
Дмитрий Витальевич терпеливо выслушал наш диалог и посоветовал:
- Тогда, Булыскин, просто смотри в окно на золотую осень. Созерцание тоже облагораживает душу. И предупреждаю честно: в четверг я спрошу тебя по нынешней теме, несколько абзацев в учебнике советую осилить…
Но в четверг Дмитрий Витальевич никого не спрашивал. Он пошел с нами на экскурсию. Специально выбил для этого целый учебный день, попросил нашу завуч Инну Семеновну отменить все уроки. Признался нам, что у нее это не вызвало восторга, но, с другой стороны, куда деваться? Такие экскурсии положены по программе.
- А кто не хочет, может не ходить, - сообщил он. - Только прошу тогда прочитать в "Географии" соответствующие страницы…
Оказалось, что хотят все, кроме Мартика, у которого болело горло. Даже Буль и Пень пошли, хотя по логике вещей должны были обидеться за вчерашнее.
Мы отправились на Степанов камень. Это семь километров от последней трамвайной остановки у поселка Соткино. Место, известное всем туристам и порядком затоптанное, но все же довольно красивое. Особенно, когда кругом октябрьская желтизна. Были там несколько острых скал, торчащих над березняком, а среди них - синее озерцо.
Дмитрий Витальевич сказал, что в давние годы, будучи школьником, он тоже ходил сюда на экскурсии.
- Так что вы, господа, оказались здесь в силу давней традиции…
Затем он стал рассказывать нам про бегущие низко облака (за которыми поблескивало солнце), показывать каменные слои на скальных обрывах и говорить о древности планеты. И о том, что наша цивилизация на фоне этой древности - единый миг. От нынешних людей, мол, зависит, не исчезнет ли она без следа, как все предыдущие.
- Имейте это ввиду, уважаемые коллеги, и старайтесь.
Мы заверили его, что будем стараться. После этого разожгли костерок, сели вокруг на камни и стали жарить на прутьях шашлыки из хлеба. Пень, Буль и его дружки вели себя смирно, не "выступали". Дмитрий Витальевич достал из брезентового чехла гитару и спел несколько студенческих песен. Почти все я знала, но одну услыхала впервые:
Созвездия придумывают люди,
А звезды от фантазий не зависят,
И если вдруг людей уже не будет,
Во мгле не потускнеет звездный бисер.Но чей-то дух незримый, в мире вея,
И свой полет стремя куда попало,
В безмолвии шепнет: "Кассиопея…"
И это значит, что не все пропало…
Я продумала: жаль, что нет с нами Пашки, ему эта песня точно понравилась бы. А я спеть не сумею и не решусь, хотя и запомнила. Разве что для себя помурлыкаю и подберу мелодию на нашем стареньком пианино…
Никаких открытий и приключений в этой экскурсии, конечно, не случилось, но все равно было славно. По крайней мере в сто раз лучше, чем сидеть на уроках…
Впрочем, оказалось, что на уроках в тот четверг ни один класс не сидел. Потому что школу опять "заминировали". Все понимали, что это чушь на рыбьих соплях, чья-то всем осточертевшая дурь, но конечно же - вопли в динамиках, эвакуация, "специалисты" в сизом камуфляже, пожарные машины. И грозные обещания завуча Инны Семеновны: "Мы все равно найдем этих мерзавцев!"
В пятницу опять была география (вместо русского, потому что наша Олимпиада отправилась на какую-то конференцию). И посреди урока в классе без стука возникли Инна Семеновна и симпатичная молодая тетя (или даже девица) в милицейской шинели с лейтенантскими погонами. А за ними маячил рослый мужик в камуфляже и омоновском берете (даже не снял его!)
- Дмитрий Витальевич, мы просим прощения, - бархатно возгласила Инна. - Нам нужен ученик Булыскин. Товарищи из милиции хотят с ним побеседовать. Идем, Булыскин…
Буль съежился за партой, словно хотел укрыться за сидящим рядом Вовочкой.
- Чё такое? Куда?
- Тебе сказали: по-бе-се-довать.
- О чем?
- Ты наверняка знаешь, о чем. О вчерашнем "минном" деле.
- Я то здесь при чем?!
- При том, что за тобой уже водились вещи, которые позволяют думать…
- Чего думать-то!
- В ходе беседы и будет выяснено: "чего" именно, - со сталью в голосе известила его Инна.
Буль сидел у батареи. Он приподнялся, прижался к батарее поясницей вцепился в железные ребра. Сказал незнакомым звенящим голосом:
- Знаю я эти беседы!
- Что ты знаешь, мальчик? - спросила девица-лейтенант голосом кинозвезды, играющей добрую няню.
- Беседы ваши! Там я через полчаса признаюсь в чем угодно! Даже что взорвал торговый центр в Нью-Йорке! И сообщников назову… как те пацаны весной…
- Булыскин! - взвилась завуч.
И тогда вдруг вмешался Дмитрий Витальевич:
- Мне хочется понять, что происходит… - Он сказал это негромко, но отчетливо. И я впервые заметила, что у него веснушки. Он был рыжеватый, но веснушек никогда не было видно, а тут… Наверно, потому, что побледнели щеки.
- Дмитрий Витальевич, я ведь объяснила, - слегка сбавила тон Инна.
- Да, но не совсем понятно… Булыскин - мой ученик. Он сейчас у меня на уроке. Я за него отвечаю. И мне известно также, что детей милиция может допрашивать лишь в присутствии родителей или педагогов…
- Что вы хотите этим сказать? - вопросила Инна Семеновна. Видимо, от полной растерянности.
- То, что сказал. Пусть сюда придут отец или мать Булыскина или пусть мне назовут конкретного педагога, кто будет присутствовать на протяжении допр… беседы. Лишь при этих условиях, я сочту возможным отпустить мальчика.
- Вы собираетесь диктовать условия сотрудникам милиции? - слегка жеманно поинтересовалась милиционерша.
- Я считаю нужным их напомнить… товарищлейтенант .
Класс, затихнув, слушал эту вежливую перепалку. "Ай да Дима!" У меня тихонько звенело в ушах. И, кажется, во всем теле. Впервые в жизни мне было жаль Буля. Впрочем, дело, конечно же, не в нем! А в дикой несправедливости! Ведь Буль ничего не мог вчера "минировать"! Я уже хотела это крикнуть, но прорезался голос Стаканчика:
- Дмитрий Витальевич, да скажите им! Булыскин же с утра вчера был с нами! А звонили в десять часов!
- Этот аргумент кажется мне тоже весьма важным. Даже определяющим, - согласился наш географ.
- Ничего не определяющим! - громко возразила Инна Семеновна. Даже взвизгнула слегка. - Вы, Дмитрий Витальевич, просто не в курсе! Они теперь звонят с сотовых телефонов! Заимствуют у папочки, уезжают подальше и - нате вам! Посмотрите на эти их дурацкие "лифчики"! Завели моду! Там в карманах наверняка и мобильники, и пейджеры и… не удивлюсь даже, если и пистолет отыщется…
- С глушителем, - не выдержала я. - И три запасных обоймы…
Общее внимание обратилось ко мне (а звон-то внутри меня продолжался).
- Это Мезенцева , - скорбно сообщила Инна Семеновна. Девица-лейтенант покивала. Тип в камуфляже вытянул из-за нее шею. Может быть, тот самый мордастый Панкратьев? Судя по описаниям, не исключено…
Лейтенантша кивнула, мельком глянув на меня:
- Я поняла…
И тогда я… узнала ее. Она была одной из вожатых в лагере! Кажется в первом отряде, у самых дуботолков. Не то Полина, не то Галина…
- Да, это я. Мы немного знакомы. В "Отраде" вы так заступались за Гертруду Аркадьевну, которая лупцевала ребятишек…
Полина-Галина пожала плечами: что, мол, за бред? И обратилась к географу:
- Следует ли понимать, что вы попытаетесь воспрепятствовать выполнению наших служебных обязанностей? - (А голосок-то! Ну прямо орхидея на клумбе!)
- Безусловно, - светски наклонил голову Дмитрий Витальевич. - Если это выполнение будет в противоречии с законом. Повторяю: я отвечаю за ученика Булыскина, и оберегать его от произвола - моя прямая обязанность. - Веснушек уже не было видно.
- Я тоже за него отвечаю! - Инна Семеновна уже не следила за тоном. - Я беру эту ответственность на себя!
- Отлично. Тогда прошу письменное распоряжение. Прежде, чем уведут мальчика… который, кстати, вчера утром был у меня на глазах и ни по какому телефону не звонил.
- Какое распоряжение?!
- Я же говорю: письменное. Что именно вы отдаете ученика в милицию, а я ни при чем… Или позвольте мне продолжить занятия.
Было видно, что Инне очень не хочется давать такое распоряжение. Тем более, что Буль в этот момент дерганым шепотом сказал:
- Хомяк, если что, сразу… позвони мне домой… отцу…
Инна Семеновна обернулась к лейтенантше.
- Пройдемте пока ко мне. До конца урока пятнадцать минут. Никуда этот Булыскин не денется…
Но он "делся". Вернее, делись те, кто приходили за ним. Видимо, решили, что нет смысла давить на Буля, если целый класс вместе с учителем готовы подтвердить: не виноват. Конечно, Буль - пакостный тип, но зачем же зря-то…
Шел урок за уроком, никто больше никуда Буля не тянул. Он успокоился в конце концов. А после уроков подошел ко мне.
- Ты… Мезенцева… в общем это…
- В общем понятно, - сказала я. Чтобы не мучился.
Он обернулся к Стаканчику:
- Стакан, ты тоже… ну, как говорится…
- Как говорится, ладно… Ты Дмитрию Витальевичу спасибо скажи.
- Ну и скажу…
- Ну и скажи… И за то еще, что не спросил сегодня. Обещал ведь…
- Подумаешь! Взял бы да спросил, - буркнул Буль. - Я учил…
Когда мы втроем шли домой, Люка повздыхала:
- Воображаю, какой скандал Инна устроит Диме в учительской. Со свету сживет…
- По-моему, его так просто не сживешь, - заступилась я. - Он снаружи как Чехов, а внутри, как д’Артаньян…
- Не похож он на Чехова!
- Женя говорит про манеры, - уточнил Стаканчик.
- Спасибо за разъяснение, а то я такая тупая…
Они со Стаканчиком часто поддевали друг друга. Чтобы не заспорили, я сказала:
- Кстати, у Буля в самом деле мог быть мобильник, и вчера, и сегодня. Он как-то им хвастался. Другое дело, что он и правда не звонил. Но если бы нашли, не отвертелся бы…
- В таком "лифчике" хоть миномет можно спрятать, - примирительно откликнулась Лючка.
Стаканчик так же примирительно сообщил:
- У меня есть почти похожая безрукавка, тоже с десятком карманов. Но я не знал, что у нее такое… дамское название.