Это кто там "спасите" кричит?
Это буря в стакане мочи!
Я раза два Булю говорила:
- Не надоело? Доскребешь ведь…
- Лосиха, сгинь, утомила…
Восьмого сентября (я запомнила число, потому что День солидарности журналистов) Буль и дружки на перемене прижали Стаканчика у доски. Не знаю, чего Буль хотел, только тянул сладким голоском:
- Стаканчик, стеклянненький мой, ну не упрямься. Это же моя ма-аленькая просьба… Ах, Стакашечек… - И тянул к его лицу растопыренную пятерню. Стаканчик снял очки, сунул в нагрудный карман и пытался защититься локтем. Ничего не отвечал. И драться, конечно, не умел. Был он повыше Буля, но тот шире в два раз да и не один к тому же - Вовочка и Хомяк пританцовывали рядом. Вдруг, я увидела, что Стаканчик взглянул на меня. Виновато так - словно извинялся за то, что он совсем беспомощный. И я сзади потрогала Буля за плечо.
- Синий, сократись.
- Лосиха! Любовь моя стародавняя! - Он согнул колени, растопырил локти, а ладони вывернул скрюченными пальцами вверх. Будто ловил что-то в пригоршни. А потом: - Хочешь, я тебе лосиное вымя отстригу? - и два пальца, как ножницы, потянул ко мне. Ну, будто специально!..
Он красиво так полетел - по диагонали, головой в открытую дверь, прямо под ноги любимой нашей Олимпиаде Андриановне.
- А-а-а! Булыскин! Ты опять за свое!..
Тот - в натуральный рёв:
- Чё опять Булыскин?! Она мне руку чуть не искалечила! Психопатка!
- Что такое?! Кто искалечил?! Все по местам!
И пошла разборка. И, конечно же, Булыскин "просто пошутил со Стакановым, нельзя, что ли?", а "эта жердина ни с того, ни с сего как набросится со спины! Научилась где-то бандитским приемчикам…"
- Да врет же он! - взвилась Люка. Но ее когда кто слушает? "Она всю жизнь заодно с этой Мезенцевой!"
- Стаканов, в чем дело? Ты всего неделю в нашем классе, и уже… Что у вас случилось с Булыскиным?
- Непохоже, чтобы он шутил, - негромко сказал Стаканчик.
По лицу Олимпиады видно было, как она "делает расклад". Булыскин, он хотя и замешан был в нехорошем, зато папа у него менеджер в фирме "Торгтаволга", а у Стаканова кто? Кажется, мелкий конторщик в страховой компании…
- Если у тебя, Стаканов, какой-то конфликт с одноклассником, решить его можно было, не прибегая к помощи девочек.
- Я не успел… - все так же негромко скал Стаканчик.
Мальчишки загоготали.
- Да, он не успел, - подтвердила я. - Мне удалось раньше. Буль, я ведь предупреждала…
- Мезенцева, прекрати! Ты… чуть не оторвала ему пальцы.
- В другой раз полезет к кому-нибудь - совсем оторву.
- Что-о?!
- Пальцы, - сказала я. - А вы что думали?
- Вон из класса!!
2
В коридоре я погуляла туда-сюда, потом спустилась на второй этаж - там был удобный закуток с лавочкой. Если место свободно, можно отдохнуть. Лавочка была не занята. Я села. Зевнула. Внутри у меня было совершенное спокойствие. И только позади этого спокойствия - тонкая натянутая струнка.
Буля я не боялась. Для "тёртых" открыто связываться с девчонками "западло". А скрытые пакости я как-нибудь сумею предугадать. И к Стаканчику Буль теперь вряд ли скоро полезет, подумает прежде. В дневнике, конечно, будет пара за поведение, но мама только рукой махнет - знает про наши "теплые отношения" с Олимпиадой. Однако все же пакостно как-то. И главное, в такой день, в журналистский. Значит, и в папин…
Я увидела, как по коридору бредет мальчик. Славный такой, с длинными и светлыми (будто летучие волокна) волосами. По виду - класса из второго. Понурый. Скорее всего, тоже поперли с урока. Господи, этакого-то кроху - за что?
Мальчик подпрыгнул, сел на подоконник (летучие волосы взметнулись и опали). Посмотрел за окно. Постукал каблуками по батарее. Поставил на батарею пятку, обхватил колено, уперся в него подбородком. Я подошла, села рядом.
- Выгнали?
Он не удивился. Кивнул. Глянул светло-карими глазами - вокруг них была тень.
- За то, что без формы?
Он был не в синем жилетике, как положено ученикам начальных классов, а в клетчатой рубашке и в джинсовом комбинезоне с блестящими пряжками на лямках.
- Нет, на это она смотрит сквозь пальцы… Из-за калькулятора.
- Какого калькулятора? Ты в каком классе-то?
- Во втором Б.
- И вас уже учат на калькуляторах?
- Да. Она сказала, что будет экск… эксперимент. И велела, чтобы все купили. А мне родители покупать не стали…
- А при чем здесь ты? Объяснялась бы с родителями.
- А она со мной… Говорит: пока не будет калькулятора, на математику не пущу.
- Тебя как зовут?
- Толя Морозкин, - вздохнул он. Словно виноват был, что он - именно Толя Морозкин.
"Толя-Толик… - прыгнуло у меня в голове, будто с мелькнувшей улыбкой. - Толик-Томик. Томчик…"
Потому что он был похож на Стасика Галушкина, который в лагере у меня был Томом Берингом. Не внешностью похож, а манерой говорить, смотреть. Хотя и внешностью, пожалуй, - тоже большеглазый и с тонкой, как стебель одуванчика, шеей. А льняные невесомые волосы - как у Юрика Сенцова…
- А вас как зовут? - вдруг спросил Томчик… ой, то есть Толик.
- Женя… С чего это ты говоришь мне "вы"?
- Ну… вы ведь большая.
- Не большая, а длинная. В седьмом классе учусь. Значит, старше тебя всего на пять лет.
- А вас… тебя тоже выгнали? - спросил Толик с осторожным придыханием.
- Тоже. Я вздрючила одного типа, которые лез к тем, кто слабее.
Я вовсе не хвасталась. Просто, когда что-то объясняешь младшим, лучше всего говорить правду.
- И что теперь будет?
- С кем?
- С вами… с тобой.
- Со мной абсолютно ничего. А вот что с тобой делать?.. Пойдем-ка к завучу.
Он перепуганно соскочил с подоконника.
- Не-е…
- Почему "не"? Надо же как-то решать это дело! Или так и будешь прогуливать математику?
- Мама, наверно, купит… Это отец не хотел, сказал: "Что за глупости! Эк… ксперименты во втором классе! Если надо, пусть покупает сама…"
- Правильно сказал. Но пока не купили, не болтаться же в коридоре! Идем…
- Попадет…
- Тебе не попадет, потому что ты со мной. А мне не попадет, потому что я заступаюсь не за себя…
Вообще-то я не была уверена в справедливом исходе этого дела. Потому что завучи - отнюдь не лучшие друзья школьников. Завучами пугают учеников с первого класса. К завучам водят провинившихся. Завучи на переменах ловят тех, кто бегает по коридорам, орут на них и ставят к стенке. У нас раньше была одна, ходила по школе с мегафоном на груди и вопила на ребят через этот электронный рупор. Потом, к счастью, уволилась, перешла на работу в гороно… Завучи вписывают в расписание всякие "обязательные факультативы", от которых пухнет голова (и попробуй поспорь!)
Илья говорил, что хорошие люди в завучи не идут, потому что должность такая. Здесь нужны особые характеры. Два года назад мы ехали с Ильей в трамвае из парка и с нами был еще Толик Гаевский, и вот к этому Толику привязалась полная дама: почему он не уступает ей, взрослому человеку, место. А по соседству свободных сидений было сколько хочешь, сделай только шаг. Толик даме так и сказал. А она принялась голосить на весь вагон, словно ее обокрали. И тогда Илья посоветовал:
- Толик, уступи, не связывайся. Это наверняка завуч.
Дама взвилась пуще прежнего:
- А что?.. Что? По-твоему, "завуч" это оскорбление?
- Вовсе нет, - разъяснил вежливый Илья (тогда еще девятиклассник). - Это термин. "Завуч" - это социально-писхологический стереотип, в основе которого лежит патологическая ненависть к детям.
Дама, плюхнувшаяся на уступленное место, захлопала губами, обдумывая сложную формулу. И больше ничего не выговорила…
И вот теперь мы шли к завучу. К незнакомому. Потому что она появилась в нашей школе только в начале этого учебного года. На двери кабинета была табличка:
Завуч начальных классов
Сидорова Ольга Сергеевна
Я постучала и сразу испугалась: вдруг ее там нет? Может, на уроке! Тогда что? Но сразу откликнулся голос:
- Да, пожалуйста…
Я открыла дверь и подтолкнула Толика.
Ольга Сергеевна Сидорова сидела за столом боком к двери, ее хорошо освещало яркое (летнее еще) солнце. И видно было, что завуч немолода, с сединой. Лицо, пожалуй, чересчур утомленное, но ничего, не сердитое. По крайней мере, на первый взгляд.
Я сразу приступила к делу:
- Здравствуйте. Вот этого Толика Морозкина, из второго Б, учительница выставила с урока, потому что у него нет калькулятора. У них там математический эксперимент, а ему калькулятор не купили. Не авторучка ведь, денег стоит…
- Вы подойдите поближе, - попросила Ольга Сергеевна. И мы сделали несколько шагов к столу.
- Значит, Толик Морозкин? - переспросила она. Тот опустил голову, виновато затоптался ногами в широких джинсовых штанинах с отворотами. Часто задышал.
- Разве он в чем-то виноват? - сказала я.
Завуч перевела на меня глаза.
- А ты его сестра?
- Я? С какой стати!.. То есть нет. Мы только что познакомились в коридоре.
"Сейчас скажет: хорошее место для знакомства". Она сказала:
- Второй Б, да? Учительница Алла Мефодьевна?
Толик кивнул.
Ольга Сергеевна как-то по-домашнему почесала ногтем висок и седого завитка. Посмотрела на Толика, на меня. Выдвинула ящик стола…
- Вот возьми, Толик… - Это был плоский черный калькулятор с белыми кнопками. - Батарейки, кажется, новые.
Толик поднял лицо и моргал.
- Бери, бери…
- Спасибо…
- Алле Мефодьевне скажи… хотя подожди, отдашь записку. - Она вырвала из блокнота-ежедневника листок и с минуту что-то писала старомодной перьевой авторучкой (как мне хотелось бы знать: что?). Протянула Толику свернутый листок. - Ну, ступай.
- До свиданья, - растерянно сказал он и взглянул на меня. Я повернула его за плечо к двери. Тоже сказала "до свиданья". Мы шагнули к двери.
- А ты, девочка, останься, пожалуйста.
Ну, прямо "а вас, Штирлиц, я прошу остаться"!
Я шепотом сказала Толику: "Если что , найдешь меня в седьмом А". И подтолкнула к выходу. Он, однако не пошел. Обернулся с калькулятором на ладони.
- А это… надо ведь будет вернуть?
- Вернешь, когда обзаведешься своим. Иди в класс.
Я проводила Толика до порога и там обернулась. Шагнула назад.
- Ты из седьмого А?
"Значит, услышала."
- Да.
В американской школе сразу поправили бы: надо отвечать "да, сэр". Хотя она же не "сэр". Значит, "да, мэм"?
Я мысленно ругнула себя и повторила:
- Да, Ольга Сергеевна…
- А как тебя зовут?
- Мезенцева Евгения.
- М-м… Я, признаться, так и думала.
Я вопросительно вскинула глаза: кто-то что-то уже настучал? Но она же ведает малышами, у нас другая завуч.
- Это ведь ты в июне устроила шум в лагере "Отрада"?
Вот оно что!
- Да, устроила. Вы считаете, что неправильно?
- Почему же? Считаю, что правильно… У меня там среди твоих знакомых малышей внучка была. Даша Берестова. Помнишь? Ты ей локоть бинтовала, когда она слетела с дерева, ободралась…
Про локоть я не помнила, мало ли они там обдирались! Но вообще-то Дашку Берестову как забудешь!
- Да! Она была девочкой Ассунтой, подружкой Тома Беринга, когда мы там гриновскую игру устраивали! На качелях с ним летала. Он боялся, я, глядя на них, тоже, а она ни капельки!
- Да, сорви-голова, почище иного мальчишки… Можно я передам ей от тебя привет?
- Конечно!.. Жаль, что она не в нашей школе. Из тех ребят никого у нас нет.
- Что поделаешь… Ладно, Женя, иди. У вас ведь, наверно, урок?
Я дипломатично повела плечом.
Ольга Сергеевна ни о чем больше не спросила. Ну и правильно. Если захочет, узнает и без меня. У той же Олимпиады…
3
После уроков Стаканчик подошел и тихонько сказал:
- Мезенцева, можно тебя на минутку?
Мы вышли в коридор и встали у окна, никто не обращал на нас внимания, все торопились домой.
Стаканчик поцарапал кроссовкой паркет и опустил голову:
- Я хочу сказать тебе спасибо… Конечно, я понимаю, какая нелепая ситуация. Девочка заступается за мальчика… - Сквозь тонкую кожу на его щеках засветилась краснота. Чтобы Стаканчик не маялся так, я бодро проговорила:
- Да ладно, чего там! Гораздо нелепее, когда никто не заступается, все трясутся. Боятся, что у этого Буля связи в уголовном мире… А мне плевать, я его лупила еще в третьем классе.
Стаканчик опять поцарапал паркет.
- Конечно, я должен был сам. Но… понимаешь, у меня интуитивная боязнь повредить пальцы. С детсадовской поры. Меня насколько лет подряд учили игре на скрипке и твердили, что обязан пальцы беречь. Никаких драк. Вбили это в подсознание…
Чтобы что-то сказать, я спросила:
- А теперь? Уже не занимаешься скрипкой?
- Не стал. Зачем, если никаких выдающихся успехов? Второсортных скрипачей на свете пруд пруди, а Паганини из меня точно не получится. Конечно, дома сперва был скандал…
- Я понимаю. У меня тоже был скандал, когда отказалась учиться на фортепьяно… А ты сюда, значит, из музыкальной школы перешел?
- Нет, я из нее ушел еще год назад. В тридцать четвертую. А там тоже… как здесь. Надо себя кулаками отстаивать да еще чтобы дружки были. А таким вот… неприспособленным музыкантам-очкарикам нигде проходу нет.
- У меня брат очкарик. В младших классах его тоже изводили, а потом он подружился с Толиком Гаевским и еще двумя ребятами. И они решили держаться, как мушкетеры. И скоро к ним перестали лезть, поняли…
- Брату повезло, - сказал Стаканчик без зависти, но печально.
Я подумала, что Илье действительно повезло с друзьями. А Стаканчик вдруг вскинул на меня бледно голубой, блестящий стеклами, как слезинками, взгляд.
- Я хотел попросить… если это можно… ты не могла бы показать мне тот прием? Которым кинула Булыскина… Или он секретный?
Я сказала без размышлений:
- Да запросто! Никакой секретности… Ты где живешь?
- На улице Чкалова…
- Ну и хорошо, нам по дороге. Там у "Гастронома" скверик есть, подходящее место, травка…
Мы пошли по улице рядом, и Стаканчик нерешительно поглядывал на меня. Я предупредила:
- Только не вздумай предлагать понести мою сумку.
Он опять покраснел.
- Хорошо, не буду.
- Просто это глупо, когда девчонка идет просто так, а парень рядом, как вьючное животное…
- Да, наверно. Мне как-то в голову не приходило… Да я и не носил ничьих сумок.
- Слушай, Стак… ой, Никита… а в музыкалке ты учился, значит, с первого класса?
- Да… Кстати, я не обижаюсь, когда говорят "Стаканчик", привык. Меня и раньше так звали…
- Нет, я буду говорить "Никита"… Или можно "Ник"?
- Конечно!
- Потому что, если я кого-то называю по прозвищу, то сама не должна обижаться на "Лосиху". А я обижаюсь. И Синий Буль в этом убедится снова, если вякнет!
"Эк ведь распетушилась! С чего бы это?"
В пыльном сквере с кустами желтой акации было пусто. Лишь три алкоголика на дальней лавочке нянчились с поллитровкой, но на нас им было наплевать. Как и нам на них.
- Стак… Ник, запоминай. Во-первых, нужно поймать момент, чтобы пальцы противника оказались близко к тебе. Ну, шпана любит ими пугать и тыкать… Во-вторых, надо ухватить снизу. Потом - с поворотом и на себя! То есть мимо себя, направо… Главное - надо быть уверенным на стопроцентов , что это у тебя получится. Не колебаться ни секунды. Тогда и правда получится. Ну, смотри… Ой, сними очки. Не бойся, я в полсилы…
Я помогла ему подняться. Он поматывал головой и несмело смеялся.
- Ничего не понял. Просто земля перевернулась…
- Так и бывает. - Я надела на него очки. - Теперь попробуй ты. Помни - решительно, с поворотом и мимо себя… Вот, будто я хочу тебя ухватить… Ай!
Стаканчик оказался талантливым учеником.
Я вылезла из куста, отряхнула с джемпера мелкие листья акации. Стаканчик подскочил.
- Извини, я не хотел…
- Как это "не хотел"? А для чего я тебя учу?.. Ну-ка давай еще. Только не по правде, а так, теоретически…
Мы позанимались минут пятнадцать. Хотя и "теоретически", но по разу еще кинули друг друга в кусты.
Стаканчик счастливо улыбался. Но вдруг посерьезнел:
- Это здорово. Только такой прием удается, наверно, лишь однажды. Тот же самый враг на него снова не купится, пальцы не подставит…
- Снова он, наверно, и не полезет. А если… Ну ладно… Ник, это вообще-то не девчоночье дело показывать такое. Но раз очень надо… Меня один знакомый, бывший афганец научил. Я так один раз в лифте посадила на пол взрослого гада… Вот, вскидываешь руку, чтобы отвлечь внимание, сгибаешь колено и… вот так… Только я на тебе показывать не буду, ты тренируйся дома. На подушке, что ли…
Стаканчик опять стал розовым, но благодарно кивнул.
И в этот момент к нам подбежала Люка.
- А-а, вот вы где! Еле вас догнала. Отправились вдвоем, хитрые какие! - Она иногда бывает бесцеремонной (хотя без перегиба, в меру).
Я сказала сразу и откровенно:
- Мы изучали приемы самообороны. Жизнь велит.
- А я?! Я тоже хочу!
- Ладно, - пообещала я. - В следующий раз.
Мы пошли через сквер, потом по улице Чкалова. Было еще совсем лето (детсадовская малышня вереницей брела нам навстречу в пестрых рубашонках и панамках). Я шла посередине - Люка справа, Стаканчик слева. Люка глянула на него из-за меня:
- Ст… Стаканов, ты где живешь?
- Здесь, недалеко. В доме четырнадцать…
- Его зовут Никита. Или Ник, - сказала я.
- Принято к сведению, - кивнула Лючка.
А я с той поры не оговорилась ни разу, всегда говорила ему "Ник", хотя мысленно все равно называла Стаканчиком.
Мы шли и молчали. Наконец стало неловко от этого молчания, и я спросила Люку:
- Как там во Дворце-то дела?
Потому что была с этим делом неопределенность. Появился слух, что губернское начальство отступилось и Дворец решило не отбирать. Мол, найдем для генерал-лейтенанта Петровцева другой особняк. Поэтому пикет в конце августа отменили. Затем слухи шевельнулись "в обратную сторону" и вновь угасли.
Люка слегка кокетливо сообщила:
- Есть надежда, что творческая жизнь не угаснет. Обещали пока нас не трогать, разрешили записывать в кружки новичков… А я окончательно перешла в драмколлектив.
- К тому самому Петруше Вронцеву?
- Да… Он тебе чем-то не нравится?
- Почему не нравится? Я же его не знаю!
- У тебя иронический тон…
- Ах, прошу прощения!
- То-то же… Кстати, я ему сказала про твою идею. Насчет спектакля "Гнев отца".
- Да?! А он что?
- Представь себе, он загорелся!
- Не может быть!
- Клянусь!
- Лючка, тогда знаешь что? У меня есть кандидат на главную роль! Я нашла его сегодня!
Мы стали ходить из школы втроем. Люка иногда задерживалась и догоняла нас уже на полпути, такая вот несобранная. Однажды, когда Люки еще не было, Стаканчик спросил: