- Ну, поешь, Марусечка! Не умирай! А то я умру тоже!
Маруська грустно смотрела на Андрея. Андрей сидел бессильно перед банкой, и слезы кололи ему глаза…
Он решил вернуть Маруську в библиотеку. Сделать это было непросто, и Андрей решил придумать какой-нибудь хитроумный план. Андрей мучился целых полчаса, но ничего в голову не приходило. "Нужно выяснить сначала, что творится в библиотеке", - решил он.
- Саша, а как ты думаешь… если золотую рыбку выпустить в речку, она там выживет? - спросил Андрей.
Саша подумал, улыбаясь сказал:
- Если щука не слопает, я думаю, выживет.
Разговаривая, они незаметно вышли к Искре.
Она блестела из-за кустов. Ветер, летевший с ее стороны, был свежим и прохладным.
У самого берега плескались девочки. У девочек были счастливые лица и чуточку побледневшие от холода губы… Потом они накупались, выскочили на берег и растянулись на длинных полотенцах. Тела их блестели, как река.
"Вот, - подумал Андрей. - Искра - Марусино спасение". И ему захотелось заплакать оттого, что в жизни чаще всего не получается так, как хочется…
После ужина, когда мать ушла к соседке, Андрей спустился в погреб и вытащил Маруську на вечерний свет.
Маруська совсем обессилела. Она уже лежала на одном боку. И плавниками почти не двигала. Только два или три раза в минуту. Маруськины золотые глаза подернулись глубокой грустью.
Андрей перелил воду с Маруськой снова в бидон и вышел на крыльцо. Тузик вылез из кустов, удивленно тараща глаза. Обычно в это время Андрей смотрел телевизор или разговаривал с матерью, а не шел гулять… Тузик сладко потянулся и потрусил вслед за Андреем.
Дорога до Искры показалась Андрею очень длинной. Может быть, ее удлиняли вечерние длинные тени, которые колыхались, шевелились, извивались вокруг, как водоросли на морском дне. Небо было низким и незнакомым. Оно надвинулось на землю, и было отчего-то трудно дышать полной грудью. Так казалось Андрею. Он почти бежал и задыхался.
Лес освежил ему лицо лиловым, остывшим воздухом. Андрей вздохнул поглубже и хотел немного приостановиться. А ноги несли его быстрее и быстрее к Искре. К ее веселым волнам.
Андрей отошел метров на сто от пляжа, где обычно купались отдыхающие, и остановился у высокой старой ивы, в густой траве. Земля под ногами была нетвердая, и Андрей почувствовал сначала, как чавкают его кеды, как то и дело погружаются в ленивое месиво, как кеды уже вымокли, и поэтому ногам очень противно.
Иву трепал ветер. Старые ивовые листья громко брякали друг о друга, молоденькие перешептывались шелковыми голосами. Андрей на несколько секунд закрыл глаза: и от этого бряканья и шепота, от того, что ветер толкал его слегка в спину, ему показалось, что он вот-вот взлетит.
Андрей присел на корточки и открыл бидон. Маруську невозможно было разглядеть: темно в бидоне и вокруг… Андрей знал, что через несколько минут он навсегда потеряет Маруську и никогда больше ее не увидит. Потому что она будет жить в реке и подружится там с какой-нибудь хорошей рыбой, и ей незачем будет плыть к Андрею, когда он придет к реке. У Маруськи будет новый друг…
Андрей глядел в темный бидон и плакал. Слезы скатывались с его щек, и некоторые падали прямо в бидон.
- Маруся! Марусечка! - говорил тихо Андрей. - Прости меня, пожалуйста! Прости!
Андрей опустил руку в бидон и взял ватными от расстройства пальцами Маруську. Она слабо шевельнулась в его ладони.
Андрей вытащил Маруську и опустил руку к самой воде. Мелкие волны ударялись о ладонь и омывали ослабевшую Маруську.
Целую минуту она не двигалась. Потом слабо шевельнулась. Андрей опустил руку в воду поглубже. Волны уже били над его ладонью, над Маруськой.
Маруська вздрогнула. Словно очнулась от глубокого тяжелого сна. Она медленно сползла с Андреевой ладони и остановилась. Как будто отдыхала. И пока Маруська стояла в воде, хвост ее шевелился все быстрее и быстрее, пышнел на глазах. Словно Маруська вбирала в себя энергию из реки Искры. И вдруг Маруська поплыла вперед. И все дальше и дальше от Андрея… Вскоре она исчезла в глубине, словно затонувшая золотая звезда. Андрей стоял на берегу и плакал…
Вернулся Андрей домой раньше матери. Когда та пришла, то ничего не заметила. Прошла по комнате, включила свет, спросила:
- Ты чего это впотьмах сидишь?
Андрей ничего не ответил. Он лежал на кровати и делал вид, что спит.
- Рано что-то лег сегодня. Заболел?
- He-а. Устал.
Мать села за стол, налила себе остывшего чаю, отхлебнула и сказала:
- Золотой ручей вернулся.
- Кто тебе сказал? - Андрей приподнялся на локте.
- Да Шура. Дядя Вася только что с рыбалки пришел, сам видел.
Дядя Вася был мужем тети Шуры, маминой подружки. Он заядлый рыболов, ходил вверх по Искре далеко-далёко. Иногда полдня шел до своего заветного рыбного места.
- И где же теперь Золотой ручей?
- Да у Корабельной рощи… Только ты не вздумай туда ходить. Слышь, Андрюша? - встрепенулась мать.
Корабельная роща была от деревни далеко. Идти до нее часа три…
Ночью Андрей проснулся. За окном страшно шумели деревья и кусты. Казалось, что дом обступили великаны с гигантскими бумажными вертушками в руках. И дуют на свои вертушки изо всех сил.
Андрей долго прислушивался, как бушует ветер. Вдруг ярко вспыхнула молния. Потом треснул гром. Прямо над самым домом разломилось небо… Мать проснулась от грома, вскочила с постели, зашептала:
- Надо же! Гроза! А у меня белье во дворе!
Андрей видел, как металась мать, как принесла охапкой со двора белье… Молнии плясали над деревней. Их дикий, холодный, как лезвие ножа, свет залетал в дом, на мгновение высвечивая все предметы до мельчайших подробностей… Потом мать захлопнула дверь, прошептала:
- Тузик, паршивец, на крыльцо забрался. Ладно, пусть до утра полежит.
И снова легла.
Тяжелые капли захлопали по стеклам, зашлепали по листьям деревьев, забарабанили по крыше… Вскоре гроза пошла в сторону, унесла с собой гром и молнии, а шум ливня превратился в ровный, однообразный звук.
Андрей заснул под этот звук, представив себе, как в Искре под корягой в зарослях водорослей сидит Маруська и жует пойманного червяка. Набирается сил…
Утром мать, уходя на работу, поцеловала Андрея в затылок и свистящим шепотом сказала:
- Андрюша, приходи к шести. Холодильник размораживать будем. Надо в погреб всю еду сносить. Поможешь, хорошо?
- Угу, - ответил Андрей и повернулся на другой бок.
На другом боку Андрей, как всегда, полежал недолго. Проснулся так проснулся. Пришлось вставать.
Андрей налил Тузику в миску супа, положил туда косточку, которую целую минуту вылавливал ложкой в кастрюле, и открыл дверь.
День за дверью оказался серенький, прохладный. С листьев старой яблони, росшей рядом с крыльцом, изредка срывались тяжелые и большие капли. Они летели стремительно вниз, исчезали в мокрой траве, некоторые падали в ведро, оставленное случайно под яблоней. Там уже было полно воды, и капли шлепались в нее - шлеп! шлеп!
Яблоня была полна этих срывающихся, оставшихся от ночной грозы капель. Они притаились среди листьев, им нравилось, наверное, прятаться от посторонних глаз.
Андрей вдруг, сойдя с крыльца, встал под яблоню и с силой тряхнул ее. Яблоня брызнула на Андрея коротким дождем. Андрей засмеялся, и настроение, без того хорошее, стало еще лучше.
Андрей чувствовал, что в груди у него легко и свободно, будто там спустили какую-то важную, сдерживающую пружину. Андрей знал, в чем дело: Маруська на свободе! Маруська будет жить! Где-нибудь в зарослях водорослей найдет себе надежное убежище, корма в реке полным-полно, и заживет себе припеваючи. Может, по весне ее какой-нибудь карасик полюбит. Говорили, что в Искре караси редко, но попадаются. И будет у Маруськи семья…
Так думал Андрей, пока умывался, жевал свой завтрак и шел с Тузиком через огород на улицу. Андрей решил сходить к Искре. Просто так, на прогулку. Посмотреть на то место, куда нырнула Маруська.
- Эй, Толстый, стой!
Андрей увидел, что перед ним, шагах в десяти, стоит Дуська. Странно ухмыляясь, кривя губы в улыбочке, Дуська стоял руки в боки, стуча ногой по дорожке.
- Поди, поди, Толстый, че скажу.
Андрей остановился, нахмурился. Тузик сел у его ног.
- Ну, что тебе? Говори так.
- Ну, и че, Толстый, не хочешь с нами дружить? Последний раз спрашиваю.
- Нет, не хочу.
- Тогда слушай, Толстый. Тюша велел тебе передать, чтобы ты по дому отдыха не гулял. А то схлопочешь.
Андрей про себя удивился, что Тюша-хулиган ловко подмечает слабости других. Вот заметил, что Андрей любит в доме отдыха проводить время, так и решил построить на этом свою месть.
- Передай своему Тюше, что я буду гулять там, где захочу.
Дуська совсем ошалел от такой наглости. Для него, Дуськи, Тюша был авторитетом, заводилой в компании, человеком, чьему слову Дуська привык беспрекословно подчиняться. А тут этот Толстый совсем обнаглел: грубит самому Тюше.
- Ну, Толстый! Ну, гад! - завопил вдруг Дуська. - Все будет доложено! Слышишь, все-все!
- Во-во, именно доложено. Гуляй, гуляй, Дуся.
Андрей прошел мимо ошалевшего Дуськи, чуть-чуть не зацепив его плечом. Тузик пробежал позади Андрея, стукнув легонько Дуську хвостом по голым ногам… Через несколько минут Андрей забыл про Дуську и про его угрозы.
В радужном настроении Андрей вышел к Искре. Еще не подходя к речке, когда она заманчиво блестела из-за кустов орешника, он заметил какое-то странное оживление на берегу. Отдыхающие толклись у воды и на что-то показывали друг другу. На другом берегу соседние мальчишки стояли по колено в воде, что-то вылавливали, восхищенно вскрикивая.
И когда Андрей увидел и понял, в чем дело, сердце его сжалось и упало. По веселым, быстрым волнам Искры плыла мертвая рыба. Ее было так много, что если бы сварить уху из этой рыбы, ухи хватило бы и на весь дом отдыха, и на деревню, в которой жил Андрей, и на соседнюю, и, может быть, даже на все многочисленное население озорной Искры.
Андрей сбежал с горки к берегу и очутился в толпе отдыхающих. Мертвая рыба плыла мимо, серебряно сверкая боками.
- Эй, пацаны! - закричал один дядька в сетчатой майке и в матерчатой розовой кепке. - Зачем вы ее ловите? Она же ядовитая!
- А мы на кошке как раз проверим - ядовитая или нет! - заорали с того берега довольные мальчишки.
- Как ядовитая? - спросил Андрей, ни к кому не обращаясь.
Все тот же отдыхающий в сетчатой майке пояснил:
- Грозу ночью слышал? Здесь-то она была еще небольшая. А в верхах реки такая страшная прошла, что удобрения с полей посмывало. Они в реку-то и попали. Вместе с ручьями. Рыба, наверное, вся от этого и погибла.
Пока Андрей стоял у реки, пока слушал, что ему говорил сетчатый, он не отрывал глаз от мелькающей на волнах мертвой рыбы. Непроизвольно Андрей искал среди серебристого, мертвого месива золотой бок. Свою Маруську.
Подходили новые любопытные.
Какая-то женщина в ярком сарафане и тугих, видно сразу, только закрученных кудряшках, сокрушалась:
- Ой, наверное, теперь купаться нельзя! Купаться нельзя! Зачем тогда у реки отдыхать?
У Андрея перед глазами все плыло. Он рванулся и побежал в сторону, ничего уже больше не слышал.
Андрей прибежал к тому месту, откуда вчера выпустил Маруську на волю.
Ива шелестела листьями и окунала в воду старые, твердые ветки. Они плыли по волнам, а вода закипала вокруг них бурунчиками. Еще вода противно шлепала о берег. Андрей сел на корточки и не мог даже заплакать. Все как-то окаменело у него в груди, застыло.
Волны прибили к самому берегу мертвую рыбку. Это была плотвичка. У нее были выпученные красные глазки и удивленный открытый буквой "о" рот. Андрей взял в руки плотвичку и зачем-то понюхал. Она пахла быстрой рекой, тиной, водорослями. Она не казалась отравленной, мертвой, она казалась крепко уснувшей.
Андрей бросил рыбку в волны, и они понесли ее дальше.
Сквозь тучи проглянуло маленькое солнце и заполнило и без того блестящую от рыб реку прыгающими бликами… И эта веселая река, и ива, и это серое небо с маленьким солнцем наполнили Андрея такой горечью, такой тоской, что не хотелось ему ничего. Хотелось только лечь на траву, влажную от ночной грозы, и тихо стонать от бессилия, ужаса и обиды.
И вдруг в сознании Андрея пробился слабенький луч надежды. Андрей знал, что Маруську в отравленной реке может спасти только чудо. Этим чудом, единственным на земле, в которое свято верил Андрей, был Золотой ручей.
В Золотой ручей в деревне верили издавна. Еще бабки нынешних бабок передавали из уст в уста разные истории, связанные с этим ручьем. Это был странный ручей. Может, было вернее назвать его родником, потому что он бил из земли и русла почти не имел. Два-три метра - разве это русло? Еще Золотой ручей был странным потому, что он время от времени исчезал. Бабки говорили, что исчезает он, когда к нему приходят люди, не верящие в чудесную силу ручья. Последний раз Золотой ручей исчез три года назад, когда к нему приехали на машине какие-то люди из города. Они жгли костер прямо у чудесной воды и кипятили эту воду в чайнике. После ручей исчез, будто высох, а бабки говорили, что тем городским людям плохо живется. Но им мало верили. Зато верили в то, что ручей исполняет желания. Для того, чтобы желание исполнилось, нужно было найти ручей и, все время помня о задуманном, простоять в ледяной ручейной воде три минуты. Это удавалось редкому человеку. Вода ошпаривала ноги, как кипяток. Еще говорили, что у того, кто выполнил условие и чье желание непременно исполнится, ноги по колено становятся золотого цвета. Поэтому ручей и называли Золотым.
Андрей вспомнил о Золотом ручье и ухватился за эту мысль страстно и жадно. И стал выбираться на сухое место. "Мать сказала, что он появился у Корабельной рощи… До нее часа три ходу. Пойду, попрошу у ручья, чтобы Маруська была жива", - думал лихорадочно Андрей.
Андрей вышел на пригорок и только огляделся, как увидел Любу и Сашу. Они шли ему навстречу. С одного взгляда Андрей понял, что они подружились и им хорошо вместе.
- Привет, Андрей, - сказала Люба. - А мы тебя ищем.
- Привет, - тоже сказал Саша и покорно подтвердил: - Да, ищем.
- Зачем? - спросил Андрей, но не из любопытства и даже не из вежливости, а как-то машинально.
- Чтобы погулять.
- Сегодня не могу, спешу.
- Куда это?
- На Золотой ручей, - так же машинально сказал Андрей, а когда спохватился, что сболтнул лишнее, было поздно.
- Ой! Ой! - весело закричала Люба. - И мы с тобой! И мы хотим!
- Нет, - сказал Андрей жестко. - Я с вами не пойду. Я один. Пока.
- Нет, - сказала Люба и надула губки. - Мы с тобой везде ходили. И на Золотой ручей тоже вместе пойдем.
- До ручья идти три часа, - решил схитрить Андрей. - Вы на обед не попадете.
Лицо у Саши заметно поскучнело - ему не хотелось остаться без обеда. Но Люба, разгоряченная от своего настырства, отрезала:
- Пусть. Мне худеть как раз надо. Обойдемся без обеда.
И вдруг Андрею стали ненавистны эти двое, липучие, как смола. Они ходили за ним, когда им надо было подружиться, они теперь не хотят отстать от него, используя, как местного дурачка, который будет показывать красивые места и болтать.
- Люб, а че ты такая липучая? - зло спросил Андрей. - Че ты здесь раскудахталась? Ты с Сашкой своим гуляй, а от меня отстаньте.
У Любы округлились глаза и налились влагой. У капризных женщин всегда слезы близко.
- А ну, п-шли отсюда! П-шли! И больше не следите за мной! Надоели мне до смерти! И ты, Любка! И ты, Сашка!
Андрей развернулся и зашагал прочь. Тузик сразу вскочил и потрусил впереди него.
- Злой мальчик! Злой!.. Больно надо! - срывающимся от обиды голосом прокричала сзади Люба. Но Андрей ни разу не обернулся.
И когда он вышел на опушку леса, который тянулся, наверное, с километр по берегу Искры, тогда лишь оглянулся. Сзади никого не было. Никто не шел за ним. Андрей на мгновение ощутил, как он одинок под этим небом. Как жутко быть одному, без друзей, без ласкового слова, без простенького, но такого необходимого в дороге разговора. Но разве он один в этом виноват? Мать занята собой и хозяйством, Люба и Саша решили, что он кукла, а они хозяева этой куклы, Маруська - в Искре…
Мысль о Маруське обожгла Андрея, и он, уже не оборачиваясь, зашагал вдоль высокого берега.
…Серенький день расходился, наливался красками. Над лужками, мимо которых проходил Андрей, танцевали желтые и белые бабочки. Тихонько начинали цокотать в траве кузнечики, и около ног на бреющем полете проплывали толстые, сердитые шмели. Несколько раз Андрей видел белок, прыгающих в сосновых прозрачных кронах. Белки казались снизу очень маленькими и рыжими, почти оранжевыми.
Солнце уже не исчезало в тучах - они незаметно растворились, - а висело в голубом небе и припекало.
Но ощущение серенького дня не пропадало. В этом улыбчивом дне притаились сизые и синие тени. Под кустами, под царственным стеблем чертополоха, под деревьями - здесь тень притворялась веселой, узорчатой, под высоким берегом Искры. Эту тень Андрей чувствовал особенно. Она ползла за ним всю дорогу, синяя, длинная, старалась лизнуть Андреевы пятки холодным противным языком. Иногда ей это удавалось, когда тропинка, по которой шел Андрей, сбегала к самой воде. Он вздрагивал от этого прикосновения и спешил снова на солнце… Река Искра, веселая река, журчала рядом и тащила на своей равнодушной спине мертвое рыбье царство…
В школе учили не верить во всякую мистику - бога, чертей, приметы, сны. И Андрей никогда не думал доверять этой чепухе. Но вера в Золотой ручей была совсем иной. В Золотой ручей верили все вокруг и относились к нему как к живому существу. Его не боялись. Его уважали. Чувства, которые вызывал у людей Золотой ручей, были похожи на любовь к солнцу, лесу, временам года.
Андрей думал: "Вот не оказалось бы Золотого ручья, куда бы пошел, чтобы спасти Маруську?" А теперь Маруська будет спасена, раз есть на свете Золотой ручей.
… Андрей не чувствовал усталости, но, видно, прошло очень много времени, потому что вдали замаячила Корабельная роща. Так называли место, где росли высокие-превысокие сосны с рыжей твердой корой. Среди них не было ни одной кривой или маленькой сосны. Казалось, однажды кто-то посеял одновременно много-много сосен, они одновременно вытянулись и уперлись колючими пальцами-иглами в небо.
Когда Андрей вошел в Корабельную рощу, то почувствовал, как устал и как голоден. Долгая дорога дала о себе знать. Она вымотала Андрея и взяла почти все его силы.
Сосны поскрипывали. Они сильно пахли смолой, и запах этот кружил Андрею голову. Тропинка затерялась в золотых истончившихся, высохших на солнце иглах. Они плотно устилали землю, и ногам было тепло и колко в этом сосновом ковре.