Лёхичу подходило "Чих". Только он есть, только появился у тебя в поле зрения - так сразу и скорчит рожу, или скажет что-нибудь - совсем не смешное, и сам смеётся. Или у доски топчется и комично, преувеличено изображает, что он ничего не выучил. Тоже не смешно. И все смеются скорей по привычке. А сядет на своё место и всё, никто не глядит на него. "Ап-чхи!" - и всё, нет его.
Чих.
"А если бы я был наоборот - я был бы Ашим", - думал Мишка.
И он пробовал на вкус странное слово: "Ашим". Наверно, всё было бы как-нибудь по-другому, если бы его звали Ашимом… И тут раздался звонок мобильника. Он машинально взял телефон.
- Миша, не спишь ещё? - он не сразу сообразил, что это была Алла Глебовна. - Ты что же, не справляешься с модерированием сайта? Там оскорбляют твоего одноклассника…
И Мишка, спохватившись, кинулся удалять последние сообщения и писать предупреждения Бубе и Вурдалаку. И тут ему опять позвонили, с неизвестного номера, и это химичка, Мария Андреевна была. Она тоже стала говорить про Хича, а Мишка успокоил её, что уже всё про него убрал.
В школе к нему классная подошла сказать, что сайт не для того служит, чтобы кто-нибудь мог обзывать кого-то, и что он, Мишка, за это ответственный. Но это ещё что. Дома, за ужином и мама стала расспрашивать его вдруг про Хича!
- Слушай, - говорит, - а что за это мальчик - Лёша Михайлов?
Мишка поморщился:
- Да кривляка он…
Было странно, что про такое никчёмное существо уже мама знает. Может, родителей обзвонила классная, чтобы все побеседовали со своими детьми? Интересно, сам Хичик пожаловался или Марья Андреевна подняла волну? Он у неё, вроде, любимчик. Слыхала бы она, как он передразнивает её противным голосом: "Дети, все вспоминаем, какая бывает валентность у с-с-серы?"
Тут Мишке опять позвонили с нового номера. Он уж подумал, что и сегодня кто-то написал на форуме что-то не то. И ему влетит сейчас за то, что недоглядел. Но в трубке раскатывался, прыгал весёлый мужской голос. Он сообщил, что всем в лицее ужасно понравилось, как Миша Прокопьев решил задания олимпиады. И Мишка не сразу понял, что речь идёт не про его лицей, а про лицей-интернат, и не сразу вспомнил, что всё-таки выслал туда задание. Там на бланке адрес внизу был, и Мишка отправил в большом конверте им всю тетрадь - мол, знайте наших. Человек сказал, что Мишке пришлют другие задания, и в тот же день их прислали по интернету. Они оказались на программирование. Мишка решил все задания и отослал назад, если просят, и тут же перестал думать о них.
Зато он много думал о Майракпак. Её ник казался смутно знакомым. А может, он просто выделялся из всех, потому что был неудобным, длинным, вот Мишка и замечал его на форуме в первую очередь?
Как-то в общем разговоре кто-то назвал Майракпак Майрой, и кто-то ещё сказал: "Да, пускай ты будешь Майра", и Майракпак возразила: "Тогда лучше Мойра. Это богиня судьбы". Несколько человек написали: "Ну, хитрая! Хочешь наши судьбы решать?", или что-то в таком роде. И она миролюбиво ответила: "Нет, я только изредка буду вмешиваться" и добавила смайлик.
Так она из Майракпак Мойрой стала. Что ни день в личке у Мишки спрашивали: "Кто это - Мойра?" А он не знал.
Зато очень скоро стало понятно, что Леди Ночь - это Кирка. Она писала: "Собираемся на автостанции в воскресенье в 8-00, едем в Ручейное смотреть палаты купца Тимофеева, ну и на шашлыки, конечно", или же: "Едем в ДК машзавода, там выступают…." и длинный перечень, Мишка не вникал.
В классе Кирка к нему не подходила, а в личку прислала сообщение: "Ты что не пришёл на вокзал, спишь долго?". Он целый вечер и целое утро думал, что ответить, и в классе сидел - думал, не глядя в её сторону, а поздно вечером написал: "Ага, спать люблю долго". Назавтра от Кирки пришло сообщение: "Если тебе не дают дома денег, то это не проблема". И на уроках потом он чувствовал на себе её взгляд. Кирка ждала от него чего-то, и он не понимал, чего.
Настал день, когда он только вышел на улицу после уроков, и Кирка вдруг очутилась рядом и пошла по улице вместе с ним. Она трещала про то, что Катушкин сегодня свалил в коридоре пальму - носится, как ураган, он и колонну бы снёс, наверное. И малявка Котова утащила для него из чужого класса совок и веник, а чужая учительница, не поняв ничего, погналась за ней, и всем было смешно. И она, Кирка, вечером про всё напишет на форуме, если её только не опередят.
- Алая Роза, как ни откроешь форум, всегда он-лайн, не заметил? - спрашивала она Мишку.
И он в растерянности кивал, а она быстро искала, о чём заговоить ещё, точно боялась остановиться, чтобы он не спросил: "А тебе, вообще-то, куда?" И так они дошли до его троллейбусной остановки, и он прыгнул в троллейбус, и уже потом спохватился и буркнул:
- Пока.
А назавтра он уже думал, подойдёт она после уроков или не подойдёт, а она в классе на него не обращала внимания, но на улице - да, подошла! И опять она говорила без передышки, и он думал: "Она тоже умная, как Майракпак. Они обе умные, но она другая".
Он совсем не узнавал Кирку. Она не только на Майрахпак, она и на себя непохожа была. Всегда уверенная, всегда знающая, что делать, она теперь действовала ощупью, точно боясь, что он может сделать в ответ что-то не то, что он вдруг обидит её. И всё же она шла на его остановку за ним, на привязи.
И уже когда подъехал его троллейбус, она вдруг, на глядя на него, выпалила:
- Маме надо одну программу с диска установить. Может, пойдём, посмотришь?
И он перешёл дорогу и сел с ней в её маршрутку, и они выехали за город, где всюду лежал снег и среди снега в рядок стояли трёхэтажные кирпичные дома, и заборы вокруг тоже были кирпичными. В калитке была железная дверь с глазком, и Кирка отомкнула её своим ключом. Мишке всё было удивительно. Они шли через двор к дому. Какие-то зелёные деревья, но не ёлки, стояли, присыпанные снегом. По левую руку Мишка увидел небольшую ледяную горку и ледяного медведя, сидящего, вытянув лапы.
- Это папка мне заказывает у Ерзутова, - кивнула Кирка на медведя. - Каждый год Ерзутов рубит мне, как маленькой, нового… Только морозы начнутся. Видишь, в этом году - это гризли.
В медведе прыгало солнце - где-то внутри, точно горели фонарики. Мишка это отметил мельком. И внутри дома тоже оказалось очень светло, и по стенам- не поймёшь, где зеркала, где светильники - всё квадратами, и по ним вились растения…
Мишка в первый раз беспокоился, что вдруг у него что-то не получится с установкой программы. Только он нагнулся ботинки снять - как Киркина мама сбежала по винтовой лестнице в прихожую и кивнула им так, будто раз Мишка к ним пришёл, то теперь всё в будет порядке.
Киркина мама была очень высокая и худая, в чём-то цветном, жёлто-пятнистом и с длинными распущенными волосами. Они падали на леопардовую кофту белым плащом. Только ни на кого не похожая женщина и могла жить здесь, подумал Мишка. А программы оказались так себе, ничего особенного. Что-то про моды и про причёски. И что их не установить было, там же всюду подсказки. Мишку всегда удивляло, что люди боятся сделать что-нибудь сами - и в этом все были похожи. И тётя Маша, соседка-медсестра, звала Мишку к своему компьютеру из-за всякой ерунды, и вот Кирина мама - тоже.
Он запомнил, как они с Киркой стояли в её комнате возле окна. Парк во дворе был совершенно сказочный, вполне хватило бы Киркиного парка, чтобы запомнить этот день, носить его в себе и доставать из памяти, когда захочешь, и разглядывать со всех сторон, припоминая его весь, до минуты. А Киркину комнату он не смог толком разглядеть - вроде бы, они сразу оказались у окна. "Мы же в одном классе с Киркой, а у неё - так… Чего только не бывает", - машинально отметил он, а его уже несло дальше, и он не знал, что ещё будет.
Кирка тоже не знала. Она думала, что вдруг Мишка обнимет и поцелует её, и ей заранее было страшно. Но он только стоял и глядел, и Кирка не понимала, что делать. Потом вдруг ей вспомнилось, как в каком-то кино девушка водила пальцами по лицу мужчины, точно рисовала его. Кирка подняла руку и дотронулась до Мишкиного лба. Он закрыл глаза, а она водила ладонями вдоль его щёк, пальцами проводила по носу и по губам, по бровям и векам - точно старалась запомнить его черты, впитывала их в память и глазами, и пальцами. "Не надо притворяться, - думала Кирка. - Сейчас не надо притворяться…" Она понимала теперь, что долго, долго притворялась, что ей не хочется обнять Мишку Прокопьева и прижаться щекой к его щеке. А теперь не надо было притворяться!
Мишка возвращался из загорода в сумерках, сам не помня себя, не видя никого вокруг. На заледенелой, накатанной дорожке стучали клюшки, Мишка машинально ступил на лёд и чуть не поскользнулся - и тогда Борька Сомов окликнул его. А Толик Петров сказал:
- Ты что, у него теперь другие друзья, - таким тоном, точно давно ждал, что Мишка, пообтесавшись среди мажоров, перестанет замечать старых друзей, и теперь даже доволен был, что не ошибся в своём предчувствии. А Мишка, только когда поднимался в подъезде по лестнице, понял, что это были друзья и они говорили о нём.
Он c трудом узнавал свой подъезд, странно глядел на маму, Таню, Владика, Сашку, думал, что вот, надо же - это его дом и его семья.
У пользователя с ником Юджин тоже многое поменялось, и он думал про то, что всем это должно быть заметно. Что он стал совсем другим. И всё-то дело в имени было. От имени веяло жарким югом, где он ни разу ещё не был. Угадывался в новом имени и джин - тот волшебник, который вылетает из бутылки и исполняет заветные желания.
Он не знал, что пожелал бы в первую очередь. Наверно, чтоб у него была мама такая, как Мария Андреевна, химичка. Отца у него никогда не было, и он ничего не сочинял себе про отца, а про Марию Андреевну думал - представлял, как она в кухне хлопочет, в этом же пиджачке в талию, тоненькая, подвижная, радостная, и эта радость и участие заполняют кухню, как пар из кастрюльки.
Сколько раз он подходил к Марье Андреевне на переменках, даже когда всё понятно было. Придумывал, что спросить, чтобы она говорить с ним стала, чтобы стоять рядом и чувствовать, как от неё участие это к нему идёт. Он ведь взрослый парень, а засыпая, выдумывал, что вот мама приходит погладить его по голове. Бесшумно отодвигает ногой баул на полу, чтобы дойти до его дивана… Впрочем, какой баул, никто же в его семье не носит баулы на рынок… Перед сном он закрывал глаза и смотрел кино про свою другую семью.
Он бы никому бы не рассказал про свои фантазии, а чтоб никто без слов не догадался, он отзывался о Марии Андреевне нарочно грубо - ведь всё понятно, если не любишь химию, то, значит, терпеть не можешь химичку.
А после он понял, что и впрямь терпеть не может её - она же со всеми так говорила, как мама, излучая участие. Вызовет крошку Котова к доске и ну объяснять про оксиды, точно детсадовцу. Такое чувство, что вот-вот Котова по головке погладит. А у него во рту обида появлялась - он вкус чувствовал. И он уже гнал от себя фантазии про маму Марину Андреевну. У него к тому времени новая фантазия появилась - про Юджина.
Он играл по сети с парнем по имени Юджин, из Калифорнии. Мама в тот раз припозднилась, и когда он совсем позабыл об осторожности, она вдруг появилась рядом. Он не слыхал, как она вошла. И она просто выдернула шнур из розетки и сверху обрушилась на него, сидящего - крик шёл сразу со всех сторон.
Он плакал:
- Нельзя так выключать… Я говорил тебе, он сломается…
Она обещала:
- Да я вообще грохну его! В окно выкину, чтобы не было его здесь, совсем! Я-то кишки морожу, знай, чтоб тебя учить, а ты в игрульки играешь…
От неё спиртным пахло. Он знал, что на рынке это называлось "чай пить", или "греться". Тогда и впрямь холода стояли.
Назавтра днём он только на секундочку заглянул на вчерашний сайт, а там Юджин. Увидел, что он появился - пишет по-английски: "Куда ты вчера исчез?"
А он ни за что бы не рассказал, как на него вчера мама накинулась. И получалось, что теперь надо было бояться не только чтоб одноклассники про неё не узнали, но и чтоб не узнали ребята в сети.
"У нас вчера электричество отключилось", - еле-еле придумал он, что написать Юджину, и кое-как перевёл на английский. А потом спросил: "Твоя мама учительница?". Он предсталял, как Юджин, веснушчатый, маленький, похожий почему-то на Костю Котова, сидит сейчас в комнате за компьютером, и кругом никаких баулов с женским тряпьём, а за спиной у него хлопочет мама, похожая на Марию Андреевну, и говорит весело: "Сынок, ты ещё поиграй, пока я в комнате приберусь".
"Почему - учительница? Она повар…" - ответил Юджин.
И он тоже стал представлять, что у него мама повар, что руки её летают над кастрюлькой и над разделочной доской, и ножик стучит, которым она режет… ну, что-то для супа, и всё это под её тонкий, тихий, счастливый смех, и доброта волнами докатывается из кухни прямо сквозь стену - в ту комнату, где он, Юджин, играет по сети с одним мальчиком из России, и можно хоть до ночи играть.
И тут как раз Мишка, новенький, объявил, чтобы все приходили на форум. Кирка, правда, грозила бойкотом, если кто-то и впрямь придёт, но ему ли было бойкота бояться? Над ним просто смеяться перестанут, не будут его замечать. А то ведь ответишь на уроке удачно - по обществознанию и по литературе у него и "пятёрки" были, и хвалили его - так обязательно кто-то хихикнет:
- Смотрите, у нас Хич умный!
И ты волей-неволей привычно лицо морщишь, изображаешь такую резиновую маску - вот вам!
А на форуме можно было разговаривать, как будто ты - это вовсе не ты, как будто тебя никто и не знает. Один раз только он перепугался, когда спросили у него: "Может быть, ты - это Хич?" А потом понял, что так все у всех спрашивают, и ни у кого нет причин думать, что это именно он - школьный клоун Хич. А после Иванов с Катушкиным решили его в Чиха переиначить, и он сразу сказал себе: "Это не я буду. Я ведь Юджин".
"Чих", впрочем, и не прижилось, Лёша Михайлов в своём классе Хичем остался. На форуме о нём больше не вспоминали.
Мишка вечером проглядел форум - всё ли в порядке - и по-быстрому разместил на главной странице разные учительские новости, которые прислала ему Алла Глебовна. Теперь можно было спокойно браться за математику. Из другого лицея опять прислали задачки. Он потянулся на стуле, время было к двенадцати, а он в последнее время совсем мало спал. Математикой, впрочем, он мог заниматься и в спящем состоянии - так казалось ему, и было совсем неважно, что он путал сейчас сон и явь.
Он вызвал из памяти ощущение Киркиных пальцев в своей руке, как прежде вызывал мамин шепот: "Я буду служить тебе вечно, вечно…" Тут же само собой возникла и Майракпак, Мойра, как он представлял её, - высокая старшеклассница, выше него, с тёмными косами и в очках. Он не собирался думать о ней, а подумал. Она первая поддержала его, когда он только создал форум.
Может быть, он ей нравится? Не обидится ли Мойра, что он - вот так с Киркой? Тут же он успокоил себя: нет, Мойра давно не появлялась на форуме. Наверно, ей стало не интересно. А может, она учится день и ночь, чтобы хорошо сдать экзамены?
Им тоже учителя твердят на каждом уроке, что они недостаточно занимаются. Классная на математике передала Мишке грамоту - плотный листок в золотистых ломаных линиях.
- К нам в лицей пришла заказная бандероль на имя директора, - объявила она и замолчала, чтобы все почувствовали важность момента.
Оказывается, Мишкину работу, решение задачек, о которых он уже позабыл, отправляли на какую-то выставку, или нет, на олимпиаду в Москву, и Мишку теперь за неё наградили.
- Это не тебе грамота, - сказала классная, - это тому Прокопьеву, который только пришёл к нам в лицей. Когда ты поступил, ты хотя бы по минимуму занимался…
Хотя она и тогда говорила, что Мишка не занимается.
Катушкин застучал ладонями об стол и закричал:
- Гип-гип!
Сзади захлопали. Классная постучала карандашом по столу и снова замерла, ожидая, когда будет тихо.
- В олимпиаде участвовал ещё один наш ученик, - сообщила она.
Участвовал - ну и участвовал. Каждый человек может принять участие в олимпиаде. Но классная опять сделала паузу. И они все слушали, как она молчит, и ждали: сейчас им скажут что-то эдакое.
- Это был Лёша Михайлов, - выговорила, наконец, классная, и кто-то свистнул.
- Ну-ну, лицеисты, - она сделала замечание совсем не сердито, а в классе уже гудели, осваивали новость. Что Мишка победил - это было само собой. Пусть там в Москве знают наших ребят. Но то, что задания отправлял ещё и Хича - вот это была и вправду было неожиданностью.
- Михайлов не занял призового места, - сказала Галина Николаевна. - Мало того, он не прошёл дальше отборочного этапа.
И она взяла со стола ещё один листок:
- Ну, что ж. Главное, как говорят, не победа, а участие. Михайлов получает сертификат участника.
Пришлось выйти получать перед всеми сертификат. Классуха, пока он шёл, спрашивала:
- Кто угадает, сколько задач решил Михайлов? Одну? Кто - меньше?
И когда он уже протянул руку, она не отдала сертификат сразу, помедлила, сказала с укоризной:
- Надо ведь было посоветоваться со мной, стоило тебе участвовать в олимпиаде или нет. На что ты надеялся? Только учителей своих опозорил. Люди подумают, что мы здесь вас учить не можем…
А он, что, думал, что результаты на школу пришлют? Если бы их прислали домой, в школе бы никто ни о чём не узнал. Когда приезжал представитель того, другого лицея - интерната, Лёхич смотрел слайды со всеми вместе, и его больше всего впечатлило, что эти дети живут одни. Уедешь из дому - и тебя поселят в красивой комнате, где у каждого свой шкафчик, и всё равно остаётся ещё много места. И твои два соседа с вечными фотографическими улыбками никогда не догадаются, что дома у тебя стоят баулы с лифчиками и мать пинает их ногами, а если сам случайно заденешь, сразу крик: "Ты с этого живёшь, это тебя кормит!"
Уходя, Лёхич взял листок с заданиями, многие брали, но, видать, только Прокопьев сумел всё решить. Лёхич не спрашивал у одноклассников, справились они с задачами или нет, будут отправлять или не будут. Он жил в своих фантазиях, и там ему было вполне по силам победить в олимпиаде. Там и не такое возможным было. Там его мамой была Мария Андреевна, пока в реальности он не возненавидел её за то, что на самом деле она не была его мамой. А теперь он любил Майракпак, Мойру, и иногда она в его мечтах была его девушкой, а иногда он представлял её почему-то взрослой, как Мария Андреевна. И как будто с ней о чём хочешь можно поговорить.
Он шёл по улице мимо своей остановки, мимо домов и мимо других остановок, просто так шёл. Классуха сказала: почему ты не спросил разрешения, прежде чем что-то куда-то отправлять? Мол, ты думал - отучился денёк, и всё, до завтра? Нас больше нет, мы в школе остались? А мы круглые сутки с тобой, мы здесь…