- Максимка, иди сюда! К тебе папа приехал!
Максимка не очень удивился. Он всегда знал, что когда-нибудь да приедет папа. И всё же он покраснел от волнения.
Тётя Катя взяла Максимку за руку и повела за собой. А сзади шли Алёша, Юра, Сеня, Боря…
Максимка сразу узнал высокого дядю - того самого, который привёз ему корабль, но почему-то не захотел его тогда взять с собой. Зато теперь он сам подошёл к малышу, поднял его на руки и сказал:
- Ну, Максимка, собирайся! Едем домой, мама ждёт.
И снова Максимка увидел перед собой светлое, ласковое лицо и доверчиво прижался к груди отца.
Одним глазком он лукаво-лукаво поглядывал на товарищей. Не в силах удержаться, он произнёс вслух:
- Ага!..
1946 г.
ЗАПИСКА
Года через два после окончания войны мне довелось побывать в колхозе Заречье, Н-ского района. Три деревни, из которых состоял этот колхоз, были окружены лесами - то непроходимым ельником, то светлым сосняком. А отвоёванная у леса земля - или болото, или песок. И одно плохо, и другое не лучше. Испокон веков бедно жили люди в этом краю. От будущего они тоже ничего хорошего не ждали: какова земля, такова и жизнь. Ведь землю не переделаешь!
Но вот пришло время, деревни объединились в колхоз - и тут стало ясно, что совсем не обязательно жить так, как прикажет земля. Можно устроить жизнь по воле человека, колхозными силами землю переделать. Она сама подсказывала, как лучше за неё приняться. Через болотистую низину надо прорыть канал, по которому излишки воды будут стекать в реку. Для этого предстояло перекопать высокий песчаный берег, где стояли две деревни (третья находилась по ту сторону болота). Часть выкопанной земли можно оставить по соседству, на песках.
Никогда ещё со времени возникновения этих селений люди не работали с такой охотой, как на канале. Но кончить работу не успели - началась война…
Колхоз Заречье был одним из тех немногих белорусских колхозов, которые немцы не успели сжечь. Отдалённость этого глухого уголка от важных дорог, деятельность партизан и, наконец, приход Советской Армии - всё это помешало фашистам выполнить свою "задачу".
Председатель Антон Степанович Потапчик с увлечением показывал мне, чего добился колхоз за последние два года. Канал был закончен и новым притоком впадал в реку. На болоте, хотя ещё и не полностью освоенном, местами зеленел густой овёс, лопушилась капуста. На бывших песчаных полях рожь совсем не походила на прежнюю. В устье канала, между двумя деревнями, стояла новая школа.
- Здесь будет центр колхоза, - разъяснял Антон Степанович. - Сначала на канале построим маленькую электростанцию, а потом правление, клуб. Но пока мы главным образом заняты хозяйственными постройками.
Эти хозяйственные постройки - амбары, хлевы - были расположены вниз по реке. Оттуда доносился мелодичный звон железа под кузнечным молотом. На зелёном поле группами работали колхозницы. Двое мужчин отводили от канала небольшой боковой ров. Спокойно, размеренно шла мирная работа. Со стороны могло показаться, что она и следа особенного не оставляет. Но куда ни глянешь - всюду плоды человеческого труда, везде природа усовершенствована рукой человека.
Гостеприимный председатель пригласил меня к себе, в старую крестьянскую хату, такую же, как и все остальные в деревне.
- Доживают свой век наши дедовские хаты, - сказал он. - Приезжайте лет через пять-восемь - увидите, что здесь будет.
"Дедовская хата", как ей и положено, была низенькой, тёмной, вросшей в землю. Встретила нас черноволосая хозяйка в белой косынке на голове.
- Принимай, Аксинья, гостей! - весело произнёс хозяин, бросив шапку на скамью.
- Пожалуйста, милости просим, - пригласила хозяйка, привычным движением вытирая стол и лавку.
- Вы давно председателем? - спросил я хозяина.
- Третий год. Раньше был бригадиром. Трудное деле быть председателем, но зато можно сделать много хорошего. Надо быть справедливым, и тогда всякий тебя поддержит.
В избу вошла смуглая девушка лет двадцати.
- Моя дочь, - отрекомендовал хозяин. - Учится в сельскохозяйственном техникуме. Через год у нас будет свой специалист. Вы не смотрите, что здесь такая глушь. По подсчётам выходит, что наш колхоз лет через пять может стать миллионером. На зерне у нас, конечно, далеко не уедешь - вот и берём направление на животноводство и технические культуры.
Сквозь небольшие окна хаты проникало мало света. В углу, над столом, еле обозначались портреты Ленина и Сталина, а рядом с ними в рамке с веночком виднелась ещё одна фотография.
Я заинтересовался и подошёл поближе. Это была фотография мальчика с пионерским галстуком на шее. Худощавое, продолговатое лицо, сжатые губы, строгие, вдумчивые глаза, на лоб свесилась непокорная прядь волос. Я заметил засунутую за рамку пожелтевшую, смятую записку.
- Если хотите, можете прочитать, - услышал я голос хозяина.
Я взял в руки записку, развернул её. Это был клочок бумаги, вырванный, очевидно, из записной книжки, которую школьники часто мастерят из тетрадей. На бумажке были написаны карандашом, какие-то уже полустёртые слова. Я наклонился к окну, чтобы прочитать их. В хате стало очень тихо, как будто хозяева вдруг покинули её. Я прочитал записку и тоже замер.
А потом я долго беседовал с родителями мальчика, и передо мной вставали такие яркие картины, словно я сам видел их.
* * *
Пять лет назад за этим самым столом сидел партизан. Он часто поглядывал в окно, где у ворот стояла на страже его пятнадцатилетняя дочка Катя. Автомат Он положил возле себя на лавку. Жена готовила партизану узелок на дорогу.
Тринадцатилетний мальчик, серьёзный, нахмурившийся, не поднимая глаз, что-то вертел в руках и глухим голосом говорил:
- Почему нельзя? Я тоже могу быть полезным: и за конём присмотреть, и на страже постоять, и в разведку пойти, а если понадобится, то и стрелять научусь.
- Пойми ты, - доказывал партизан, - мы не имеем права брать с собой детей! Какой же это будет тогда боевой отряд?
Мальчик посмотрел отцу прямо в глаза и обиженно сказал:
- Дети! Неужели я уж такой ребёнок? Зачем нас тогда учили: "Пионер! К борьбе за дело Ленина - Сталина будь готов!" А когда дошло до дела, все говорят - дети!
Такого поворота отец совсем не ожидал. Помолчав немного, он начал разъяснять:
- Говоришь ты правильно, а понимаешь не так. Никто вам не говорил, что пионеры в тринадцать лет должны идти на войну. Они должны бороться там, где могут: хорошо учиться, помогать взрослым.
- Я и хочу помогать взрослым, - вставил мальчик.
- Вот и поговори с ним! - улыбнулся отец. - Да пойми ты, разве мы можем брать на фронт каждого, кто только захочет? Тогда пришлось бы зачислить в армию всех пионеров. Представляешь, что было бы?
- Если не справлюсь, - упрямо сказал мальчик, - ты сможешь отправить меня обратно.
Партизан посмотрел на жену так, словно искал у неё поддержки. Она помогла ему по-своему.
- Алёшенька! - сказала мать. - Тебя же убить могут!
Мальчик хмуро посмотрел на неё:
- Убить? Папу тоже могут убить, и дядю Андрея, и Василия Прокопчика, и красноармейцев, что воюют на фронте, могут убить.
- Куда тебе равняться со взрослыми! - покачала головой мать.
- Я и не собираюсь равняться, - ответил сын. - Я хочу помочь, чем могу. Антось Макареня из Подлесья только на год старше меня, а его вон как хвалят!
- Так и ты хочешь, чтобы тебя хвалили? - подхватила мать.
Мальчик недовольно поморщился:
- Меня не это интересует. Я говорю только, что у партизан есть такие, как я. Так почему же мне нельзя?
Отец несколько минут задумчиво смотрел на сына, потом сказал:
- Поди немного погуляй, а мы тут с матерью потолкуем…
Когда мальчик вышел, отец вскочил с лавки и зашагал по комнате.
- Знаешь, мать, - сказал он взволнованно, - мальчик мне сегодня всю душу перевернул!
- А мне он её каждый день переворачивает, - вздохнула мать. - Временами я боюсь, как бы он самовольно не ушёл. Беда, да и только!
Опасения матери оправдались. В ту же ночь, когда партизан Антон Потапчик возвращался в отряд, вслед за ним выскользнул из хаты его тринадцатилетний сын Алёша. Мальчик бесшумно, как тень, сопровождал отца до самого лагеря, да там и остался.
* * *
В отряде Алёша всё делал с охотой: и картошку чистил, и хворост для костра собирал, и за лошадьми смотрел, и по воду бегал, и оружие чистил. Он и под дождём мок и спал на голой земле.
Тяготы партизанской жизни мальчик сносил терпеливо не только в первые дни, но и всё время. Он испытывал гордость и удовлетворение от того, что принимает участие в важном деле.
В жизни отряда Алёше больше всего нравилось чувство товарищества, которое связывало партизан, их ответственность друг перед другом. Всё, что кто-нибудь из них делал, он делал для всех. Лёжа холодной дождливой ночью в землянке, Алёша представлял себе, как где-то в это самое время стоят на страже партизаны, оберегая жизнь своих товарищей. Когда группа партизан уходила на задание, Алёша думал, что вот они, оставшиеся здесь, могут сидеть спокойно только благодаря тем, которые борются за них за всех.
А какое возбуждение охватывало мальчика, когда все партизаны по сигналу тревоги бросались выручать своих товарищей! Он жалел только, что сам не может принять участия в этом.
Надежды Алёша, однако, не терял. Ведь вот у Антося Макарени, из другого отряда, есть свой собственный автомат, и он принимает участие в настоящих боях. А пока нужно делать всё, что требуется, и пользоваться каждой возможностью, чтобы научиться хорошо владеть оружием.
Во взводе, которым командовал Антон Степанович, был парень лет двадцати, Юрка Тищук. Весёлый, открытый, храбрый, он нравился всем, кто его знал.
Алёша быстро подружился с ним. Юрка учил Алёшу владеть автоматом, пулемётом, гранатой, закладывать мину, знакомил его со всеми тонкостями партизанского дела. С ним Алёша первый раз пошёл в дозор, как настоящий партизан: с автоматом и гранатой. Хотя никаких приключений у них не было, Юрка, вернувшись в лагерь, сказал:
- Я теперь всегда хочу ходить с Алёшей. С ним не пропадёшь - он всё увидит, всё приметит.
А после того, как им пришлось побывать в дозоре ночью, Юрка сказал:
- С Алёшей можно спать спокойно - он и ёжика в темноте не пропустит.
Вскоре Алёша получил важное задание. Отец с картой в руках объяснял ему:
- Тебе придётся пойти в деревню Дубки. Вот она… Здесь мы с тобой были однажды у дяди Андрея. Помнишь?
- Немного помню.
- Если по дороге тебя спросят, куда идёшь, скажи, что ты племянник Андрея Прохорчика и что мать послала тебя к нему попросить соли. На всякий случай запомни, что жену дяди Андрея зовут Екатериной, у них есть пятнадцатилетняя дочка Вера и шестилетний сын Юзик. В деревне дядю обычно зовут Андрей Януков. Если ты всё это хорошо запомнишь, то бояться тебе нечего.
- А я и не боюсь, - с обидой ответил Алёша.
- Хорошо, знаю, - ласково сказал отец, положив ему руку на плечо. - Из лесу мы тебя проводим, а там придётся пройти ещё километров восемнадцать. Спешить не надо. Иди медленно, отдыхай сколько хочешь. Главное, не привлекай к себе внимания. Никто не должен видеть, что ты идёшь из леса. Понимаешь?
- Понимаю.
- Дядя тебе расскажет, что нужно, и ты вернёшься обратно. Записывать ничего нельзя, всё выучишь на память. Вот тебе план дороги - его тоже запомни, а потом уничтожь. Сегодня выспись хорошенько, а утром - в путь.
До лесной опушки Алёшу проводили на подводе его отец и ещё три вооружённых партизана. Распрощались, а потом долго смотрели, как шагает по дороге пастушок с бичом и торбой за плечами…
Стоял жаркий июльский день. Сколько раз Алёша в такие дни беззаботно бегал по лесным и полевым тропинкам, по лугам и перелескам! Но нельзя сказать, что он теперь чувствовал себя менее счастливым, чем тогда…
По дороге Алёша почти никого не встретил. Только километров через восемь он увидел деревню. Миновав несколько хат, он вдруг увидел полицая, который шёл прямо на него. Алёша почувствовал, как внутри у него похолодело, будто сердце перестало биться и кровь остановилась. Но зато голова заработала ясно и быстро, словно самостоятельный механизм. Алёша неожиданно гикнул, засвистел и, подпрыгивая и прищёлкивая бичом, пустился навстречу полицаю. Тот не обратил на него никакого внимания: мало ли деревенских мальчишек носится по улице!
Выбравшись из деревни, Алёша почувствовал сильную усталость. Он свернул с дороги, с наслаждением опустился на траву, вынул из торбы хлеб и сало. Первая встреча с врагом его успокоила, он почувствовал себя увереннее. Он понял, что главное - не растеряться.
Алёша знал, что где-то недалеко должна быть речка, а от неё до Дубков - не больше семи-восьми километров. До вечера можно дойти, времени ещё много. Только уж очень ноги болят.
Алёша отдохнул часа два, даже поспал.
- Эй, вставай! Торбу стащат! - произнёс рядом чей-то голос.
Алёша вскочил, смотрит - перед ним стоит мальчик лет двенадцати.
- Что ты здесь делаешь? - спросил мальчик.
- Я так, отдыхаю, - ответил Алёша.
- А куда идёшь?
- В Дубки.
- А пропуск у тебя есть?
- Какой пропуск? - всполошился Алёша.
- Там, на мосту, сегодня пропуск требуют.
- И у детей спрашивают? - поинтересовался Алёша.
- Не знаю, - равнодушно ответил мальчик и пошёл своей дорогой.
Речушка оказалась маленькой. Перейти её вброд не составляло труда, но на мосту стояли три полицая. Алёша ходил вдоль реки, наблюдая за ними. Первой мыслью его было - отойти подальше и там переправиться на другую сторону. Но полицаи, наверно, следят за всем берегом. Если поймают, то сразу поймут, кто он такой. Алёша поступил иначе.
Он подошёл к реке в том месте, где берега заросли кустами, шагов за сто от моста. Стал так, чтобы полицаи могли его видеть, рупором приложил ладони ко рту и закричал во всё горло:
- Юрка-а! Где моя коро-о-ва?
Патрульные равнодушно посмотрели на него. Алёша снова крикнул:
- Юрка-а!.. Гони сюда-а!..
А потом взял да и пошёл через реку. Полицаям не было до него никакого дела - они следили за партизанскими разведчиками, а не за пастухами.
Дальше Алёша шёл без помех.
Через некоторое время он заметил далеко на горизонте облако пыли, которое надвигалось слева. Алёша понял, что идут машины. Но разглядеть их ещё нельзя было. Взобравшись на ближайший холмик, мальчик увидел около десяти машин.
Машины остановились, и немцы стали возиться возле первой из них. Алёша свернул с дороги и кустами пробрался к машинам. Подошёл совсем близко и, разинув рот, словно придурковатый, стал смотреть, пока его не прогнали. Алёша пошёл назад в кусты, к своему "стаду", запомнив знаки различия на немецких мундирах и вид машин.
В Дубки Алёша попал под вечер. Хату дяди Андрея он помнил и подошёл к ней огородами.
…Вернулся он в лагерь на третий день с таким богатым и важным материалом, который и оценить было трудно.
* * *
Через день после возвращения Алёши в лагерь началась подготовка к переходу на новое место. Вернее, речь шла о перемещении раненых, женщин и имущества отряда. Бойцы оставались, чтобы как следует встретить врага. Не связанные лагерем, они могли успешнее маневрировать. Для бойцов выделили определённое количество продуктов и боеприпасов, а всё остальное решили перевезти дальше, в леса и болота, километров за сорок. Общее наступление немцев ожидалось со дня на день.
Из двухсот шестидесяти бойцов тридцать должны были сопровождать обоз, состоявший из восемнадцати подвод. В число охранявших обоз партизан входил и взвод, которым командовал Антон Степанович. Алёша очень сожалел, что ему не придётся участвовать в настоящем сражении.
Утром следующего дня уезжающие попрощались с товарищами, и обоз потянулся по узкой лесной дорожке. Впереди - разведка, на некотором расстоянии от неё - группа в пятнадцать человек, затем - подводы, а позади - ещё десять человек под командой Антона Степановича.
Тихо было в лесу, только птицы перекликались. Скрипели колёса, и раздавались тихие голоса людей. Дорожка извивалась змеёй, перекрещиваясь с другими дорожками. Чаща сменялась перелесками, сырой ельник- сухим сосняком. Встречались поляны, болотца…
В полдень сделали привал, а потом ехали уже дотемна. Переночевали в бору, на пригорке, и утром двинулись дальше.
Алёша слышал разговор о том, что скоро должна быть широкая, поросшая травой лощина, которая тянется больше чем на десять километров. А оттуда останется ехать ещё восемнадцать километров.
Вдруг впереди слева раздался выстрел, затем второй - и началась трескотня. Обоз остановился. В ожидании приказа Антон Степанович приготовился со своими бойцами встретить врага и с правой стороны. Но там было тихо. Пришёл приказ: Потапчику ударить немцам во фланг, а обозу ехать дальше.
- И я с вами! - воскликнул Алёша.
- Сзади тоже надо охранять! - строго прикрикнул на него отец. - Садись на воз и следи.
Отец побежал в лес. Алёша вскочил на воз, которым управляла тётя Антонина, отрядная кухарка, и приготовил свой автомат. Обоз тронулся.
Стрельба постепенно приближалась к задним подводам, вместе с тем всё больше отдаляясь от дороги, - значит, немцев гонят. Алёша внимательно следил за противоположной стороной, хотя нападения оттуда ждать не приходилось: если бы там были фашисты, они сразу напали бы с обеих сторон.
И вдруг он увидел двух немцев: прячась за кустами, они пробирались вперёд именно в этом направлении. Алёша пустил в них очередь из автомата, не успев даже подумать о том, как ему следует поступить. Потом только он испугался и спрятался за мешок.
Со стороны фашистов никакого ответа не последовало. Не убил же он их обоих сразу!
Подбежало несколько человек от передних возов.
- В чём дело? - спросил старший над ними, дядя Андрос.
- Там… два немца, - ответил Алёша, соскочив на землю. - Я в них выстрелил - и… ничего.