- Ну чего рассказывать? - отозвался Стасик. - Ну, иду я по улице, а навстречу идут ваша Маринка с Ноком. Я попросил, чтобы она дала нам с ним побегать, вот она и дала. Она не виновата… И ушла домой. Сказала, чтоб я сам привел. Мы стали бегать, а Нок застрял.
- Горюшко мое, где застрял? - не выдержала Наташа. - Говори толком.
Стаська безбоязненно подставил Генке локоть под тампон с йодом и объяснил:
- Под забором застрял, где еще… Мы в догонялки играли, он от меня побежал, полез под забор и засел. Там дырка только для мелких собак и для кошек, а он во какой! Застрял - ни туда ни сюда. Я через забор перелез, чтобы доску отодвинуть, а там два пьяных на лавочке сидят. Увидали Нока и давай бутылками в него кидать. А он же не может вылезти, только рычит… Ну, потише ты, щиплет ведь…
- Это что же за бандиты! - сказал Саша и торопливо встал. - Они там еще?
- Да нет… Они кидаться стали, а я как заору им: "Что делаете!" И упал на Нока, чтоб ему не попало. В меня-то, думаю, они кидать не будут. А один все равно кинул. Осколки - как от гранаты.
- Где они? - повторил Саша.
- Да какие-то дядьки подскочили, со скамейки их выгнали. А я доску отодвинул.
- Ну? - нетерпеливо спросил Сережа.
Стасик глянул на него виновато.
- Я же разозлился. А Нок тоже. Я говорю: "Взять!"
- Зря! - заметил Саша. - Еще неприятности получатся. Но с другой стороны…
- Может, не получатся, - неуверенно сказал Стасик. - Они же первые полезли… А он их даже тронуть не успел, они на тополь запрыгнули. Может, все еще там сидят… Ну, я сюда пошел, а то тетя Галя заругается, когда увидит, что Нока поцарапали… Чего смеетесь?
- Дурень, - сказал сквозь смех Сережа. - Хулиганов пьяных не испугался, а тетю Галю боится. Она тебя хоть раз в жизни ругала?
Стасик слегка огрызнулся на Генку:
- Хватит меня мазать. Лучше Ноку лапу забинтуй.
- За своего милого Нока он в пекло полезет, - сказала Наташа ревниво. - Вот послушайте. Отпросится дома, чтобы у нас ночевать, и первым делом бежит к телефону - Нока у Сергея выпрашивать. Тоже на ночевку. Представляете компанию? Вечером всегда такая картина: Стаськина раскладушка пустая, подстилка у Нока тоже пустая. Оба дрыхнут на ковре, рядышком. Возьму я тапку, разгоню их по местам, а через полчаса - опять вместе.
- А тебе что, жалко? - сказал Стасик.
Шепотом Саша спросил у Сережи:
- Это тот самый Стаська Грачев, который боится всего на свете?
- Вроде уже и не тот, - отозвался Сережа.
А Стасик покосился на Сережу и сказал:
- Шел бы домой. Марина говорила, что к вам какой-то дядюшка приехал.
Тетя Галя сказала виновато:
- Я Виталия пока на твою постель положила, он устал с дороги. Ты уж не обижайся, пусть он там переночует, а завтра я у соседей кресло-кровать попрошу.
- Я ужасно обижаюсь, - отозвался Сережа. - Я просто не в себе от обиды… Ну, честное слово, ты такие вещи говоришь. Что я, не могу на раскладушке поспать?
В доме ощущалась радостная суета, какая бывает, когда неожиданно приедет хороший человек. Папа, сам только накануне вернувшийся из командировки, надел галстук. Маринка нянчилась с новым плюшевым котом- дядюшкиным подарком. Тетя Галя стучала на кухне ножом - готовила к ужину праздничный салат. Нок обнюхивал у дверей необъятный желтый чемодан и одобрительно фыркал.
Виновник радости негромко посапывал на Сережином диване. Сережа на цыпочках вошел в комнату при свете, падавшем из двери, увидел торчавшую из-под клетчатого пледа лысину. Лысина была симпатичная - коричневая, как печеное яблоко.
Сережа осторожно расставлял дребезжащую раскладушку. Виталий Александрович не пошевелился. Он не встал и к ужину, добросовестно проспал до утра.
Когда Сережа проснулся, Виталий Александрович делал зарядку. Сережа из-под прикрытых век наблюдал за ним. Смотреть на дядюшку было приятно и весело. Он оказался невысоким, но крепким. Коричневый. Плечи и грудь поросли курчавым черным волосом. А лицо - круглое, добродушное и в то же время энергичное. Виталий Александрович напоминал заряженный до отказа аккумулятор.
Трусы на нем были роскошные - желтые, с узором из разноцветных иностранных марок. Словно дядюшку отправляли бандеролью вокруг света. На любом пляже все пижоны утопились бы от нестерпимой зависти при виде таких трусов.
Дядюшка сдержанно мурлыкал нехитрую песенку, ритмично приседал и посматривал по сторонам. Сережа не выдержал, открыл глаза и встретился с дядюшкой взглядом.
Не переставая приседать, Виталий Александрович улыбнулся и произнес:
- Приветствую вас, сэр. Ты не в обиде, что я оккупировал твое лежбище?
- Не в обиде, - отозвался Сережа. - Спите здесь всегда. Мне на раскладушке даже больше нравится.
- Крайне признателен, - сказал Виталий Александрович. - Мы этот вопрос потом рассмотрим фундаментально. Я намерен вам надоедать не меньше месяца. - И он перешел от приседаний к наклонам туловища.
- Виталий Александрович… - начал Сережа.
Дядюшка перебил:
- Меня можно называть просто дядя Витя. - Мы как-никак родственники, хотя и дальние… Кроме того, у нас, кажется, общие интересы. Мне Галина писала, что ты увлекаешься археологией. Так?
- Ну… кажется, так, - смущенно сказал Сережа. - Только я мало знаю…
- Все мы мало знаем, - самокритично заметил дядюшка. - Я тут кое-что привез тебе.
Он упруго выскочил за дверь и приволок чемодан, похожий на детеныша гиппопотама. У чемодана распахнулась пасть, и дядя Витя вынул толстую блестящую книгу.
- Вот, держи.
Книга весила килограмма три. Называлась она "Путешествие по древним городам Греции и Рима".
- Ух ты… Спасибо, дядя Витя! Вот это да!.. - сказал Сережа.
Тут же он перевернулся на живот и открыл книгу на середине.
- Нет, дружище! - запротестовал дядя Витя. - Людям науки не свойственны суета и беспорядочность. Все должно идти своим чередом. Сначала встань… Да, кстати, зарядку делаешь?
Сережа поднялся.
- Вообще-то делаю. Но сегодня не надо. Я с клинком занимаюсь, вас могу зацепить.
- Чепуха! Я сяду в угол.
Сережа расставил по комнате спичечные коробки. Взял со стены шпагу.
Когда хорошее настроение, все получается ловко. Он не промахнулся ни разу. От свистящих ударов коробки разлетались по комнате. Один ударился о стену над головой дяди Вити.
Дядя Витя присел.
- Извините. Я же говорил… - начал было Сережа.
Дядя Витя заулыбался.
- Рука мастера! Честное слово, впервые вижу.
- Да ну… - смутился Сережа. - Дядя Витя, а вы давно были в Херсонесе?
Дядя Витя не торопясь одевался.
- Недавно… О Херсонесе, дорогой коллега, мы поговорим особо и подробно. Время у нас будет.
Они и в самом деле говорили много и подробно. О Херсонесе и о других древних городах, которые время и войны почти сровняли с землей. Дядя Витя руководил группами московских студентов, которые ездили на раскопки каждое лето. В Херсонесе он работал пять лет подряд.
- Херсонес неиссякаем. Каждый год такие открытия, что на пять докторских диссертаций потянет, - говорил дядя Витя. - Не исследована еще колоссальная территория. На твой век, Сергей, хватит.
Потом дядя Витя рассказывал, как жили в древнем Херсонесе люди: гончары и виноделы, моряки и торговцы, воины и художники. И Сережа представлял себе не серые заросшие развалины, а белый город, мраморные колоннады на площадях, толчею пестрых кораблей в Карантинной гавани. Солдат в шлемах с гребнями, хмурых рабов и веселых смуглых мальчишек, пускающих с прибрежных камней игрушечные лодки. И все это - в окаймлении синих шипучих волн, под блеском безоблачного неба…
Однажды Сережа услышал обрывок разговора дяди Вити и тети Гали.
Тетя Галя говорила:
- …Он ведь и добрый ко мне и любит, наверное, а за мать все равно не считает. С отцом они редко видятся. Тот все ездит и ездит. Мальчишке кто-то ласковый нужен, ему всего двенадцать. Много ли? Вот он и пригрелся рядом с тобой…
Дядя Витя возразил:
- Дело не в ласке. У нас нашлись общие интересы.
- Интересы интересами, а…
Сережа не стал дальше слушать. Подслушивать все равно, что читать чужие письма.
Вечером, перед сном, они с дядей Витей лежали в Сережиной комнате. Дядя Витя на диване, Сережа на раскладушке.
Дядя Витя спросил:
- А все-таки почему тебя так тянет история? И не просто история, а раскопки? Потому что загадки, клады и приключения?
- Конечно. А что плохого? - отозвался Сережа.
- Ничего плохого. Но этого мало для научного интереса. Археология, друг мой, не только путешествия и открытия. Это еще и ежедневная работа. Иногда очень кропотливая, очень скучная. А чтобы скучной она не была, надо ее очень любить.
- Я… наверно, полюблю, - сказал Сережа. - Знаете, дядя Витя… Дело не в приключениях. Мне трудно объяснить. Вот мы живем на свете… Сегодня живем. Ну вчера, завтра. А когда я думаю, как люди раньше жили, когда я это будто вижу, мне кажется, что я тысячи лет живу. Ну вместе с теми, про кого узнал. Будто все это со мной случалось. Будто все на свете, что было, - это мое… Ну я не знаю, как сказать.
- Я тебя понял. Правда, в этом больше от поэзии, чем от науки. Но определенный смысл есть в твоих словах, - сказал дядя Витя.
А еще через день случилось то, о чем Сережа тайно и трепетно мечтал с самого начала. Так мечтал, что даже слегка забыл об "Эспаде".
Дядя Витя оценивающе посмотрел на Сережу и раздумчиво произнес:
- Я думаю, тебе полезно было бы этим летом поработать на раскопках. Ты не против путешествия в Севастополь?
"Эспада" напомнила о себе тревожным известием. Утром, когда Сережа сидел за уроками, прибежал Стасик Грачев.
- Тебе Нока? - спросил Сережа. - Забирай, он дрыхнет в той комнате.
Стасик был сердит и озабочен.
- Тебя, а не Нока… Наташка послала. Велела сказать: ваши ребята дерутся на шпагах.
- Кто? Где? - Сережа встал.
- Не знаю, кто. За Димкиным домом у забора.
- А где Наташа?
- Побежала к Генке.
…Сережа, Генка и Наташа примчались к Димкиному дому одновременно.
У забора, на полоске земли с молодой травкой, шел бой. Сражались Митя и Андрюшка Гарц. Отлично дрались! Красиво, энергично. Свист и звон разлетались от клинков.
Но они были без масок! И даже без курток. Андрюшка - в тонком тренировочном костюме, а Митька (вот балда!) - в шортах и безрукавке: наверное, поначалу не верил, что Андрюшка может зацепить его. Но недаром Андрюшка был в фильме д’Артаньяном. Тренировки не прошли зря. У Митьки на руках и на ногах краснели длинные царапины. Видно, бой был, как на шпагах, дуэльный.
- Стоп! Вы что, рехнулись?! - крикнул Сережа.
Они остановились. Опустили клинки. Повернулись к Сереже. Андрюшка рукавом вытер лоб. Митя резко побледнел, стал медленно краснеть, бросил рапиру и опустил голову. Потом нагнулся, растирая ладонью ссадину на ноге.
- Не смей! - сказала Наташа. - У тебя руки в земле.
- Ябеда, - тихонько сказал Андрюшка. Грустно и без злости.
Генка тихо проговорил:
- Вот обормоты…
Здесь была вся компания: Митька, Данилка, Андрюшка, Димка. Были еще Андрей Ткачук, Валерик и Вовка Воронины.
- Ребята, вы что?.. - сказал Сережа.
- А что? - спросил Андрей Ткачук. Потом махнул рукой - Не везет, как всегда. Хотел душу отвести, не успел.
- Душу! - сказал Генка. - Без масок, без защиты! Твоя душа так на небо может вознестись.
- Да брось! - откликнулся Андрюшка Гарц. Ему было неловко, и он поэтому старался держаться храбро: - Когда репетировали для фильма, тоже дрались без масок.
- Не надо, Гарц, - сказал Валерик Воронин. И все поняли, что именно "не надо". Для фильма бои разыгрывали, как по нотам, каждое движение отрабатывали заранее с мае-сой предосторожностей. Глупо сравнивать со спортивным боем.
- И Данила тут… Капитан! - сказал Сережа. - Я с тобой еще поговорю. И Димку притащил.
- Я сам пришел, - со вздохом сказал Димка.
- Олег нам разве для этого клинки оставил? Он же доверял всем… И тебе, Митька. Тоже оправдываться будешь?
Митя шепотом сказал:
- Не буду.
- А перед кем оправдываться? - вдруг спросил Вовка Воронин и поднял на Сережу честные серые глаза. - Отряда нет. Значит, закона тоже нет.
- Внимание! - вдруг сказал Сережа.
Это была не просьба. Это слово заменяло в "Эспаде" команду "смирно". Как оно вырвалось у Сережи, он сам не мог понять. То ли от обиды за отряд, то ли от отчаяния, что гибнут остатки "Эспады". И почти со слезами он крикнул:
- Группа, внимание!
Он понимал, что ребята могли не послушаться. Могли пожать плечами, подобрать рапиры и уйти. Могли просто сказать: "А ну тебя…"
Нет, не могли. В каждом еще жила "Эспада". Они выпрямились и опустили руки.
Генка встал напротив Сережи и шепотом сказал:
- Становись.
Не поднимая головы, рядом стал Митя. Где Митя, там и Данилка. И Димка. Вздохнул и встал рядом с Димкой Андрей Ткачук. Не по росту, но сейчас было не до этого. Андрюшка Гарц и Воронины встали в шеренгу привычно, как на линейке.
Кузнечик сказал Наташе:
- Стань в строй!
- Я же…
- Стань в строй!
Стасик Грачев обнял за шею Нока и молча следил за ребятами.
В строю стояли девять человек. И выжидающе смотрели на Сережу: "Что дальше?"
А он не знал, что дальше.
Он был такой же, как они. Даже младше Валерика Воронина. В нем жила боль и гордость за отряд: и он сделал бы для отряда все, что возможно. Все, что скажут. Но что сказать самому, он не знал.
- Нельзя так… - сказал он, и это прозвучало слабо, жалобно даже. - Ну нельзя так, ребята…
Они стояли неподвижно и слушали молча.
Тогда, по очереди глядя в их глаза (а это было почему-то трудно), он произнес:
- Нас осталось так мало… Но мы все равно есть. Нельзя же плевать на самих себя. Мы сами придумали наши законы, а теперь… Ну, подождите, достанем маски, будем еще драться. Может быть, все еще будет.
Он понял, что говорит не то. И повторил:
- Нас всего десять человек. Мы теперь все отвечаем за отряд одинаково. Мы все капитаны. Понимаете?
- Как это - все капитаны? - спросил Вовка Воронин.
- А вот так! Все! Потому что все отвечаем. Ну пусть с отрядом плохо, но мы же не умерли!
Андрюшка Ткачук вдруг усмехнулся и заговорил:
- Наконец-то повезло. В капитаны попал.
- Я серьезно, - сказал Сережа.
Ткачук не отвел глаз и перестал смеяться.
- Я тоже серьезно.
И Сереже стало спокойнее.
- Нам нельзя ни ссориться, ни расставаться, - сказал он. - У нас еще будут хорошие дни.
Митя Кольцов не опускал голову. Он встретился глазами с Сережей и прошептал:
- Флаг-капитаны…
- Что? - спросил его стоявший рядом Данилка.
- Есть такое звание на флоте, - тихо объяснил Митя. - Флаг-капитаны. Я читал… Не знаю, что оно значит. Но мы отвечаем за флаг, значит, флаг-капитаны… Я… ребята, честное слово… об этом не забуду. И вы… Ладно?
Вечером у Сережи разболелась голова. И вместе с болью пришла тоска по отряду.
По Олегу, по ребятам, по долгим вечерам в кают - компании. И по боям, которых не было больше месяца.
Он лежал и молчал.
- Что с тобой? - спросил дядя Витя.-
Почему хандришь?
И Сережа стал рас- ‘ сказывать. Он впервые говорил с дядей Витей об отряде. Он рассказывал долго и подробно.
Когда он замолчал, дядя Витя сказал:
- Когда я подумаю, как люди раньше жили,- сказал Сережа,- я это будто вижу…
- Слышал я и раньше о твоих делах. Галина кое-что рассказывала. Нахлебался ты горя со своей "Эспадой"… Суета сует…
- Что? - не понял Сережа.
- Я говорю, что много в жизни суеты, - объяснил дядя Витя.
На дружинном сборе принимали в пионеры третьеклассников. Большим четырехугольником выстроились в зале отряды. Белые рубашки, огненные галстуки, золото пуговиц и пряжек. Голубая форма октябрят. Вспышки солнца на венчиках горнов, на острой верхушке знамени…
- Дружина, смирно! Равнение на знамя…
Солнце захлестывает зал. Запуталось в
Димкиных пшеничных волосах - они выбились из-под красной "испанки".
Сережа краем глаза видит голубой огонек. Это у него на уголке воротника, в маленьком и прозрачном голубом крабе, искра солнца повисла, словно в капельке голубой воды.
…Перед сбором была у Сережи стычка с Викой Гармашевой. Из-за этого краба - Димкиного подарка.
- Каховский, это что за брошка! - голосом рассерженного завуча сказала Гармашева.
- Это значок, - сказал Сережа.
- Кажется, таких значков в пионерской форме нет.
- Отвяжись, - попросил Сережа.
- Не груби, пожалуйста. Я с тобой как председатель совета дружины разговариваю.
- Все равно отвяжись, - повторил Сережа. И чтобы она в самом деле отстала, добавил: - Это знак "Эспады".
- Здесь тебе не "Эспада", а нормальная школа…
- "Эспада" везде, где я… - в упор сказал Сережа. Специально, чтобы разозлить Гармашеву. И, конечно, разозлил.
- Подумаешь, какой Людовик четырнадцатый! "Государство - это я!" Вы там, в своей "Эспаде", все такие. Правильно вас разогнали!
Сережа хрустнул пальцами и сдержанно сказал:
- Была бы ты парнем, тебя бы сейчас на носилках отсюда унесли.
- А ты давай, кидайся, - предложила Вика. - Палку возьми. Как на Сенцова. Опять в герои попадешь. В "Эспаде" орден дадут.
- Вам наша "Эспада" поперек горла, - откликнулся Сережа. - Таким, как ты да Сенцов.
- Каким "таким"? - Вика побледнела и крикнула: -Ответишь… На совете.
- Иди, иди, - устало сказал Сережа. - В совете не все такие, как ты.
Девчонки они и есть девчонки. Вика забыла, что она председатель. Она готова была разреветься.
- Директорский любимчик! Только он за тебя и заступается, а то бы давно из школы выгнали!
Это что-то новое. Неожиданное. Сережа даже слов не нашел. А пока думал, заиграли горнисты и стало не до спора.
…Солнце, солнце! Горячее, веселое. За окнами деревья, как в зеленом тумане. Двадцать второе апреля. У портрета Ленина замер почетный караул.
На улице прошуршал троллейбус, шумят среди веток воробьи. А. в зале тихо-тихо. Тишина эта - как поднятые палочки барабанщика.
И вот:
- Я, Олег Щербинин…
- Я, Вадик Семенов…
- Я, Игорь Скляренко…
- Я, Сергей Лютиков…
- Я, Дмитрий Соломин…
И дальше - чуть вразнобой, громким, взволнованным хором:
- Вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина…
Димка говорит и смотрит на Сережу. Димка, Димка, светлая твоя голова. Маленький барабанщик, крепкий товарищ…