Тина уже третий день жила в лесу одна. Она боялась выйти на дорогу, боялась возвратиться в село, не решалась пойти в соседнюю деревню, где жила ее тетка. Тина знала, что немцы охотятся за ней, хотят затравить собаками, как мамку и маленького братишку Ивася.
Три дня тому назад над деревней шел воздушный бой. Тина с братом полола грядки с капустой. Вдруг прямо над ними низко–низко пролетел самолет. Тина увидела на его крыльях красные звезды. Ивась от страха заплакал. Наш! За самолетом тянулся черный дымный след.
"Сейчас упадет и взорвемся", - подумала со страхом Тина. Она видела, как однажды упал немецкий самолет и взорвался. Тогда от взрыва все задрожало, стекла из окон выскочили.
Девочка упала между грядами, прижимая четырехлетнего Ивася к земле.
Но самолет плавно сел на колхозное поле и остановился возле речки. Тина видела, как из горящего самолета выскочили два летчика. Озираясь по сторонам, они побежали к кустам. Один из летчиков хромал на левую ногу. "Раненый, наверно", - подумала девочка.
Она велела братишке отправляться домой, а сама побежала к летчикам.
- Дяденьки! Дяденьки!
Летчики остановились. Лица у них были усталые, потные. В руках пистолеты. На одном обгорел комбинезон. Второй, тот, что прихрамывал, кусал губу и морщился. Видно, ему больно было. Его товарищ спросил:
- Немцы есть в деревне?
- Нету, - Тина замотала головой. - Вчера были и ушли.
- Надо моего друга перевязать. Принеси, пожалуйста, что–нибудь.
- Идемте к нам в хату, - предложила Тина, - мамка поможет вам завязать рану.
Летчики согласились.
Дома была только бабушка Евдокия. Увидев летчиков, она всплеснула руками, слезла с печи, достала им чистую простыню. Тут прибежала мать. Она помогла обмыть рану на ноге, ловко ее перевязала. Потом подала кувшин молока.
- Пейте, родненькие.
Пока летчики пили молоко с хлебом, она открыла сундук и достала отцовские штаны и рубахи.
- Нате, переоденьтесь.
Валентина смотрела на летчиков и удивлялась. В простых штанах и ситцевых рубахах они выглядели совсем обыкновенными.
- Тинка, неси керосин, - велела мать, поспешно заталкивая военную одежду в печь.
- Сапоги пожалей, - сказала бабушка Евдокия, - еще новые.
Мать вынула из печки хромовые сапоги, посмотрела на них, раздумывая. Сапоги были добротные, хромовые.
- Спрячь в погребе.
Плеснув из железного бидона керосином, она поднесла спичку. Одежда вспыхнула.
- Ну, уходить пора, - сказал раненый и тяжело поднялся.
Мать сунула им на дорогу буханку хлеба и кусок сала, рассказала, как лучше пройти лесом.
- Напрямик через болото нельзя, трясина там. А по краю стежка идет. Она выведет.
Когда летчики ушли, бабушка вдруг рассердилась, стала укорять невестку:
- Отправила людей на верную гибель. Не найдут они дорогу. Тинку пошли. Пусть проводит.
Тина охотно согласилась, когда мать ей велела догнать летчиков и провести их через болото.
- Только до Старого хутора. Там они сами пойдут.
Летчиков она догнала на опушке леса. Те обрадовались ей:
- А, это ты, шустрая!
- Мамка послала меня, - как бы оправдываясь, сказала Тина и, переведя дух, добавила: - Сами через болото не перейдете, заблудитесь.
До Старого хутора надо идти километров десять и весь путь хлюпать по топи. В одних местах болото, словно лужа, мелкое, по щиколотку, в других - по колено. Если не знаешь дорогу, легко свернуть в сторону и попасть в трясину.
Тине не раз приходилось бродить здесь, особенно в пору, когда созревала морошка, клюква. Она шла впереди, уверенно обходя опасные места.
По дороге они познакомились. Раненого звали Геннадием Ивановичем Чуковым, он был старшим лейтенантом. Когда Валентина узнала, что он жил в Москве, у нее загорелись глаза. Тина никогда не была в столице, да и вообще не видела большого города. Папка обещал свозить в Гомель, но ушел на войну, и от него нет писем. Конечно, поговорить с человеком, притом с летчиком, который живет в самой Москве, было очень интересно. У Геннадия Ивановича там остались жена и маленькая дочка Тома. Ей всего два годика.
Второго летчика звали Юрий Васильевич Телеверов. Он тоже был старшим лейтенантом и еще штурманом, жил в городе Ростове, только не в том, что возле Азовского моря на реке Дон, а в другом Ростове, который находится в Ярославской области. У него там жила мама, она работала учительницей истории.
Конечно, Тина не замедлила рассказать и о себе, что она окончила пятый класс, что по истории у нее пятерка, это ее любимый предмет. А по арифметике тройка, что задачки она решает неплохо, но вот примеры ей просто не удаются.
Шли долго. Геннадий Иванович совсем выбился из сил. Он держался одной рукой за плечо товарища, а другой опирался на толстую палку.
- Когда же кончится это чертово болото? - спрашивал он.
Валентина уверяла, что скоро, что осталось совсем немножко идти.
Наконец они выбрались на сухое место, Геннадий Иванович опустился на землю.
- Дальше не могу… Сил нету…
Телеверов сел рядом с ним, вытер рукавом мокрое от пота лицо.
- Ручейка нет ли поблизости? Пересохло во рту.
Тина ответила, что близко нет нигде ни родника, ни ручья, а пить из болота нельзя. Она на уроке в микроскопе видела, сколько всякой гадости живет в одной капле болотной воды.
- Но пить–то все равно хочется. - Телеверов кивнул на товарища. - Особенно ему.
- А если вам ягод нарвать, - сказала девочка. - Они кислые, утоляют жажду.
Телеверов устало улыбнулся.
- Вот Тинка–молодчинка! Давай ягоды.
Валентине очень понравилось, что летчик ее так назвал. Раньше, когда кто–нибудь ее называл Тинкой, она, честно говоря, обижалась. Ей казалось, что имя получается некрасивое, резкое. А вот когда назвали "Тинка–молодчинка", стало даже приятно. Тина рвала морошку, краснобокую клюкву и складывала в подол платья.
- В зеленых больше витаминов, - сказал Телеверов, когда Тина высыпала перед ним ягоды. - Спасибо, Тинка-молодчинка!
Потом они попрощались.
- Мы еще увидимся, - сказал Телеверов, - когда разобьем фашистов, обязательно приеду к вам в деревню.
Чуков, пожимая ей руку, пригласил в Москву.
- Адрес мой легко запомнить. Улица называется Большая Полянка.
Тина подумала, что он шутит. Она засмеялась.
- Вот чудно как! Наша деревня тоже называется Большая Полянка.
- Ну теперь тебе и вовсе ничего не стоит запомнить адрес. Главное, номер дома не забудь.
Валентина повторила вслух адрес и обещала запомнить.
- Когда война кончится, - тихо произнес Чуков, - ты напиши, пожалуйста, по этому адресу, сообщи, как вела нас по болоту… Пусть узнают о нас…
- Ты что, Генка! - воскликнул Телеверов. - Мы еще повоюем! Ну–ка, вставай.
Валентина смотрела им вслед, пока они не скрылись в зарослях.
Обратная дорога показалась очень длинной. Девочка несколько раз падала, промокла насквозь, устала так, что еле передвигала ноги. Ей хотелось скорее добраться до дома, влезть на печь к бабушке и уснуть. И вдруг сквозь просветы между деревьями она увидела, что горит деревня. До ее слуха донеслись стрельба, отчаянные крики, собачий лай, мычание коров, гул моторов…
- Мамочка! Мамочка! - крикнула Тина и, не разбирая дороги, побежала к деревне.
На опушке она в ужасе остановилась и, обхватив ствол корявой березы, бессильно опустилась на траву.
До рассвета гремели выстрелы.
Утром, когда все стихло, она отважилась выйти из леса. Шатаясь, побрела к деревне. Но ни своего дома, ни соседних уже не было - фашисты сожгли их. Нигде ни души. Тина подошла к погребу. Открыла двери и в отчаянии позвала:
- Мама! Мама!
Подвал ответил гробовым молчанием.
Она сделала шаг и за погребом увидела чьи–то ноги. Бросилась туда и застыла на месте. На земле лежали бабушка Евдокия, мать и маленький брат.
Тина опустилась на колени и с ужасом отпрянула. Все были мертвы.
Валентина упала на землю и долго плакала, пока не обессилела.
Очнулась она уже днем. Встала и, шатаясь, пошла искать лопату.
Долго ходила по двору и все никак не могла вспомнить, что ей надо. Наконец вспомнила. И снова зарыдала.
Лопаты нигде не было. Тина заглянула через обуглившийся плетень к соседям. На огороде, возле грядки капусты, валялась лопата. Тина взяла ее и долго думала, где похоронить маму, бабушку, Ивася. Перенести их на другое место у нее не было сил, и она решила копать яму тут же. Ноги, спина и руки были словно ватные, болели, не слушались. В голове звенело, перед глазами плыли черные круги.
Тина набила мозоли на ладонях, но выкопать глубокую яму так и не смогла. Она поцеловала маму, братишку и бабушку, накрыла их остатками одежды и стала засыпать землей.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой генерал сдается в плен
Девчонка появилась так же неожиданно, как и исчезла.
Санька зашел ей в тыл, чтобы она не вздумала снова удрать.
Вовка насупился. Он тоже не сомневался, что она подслушивала их разговор. Когда он раскрывал боевой план продвижения на восток и мечтательно говорил о скорой встрече с партизанами, она, наверно, сидела в кустах и похихикивала.
"Дать ей надо как следует, - зло подумал Вовка, - будет знать, как подглядывать и подслушивать!"
Сузив глаза, он презрительно посмотрел на девочку. Как и в прошлый раз, встретился с ее печальными глазами и стушевался.
- Ну, бейте, - тихим, чуть насмешливым голосом произнесла Тина. - Вам троим легко будет справиться с одной.
Ребята переглянулись. Михась опустил руки, разжал кулаки.
- А ты не шпионь! - сказал он. - И никто тебя не тронет.
- У нас, может, военная тайна есть, а ты подслушиваешь, - неуверенно поддакнул Санька.
Тина посмотрела на Вовку, словно зная, что он тут старший, и неожиданно попросила:
- Мальчики, возьмите меня с собой… - Тут голос ее дрогнул. - Я тоже хочу к нашим…
Ребята ждали от девчонки все, что угодно, но только не этого. Санька от удивления присвистнул, Михась выразительно хмыкнул:
- Ха! На войну девчонок не берут!
- А пулеметчица Анка? Кино "Чапаев" видели? - Тина смотрела то на одного, то на другого.
- Так то в кино! - сказал Санька.
- Анка была на самом деле, нам учительница рассказывала, - тут же ответила Тина и добавила: - Я еще раны перевязывать умею, в санитарном кружке была. И пушка у меня есть, самая настоящая. Только вот не знаю, стрелять можно из нее или нет.
- Твоя пушка? - недоверчиво спросил Вовка.
- Моя. Я нашла ее. То есть наша, красноармейская пушка… И два ящика со снарядами. Я и за коровой присматривать буду, вы же не умеете доить ее. Я видела, как он, - Тина кивнула в сторону Михася, - дергал ее за вымя. Смехота одна! Как только корова терпит, не бодается. Возьмите меня с собой, не пожалеете.
Михась критически осмотрел ее.
- Ха! Насчет коровы ты, может, и верно говоришь. Но как мы тебя возьмем? У нас, если хочешь знать, боевой отряд.
Сказав это, он запнулся и виновато покосился на Вовку. Может, зря проболтался.
- Я все равно буду идти за вами, если даже не примете, - тихо сказала Тинка и шмыгнула носом. - Мне тут оставаться нельзя. Немцы спалили хату, а мамку, бабушку Евдокию и маленького Ивасика убили… Все равно от вас не отстану… Я тоже хочу к своим, на фронт…
Санька и Михась молча ждали, что скажет Вовка. Пусть решает, он командир. Они–то, может, и не против девчонки, но в то же время и не за нее. С девчонками всегда держи ухо востро.
- Тебя, кажется, зовут Тинка? - спросил Вовка, и в его голосе ребята уловили нотки доброжелательности.
- Ага. - Тина кивнула.
- Где твоя пушка?
Вовка задал вопрос таким тоном, будто речь идет о чем–то самом обычном. Санька с нескрываемым восторгом посмотрел на него. Он понял брата. Михась, сделав безразличное лицо, стал рассматривать свои ноги. Все ждали, что ответит девочка.
- Пушка тут рядом, за болотом. Мне не жалко, берите, - сказала она очень просто, словно давала карандаш или тетрадку. - Хотите, я проведу вас?
Санька пожал плечами, как бы говоря: мне все равно. Михась еще пристальней стал рассматривать ноги, боясь выдать себя хотя бы одним неосторожным движением. Вовка для солидности немного подумал, потом, боясь, что девчонка передумает, сразу предложил тоном приказа:
- Пойдем, что ли, посмотрим, какая там у нее пушка. Может, и взаправду настоящая. - И повернулся к Тинке. - Показывай дорогу.
Девчонка, видимо, ждала этих слов. Она облегченно вздохнула и поспешно сказала:
- Пошли, мальчики.
Путь к пушке был коротким, но трудным. Ребята пересекли болото, прыгая с кочки на кочку, затем брели по вонючей зеленой воде, которая доходила почти до колен.
Пришлось повозиться и с коровой. Стелка не шла за ребятами, упиралась, жалобно мычала.
Нагруженные автоматами и сумкой с патронами, мальчики еле поспевали за Тиной. Она несколько раз оборачивалась и участливо предлагала помочь, но те упрямо отказывались, утверждая, что им не тяжело.
Наконец болото кончилось. Сразу же за осокой, что росла у самого края, пошла твердая земля. Все облегченно вздохнули. Дальше начинался густой осинник с еловым подлеском. Небольшие лохматые елочки плотно закрывали просветы между деревьями. Елки кололись, царапались. На немой вопрос Вовки Тина отвечала кратко:
- Уже пришли.
Послышался глухой гул автомашин: где–то рядом пролегала дорога. Вовка поднял руку.
- Ни звука!
Тина забежала вперед, остановилась возле густого куста, оглянулась и прыгнула в яму.
- Вот она!
В неглубоком окопе стояла, накренившись набок, противотанковая пушка. Около лафета валялись стреляные гильзы. Вокруг зияли воронки. В стороне лежали убитые лошади.
- Вот это да! - выдохнул Михась, не скрывая восхищения. - Настоящая!
Санька деловито обошел орудие, с видом знатока потрогал колеса, заглянул в ствол, погладил по броне щитка и сказал тоном старшего:
- Молодец, Тинка!
Вовка молча проверил замок, осмотрел механизмы, покрутил что–то, и ствол орудия стал подниматься вверх. Покрутил в обратную сторону, ствол начал опускаться.
- Все на месте, исправная пушка, - сказал он после осмотра и подмигнул Саньке с Михасем. - А где же снаряды?
- Они тут. - Тина подошла к стенке окопа и ногой отпихнула сухие ветви. - Два ящика.
В небольшой нише, закрытой ветвями, лежали открытые деревянные ящики. В них рядками тускло поблескивали снаряды.
- Стрельнуть бы, - мечтательно сказал Михась, - по-настоящему.
- Успеется, - ответил Санька, словно речь шла о стрельбе из рогатки.
- Тут еще такие окопы есть, - сказала Валентина. - Пять штук.
Вовка приказал осмотреть их, поискать оружие. Ребята пошли по ходу сообщения, обходя осыпи, перепрыгивая через воронки. В окопах было пусто, одни стреляные патроны валялись всюду.
- Тут бой был страшный, - поясняла Тина. - Целый день стреляли. Наши мужики и бабы потом ходили хоронить убитых. Они, наверно, и пособирали все винтовки.
- Ха! А почему же они пушку не взяли? - удивился Михась.
- На кой им она. Винтовку спрятать можно, а пушку куда денешь?
Со стороны дороги снова донесся гул приближающихся машин. Михась, посланный Вовкой на разведку, вскарабкался на сосну.
- Едут грузовики с солдатами, - сообщил он. - Сейчас сосчитаю. Один, два, четыре… Всего шесть.
Вовка приказал ему влезть повыше и вести наблюдения, а сам вместе с Тиной и Санькой побежал к пушке.
- Санька, неси снаряд.
Зарядив орудие, Вовка стал наводить его на дорогу. Тина побледнела и, заткнув пальцами уши, присела в углу окопа. Санька суетился рядом с Вовкой, помогая ему.
- Вовка, пушка на дорогу не смотрит. Поднимай дуло повыше.
Но выше дуло не поднималось. Пушка стояла как–то боком, стрелять из нее, не видя цели, было рискованно. Машины с гитлеровцами приближались, дорога была каждая секунда.
Раздался прерывистый свист Михася: грузовики подъезжали к повороту. Вовка в отчаянии ухватился за колесо.
- Помогай, скорее! Надо выкатить пушку.
Санька толкнул Тину, и они вдвоем уцепились за другое колесо. Пушка даже не сдвинулась. А за деревьями по дороге мчались один за другим грузовики. Немецкие солдаты сидели с расстегнутыми воротами, сжимали коленями винтовки и горланили песни… Санька, не скрывая разочарования, зло пнул ногой в лафет:
- У, проклятущая!
Вовка, закусив губу, молча смотрел сквозь ветви кустов на дорогу, по которой в облаке пыли удалялись машины.
Михась покинул наблюдательный пункт и прибежал в окоп.
- Чего не стреляли? Упустили столько грузовиков… Эх, вы!
- Герой! Попробуй сам сдвинуть пушку. - Санька криво усмехнулся.
- Ха! А зачем ее сдвигать? Она тяжелая.
- Мы вот тоже в этом убедились.
Вовка открыл замок, разрядил пушку и осторожно передал Саньке тяжелый снаряд.
- Положи на место. - И тихо добавил: - Коня бы нам, тогда бы пушку выкатили запросто.
Тина, молча слушавшая ребят, оживилась:
- А если вместо коня запрячь корову? Мамка рассказывала, что в голодуху на коровах пахали вместо лошади; может, и мы попробуем?
Ребята так и сделали. Много пришлось повозиться, пока выкатили пушку, установили ее и замаскировали. Через ее дуло хорошо просматривался поворот шоссе.
- Засада отличная, - сказал Вовка, усаживаясь на лафет. - Можно немного отдохнуть.
- Хорошо бы чего–нибудь пожевать. - Михась выразительно похлопал себя по животу. - Пустота одна.
- Сейчас бы краюху хлеба да щей горячих, - помечтал вслух Санька. - Соскучился я по горячей жратве.
- Что у нас там в сумке осталось? - спросил Вовка.
- Один воздух, - ответил Михась. - И Стелку доить еще не скоро.
- Можно сходить по ягоды, - предложила Тина.
Вовка нехотя кивнул. Земляника, черника, недозрелая морошка и другие лесные лакомства опротивели. Но что поделаешь, если, кроме молока, это была единственная сносная пища. Вовка посмотрел на ребят.
- Кто пойдет с Тинкой?
Санька и Михась переглянулись. Они оба очень устали.
- Ладно, - сказал, поднимаясь, Вовка и тут же осекся: он уловил еле слышный гул приближающейся автомашины.
- Немцы едут!