ПОЛЯРНАЯ ЗВЕЗДА
И угораздило же их заблудиться. Митька, кажись бы, все тропочки знал в лесу, все развилки затравеневших дорог, все ложки и поляны - а вот, будто глаза на затылке были, проскочил приметные места, завел всех троих, и себя в том числе, в лешачиные буреломы. И ведь наладились-то за грибами вечером, когда пастухи коров пригнали домой, и потому не собирались дальше просеки забираться - отправились совсем налегке, по одной корзинке в руках. Думали, на жарёху наломают - и ладно. А грибы не попадались, так и просеки не заметили, оказались черт знает где.
Обросшие седыми бородами ели - не каждую и руками обхватишь! - устремляли свои вершины к небу, которое уже начинало сливаться с раскидистыми лапами деревьев и только кое-где просвечивало между ними морозно мигающими звездами. Лес угрюмо затих: где-то за полями, за долами ветер улегся спать и не беспокоил его.
- Я никуда больше не пойду. - Алик Макаров раздраженно бухнул на землю корзину с грибами. - Сяду под елку и буду сидеть, пока меня не найдут.
Он еще не знал, что накопленное за день тепло лес хранит в лучшем случае до полуночи, а там падет роса, с деревьев закаплет, как в дождь, низко опустятся изнуряющие сыростью туманы. Нет, августовские ночи ненадежные, сидеть нельзя. Надо идти и идти.
- Да куда идти? Глаза же в такой темноте сучками вытычешь. На всю жизнь инвалидом останешься.
Миленький, а ты закрой их одной рукой да локтем дорогу-то и прощупывай. Как иначе-то? Замерзать нельзя. Только поддайся слабости - пропадешь: тайга не выпускает потерявшего в себя веру. Вон она затаилась… На север двинешь - можешь на сотни километров ни единой деревеньки не встретить. Поддайся ей…
Корзины с грибами - полнехоньки - стояли у ног. И ведь что удивительно: как только поняли ребята, что заблудились, так и попер гриб - знай не ленись, срезай. Да отборный-то какой - целичок к целичку, один красивей другого: маленькие, плотненькие, надломишь посмотреть, нет ли червей, - ре-е-па.
Вот бы теперь определить, где север, где юг, - а то попусту ноги ломать не резон, еще пригодятся: Митька чувствовал, что забрались они далеко и, если даже выберутся сейчас на дорогу, до дому топать и топать. А как определишь? На поляну бы вылезти - там хоть небо видать, - по Полярной звезде сориентировались бы. Так где они в вековечном лесу, поляны? Лес и лес… Хоть бы на муравейник наткнуться - у него южная сторона более пологая, чем северная, - но в темноте разве что-нибудь разглядишь, проскочишь мимо, если скипидарный запах в нос не ударит.
- Ребята, нюхайте все, муравейник надо найти, - посоветовал Митька. - По муравейнику определим, где юг, а где север.
Володька Воронин сразу повел носом, будто ищейка. С Володькой никогда горя не хватишь: что ему скажешь, то и будет делать, нюни ни при каких обстоятельствах не распустит. А вот Алик…
- Я не собака, - словно прочитал Алик Митькины укоры в свой адрес. - Я не муравейники вынюхивать с вами пошел, а грибы собирать. Это вы меня заблудили, вы завели сюда, вы и нюхайте…
- И на небо поглядывайте, неплохо бы Полярную звезду разыскать…
Митька не хотел устраивать в лесу перебранку. Что толку-то, до хрипоты друг на друга выкричишь голос. Ну, оплеухами обменяешься, а из лесу-то выходить вместе. Некогда выяснять виноватых. Вот уж домой выберемся, тогда душеньку отвести можно. А в ночном лесу закричишь - на себя же беду и накличешь. Это он тебе только кажется нехоженым да забытым, полежаевский лес. А он забыт человеком, но не зверьми. Может, в ста шагах от тебя рысь на суку сидит, дожидается, когда ты один останешься. А может, из-за соседнего дерева следит за тобой медведь.
Алик Макаров человек приезжий, а Митька с Володькой тут родились и наслышались про свой лес всякого, и насмотрелись всего - и как овец волки резали, и как корову медведь подвалил, и как дед Спиридон прибежал, исцарапанный рысью. И все среди бела дня это было, а тут темная ночь. Плечом к плечу надо держаться, шаг в шаг ступать.
- Да чтобы я еще с вами связался, чтобы я за грибами когда пошел - ни в жизнь, - не унимался Алик. - Из-за каких-то поганых подберезовиков рисковать своей жизнью…
Вовка все-таки не утерпел, сунул ему тычка. Алик всхлипнул и замолчал, не решился дать сдачи. Но в знак протеста высыпал из своей корзины грибы, расшвырял их ногами.
- Давай, давай, паникуй, - мрачным голосом предостерег его Митька и рассказал для острастки про деда Спиридона.
Алик выслушал его молча - то ли поверил, то ли нет, неизвестно.
Но видно, засело что-то в мозгу. Уж порядочно отошли от того места, где Митька рассказывал про Спиридона, Алик вдруг и скажи:
- Если зверь встретится, убегать нельзя. Убегающего он будет преследовать. Я в книжке читал, даже от тигра нельзя бегать…
Посмотрели бы на тебя, как ты перед тигром будешь стоять.
- Не-е, от медведя так лучшее спасение на дереве, - возразил Володька.
Лес будто подслушал их разговор, решил проверить, кто чего стоит.
Тяжелой волной, со стоном и скрипом, прокатился верховой ветер, и лес сразу ожил - зашевелилось что-то в темневших впереди кустах, а сзади запотрескивало, запостукивало, и то там, то тут зашуршало в опавших листьях.
И вдруг кто-то невидимый дико захохотал над деревьями, а потом как крикнет:
- Ух-ух-ху!
Мурашки забрались под рубаху от сумасшедшего смеха. Митька невольно рванулся к дереву, прижался к стволу. Володька обхватил елку руками с другой стороны. А Алик, накрывшись пустой корзиной, присел на корточках там, где его застал крик.
Эхо размножило наполненный жутью голос и прикатило назад ослабленным расстоянием, но по-прежнему устрашающе знобким:
- У-хху-ху-у…
Кожа от него покрывалась пупырышками не только по спине, но по всему телу. Алик ползком добрался до дерева, к которому жались ребята, уцепился за Митькину ногу.
Наверху затрещало, будто кто-то обламывал сучья, тяжело завозилось, вздыхая, и защелкало костяными палочками.
- У-ху-ху…
Митька-то уже догадался, что это филин, но все равно не мог унять дрожи в коленях.
- Пошли, - поторопил он ребят, чтобы быстрее миновать сатанинское место, а где там пошли, Алик уцепился за колени, и шагу не сделать. - Да филин это, пошли…
Говори ему сейчас хоть соловей, страху уже не убавить.
И в это время филин вверху завопил, будто ему защемили железом лапу и он не мог ее вырвать, бил и скреб когтями по незакрепленному листу жести, а потом все же высвободился и снова захохотал: ну, что, мол, моя взяла, вот уж теперь-то я вам покажу-у-у…
Володька сунул в рот пальцы и свистнул. Филин притих.
- Вот я тебе, лешачине! - крикнул Володька, и оттого, что над примолкшим лесом полетел человеческий голос, скованность отступила.
Митька, пытаясь прежней озабоченностью показать, что ему не страшно, зябко поежился и вздохнул:
- За Полярной звездой, Володя, следи. Вдруг увидим…
- Да чего там "следи", - встрепенулся Володька. - Я сейчас на дерево залезу… Оттуда-то видно.
Володька оставался самим собой. Его, пожалуй, и филин-то держал в напряжении только до тех пор, пока кричал, а утих сатанинский смех, и у Вовки от него ничего не осталось в памяти. Но нет, голос, кажется, и у Володьки перехватывает, а то бы чего ему самого себя повторять.
- Сверху-то все небо видать, - бодрясь, шумел он, - сучьями небо не застит. Оттуда и Полярную звезду разыщу.
Он уже поставил корзину с грибами у ног, подтянулся на руках, взобрался на первый сук.
- Ой, Володь, не сорвись, - предостерег его Митька.
Но Володьку предостережения будто подхлестывают.
- Ну уж, скажешь, - выдохнул он и перебрался на сучок выше.
После того страха, который им довелось пережить, Володьке, наверно, и в огонь лезть не страшно, а тут всего лишь на дерево…
- Володя, не лазь… Лучше муравейник найдем.
А Володька уже карабкался ящерицей, скрипел о ствол резиновыми сапогами.
- Ничего, - отдуваясь, сипел он сверху. - У меня глаза к темноте притерпелись. Я как кошка вижу…
- Да хоть бы не здесь, а то у филина, может, гнездо тут… Кинется еще оборонять от тебя…
С филином, конечно, лучше не связываться. Кто его знает, нападает он на человека иль нет. А уж раз забрели в его царство, лучше пооберечься.
Благоразумие взяло верх и над Володькой. Он спустился вниз. И, словно оправдываясь, вздохнул:
- Не даст до вершины забраться… Я филина знаю. Отчаянная птица. По темени клювом долбанет - и был таков. Мешком свалишься.
Алик опять затянул свою песню:
- Ребята, да бесполезно же все… Давайте утра дождемся.
Ох, Аличек, не знаешь ты, что полезно, а что бесполезно. Ходить, ходить надо, чтоб не замерзли - ночь-то приближается зубостучная.
На этот раз и Вовка не обратил внимания на Аликово нытье, был весь в себе, Митьке даже показалось, что его пробирает дрожь.
Отошли немного в сторону, и снова Володька поставил корзину на землю:
- Эх, была не была. - Он поплевал на ладони. - Ну, ребята, ждите меня. - Будто они могли убежать, оставить его на дереве.
- Володька, не суетись, осторожнее, смотри. Ты человек горячий - может, я полезу?
- Еще чего? Мне мысль пришла, я и полезу.
Алик, видать, тоже загорелся надеждой.
- Полезай, полезай, Володя, - подбодрил он Володьку. - Надо же какое-то принимать решение.
Ох, умник, уже ночевать под деревом пропала охота… Теперь собрался на чужом горбу в рай проехать? Митька все еще не мог простить ему прежнего нытья: нет хуже, когда под руку ноют; тут и без того кошки на сердце скребут, а он еще добавляет.
Володька прошелестел нижними лапами елки и стал совсем неразличим в темноте. Сверху сыпалась омертвевшая хвоя, льнула к Митькиной шее.
- Володя, осторожнее, - уговаривал Митька. - Обеими ногами на один сучок не вставай…
- Не маленький, - долетел сверху выдох.
Уже устал, наверно. Эх, Митьке надо было бы самому лезть, не так бы болело сердце. Сам-то Митька, прежде чем сучку довериться, рукой бы за него ухватился, повисел бы на нем, страхуя себя ногами, а уж только потом как следует обратал.
- Володя! Ну, как там?
- Да еще высоко до неба…
Ой, не поторопил ли Митька его этим окриком? Еще воспримет Володька вопрос как понукание - тогда беда.
- Володька, ты вверху осторожнее, там сучки ненадежные.
И Алик запел в унисон:
- Ты, Володя, не торопись.
Уж не высовывался бы. Зла на этого Алика не хватает.
Володька зацепился, видно, рукой за еловую шишку, она оторвавшись, проскользнула сквозь разлапистые сучки, гулко ударилась о землю.
- Ух, черт, гибкая очень, - выругался в темноте Володька, - видно, подобрался к вершине.
- Так и не лазь выше.
- Ага, Володя, не лазь, - поддержал Алик.
Вверху стало тихо. Митька представил, как Володька, держась одной рукой за ствол дерева, другой отводит упругие лапы от лица, чтобы отыскать глазами Полярную звезду.
- Ну, видишь ли чего?
- Да вижу, а понять не могу, она или нет…
- Она самая яркая, - подсказал Митька, а Алик, конечно же, добавил:
- Ты звездный ковш ищи, Большую Медведицу, тогда не запутаешься.
Эх, тебя бы самого этот ковш-то искать заставить… Думаешь, перед Володькой ровное поле открылось? Черта с два! В лесу на какое дерево ни взбирайся, другие всегда будут заслонять белый свет. Покрутишься еще вокруг ствола, пока просвет найдешь.
- Ковша-то никак не могу полностью разглядеть, а черпачок вижу, - наконец подал голос Володька.
- А звезда яркая? - уточнил Алик. Похоже, научную обработку данных он собирался брать на себя. Ну как же, Алик с первых дней приезда в Полежаево объявил, что он в своем Улумбеке, где раньше учился, занял первое место на математической олимпиаде. Восьмиклассников даже обошел, потому что соображать не умеют, а задачки - на сообразительность: если склонность к соображению есть - и пятиклассник решит. Кто его знает, Алика, может, и правду рассказывает. В табеле-то, показывал, за шестой класс по всем предметам пятерки. А здесь, в Полежаеве, надумал вот беспроволочный телефон изобретать, - ребята видели, говорят, лампочки какие-то понатыканы в ящике, проводки, батарейки - наушники наденешь, так писк слыхать. Получится этот телефон, не получится - другое дело. Но факт - смыслит чего-то, раз делает.
- Володя! - крикнул Алик. - Я буду вокруг твоего дерева ходить и тебе голос подавать, а ты сразу командуй "стоп", когда я остановлюсь на той стороне, где Полярная звезда.
Смотри ты, удивился Митька, действительно соображает. Митька как-то не подумал о том, что Володька, спускаясь с дерева, не один раз винтом ствол обовьет - разве вспомнишь тогда, где звезда горела. Соображает и вправду.
- Здесь? - кричал Алик.
- Иди, иди…
- Здесь?
- Не в ту сторону идешь… Назад повороти…
- Да ведь все равно по кругу, - возразил Алик, но повернул назад. - Здесь?
- Не могу понять, где ты. Еще раз крикни.
- Здесь?
И Митька подскочил к Алику:
- Здесь?
- Ага, там!
Ну, теперь живем, сориентировались… На юг двинем, на какую-нибудь, но выйдем проселочную дорогу. Это уж точно.
И вдруг Митька похолодел, у него сжало сердце: надолго ли хватит им этой сориентированности - пятнадцать, двадцать деревьев обогнут - и опять закружились… Если бы Полярная звезда всегда над тобой светила… А она неизвестно где. Не будешь же за ней через каждые сто шагов на деревья лазить…
Володька спустился на землю герой героем.
- Ну, братва-а! - И Алика с Митькой по спинам похлопал. - Неизвестность кончилась… Теперь живем!
"Сказать или не сказать?" - колебался Митька. Скажи, так Алик опять расхнычется, изведет нытьем. А не скажи… Через пять минут сами поймут, когда один будет тянуть в одну сторону ("Там звезда!"), другой - в противоположную ("А мне кажется, там!"). Нет уж, лучше по правде, чтобы ко всему быть готовым.
Володька уже обнимал Алика, забыл, что каких-то десять минут назад тычка давал. И Алик забыл обиду, будто уже пришел в Полежаево, обнимал Володьку-спасителя.
- Ребята, вы рано ликуете, - остановил их Митька.
- Да чего там рано? - Володька не унывал. Он, да он же, ребята, на дерево лазил! Он Полярную звезду отыскал! - Мигает мне, понимаешь, как фонарик.
- А в ковше? - переспрашивал Алик.
- Ну! В ковше.
Митька сухо кашлянул:
- Ребята, мы сейчас на сто шагов отойдем - и она уже из ковша выпадет. Ведь не по ровному полю идти - среди деревьев. Кругаля как дадим…
И куда делось веселье. Ой, с тайгой шутки плохи. Раньше времени не пляшите.
Глубже-то всех осознал ситуацию Алик:
- Так и на дерево лазили зря? И рисковали зря? Да?
Рисковали… Рисковал Володька, не ты. Вот теперь только общий-то риск и начнется.
- Ребята, давайте лучше сидеть на месте. - Алик, похоже, сник сразу же, как от пощечины. - А то мы забредем туда, где нас и не найдут никогда. В болото еще залезем…
Да-а, сообразительный мальчик, ничего не скажешь. В болото вляпаться не мудрено, но и на месте нельзя сидеть.
Промозглость уже оседала на землю, вытесняла прогретый воздух, и мох под ногами начал, спружинивая, пылить росой. Алик сам же и ежился от сгущающегося холода, руки совал в рукава рубашки, как в муфту. Вот ведь, укатили в лес, в чем по деревне бегали, хоть бы пиджачишко - один на троих - надернуть кому-то. По очереди бы, глядишь, грелись.
- Нет, ребята, пойдем. - Митька заскрипел тяжелой корзиной. Конечно бы, грибы можно вывалить, до грибов ли сейчас. Но ведь ребята сразу поймут, что он разуверился - и тогда никто никого слушать не будет. А надо, чтобы в лесу слушались сильного.
- Зря пойдем, зря, - протестовал Алик. - Последние калории впустую растратим… Калории надо беречь… Дольше протянем…
- Ну, твоя научная теория не для тайги, - сдерживая раздражение, сказал Митька. - На кроликах ее сначала проверь.
Он уж повернулся спиной к невидимой Полярной звезде, сказал "Пошли" - и тут-то его и осенило: Митька же не один заблудился, их трое. Вот и надо использовать метод, которым Алик с Володькой Полярную звезду зафиксировали. Один будет стоять на месте и криком подсказывать направление отправившимся вперед. Не так уж и сильно отклонишься в сторону, если спину станешь все время подворачивать на крик. Знай себе, будто локатором, голос лови и иди, иди, а потом встань как вкопанный и сам кричи, пока товарищи на тебя не выйдут, пока не переставят тебя, как вешку, на новое место.
Вот в чем спасение. А их тем более трое - тремя вешками можно точнее ориентир удержать.
Но Алик ни в какую не соглашался ходить один.
- Алик, да слышать же будем друг друга… Рядом же…
Нет и нет. После филина не стыдился и страх напоказ выставлять перед товарищами. Раньше соглашался под елкой один остаться, а теперь и с перекличкой идти ему боязно.
- Да бесполезно все! - вконец отчаялся Алик. - Не видно же ничего. Еще в овраг какой свалишься, ноги переломаешь. А то в медвежью берлогу залезешь…
- В тигриную не угоди, - подхихикнул Вовка.
Митька не поддержал его подковырки: ему хотелось уладить размолвку добром. Вот уж на что калории-то тратить нельзя, так это на ссору.
- Алик, да для пользы же дела, - уговаривал он. Аликову же терминологию и в ход пустил: тот упорствует, что бесполезно дорогу вешить, а Митька ему наперекор твердит - для пользы дела обязательно надо вешки тянуть.
Алик уже едва не куксился:
- Ребята, и с двумя вешками не ошибемся, - шел он на попятную. - А с третьей хуже, я только напутаю…
А уж чего там хуже? Двоих-то можно бы заднему по голосам в одну линию вытянуть: Володька, тебе, мол, левее… еще немножко левее, - и когда их ауканье, и Володькино и Аликово, вытянется в прямую, крикнул бы: "Стой!" - и пошел им на смену.
Но Алик заладил свое: нет и нет. Уж сказал бы впрямую, что одному оставаться - поджилки трясутся, так толмачит одно и то же: "Я напутаю, у меня, мол, слух искаженный…"
Что это еще за такой искаженный слух у людей бывает? Митька пока не слышал, что человеку кричишь на левое ухо, а ему кажется, что кричат на правое.
- А у меня вот так, - чуть не ревел Алик, - я что, виноват, раз у меня искажение слуха?
Да нет, конечно, не виноват. Только раньше не замечал никто такого дефекта, и Алик на свои уши ни разу не жаловался.
- Неужели я позориться перед вами стал бы? - наступал Алик. - Да я и сейчас-то, может, потому признался, что вопрос о жизни и смерти вашей встает… Подведу всех - меня же и обвините… Так уж лучше не рисковать…
Ох! Что и говорить, рисковый парень. Не приведись никому слышать это нытье. Конечно, можно бы применить армейское правило: не умеешь - научим, не хочешь - заставим. Но пока погодим. Впереди - еще длинный путь. Неизвестно еще, чего подсунет дорога. Лучше ссоры не заводить, сделать вид, что поверили…
- Володь, идите вдвоем, а я тут вам покричу…
Алик оживился, спросил деловито:
- И нам кричать?