Мамка с папкой на такое дело пойти не могли. Им Тишка все-таки доверял, не обманщики.
Да ведь - самое главное! - кроме Тишки, никто и не знал, что котята находились в предбаннике. Кто же это его подследил?
На росной тропинке вычернился всего один след - Тишкин. Неужели с вечера кто-то забрал их?
Тишка вернулся в избу угрюмым.
- Что, детинушка, не весел? - затянула было Варвара Егоровна, но Тишка бросился ей в колени и заревел:
- Ко-о-тят украли-и…
- Да кому же они нужны, дурачок ты мой… - прижав Тишку к ногам, сказала Варвара Егоровна. - Под печкой где-нибудь и лежат… Вон Славик фонариком светил, так и то не увидел. А ты сразу: ук-ра-а-ли-и…
- Да-a, они под печкой и не были никогда… - уже совсем распустил нюни Тишка. - Я их в предбаннике под тряпками прятал…
- Ну, а кошка-то где их кормила?
- Та-а-ам и корми-и-ла…
- Господи, ну что за наказание на мою шею свалилось… - притворно заохала мать. - Только и не хватало мне кошкиных котят искать.
Тишка вырвался из объятий Варвары Егоровны и зареванными глазами посмотрел на мать:
- Мамочка, да они ведь не кошкины…
- А чьи?
- Мо-о-и…
Тут уж Варвара Егоровна не сдержалась, легонько оттолкнула сына от себя и захохотала:
- Ну, Тишка, с тобой хоть стой, хоть падай… "Мо-о-и-и"… - передразнила она и опять засмеялась. Живот у нее мелко затрясся.
Славик поднял всклокоченную голову от подушки и тоже передразнил:
- "Мо-о-и-и"… - У него спросонья получилось так, будто промычала корова: "Мо-о-у"…
- А ты не мычи там! - сразу унял слезы Тишка: при старшем брате он никогда не ревел; Славка и сейчас не услышал бы Тишкиного плача, если б не притворялся спящим.
Но Славик был настроен миролюбиво.
- Ладно, помогу их тебе найти, - великодушно предложил он.
- Ага, поможешь, - разгадал его маневр Тишка. - Опять скажешь: "Воды принеси… Накопай картошки…" А сам только вид сделаешь, что будешь искать.
Славик пропустил критику мимо ушей, свесил ноги с кровати и, прижав кулаки к плечам, потянулся.
- Никуда не денутся твои котята, - бодро сказал он. - Где-нибудь там же по бане и шныряют. Найдем! Вот подожди, я только оденусь…
- Ай-ай-ай… - удивленно покачала головой Варвара Егоровна. - Так это разве не Славик вчера и воды принес, и дров наготовил? - Она вприщур посмотрела на старшего сына. - А я-то его стараюсь нахваливаю, говорю "молодец".
- Ты "молодцы" сказала, - поправил Славик и побежал умываться.
Варвара Егоровна взяла Тишку на руки, будто маленького.
- Тишка, какой же ты у меня хороший, - прочувствованно сказала она.
Тишке сделалось неловко, что брат может увидеть его на руках у матери, и он стал извиваться, чтобы соскользнуть вниз.
- Стыдишься? - спросила мать. - Какой же ты у меня большой и какой маленький.
Варвара Егоровна поставила сына на пол.
- Вот что, Тишка, скажу тебе, - проговорила она. - Ты не ищи их больше, котят своих. У них глаза прорежутся, и Мурка их сама приведет…
Тишка задумался. Если даже мать не права, у него все равно другой надежды увидеть котят не оставалось.
Мурка вела себя, будто ничего не случилось. По-прежнему жалась к Тишкиным ногам, преданно и невозмутимо смотрела ему в глаза и, если Тишка нагибался ее погладить, охотно и громко мурлыкала, вытрубив свой пушистый хвост.
Тишка, приседая на корточки, пристально вглядывался в продолговатые черточки темных зрачков.
- А ну признайся по-честному, где они? - спрашивал он грозным шепотом.
Мурка, как ни в чем не бывало, терлась головой о его колено и не обращала внимания на Тишкины угрозы.
- Мурысенька, да неужто и ты про них ничего не знаешь? - допытывался Тишка, и губы у него предательски вздрагивали.
Похоже было, что кошка потеряла интерес к подброшенным ей котятам. Тишку больше всего угнетало, что она целыми днями валялась на печи или, когда солнышко вытягивало поперек половиц продолговатые скатерти света, свернувшись в клубок, располагалась на них. Тишка насильно выгонял ее из избы. Она, посидев у дверей, дожидалась, когда кто-нибудь выходил на улицу, и проскакивала под ногами в дом. А если она вдруг и просилась, чтобы ее выпустили на двор, то отлучки были очень непродолжительными.
Конечно, чего ей кормить чужих котят? Да и живы ли они? Может, Мурка же их и убила? Ведь у кошек бывает по-всякому, у них сознание свое, не такое, как у людей…
Тишка уселся на крылечке, выставив голые ноги под увядающее солнце. Было по-утреннему тихо. С березы неспешно осыпались зашелушившиеся сережки. Их сердцевидные пластинки усеяли двор золотистыми блестками и всё текли и текли по-над крышей колышущейся сквозной кисеей, оседая потом на землю, как изморось, накапливаясь в копытных следах, в выбоинах, в щелях деревянного тротуара, в траве-мураве.
Из дому выскочил Славик с куском хлеба в руке.
- Опять на ходу жуешь? - подражая матери, укорил его Тишка.
- Да ладно тебе, не приставай, - отмахнулся брат.
- Вот подожди, заболит желудок, узнаешь…
- Не твое дело.
Славик что-то задумал и был возбужденно деятелен. Он перемахнул через изгородь, сбегал в баню, потом заскочил в дровяник. Тишка услышал, как под ним раскатилась, загромыхав, поленница. Потом Славка выскользнул в слуховое окно на крышу, зачем-то, рискуя свалиться, вприсядку спустился к ее обрезу, ухватился за выпирающую стропилину и, зависнув вниз головой, заглянул под тесовую кровлю, где вили гнезда голуби.
У Тишки с земли-то смотреть на брата и то перехватило дыхание. А Славик, распластав ноги, лежал на крыше, как на кровати.
- Порядок! - прокричал он и тем же путем, через дровяник, спустился в ограду.
- Чего порядок-то? - обнадеживаясь догадкой, спросил его Тишка.
Славик многозначительно помолчал.
- Ты вот что, Тишка… - сказал он наконец. - Ты сегодня дров опять наноси, воды притащи два ведра, на веники наломай березы, картошки не забудь накопать, корову запри, поросенка домой пригони, овец закрой…
- А ты-то…
- Я тебе, Тишка, два раза повторять задание не буду.
Чего-то со Славкой происходило таинственное: раньше он так не командовал, и Тишка перестал упираться, предчувствуя, что попал в какую-то прямую зависимость от брата.
- Вот когда все сделаешь, котята будут твои, - провозгласил Славка.
- А они что? Под крышей? - робко поинтересовался Тишка.
Брат не удостоил его ответом.
- Ну, я к Алику Макарову побегу. Мы с ним беспроволочный телефон изобретаем.
На беспроволочный телефон посмотреть, конечно, тоже бы интересно. Но Тишка знал, что его к изобретению и близко не подпустят, да и дел предстояло переделать немало. За какие-то надо было браться с утра - сходить в березняк за вениками, наносить дров и воды, накопать для поросенка картошки, промыть ее, - а то потом, когда пригонят скотину, только успевай поворачиваться: то овцы улизнули неизвестно куда, ищи их по всем дворам - никогда своего дома не знают, - то поросенок сбежал, да и корова, если встретишь ее без куска, вздымет хвост и, как годовалая телушка, метнется от тебя вдоль деревни; пока завернешь ее, и душу богу отдашь.
Тишка взял вилы, пошел в огород копать картошку.
От бани несло полынным угаром. У закоптившегося оконца горели красным огнем цветы иван-чая. Тишка любил слизывать с их лепестков выступавший мелкими росинками мед. Он и сейчас, воткнув вилы в грядку, направился было по колкой косовице к бане, как журавль переставляя босые ноги, но непредвиденное обстоятельство остановило его.
По тропке неторопливо пробиралась кошка, ее серая спина спокойно покачивалась среди черствеющего окосья. "К котятам идет!"
Тишка изумленно замер. Кошка посмотрела на него и, поджав хвост, уселась. Тишка равнодушно отвернулся, а сам косил глазом в ее сторону. Кошка продолжала невозмутимо сидеть. Тишка лег в траву, намеренно демонстрируя, что не обращает на нее никакого внимания. Кошка тоже хитрила. Выбрав на тропе местечко поутоптаннее, она свернулась клубком и закрыла глаза. Тишка с досады чуть не плюнул, но решил взять Мурку измором. Неужели уж у него меньше терпения, чем у нее…
Он повернулся на бок, подставив спину солнцу, и вприщур стал следить за кошкой. Она не подавала никаких признаков беспокойства и, сунув голову между лап, дремала.
В траве, перед Тишкиными глазами, сновали муравьи. По засыхающей трубочке обрезанной тимофеевки ползла кверху божья коровка. От травинки к травинке плел тягучую паутину тенётник.
Тишку разморило под солнышком, и он не заметил, как уснул.
Проснулся он, когда кошки не было на тропе, а голова, как чугун, гудела.
Солнце уже не припекало спину, переместилось к тополям, показывая, что давно миновало время обеда, и Тишке надо было торопиться, чтобы до возвращения матери переделать и свои и Славкины дела.
Вечером брат хохотал и подпрыгивал на одной ноге, напевая дразнилку:
Обманули парняка
На четыре кулака.
Еще бы кулак -
Был бы Тишка дурак.
Тишка не выдержал, схватил с земли палку и запустил в Славика. Славик увернулся от нее, да Тишка и бросал так, чтобы не попасть в брата, а только припугнуть, показать, что он разъярен.
Еще бы кулак -
Был бы Тишка дурак, -
повторил Славик самые обидные строчки, высунул свой широкий, как лопата, язык и, подразнив Тишку, опять убежал в деревню. Теперь ему что не бегать: убедился, что Тишка все материнские наказы выполнил, и на душе полегчало: не будет взбучки. А Тишка-то хорош, поверил братовым басням. Ну-ка, какая кошка полезет по отвесной стене в голубятню? Да еще с котятами в зубах. Ну и простофиля же ты, Тишка, ну и разиня! Ведь и голуби не стали б гнездо вить там, где их кошка может достать… Вот всегда умные-то мысли приходят после поры. Обвел братец Тишку вокруг пальца, как маленького. Да что там братец! Возьми кошку - и та его обдурила. Ну что за полоротый такой!..
Тишка казнился, не находя себе места.
Нет, уж больше-то Славке он и на грош не поверит. И за Муркой, если возьмется следить, уследит. Ему бы только дознаться, живы котята или неживы. А там уж он не стал бы кошке мешать, если она его так стесняется: корми на здоровье, Тишка подглядывать не будет.
* * *
Тишка обследовал в бане каждую половицу, заглянул под полок, прощупал руками темные углы - никакого намека на котят. Приоткрыв дверь, по скобам, которые прибиты были на разном уровне - из предбанника выше, а из бани пониже, - взобрался на потолок, но только вывозился в тенётах.
- Тишка, - остановила его Варвара Егоровна, направлявшаяся во двор к корове, - ты же им только хуже делаешь: найдешь, так встревожишь - кошке новое место придется искать.
У Тишки дрожала губа: ну почему мать о главном-то не подумает? Ведь, может, этих котят уже и в помине нет? А она все об одном поет: встревожишь, встревожишь…
- Мне бы, мама, одним глазком на них только взглянуть, - начинал он кукситься.
- Ну и беспонятный же ты у меня, - ласково укорила его мать, прислонилась к изгороди и повесила подойник на кол. - Выведет вот через неделю их Мурка - насмотришься. Еще и надоедят.
- Мама, да не Муркины ведь это котята, - опять подступал к недовысказанным сомнениям Тишка, но мать опережала его:
- Знаю, знаю - твои…
В глазах у нее лучился беззастенчивый смех. Вот и поговори с такой: смешинка в рот попадет, так никого, кроме себя, не замечает.
Тишка, понурившись, побрел из огорода.
Тревожно попискивая, над землей носились стрижи, едва не касавшиеся дороги. Неуютно хохлились курицы. Напыжившись, сидели над застрехами воробьи.
Тишка, гнетомый тяжестью на душе, сел на крыльцо.
Варвара Егоровна сняла с кособочившегося кола подойник, открыла двери к корове. Из двора пахнуло парным молоком.
Тишка прислушался, как дзинькали о ведро тягучие струйки, как мать уговаривала корову не мотать хвостом.
Из-за угла вывернула кошка и, горбатя спину, закружилась у Тишкиных ног.
Тишка нехотя оттолкнул ее от себя, но она, не обидевшись, запрыгнула на ступеньку, мурлыча, придвинулась к Тишке вплотную и улеглась.
- Нуж-ж-на т-ты м-мне, - зло закричал на нее Тишка, - как телеге пятое колесо!
Он спихнул ее со ступеньки. Кошка непритязательно устроилась внизу, обвила передние лапы хвостом и, недоумевая, следила оттуда за Тишкой.
- Ну чего глазищи-то выворотила? - возмутился он. - За нос водишь и рада?
Он прогнал ее взмахом ноги. Кошка, оглядываясь, пошла к воротам, пролезла под нижнюю жердь, ящерицей скользнула в траве и направилась тропкой к бане.
- Ну да, так я тебе и поверил! - возмутился Тишка ее нахальством.
Мурка снова выбралась на вытоптанный в окосье пятачок земли и уселась умываться.
- Сиди, сиди… Думаешь, опять меня усыпишь? Да я за тобой и следить не буду… Иди куда хочешь.
Тишка отвернулся к дороге. И пока он, набычившись, сидел вполоборота к бане, кошка провалилась как сквозь землю.
Тишка забегал по ограде, закискал, но Мурка не отзывалась. Он заглянул в баню, обследовал кусты малинника и заросли иван-чая - кошки нигде не было.
- Мама, она к котятам ушла! - закричал Тишка.
Ржаво скрипнула дверь. Варвара Егоровна, не обращая внимания на возбужденного сына, вытянула в руке ведро с молоком, боком выпятилась на улицу.
- Чего-то сегодня Пеструха в удое сбавила, - озабоченно сказала она и пошла в избу.
* * *
С утра заморосил мелкий дождь, к полудню же он так разошелся, так разохотился, что не оставалось никакой надежды на чистый закат. Сумеречный день по-сумеречному дотлел и, минуя границы вечера, сгустился в непроглядную ночь, а та так же незаметно уступила свое место новому заволочному дню. Да вот так и пошло и поехало: на целую неделю зарядило ненастье.
Тишка, пока кошка отогревалась на печи, не выходил из дому. Но как только она за порог, он хватал с вешалки пиджачишко и устремлялся за ней. Но уж если в ясный-то день ее не уследишь, то в такую погоду и подавно. Мурка вспрыгивала в сенях на ларь, с которого, как белка, распушив хвост, перемахивала на верхнее бревно стены, подлезала под крышу и, уже с улицы проскрежетав когтями по углу, спускалась на землю. Тишке столь юркий путь не проделать.
Он возвращался в избу, садился к окну. Но в непогодь и у окна быстро наскучивает. Тогда Тишка забирался в кровать, маясь, крутился с боку на бок и не засыпал до прихода матери.
- Ну, Тишка, - вздыхала она, - ты со своими котятами весь извелся. Опять, что ли, их искал?
Тишка, не отвечая, укрывался наглухо одеялом. Мать чего-то говорила ему, он не слышал да и не хотел прислушиваться к ее словам. Все равно ничего хорошего не подскажет, только посмеется над ним.
И когда он потерял всякую надежду увидеть котят, мать, разрумянившаяся, пришла с улицы и сказала:
- Ну, Тишка, высмотрела сейчас твоих красавцев…
Славик подвернулся ей под руку:
- Мама, котят, да? А где? - и, догадываясь, что ответа ему не дождаться, бросился в сени.
Тишка встревоженно посмотрел ему вслед.
- Да не найдет, не пугайся, - успокоила его мать. - Они за ларем прячутся.
Тишка, веря и не веря, посмотрел на нее. Она налила кошке в глиняное блюдце молоко, вынесла в сени к ларю:
- Пусть и они полачут. Пора уже приучаться.
Славик гремел на подволоке прогибающимися под ногами тесинами.
- Славка! - вышла из терпения Варвара Егоровна. - У тебя ум есть? Ты чего там, как лось, носишься?
- Мама, - отозвался Славик, перестав греметь тесом, - да я не раз видел, как Мурка по углу забиралась на подволоку.
- На то и кошка, чтобы лазить везде…
Варвара Егоровна покискала, но Мурки, видать, поблизости не было.
Тишка прижался головой к стене, пытаясь заглянуть за ларь: в узком проеме было темно, как в подвале. И все же Тишке показалось, что темнота несколько раз сверкнула зеленоватыми кружочками отблесков: "Ой, да рядом ведь они совсем…" Тишка сунул руку за ларь и сразу же уткнулся пальцами в податливый комочек тепла.
За ларем сердито зафыкали, зашипели.
- Мамка-а, - растроганно протянул Тишка, - и правда они-и… Котята-а…
- Тишка, - сказала Варвара Егоровна, - я же тебе говорила, что Мурка их в дом приведет. Ну? Чья правда вышла?
Славка уже спустился с подволоки и, оценив обстановку, принял сторону матери.
- Да ну его, переполошника, - скривил он губы. - Наш Тишечка вечно так… На него смотреть, так с ума сойдешь…
- Это ты-то сойдешь? - задохнулся обидой Тишка. - Да ты сам кого хочешь с ума сведешь! Помнишь, как…
- Да ладно, ладно тебе, - примирительно зачастил Славик. - Я ведь в шутку сказал, не всерьез.
Варвара Егоровна придвинула блюдце с молоком к простенку и пристрожила Славку:
- Чтобы не трогать котят! Они сейчас пока дичатся людей, а через неделю и в избу прийти осмелятся… Если, конечно, ты раньше времени шею им не свернешь…
- Ма-а-ма! - запетушился Славик. - Да я на них и смотреть не хочу, не то что в руки брать! Это Тишка пусть со всякой нечистью нянькается! - Он сердито распахнул дверь и убежал в избу.
Варвара Егоровна погладила Тишку по голове:
- Вот Мурка и привела нам своих гвардейцев. И ты, Тишенька, зря расстраивался. Сколько слез понапрасну пролил…
Тишка набирал, набирал воздуху в рот и чуть не разревелся опять.
- Мама, да гвардейцы-то ведь не Муркины… Я поэтому и расстраивался.
- Знаю, знаю, не Муркины, а твои, - опять не дослушала Тишку Варвара Егоровна и засмеялась.