Конечно, Вовка не маялся бы, если б Вася сельповский не "застукал" его с чужим фонариком. Вовка бы сейчас ликовал, что Толик Неганов с ног сбился, ищет "жучок". Он бы сбегал даже хоть одним глазом взглянуть, как этот франт лазит на карачках по волейбольной площадке. Шуру бы Лешукову еще привести, пусть она посмотрела бы на своего ухажера, как он нюни развесил.
Но Вася сельповский в любую минуту мог подойти и сказать:
"Да чего вы вчерашний день ищете? У Вовки фонарик".
Вот позору-то! Вот уж отомстил, называется, Вовка студенту…
И выбросить фонарик теперь не выбросишь… Поздно! Вася сельповский скажет:
"Да вчера вечером "жучок" был у Вовки".
* * *
В полдень пришел Геннадий Иванович, квартирант.
- Ну, сегодня все с ума посходили. Фонарик ищут. Ребята вон с Большой-то Медведицы и то прибежали, а ты чего, Вовка, лежишь?
- Да ну! - скорчил Вовка гримасу. - Очень мне надо!
- Толик весь свой маршрут за вчерашний день вспомнил, обошли кругом - ничего нет. Не иначе, на волейбольной площадке выронил.
- Что с воза упало, то пропало, - сказал Вовка.
- Чего-чего?
- Я говорю, что с воза упало, то пропало… Нашел кто-нибудь.
- Ну, нашел бы, так или не отдал?.. Находка приметная.
Геннадий Иванович пристально посмотрел на Вовку.
- Во-о-овк, - сказал он, прищурившись, - а уж ты, случаем, не знаешь ли, кто фонарик нашел? Ты ведь в судьях сидел, вся игра на твоих глазах прошла…
Вовка покраснел и, чтобы Геннадий Иванович ничего не заметил, отвернулся к окну.
- Я за мячом следил, а не за негановским фонариком, - сказал он насупленно и, набравшись смелости, посмотрел Геннадию Ивановичу в лицо. - Очень мне надо за маменькиным сынком смотреть… Я к нему в прислуги не нанимался… Пусть сам за собой следит… Тоже мне фон-барон выискался… Шишка на ровном месте…
- Да ладно, ладно тебе, - успокоил его Геннадий Иванович. - Я ведь просто к слову спросил. Не видел, так и не видел. Чего обижаться…
"Просто к слову спросил… Как бы не так!" Вовка насмешливо скривил губы: просто к слову у Геннадия Ивановича ничего не бывает; что тревожит, о том и спрашивает. Вовка не чурка осиновая, моментально сообразил: был у Геннадия Ивановича разговор о нем с Негановым. Ну конечно же, был. Вон Геннадий Иванович как прищурился. Сразу видно, что по заданию Толика Вовку прощупывает.
Ох, не на таковского вы напали! Вовка и Геннадию Ивановичу ничего не скажет… Раз в союзе с Негановым - никаких откровений!
Ну до чего же Геннадий Иванович простоват: не может никак понять, что у Вовки за него же, бесхитростного, сердце болит. У Геннадия Ивановича из-под носу невесту норовят увести, а он ушами хлопает и помогает этому проклятому задавале фонарик искать. Да пусть бы помучился, попереживал, что "жучка" уже не найти. Эх, Вовка бы на месте своего квартиранта показал этому Толику, где раки зимуют!
- Понимаешь, в чем дело… - признался Геннадий Иванович. - У меня, конечно, насчет тебя никаких сомнений нет: судье по сторонам глазеть некогда, за мячом уследить бы. Но Толик очень просил: узнай, говорит, на всякий случай, может, Вовка видел, кто подобрал "жучок".
- Уж не на меня ли он думает? - встрепенулся Вовка и почувствовал, как у него пересохло во рту.
Геннадий Иванович замялся, и Вовка, переборов испуг, перешел в наступление:
- Пусть тогда с обыском приходит! - гордо заявил он. - Вот уж я ему в бесстыжие-то глаза наплюю, и не отмыться будет всю жизнь!
- Да ты, Вовка, не заводись, - примиряюще сказал Геннадий Иванович. - Он ведь не обвиняет тебя ни в чем, он только спрашивает.
- Знаю я, как он спрашивает, фон-барон, белоручка, хвастун несчастный!
- Ну, ну, поехал! - засмеялся Геннадий Иванович. - Тебе уж и сказать ничего нельзя. Недотрога какой.
- А чего он? - Вовка обиженно шмыгнул носом.
Геннадий Иванович ушел на работу, а у Вовки совсем испортилось настроение.
Ну-ка, надо же было ему разыграть перед Геннадием Ивановичем такую комедию, и вспомнить стыдно теперь. Откуда только и нахальство бралось? Вот уж позора не оберешься, если станет известно, что фонарик и в самом деле у Вовки.
И чем больше распалял он себя укорами, тем отчетливей понимал, что "жучок" надо возвращать не затягивая: это же настоящая пытка - владеть фонариком и делать вид, что и знать не знаешь, куда он запропастился.
А как возвращать? После разговора с Геннадием Ивановичем сделать это стало еще труднее. Вовка знал, что Геннадий Иванович при встрече с Негановым первым делом заявит: "Нет, Толик, ты на Вовку лучше и не греши: уж мне-то бы он признался… У нас с ним секретов нету".
Вовка прокручивал в голове всевозможные варианты, больше и больше склоняясь к тому, что "жучок" легче всего подбросить.
Сначала он думал сделать это на волейбольной площадке, но, пораскинув умом, понял, что тогда станет слишком очевидным: фонарик подбросили. Волейбольную площадку миллион раз за сегодняшний день облазили. Но это бы еще полбеды: миллион раз облазили, а на миллион первом разе наткнулись на этот распроклятый "жучок". Страшнее-то другое.
А если еще кто-то позарится на фонарик снова? Подберет, упрячет, а Вася сельповский проговорится, скажет: у Вовки видел…
Вовку пот прошибал от таких раздумий.
И все-таки есть справедливость на свете! Посетила и Вовку гениальная мысль: а что, если засунуть фонарик Николаю Павловичу в пиджак? Вовка знал, что пиджак, в котором директор школы работает по хозяйству, вешается на гвоздик в прихожей. Конечно, без причины идти в дом к Негановым рисково, а причины никакой не было. Оставалось пробраться незамеченным и незамеченным же вернуться назад.
Вовка выскочил на улицу, ощущая в кармане холодящую тяжесть фонарика.
По его расчетам, Негановы сейчас собрались за столом, обедали.
Ну, так и есть. Неганиха принесла из ограды дымящийся самовар.
Лучшего момента и не придумать.
Но поселил же черт директора школы рядом с магазином! Кто-нибудь да торчит на улице: то из магазина, то в магазин.
Вовка собрался с духом и пошел мимо магазина в открытую: покупателей не переждешь.
И надо же: Вася сельповский на крыльце появился, пальчиком Вовку к себе подозвал:
- Горит по деревне-то, товарищ Воронин.
Вовка с перепугу не понял, что горит, заоглядывался.
- Да нет, - засмеялся Вася, - не в буквальном смысле горит. Негановский фонарик ребята ищут.
- А уже нашли, - соврал Вовка.
- Ну да, - не поверил Вася, - а карман-то у тебя чем оттянуло?
- У меня другой.
- Ты вот что, парень, - сказал Вася серьезно, - тебе это баловство ни к чему. Доставай фонарик сюда.
Вовка совсем растерялся.
- Доставай, доставай. - Вася сам направил Вовкину руку в карман, и, едва фонарик вынырнул на свет, как сразу же перекочевал к Васе в пиджак. - Ну вот, и не было у тебя ничего.
Вовка, не мигая, смотрел на Васю и ничего не мог сообразить.
- Ну, чего глазки вылупил, дурачок? - сказал Вася ласково. - На, возьми себе рубль на конфетки.
Вот уж такого поворота Вовка не ожидал.
- Да вы что, дядя Вася… Я же отдать хотел…
- Вот и отдал, - сказал Вася, хихикнув. - Бери, бери конфет-то, пока магазин не закрыли.
Вовка бы ни за что до такой низости не опустился, не стал бы ничего покупать на омерзительную рублевку, но продавец вышел закрывать магазин на перерыв.
- Аркадий Ильич, - сказал Вася, - тут малец к тебе за конфетами прибежал. Уважь его.
Пришлось Вовке язык проглотить и молча войти за продавцом в магазин.
- Ну, каких тебе? - спросил Аркадий Ильич.
- Да хоть каких.
- Дешевых или дорогих? - не унимался Аркадий Ильич.
- Дорогих, - отчаянно сдался Вовка.
- Правильно. Гулять, так с музыкой! - засмеялся Вася и похлопал Вовку по спине. Вовка поежился.
* * *
Митька был непреклонен.
- Да ты что? - возмущался он. - Принимать подачки? У меня бы самые дорогие конфетки в горле комом застряли, если бы таким образом мне достались. Ой, Вовка, не подкупайся…
- Да я ведь не подкупался. Он сам мне сунул.
- Ну и отдай их ему обратно. Скажи: мол, не продаюсь. Не на таковского, мол, напал.
- Да я уж две конфетки съел из кулька. Он догадается.
- А ты все равно верни.
- Дак фонарик-то он не отдаст.
Тут уж верно. Фонарик у Васи теперь не выудишь. Другой бы кто, может, и посочувствовал, а Вася сельповский не из таких. Для него полежаевцы не свои, совеститься их нечего. Он всю жизнь по вербовкам проездил, а попал в Доброумовский лесопункт да и познакомился там с Катей-Маланей. Теперь уж третий год живет у нее, но в Полежаеве все как чужой. За товарами съездит в район и полдня свободен. А нет чтобы в поле выйти и пособить колхозу - и не подумает.
С ним не знаешь в разговоре, с какого боку и подступиться. Теперь как хочешь, Вовка, крутись. Положеньице создалось хуже и не бывает.
- А ты его припугни: мол, Неганову скажу, - посоветовал Митька.
Но в одиночку идти за фонариком у Вовки не хватало духу. Пришлось дожидаться, когда вернется с фермы Митькина мать и Митька будет свободен от брата.
* * *
- Ну что вы, ребята, - сказал Вася. - У меня зубы не терпят сладкого. Я конфеты и в рот не беру.
- Дядя Вася, я Неганову скажу, - выбросил Вовка последний козырь.
Вася осуждающе покачал головой:
- Вот дурачок. Его же спасают, а он никак не хочет понять. Ну, скажи Неганову. Я ведь у него не украл. - Вася строго посмотрел на ребят и поправился - Не я у него украл.
Митька аж подскочил:
- Вовка тоже не воровал!
- Ну, я и не обвиняю его, потому что не знаю. Я только хочу сказать, что купил у Воронина за рублевку, что я не украл. Мне, ребята, фонарик по работе необходим. Я в разъездах бываю, мало ли где посветить потребуется. Без фонарика я как без рук.
Ребята поняли, что его не уломать. И Митька, весь покраснев, сказал в сердцах:
- Ну, дядя Вася, ну и хапуга вы!
- Ругайтесь, ругайтесь, меня не убудет. Только не проговоритесь где-нибудь, себе же хуже наделаете.
Вовка уловил в его голосе беспокойство.
- А чего нам не проговариваться, мы не заворовались… Нашел я этот фонарик, на волейбольной площадке нашел… Понимаете?
- Ну и чего раскричался? Ты нашел, я купил. Вот и весь разговор. Но если уж вы такие неблагодарные, я уступлю вам его назад.
Вовка, не веря своим ушам, пододвинул поближе к Васе кулек с конфетами. Вася посмеивался:
- Нет, нет, молодые люди, я сладкое не люблю… Три рубля - и весь разговор, - предложил он спокойно. - Ну как? Согласны?
Уж он-то, конечно, знал, что денег у них ни у которого нет. Да еще таких денег!
- Это же нечестно, - упавшим голосом простонал Митька.
- Но я же вас не неволю. Хотите - выкупайте свой фонарик назад; хотите - нет. - И, радуясь замешательству ребят, развел руками: - Ну, как хотите. Было бы предложено. Если надумаете - жду. А Неганову, впрочем, так и можете передать: готов вернуть в любую минуту. За соответствующую плату, естественно.
Не солоно хлебавши оставили ребята Васин дом.
* * *
И все-таки Вовке ударила в голову счастливая мысль. Ну как он сразу-то не сообразил? Да можно же просто на этом разбогатеть. А уж на три-то рубля он сумеет по телефону наговорить шутя. Наговорила же Шура Лешукова на рубль восемьдесят четыре… Ну, а если Вовка один не сможет, так Митька на рублевку да подскажет ему. Вдвоем-то на трешник, глядишь, и вытянут.
Вот только о чем говорить…
Они не один час шушукались с Митькой. Ничего подходящего не могли придумать. А дело-то было стоящее, только бы знать, о чем говорить…
- Давай о пионерском сборе расскажем, - предлагал Вовка.
- О каком?
- Ну, на котором сказки читали… Помнишь, как всем понравилось?
- Так это же когда было… Зимой еще… А в газету надо про сегодняшний день.
- Ну, тогда… как грибы собираем.
- А как?
Действительно, как? Тут и на десять копеек не наберется слов. Сходили в лес, принесли по корзине… И рассказывать не о чем.
И все-таки у Вовки светлая голова! Прибежал вечером к Митьке - слова схватить не может:
- Придумал!
Митька и верить ему боялся. Сколько уж случаев перебрали - и оказывалось, зря.
- Мы про твою маму расскажем! Что она хорошо работает… Что председатель колхоза вручил ей премию…
- Так не только ей.
- А мы и другие фамилии назовем. Ты только узнай у нее, по сколько литров она надоила от каждой коровы… Без цифр они с нами и разговаривать не будут. Достанешь цифры?
- Достану.
- Ну то-то же… А я уж в школе окно приготовил, обе задвижки открыл.
- А если учительская на замке? Телефон-то в учительской…
- Ты что? Как с луны свалился. Они же ключ над косяком прячут. Табуретку придвинул - и все. С приветом.
И Вовка, довольный, понесся домой. Дело было уже почти в шляпе.
* * *
В школе остро, до слез, пахло свежей краской. Митьке хорошо, он остался стоять у угла на карауле, а Вовка, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не чихнуть, пробирался в учительский кабинет. Ноги липли к накрашенным половицам, но следов никаких не оставалось - уже подсохло.
Вовка снял телефонную трубку и чуть не вздрогнул от резкого голоса, резанувшего по уху:
- Пятый!
Вовка испуганно положил трубку назад. Какой пятый? Потом догадался, что это телефонистка на станции назвала свой номер, и снова взял трубку.
- Пятый.
- Дайте редакцию, - неуверенно попросил Вовка, и вот уж другой женский голос устало проговорил:
- Слушаю вас. Антипова.
Вовка немного замешкался, и женщина раздраженно поторопила:
- Слушаю вас! Что вы молчите?
- Я сейчас буду говорить. Вы записывайте, - сказал Вовка, облизывая ссохшиеся губы.
- А что вы будете говорить? - насмешливо поинтересовалась женщина.
- Про Митькину маму.
- Мальчик, здесь не детский сад, - строго сказала женщина.
Вовка насупленно затих. Молчала и женщина.
На линии что-то пощелкивало и гудело.
- Тетенька, - решился Вовка, - я немного наговорю, только на три рубля.
На том конце провода повесили трубку. Частые гудки оглушили Вовку.
Он постоял расстроенно и тоже повесил трубку.
Хоть бы спросила о чем-нибудь, а то и разговаривать не стала. Наверно, Вовка неправильно что-то сказал. Ну конечно, неправильно! Надо было фамилию сразу назвать, про Микулину, мол, Надежду Матвеевну, а также и про других доярок колхоза имени Жданова. А он: "Про Митькину маму…" Эх, тюха-пантюха!.. Придумал тоже…
Митька подпрыгивал на улице под окном, льнул лбом к стеклу. Вот ведь и не поверит еще: не звонил, скажет, струсил.
А не попробовать ли еще разок? Эх, была не была!.. Попытка не пытка.
И когда Митькино лицо снова оказалось на уровне нижнего переплета рамы, Вовка снял трубку.
- Пятый.
Ну, с телефонисткой-то проще, а вот как быть с той…
- Редакцию.
И опять усталый голос ответил Вовке:
- Слушаю вас. Антипова.
Вовка как с обрыва прыгал, и глаза закрыл.
- Тетенька, - начал он срывающимся голосом, - я же про передовую доярку, про Микулину Надежду Матвеевну… Ей премию председатель колхоза выдал… Я и цифры все знаю про нее…
- Мальчик, не мешайте работать, - сказала сердитая женщина. - Смотри, узнаю, откуда звонишь, и милицию вызову.
У Вовки волосы взмокли. Он метнулся от телефона в коридор.
Митька уже поджидал его у раскрытого окна:
- Ну как?
Вовка вылез в окно, сердито захлопнул створки рамы:
- "Как, как"! Ты на карауле стоишь или где? Чего к учительской-то прибежал, заподпрыгивал, как заяц? Тебе сказано было: стой у угла.
- Да чего уж… Не прозевал бы…
- "Не прозевал бы"… Вечно ты так.
Вовка, сгорбившись, поплелся домой. А Митька, то и дело забегая вперед, сочувственно заглядывал ему в глаза.
Вовка остановился.
- Ну, чего, как козел, бегаешь? - Он стер с лица пот и махнул рукой: - Не видишь разве, что не вышло… Такая злая попалась… Хуже нашей Клавдии Ипполитовны!..
- Али уж трех рублей пожалела? - спросил Митька заискивающе.
- "Трех рублей, трех рублей"… - передразнил Вовка. - Ничего ты не понимаешь… Она разговаривать не захотела с нами! Она… - Он чуть не прикусил язык.
С горы, от колхозной конторы, спускались Геннадий Иванович и Шура Лешукова.
Батюшки светы! Что же делается-то? У Вовки глаза на лоб полезли. Шура цепко держала Геннадия Ивановича под руку. Это ж надо: на виду у всего Полежаева повела Вовкиного квартиранта в столовую. Мимо негановского дома провела (Толик, наверно, их и в окошко видел!), мимо магазина, полнущего народу, мимо судачивших на крылечке женщин…
Вовка ошарашенно остановился. Если бы слезы помогали мужчинам, он бы, не стыдясь Митьки, навзрыд разревелся и кинулся к Геннадию Ивановичу с покаянной…
СЕРЕЖКИНА ПРЕМИЯ
Все началось с прошлого лета. А бабушка Ульяна утверждает - раньше. Говорит, Сережка тогда еще в школу не ходил, совсем маленький был. Убежит на конюшню и все вокруг лошадей лазит, пока его не прогонят. Потом собачонку раздобыл где-то, с ней возился.
- Ну, а дояром-то с прошлого лета стал! - смеялась мать.
- Дояром с прошлого, когда во второй класс перевели, соглашалась с ней бабушка и подытоживала: - Ну вот видишь, за год велосипед заработал.
Сережка боялся на велосипед и дышать. Поставил его у крыльца к стене, а сам отходил то к черемухе, то к воротам и все любовался на него издали. Вишневого цвета, отсвечивающий в закатном солнце никелированными ободами и спицами, с круто изгибающимся рулем, велосипед был и вправду хорош.
- Вот, Сереженька, работай, не ленись, так всегда будешь в почете, - поучала бабушка и тоже не отрывала от велосипеда глаз.
…Она, узнав, что внука будут премировать, оставила сегодня все дела по хозяйству и заявилась в битком набитый колхозниками клуб, в котором не помнила, когда в последний раз и была. Сидела, жарко стискивая Сережкину руку, и, дождавшись, когда председатель колхоза назвал фамилию внука, вытолкнула Сережку к сцене. Сережка был весь в поту, не слышал председательских поздравлений и изо всего зала видел одну лишь бабушку, которая хлопала в ладоши и улыбалась.
Из боковой комнаты выкатили к Сережке на сцену новенький велосипед, и бабушка, не удержавшись, ринулась к внуку на помощь.
- Да ты-то, Ульяна, куда? - осаживали ее женщины.
- Ну-ко, как это куда? - удивлялась бабушка. - Ведь ему в такой тесноте одному этакую махину и не протащить.
- Ну и пущай постоит на сцене. Не по головам же поедете.