Эдвард поделился с Гертрудой шоколадом. Подбадривая, он утверждал, что "теперь она сможет отправиться туда, куда захочет":
– Это незабываемые ощущения! Особенно когда это у тебя впервые!
Они дождались Чарли и Кристофера. Чарли выглядел радостным. И Гертруде стало казаться, что только ей попались "неприятные кабинеты".
Медленно и за разговорами они поднимались по длинному коридору.
Впереди показались другие люди. Десятки. Сотни. Тысячи. В белых и серых хитонах, надев капюшоны, они куда-то направлялись. Чарли, Эдвард, Кристофер и Гертруда, а также их новые знакомые в белых и серых хитонах, надев капюшоны, последовали за другими людьми: у каждого из них горела свеча. Гертруда не знала, куда они направляются. Да и им, судя по всему, это тоже не было известно. Но что удивляло Гертруду, никто теперь не переживал. Все просто шли.
Низкий коридор становился всё шире. С разных сторон в толпу вливался поток других людей. Гертруда не видела их лица – они были скрыты под капюшонами.
Дорога вела на берег реки, освещённой светом луны. Была уже глубокая ночь. В небе плыли тысячи и тысячи фонариков и миллионы светлячков, а по реке – медленно подхватываемые течением – десятки тысяч жёлтых свечей.
Гертруде даже показалось, что река приветственно расступается, когда они с Чарли подошли ближе.
На берегу собрались не менее сотни тысяч человек. Люди в белых и серых хитонах опускали свечи в воду, передавая огонь друг другу. А люди в лиловых хитонах запускали фонарики в небо. Они пели какую-то песню на непонятном языке.
Это была самая необычная ночь в жизни Гертруды. Дух захватывало! Она наверняка взлетела бы от восторга, будь у неё крылья.
Неожиданно вокруг всё будто погасло. Гертруда не поняла, что произошло дальше. И не увидела, как кто-то обнял её и словно елеем прикоснулся к запястьям. Она освободилась от повязок и опустилась в тёплую воду, где услышала шёпот:
Раны, кровоточащие от ударов.
Ты долго спала. И вновь обретаешь очертания.
Позволяю тебе.
В тот момент Чарли и Гертруда ещё не осознавали, насколько они счастливы.
Глава 8
Вспоминательные повестки
Следующие несколько дней Гертруда провела в кровати – просыпалась только чтобы выпить бульон. Нестерпимо болела спина. Бабушка Матильда делала всё, чтобы облегчить мучения: помогали мази "На ТОТ случай: ДО" и "На ТОТ случай: ВО ВРЕМЯ" (спину будто обжигало огнём). Гертруда стонала от боли, но не слышала своего голоса. И снова засыпала.
В соседней комнате стонал Чарли.
Боль начала ослабевать сама. Постепенно. И бабушка Матильда утверждала, что это – "к большим переменам". Возле кроватей Чарли и Гертруды теперь стояли баночки с мазями "На ТОТ случай: ПОСЛЕ" и отвар из душистых трав.
* * *
В среду вечером Гертруда спустилась на первый этаж дома 6/66. На кухне сидел Чарли. Из-за перевязок пришлось носить старые домашние хитоны, которые были сшиты так давно, что даже моль отказалась бы их есть.
– Родная! – оживилась бабушка Матильда. Она готовила омлет. – Я так рада. Ты проснулась. Как себя чувствуешь?
– Привет, – пробормотал Чарли. – Ты как?
Гертруда поняла по измождённому лицу брата:
– Ты тоже заболел? – Она сердилась, что не могла дотянуться до спины: та ныла, даже если Гертруда слегка приподнимала руки.
– Нет-нет, родные! – Бабушка Матильда поставила на стол тарелку с гренками и две чашки горячего шоколада. – Вы не болели. Так всегда бывает. Наш сосед – мистер Гордон Пипкин – пролежал в кровати два месяца! Два! А Тутси "Ласточка" Фридерман рассказывала, что её дядюшка и вовсе полгода проспал. Вы у меня такие сильные! Чарли, родной, аккуратнее со спиной. Не облокачивайся, пока там всё не окрепнет.
* * *
Проходили недели.
Больше всего Гертруду сердило, что от боли в спине нельзя было избавиться – приходилось терпеть. Но что самое худшее – не удавалось понять, из-за чего всё это. В зеркале не было видно, а дотянуться не получалось. Гертруда даже попыталась посмотреть на спину Чарли (когда ему делали перевязку), но он капризничал и закрывался у себя в комнате:
– Руперт сказал, что показывать нельзя. Чтобы не сглазить!
Перед сном бабушка Матильда смазывала спину Гертруды средством "На ТОТ случай: ПОСЛЕ". А на все вопросы отвечала уклончиво:
– Что тут? Пока ни на что не похоже. Тутси предупредила, что нужно подождать: природа возьмёт своё. Это ведь естественно!
Как-то ночью Гертруда получила первую "молнию" от Верного Незнакомца. Короткое послание:
Привет!
Здорово, что ты теперь с нами! И одна из нас. Поздравляю.
Верный Незнакомец
* * *
Следующие после "выздоровления" дни Чарли и Гертруда не знали, чем себя занять. Успели уже распечатать подарки.
Привыкая к своему старому-новому дому, они пересматривали в гостиной портреты, слушали граммофон и радио, пролистывали книги в доме (хотя многие были на непонятном языке, но с картинками: странными, пугающими, забавными и даже весёлыми). Некоторые книги оказались очень интересными. Особенно завершения "Заговора Тома Сойера" Марка Твена и "Житейских воззрений кота Мурра" Эрнста Гофмана. Бабушка Матильда радовалась, что романы и повести внукам "оказались по душе":
– Раньше многие книги из нашей домашней библиотеки были незавершёнными. А дописаны авторами сравнительно недавно, родные мои.
Спустя какое-то время Чарли и Гертруда начали выходить на улицу – бабушка Матильда заставляла их дышать свежим воздухом. На берегу озера они познакомились с соседом-добряком – полным усатым мужчиной по имени Роберт Готли. Он проживал в доме 4/66. Роберт Готли рассказал, что раньше был богатым человеком, но "после некоторых событий остался с носом". Приглашал в гости и угощал конфетами. Чарли и Гертруда не всегда понимали мистера Роберта Готли. Он утверждал, что завидует им. По-доброму. Так и говорил: "Жаль, мне бы тоже хотелось". И указывал им на спины. А затем добавлял, что скоро должны приехать его дочь и внук:
– Внук у меня – славный малый, очень активный, но молчаливый. Вашего возраста. Миссис Матильда Потатуй, кстати, предупреждала о вашем возвращении. Поэтому я решил построить небольшой дом на яблоне! Вон там – наверху. Видите? Точно такой же был у меня в детстве. Вы сможете вместе проводить там время! Это будет ваш дом! Постараюсь скоро закончить и приглашу вас на открытие. По традиции, нужно перерезать красную ленту и впустить первым внутрь кота.
Прогуливаясь днём по набережной, Чарли и Гертруда пытались рассмотреть Левиафана – чудовище в озере, которое обижалось, если его называли чудовищем. Оно плавало возле прогулочных лодок и выпрашивало хлеб у отдыхающих.
Ещё с одним "чудовищем" Чарли и Гертруда познакомились случайно – когда зашли в уборную на первом этаже дома 6/66. В правом верхнем углу сидел огромный лохматый паук. Бабушка Матильда объяснила, что это Пенелопа. И она вот-вот должна обзавестись потомством. Это был первый и последний раз, когда Чарли и Гертруда видели уборную на пером этаже дома 6/66 изнутри.
Также Чарли и Гертруда нашли старое зеркало – Пустозвон. Оно часто не работало, поэтому висело в каморке на втором этаже, где всё было завалено старыми бумагами, пыльными коробками и сломанным торшером. Зеркало было завешено плотной зелёной тканью. Как сказала бабушка Матильда, "меньше знают – крепче спят".
Когда Чарли и Гертруда полностью выздоровели (их спины уже не болели, но жутко чесались), они обошли всю 66-ю улицу. Улица оказалась полукруглой. Огибала широкое озеро: дома располагались вдоль дороги, к ним вели узкие тропинки. Но было много тропинок, которые никуда не вели. Или вели куда-то не туда. То к дереву. Или к стене. Чарли даже нашёл тропинку, которая заканчивалась там, где и начиналась. И, что странно: в начале улицы находился восемьдесят третий дом, а в конце – сорок первый. При этом – Гертруда могла поклясться – дома будто менялись местами. К примеру, дом номер девятнадцать, который находился напротив дома номер шесть, в один из дней просто исчез. На его месте оказался дом номер тридцать. Бабушку Матильду такие перемены каждый раз жутко расстраивали – ведь дом Тутси "Ласточки" Фридерман почему-то никуда не "переезжал".
Каждую ночь Чарли и Гертруда обегали всю 66-ю улицу в поисках цветов. Пока никто из соседей не видел (только миллионы светлячков), они рвали подснежники, лилии и ветки белой сирени, которые росли здесь даже весной и летом. И каждое утро бабушку Матильду ждали самые красивые в мире букеты. Она сердилась, демонстративно ругалась, но всё равно таким подаркам радовалась. И не догадывалась: за ночь Чарли и Гертруда также успевали наесться клубники, земляники и вишни в соседских садах.
На другом конце 66-й улицы они познакомились с доброй старушкой Трухти Кимор. Она всегда здоровалась с Чарли и Гертрудой, угощала их печеньем и передавала бабушке Матильде какие-то свёртки с вениками и совками.
Также подружились с белым котом (хотя на самом деле это он с ними подружился), который гулял сам по себе. Они узнали, что кот никому не принадлежал. И что у него нет имени. Мистер Роберт Готли, поглаживая усы, рассказал: коту не нравится, когда ему пытаются дать имя. Поэтому кот – просто кот по имени Кот. Он всеобщий любимец и приходит на 66-ю улицу когда захочет.
А ещё Чарли и Гертруде нравилась радуга. Красочная, яркая и невероятно широкая, она каждый день медленно плыла по чистому звёздному небу: казалось, "жила" сама по себе – минуту назад могла быть за горизонтом, а затем незаметно перемещалась над городом. Гертруда удивлялась, что радуга не исчезала даже ночью.
Ежедневно бабушка Матильда получала письма от дедушки Филиппа. Он передавал приветы Чарли и Гертруде с сожалением, что не может быть с ними в настоящий момент. Он каждое утро присылал бабушке Матильде стихи, признавался в любви. Гертруда ни разу не видела, как доставляют почту, – почтовых ящиков и почтальонов не было, а голубиная почта не использовалась здесь уже лет двести. Также не видела, чтобы бабушка Матильда отправляла письма дедушке Филиппу. Каждый день она писала ему ответ на толстом свитке, аккуратно сворачивала, заклеивала и, счастливая… сжигала его.
Все свои мысли Чарли и Гертруда записывали в дневники. Их приходилось вести ежедневно. Бабушка Матильда утверждала, это должно помочь воспоминаниям вернуться:
– Это как будто вспомнить младенческие годы, родные мои.
Никто так и не узнал, что случилось с Мистером С.: он будто исчез.
* * *
В один из понедельников в дом 6/66 словно ураган ворвалась Тутси "Ласточка" Фридерман. Она не обратила внимания, что Чарли и Гертруда обедают. Соседка была так возбуждена и явно спешила, что снова забыла снять бигуди.
– Матильдушка! Ты ещё не слышала! Только что узнала! Птичка снова шепчет. Скоро вся делегация уезжает! Снимут, наконец, запрет на полёты! Я понимаю, если бы неделя. Но когда сказали, что продлевают на месяц… На месяц! Такого никогда ещё не было! Зато теперь я так рада, так рада!
– Спасибо, Тутси. – Бабушка Матильда мыла посуду. – Это хорошая новость.
– Матильдушка! Ну что же ты так невесело? Я ведь твоих внуков хотела обрадовать! Вы ведь рады, цыплятки?
Гертруда посмотрела на брата, тот – на неё.
– Неужели вы не рады?
– Э-э-м, – только и ответил Чарли.
– Матильдушка! – Тутси Фридерман снова обратилась к бабушке Матильде. – Ты же ещё не слышала! Воробушек пел и щебетал! К Роберту скоро приедет родня. Мы должны с тобой кое-что успеть!
Тутси "Ласточка" Фридерман, оказалось, знала много всего, о чём не говорят по радио и не пишут в газетах. Рассказала о каком-то грандиозном событии, о котором нельзя говорить; выдала секрет, где можно купить запрещённые модные хитоны ("Их доставляют прямо оттуда , Матильдушка!") и пластинки для граммофона; поделилась слухами, будто сюда прибыли воспитанники Монастыря Святой Марии; а также напомнила, что через несколько дней будут принимать заявки на конкурс овощей и фруктов, который в этом году назвали "Тыква-Тыква-Баклажан".
* * *
Казалось, Чарли и Гертруда проводят здесь летние каникулы. Стояла жара, и теперь они каждый день ходили купаться на озеро. Бабушка Матильда строго-настрого запрещала Гертруде снимать бинты. И даже сшила специальные удобные повязки разных цветов.
Гертруда уже поняла, почему она и Чарли "болели": услышала это в разговоре двух женщин, когда возвращалась с озера. И наконец-то стало ясно, почему мистер Роберт Готли им завидовал. Она и сама теперь себе завидовала. И впервые обрадовалась, что скоро разрешат полёты.
Чарли успел познакомиться с соседскими ребятами. Вечерами они подолгу бегали за светлячками, ловили их в банку и, забираясь в недостроенный домик на дереве во дворе мистера Роберта Готли, рассказывали друг другу страшные истории. К тому моменту уже был пик Светлых Ночей – всю округу заполнили миллиарды светлячков. Переливаясь теперь уже зеленоватым светом, они освещали всю 66-ю улицу.
"Каникулы" завершились внезапно.
В одну из летних ночей Гертруда проснулась от странного треска. Вся комната была залита ярким светом – от десятков костров на 66-й улице. Вокруг них пели и танцевали соседи, кто-то прыгал через огонь.
Очарованная, Гертруда спустилась на первый этаж дома номер 6/66. В гостиной у зеркала Пустозвон (того, что раньше висело в каморке на втором этаже) сидела бабушка Матильда. Она была одета в синий хитон. Как показалось Гертруде, бабушка Матильда с кем-то разговаривала. Вокруг горели свечи. На пороге и на подоконниках лежала крапива.
– Наконец-то, родная. – Бабушка Матильда повернулась к внучке и, улыбнувшись, протянула ей венок из фиалок, лопуха и медвежьего ушка. – Нам нужно поторопиться. Твой хитон – в кресле.
Это была странная ночь.
Гертруда наблюдала, как по улице бегал Чарли с соседскими ребятами. Никто не ругался, когда они стащили калитку с ограды Тутси Фридерман, лестницу – у мистера Роберта Готли; перегородили дорогу какой-то старой лодкой, а ещё – измазали окна домов сажей. Им помогали даже взрослые, затаскивая на крышу дома старушки Трухти Кимор её сани.
Веселилась даже луна.
Многие взрослые устраивали бег наперегонки. Кто-то ел ватрушки, сырники и лепешки, запивая всё обетным зельем.
– Чем больше веселья здесь , тем счастливее будут наши родные! За тех, кого с нами нет! – прокричала Тутси Фридерман, прыгая через огонь. И тут же прыгнула второй раз, но уже взявшись за руки с мистером Робертом Готли.
Бабушка Матильда развешивала на деревьях в саду полотенца и венки – "для тех, кто в эту ночь возвращается". Гертруде казалось, будто деревья шепчутся друг с другом: они шелестели листьями, хотя ветра не было. Беседовали между собой и травы, которые "этой ночью наполнялись особой, чудодейственной силой". Как объяснила бабушка Матильда, "даже вода была в союзе с огнём". Она отвела внучку к озеру, в тихую воду которого молодые девушки опускали венки и свечи. Многие венками обменивались, шутили и смеялись. Вдоль всего берега горели сотни костров. Гертруда опустила свой венок в воду. Неподалёку проплыли чёрные и белые лебеди.
И вдруг все ахнули. Прямо в озере зацвёл необычный цветок. Гертруда никогда в жизни не видела ничего подобного. Он был похож на папоротник, внутри которого – обнявшиеся парень и девушка. Цветок распустился лишь на несколько минут: сначала зацвёл жёлтым цветом, а затем – красным.
– Сказания связывают происхождение этого цветка с теми, кто вступил в запретные отношения, – рассказывала бабушка Матильда. – Из-за этого их и превратили в цветок. Символизирует он самопожертвование ради крепкого, хоть и не долговечного союза. Это также должно помочь тебе вспомнить , родная.
Веселье и танцы продолжались до рассвета. И завершились с появлением росы. Уставшая, Гертруда уже хотела лечь спать, когда увидела на столе в своей комнате дымящийся конверт. В нём было письмо:
ВСПОМИНАТЕЛЬНАЯ ПОВЕСТКА
Мистеру Чарльзу Бо́гранду и мисс Гертруде Бо́гранд,
Прож. в д. 6/66 Девятого Острова.