Теперь весь Володин стол и подоконник возле него были завалены всевозможными вещами, необходимыми для авиаконструктора. Не хватало уже места для них, и, случалось, Валя находила под своими книгами, использованными в качестве пресса, какие-то прочно приклеившиеся к переплёту скрещённые палочки, рейки, обмотанные натуго нитками. Тогда юный конструктор должен был отпаривать над чайником пострадавший учебник сестры, отчего, конечно, тот не становился лучше, а хозяйка его - добрее…
Но так или иначе, а задуманный самолёт был построен. Он был так велик, что, когда Володя выносил аппарат через дверь, пришлось повернуть его боком, одним крылом вниз, другим вверх. Да и при этом он чуть не зацепился за притолоку. Все ребята на дворе сбежались взглянуть на дивное сооружение Володиных рук. Самолёт был действительно великолепен. На широких, округло суживающихся к концам крыльях были выведены пятиконечные красные звёзды. Такие же звёзды были на фюзеляже, оклеенном плотной бумагой, и на хвосте. Как уверял Володя, это был самолёт-амфибия, то есть он мог садиться и на землю и на воду. Даже Алевтина Марковна, раздвинув тюлевые занавески и высунувшись из окна своей комнаты, изрекла сверху:
- Наконец-то подходящим делом занялся Вовочка! Смотрите, какая красота! Абсолютный альбатрос! Неужели он и летать сможет?
Володя презрительно поглядел наверх. Правда, тут же доказать лётные качества своего самолёта он не мог.
- Двор у нас больно маленький, ему тут тесно. Он у меня на дальнюю дистанцию рассчитан. Ему должно быть кругом свободно… А ну, не трогай - не купишь. Смотри глазами!.. - осадил он какого-то малыша, который робко коснулся пальцем звёздочки на крыле.
Дав всем вдоволь насмотреться на это сооружение, Володя потащил свой самолёт в авиакружок. Он порядком измучился по дороге - так громоздок был его аппарат. Но когда он появился во дворе Дома пионеров, все "юасы" - да не только "юасы", но и члены шахматного кружка, где шёл турнир, и даже участники литературного диспута "Что такое дружба?", который происходил в это время в зале, - высыпали во двор и окружили Володю, А он стоял посреди двора, гордый, торжествующий, держа перед собой обеими руками большой, красивый аэроплан с красными звёздами. Он слышал, как пионеры восхищённо переговаривались между собой:
- Здóрово сделал!.. Как настоящий совсем.
Маленький пионер-шахматист в больших очках обошёл модель со всех сторон, близко склонясь к ней, словно обнюхивая, и потом очень вежливо спросил у Володи:
- Это какого типа?
- Амфибия, - отвечал Володя пренебрежительно.
И мальчики вокруг переглянулись с уважением: им было приятно, что у них в Доме пионеров есть такой замечательный парень, умеющий делать даже амфибии.
- Один делал?.. Сам? - спросил кто-то.
- Нет, мама помогала! - отвечал Володя. И все засмеялись.
Но вот подошёл Женя Бычков. Он внимательно осмотрел модель, осторожно потрогал крыло, попросил у Володи разрешения подержать самолёт минуточку в своих руках и вернул его обратно нашему конструктору.
- Не полетит, - тихо сказал он.
- Что-о?! - обиделся Володя. - Больно ты много знаешь!
- Потому что перетяжелённый, - так же негромко пояснил Женя Бычков. - И фюзеляж слишком короткий. Скапотирует.
- Ты не каркай! - закричал Володя. - Посмотришь вот…
Модель была так велика, что и двор Дома пионеров, по мнению Володи, оказался тесным для неё. Решили подняться на склон Митридата и там запустить модель для пробы.
Все повалили туда. Володя шёл впереди со своей моделью. Решили высоко не забираться на первый раз. Выбрали подходящее место, и Володя закрутил в разные стороны резиновые жгутики, приводящие в движение винты, зажав их пальцами, чтобы они не раскручивались без нужды. Затем он поднял свой самолёт над головой, встал на цыпочки и толкнул в воздух модель, одновременно отпустив винты.
- Ура! - с готовностью закричали мальчишки, уже устремляясь вниз по склону за летящей над их головой моделью.
Самолёт, задрав нос кверху, вдруг резко клюнул вниз, закинул хвост, два раза перевернулся в воздухе, потом как-то косо съехал на одно крыло, ударился его концом о землю и закувыркался вниз по склону, как перекати-поле. Мальчишки бежали вокруг, крича, подпрыгивая, но не решаясь задержать скатывающийся аппарат. Володя растолкал их, подхватил самолёт на руки. Повреждения были невелики: в одном месте отошла стойка, кое-где чуточку порвалась бумага.
- Неправильно запустил, - объяснил Володя.
Он снова закрутил резинки винтов и с силой направил самолёт в воздух.
Но модель, сделав неуклюжее сальто-мортале, со всего размаха врезалась в склон горы. Что-то хрустнуло. Ветер, внезапно подувший с моря, поволок исковерканную модель по траве. Она зацепилась за кустарник и затрепыхалась, стуча перепончатым лопнувшим крылом. Володя подбежал к ней - и понял, что всё кончено.
А вокруг уже смеялись, сперва тихо, а потом всё громче. И уже слышал Володя обидные замечания тех самых ребят, которые только пять минут назад расхваливали его модель:
- Одна декорация!
- Декорация!..
- Фасону много, а толку ни на копейку!
- Высоко взлетела, низко села!..
- Х-хе, вот тебе и амфибия!
- Эй, Дубинин, может быть, она у тебя только с воды летает?
- Она и там на дно кувыркнётся!..
Володя, не отвечая на насмешки, осторожно высвобождал треснувшие крылья из цепких ветвей кустарника.
Вскоре его оставили одного со злосчастной моделью. Володя поднял её - исковерканную, опозоренную - на руки. Она беспомощно вывернула крыло.
С моря поднимался сильный ветер. Из-за пролива, со стороны Тамани, быстро неслись тучи. Вдалеке уже пробормотал что-то, пока ещё про себя, гром. Надо было спускаться. Но как теперь возвращаться домой, после такого поражения?
И вдруг Володя заметил, что он не один. К нему подходил Женя Бычков.
- Это у тебя отлетело? - сказал Женя, подавая Володе отлетевшую планочку и глядя в сторону.
Володя молча взял у него деревяшку.
- Потому что перетяжелённая, - так же тихо, как прежде, сказал Женя. - И центровка неправильная. Потом, зачем ты такие нервюры толстые поставил?
Володя не слыхивал никогда ни о нервюрах, ни о центровке, но он и виду не подал.
- Я думал, крепче будет…
- Нет, ты смотри, Дубинин, - проговорил Женя. - Видишь, у тебя тут равновесия нет. Его так сюда и тянет. Я знаю: это трудное дело. Тут самому не справиться. Надо расчёты знать. Вот мы все вместе потому и делаем. А ты хотел один. Тут ребята поопытнее тебя есть, да и то…
Они сидели на корточках возле поломанной модели, разбирали её недостатки, старались исправить повреждения и так увлеклись оба, что не заметили, как тучи накрыли весь город и вдруг внизу, под ногами у них, всё исчезло, всё заволокло серой пеленой тумана. Крупная капля дождя звонко, как в барабан, стукнула о перепончатую оболочку крыла на модели.
- Эх ты, смотри, как накрыло! - сказал Володя, поднимая голову. - Ну, нальёт нам сейчас за шиворот! Ты беги, тут прямо можно спуститься, покороче будет.
- А ты?
- А я той дорогой пойду, а то съеду ещё здесь, так окончательно всё поломаю.
- Ну, уж тогда вместе пойдём, - сказал Женя Бычков. - Скорее надо, а то всё у тебя размочит!
Взявшись за концы попорченных крыльев самолёта, они начали быстро спускаться. Под ними была уже сплошная, медленно клубившаяся муть; она подступала со всех сторон… Гора, где они стояли, выглядела уже островком в море тумана, и было жутковато погружаться в него. Ветер несколько раз чуть не вырвал из рук мальчиков модель. Они в таких случаях приседали и старались быть поближе к земле. Дождь всё усиливался, склон стад скользким. Ветер гнал на Митридат густое стадо туч и оглушительно щёлкал над головой слепящим кнутом молний. Гроза была теперь совсем рядом. Стало казаться, что с Митридата, грохоча, катятся от самой вершины вниз огромные пустые железные бочки. Под ногами всё ехало, расплывалось…
Вдруг Женя негромко охнул и провалился куда-то вниз. Не выпуская из рук модели, Володя сполз к нему:
- Ты что?
- Нога у меня чего-то…
Женя попытался подняться, но тихо ойкнул и повалился на землю.
- Вот так номер, - сказал он виновато, - ступить не могу. А больно до чего…
Лицо у него перекосило, он кусал нижнюю губу, но продолжал говорить тем же тихим голосом, каким обычно разговаривал в кружке:
- Ты уходи, а то тебе всё размочит… Да и ветер поднимается.
Порыв ветра чуть не повалил Володю на землю. Дождь лил как из ведра. С вершины Митридата хлынули мутные, уже начинавшие греметь потоки.
- Идти никак не можешь? - спросил Володя, повернувшись спиной к ветру.
- Погоди, у меня пройдёт немножко, тогда я пойду… А ты не жди, ты беги.
- Куда я побегу? Давай уж вместе.
- Да не могу же я!
- Я и говорю, что не можешь. Значит, давай вместе. Забирайся ко мне на закорки.
- Да брось ты!.. Я ж тяжёлый…
- Сам брось! Давай, говорю! Мне даже лучше будет - ты меня от дождя прикроешь.
- А модель как же?
- А ну, шут с ней, с моделью! Давай!..
Володя спустился на шаг ниже, подставил спину, припав на колени. Женя обхватил его за шею. Он был крупнее и сильнее Володи, но Володя поднатужился, схватился руками за мокрую траву, но она выдиралась из земли. Ему всё же удалось встать. Женя, здоровой ногой отталкиваясь от склона горы и поджав другую, повис у Володи за плечами.
- Ну, держись теперь… Только горло не дави, а то мне дышать нельзя.
Их нагоняли потоки, нёсшиеся по склону. Вода несла камни, надо было увёртываться от них. Володя наугад пробирался сквозь дождь. Вдруг что-то белое промчалось в потоке мимо него. На мгновение Володя увидел красную звезду и понял, что то была его погибшая модель… Струёй её прижало к камню, потом повернуло, и она исчезла.
Поминутно оступаясь, выбиваясь из последних сил, Володя тащил на себе Бычкова. Когда он очень уставал и чувствовал, что сейчас сам свалится, то сплёвывал воду и говорил:
- Слушай, Бычков, ты постой на одной ноге, отпусти меня немного.
И Женя становился на одну ногу. Тогда Володя, откинувшись, с минуту отдыхал, опираясь на него, а потом, сказав: "Ну, давай, Бычков, грузись!" - тащил товарища дальше.
Так он дотащил Бычкова до первого строения на окраине. Там, под навесом, они переждали ненастье, а потом Володя сбегал домой к Жене и сообщил его родителям о случившейся беде.
С этого дня они подружились. Как известно, самая крепкая дружба всегда начинается со столкновений, с хорошей ссоры или небольшой драки…
Женя уже в скором времени сдал нормы первого разряда по моделям и стал инструктором "юасов". Володя теперь терпеливо, ступень за ступенью, поднимался по той лесенке, через которую он хотел перескочить одним махом. У него уже неплохо получались схематические модели. Кроме того, он стал художником стенной газеты "ЮАС". В первом же номере он сам мужественно нарисовал карикатуру под названием "Воздушный бой". В ней он изобразил очень смешно своё столкновение с Женей, не пожалев чёрной краски для собственной физиономии.
Инструктор Николай Семёнович был теперь доволен им. Володя быстро схватывал все технические приёмы, и с языка его не сходили новые словечки: "бобышка", "лонжерон", "нервюры"… Он построил уже вполне хорошую схематическую модель с резиновым двигателем. Она прошла испытания во дворе Дома пионеров. Решено было в следующий раз попробовать её на Митридате, где все модели проходили, так сказать, выпускной экзамен на аттестат воздушной зрелости. Проба была назначена на субботу.
Но в пятницу Евдокия Тимофеевна была на родительском собрании в школе, и с нею долго говорила Юлия Львовна. Говорила она о том, что Володя в последнее время стал учиться хуже; и хотя мальчик он очень способный, но, видно, чересчур сейчас увлекается чем-то, и надо бы за ним следить построже. Словом, Евдокия Тимофеевна, вернувшись домой, не снимая даже шали, прошла прямо к столу, где что-то строгал Володя. Она молча выдернула у него из пальцев ножик, положила его на стол и сказала:
- Хватит! Построгал, побегал - и будет. С завтрашнего дня никуда больше не пойдёшь. Срам было слушать, что мне Юлия Львовна про тебя сказала! Занятия запускаешь. Отставать начал. И говорит, что ты её не слушаешься, мало уважаешь. А она ведь знаешь какая до тебя внимательная! Как родная мать всё равно, старается для вас. Словом, с завтрашнего дня никуда не пойдёшь. Всё! Будет!..
На другой день во время урока русского языка Володя читал под партой книгу о Чкалове. Кругликов разбирал у доски сложносочинённое безличное предложение.
- Дубинин! - вызвала Юлия Львовна. - Как, по-твоему, правильно Кругликов говорит?
Володя вскочил, непонимающе посмотрел на Кругликова, прочёл то, что было написано на доске:
- По-моему, правильно.
- Почему же, по-твоему, правильно?
Володя мог бы ответить, что Кругликов - хороший ученик и раз он отвечает, то, скорее всего, правильно. Но он переступил ногами под партой, поглядел в окно и сказал:
- Потому что я не слышал, чтó он ответил.
- Но, может быть, ты слышал хотя бы, о чём я его спрашивала?
- О предложении… о предложении, о безличном предложении, - подсказали сзади.
- Вы спрашивали разбор предложения, только я не знаю, про что, - сказал он и, вздёрнув подбородок, прямо посмотрел на учительницу.
- Где же это твои мысли витали, Дубинин? - спросила Юлия Львовна. - Где-нибудь, наверно, под облаками? "Вознёсся выше он главою непокорной Александрийского столпа"?.. Всё-таки иногда, Дубинин, надо и на землю спускаться. Ну, хотя бы на время уроков. Дай сюда книгу, которую ты читал.
Володя, понурившись, вытащил из-под парты книгу и понёс её к столу.
- "Чкалов", - прочла Юлия Львовна. - Ну хорошо. Раз ты увлекаешься этой книгой, становись тут и вот прочти… Ну, скажем, это предложение… - Она взяла книгу и отметила в ней Володе, что читать. - Давай разберём его по частям… Ты, Кругликов, можешь сесть на место.
- "Чкалов - прирождённый испытатель, - начал с чувством читать Володя, - его стихия - опыт, эксперимент, исследования ещё неизведанных возможностей. Раньше он испытывал лишь машины и свою смелость. Теперь он стал…"
- Хватит, хватит! - остановила его Юлия Львовна. - Я же тебя просила одно предложение…
- Пусть ещё, ещё прочтёт! - закричали с парт. - Интересно…
- Тихо! Ему хватит и в этом разобраться. Раз уж сам столько взялся прочесть, пусть всё разберёт.
Володя прочёл снова заданные фразы и, немного проплутав между дополнениями и определениями, добрался до истины, которую требовали правила синтаксиса.
- Вот, Дубинин, - сказала Юлия Львовна, - долго ты, признаться, плавал. Кое-как до берега добрался. Хочешь высоко летать, а пока что на земле спотыкаешься. Вот про Чкалова читаешь на уроках, хочешь, должно быть, стать похожим на него, а учиться стал хуже.
- А Чкалов тоже, наверно, не всегда уж на "отлично" отвечал, - возразил Володя.
- И тебе не стыдно, Дубинин, свою лень за Чкалова прятать! Когда и как Чкалов рос и как ты сейчас живёшь? Если ты читал как следует про Чкалова, ты должен знать, что учился он превосходно. А как над собой Чкалов работал, когда свои силы почувствовал!.. На, Дубинин, бери свою книгу и обещай мне, что не будешь читать на уроках. Обещаешь?
- Нет, - последовал ответ. - Не удержусь.
- Ну, так я отниму у тебя её.
- Что ж, отнимайте тогда. Я врать не люблю. Буду читать.
После уроков Юлия Львовна попросила Володю остаться и зайти к ней в учительскую.
- Послушай, Володя, - сказала ему Юлия Львовна. - Я очень ценю, что ты такой честный мальчик. Это - замечательное качество. Я сама привыкла тебе верить во всём. Но настоящий человек не должен бравировать, щеголять своими хорошими качествами: "Ах, какой я правдивый! Поглядите на меня, какой я честный!.." И потом, должна тебе сказать, Дубинин, что человек, который собирается сделать нечто нехорошее и прямо об этом заявляет, далеко ещё не честный человек. Ты это пойми. Вот сегодня, например, в классе… Как ты мне ответил, когда я тебя спросила насчёт книги? Послушать со стороны, так можно сказать: "Ах, какой прямодушный мальчик!" А, в сущности-то, ничего тут доблестного нет. Покрасоваться захотел?
- Вовсе и не так, - не согласился Володя, насупившись. - Просто я уж такой: раз обещал - значит, сделаю. А если не могу - не обещаю.
- Очень хорошо. Надо быть хозяином своего слова. Я в тебе это очень ценю, Володя. Только слово должно быть хорошее. Обещание должно быть полезное. От этого всё и зависит: чтó за слово, чтó за обещание.
Потом Юлия Львовна ещё раз сказала Володе, что он стал хуже учиться и она была вчера вынуждена поговорить об этом с его матерью.
- А кто вам сказал, что я вас не уважаю? - вдруг спросил Володя. - Наговорят зря вот всякое, а потом доказывай обратное! Я вас очень уважаю. Только мама говорит, что я должен вас любить, как родную мать. Сколько же у меня должно быть мам?
Тут впервые за всё время разговора Юлия Львовна улыбнулась.
- Нет, этого я никогда от тебя не требовала, Дубинин, - сказала она. - Тут ты совершенно прав. Мать у тебя одна; но обе мы с ней хотим, чтобы ты вырос хорошим человеком. У тебя для этого есть все данные; только времени, я вижу, тебе не хватает. Ты и сейчас, смотрю, торопишься: всё в окно поглядываешь.
Володя действительно очень торопился. Небо манило его через окно учительской. День стоял чудесный. На Митридате ждали Женя Бычков и друзья. Володя должен был сегодня впервые пустить собственную модель с вершины.
Но, когда он примчался домой и, наскоро поев, хотел было уходить, мама сказала:
- Я что, стенке вчера говорила, что никуда ты больше не пойдёшь?
- Мама!.. - взмолился Володя, - Мама, меня же наши ждут на Митридате! Мы же условились. Ты пойми! Они специально собираются сегодня. Я же слово им дал! Ну, позволь в последний раз…
- Знать ничего не знаю!
- Мама, в какое же ты меня положение ставишь?
- Ты меня перед учительницей ещё не в такое поставил!
Володя, волнуясь, два раза прошёлся по комнате из угла в угол:
- Мама, ты должна меня пустить. Я всё равно пойду, мама!..
Тут в дело вмешалась выплывшая из своей комнаты Алевтина Марковна.
- Боже мой, - зарокотала она, - какой тон! Слышали? Это он с матерью разговаривает, а? Он всё равно пойдёт! Евдокия Тимофеевна, вам известно, я не вмешиваюсь в чужое воспитание, но это уж, знаете…
- Ну что, привязывать я его буду, что ли?! - воскликнула Евдокия Тимофеевна.
- Мама, я тебя предупреждаю… Я дал слово.
Алевтина Марковна зашептала что-то на ухо матери, выведя её из залы:
- Ну что вы с ним спорите! А ключ на что?..
- И верно, - сказала мать. - Погляжу я сейчас, как ты уйдёшь!..
Она захлопнула дверь перед самым носом Володи, который оставался в зале. Он услышал, как дважды повернулся снаружи ключ. Ещё не веря тому, что мать решилась на такую крайность, он толкнул дверь. Стукнул ещё раз, навалился плечом, нажал. Дверь не подавалась.
- Мама… это ты нехорошо так поступаешь!..