Они с мамой уселись на диван и приготовились слушать.
– Я пока только одну песенку выучил, – еще не терял надежды спастись. – Может, вам в другой раз сыграю? Когда еще чего-нибудь выучу?
– Ну, вот и играй эту песенку, – велел папа.
Я вздохнул:
– У меня руки болят.
– Давай, Джерри, играй. Не отлынивай, – раздраженно проговорила мама. – Сыграешь нам свою песенку, и на сегодня мы от тебя отстанем.
– А что это вообще за школа? – спросил папа у мамы. – Как я понял, она на другом конце города?
– Скорее, почти за городом, – уточнила мама. – Это такой старый дом. С виду немного заброшенный. Но Джерри сказал, что там внутри очень даже мило.
– Я не говорил, что там мило, – встрял я в их разговор. – А только что он очень большой. И что там длинные и запутанные коридоры. Я там два раза терялся.
Папа расхохотался:
– Пространственный кретинизм называется. Это ты от мамы унаследовал.
Мама шутя пихнула папу под ребра.
– Джерри, ты будешь играть? – обратилась она ко мне.
Я открыл учебник на нужной странице и установил его на нотной подставке. Потом я расставил пальцы на клавишах и приготовился играть.
Я еще не успел взять первую ноту, как вдруг пианино заиграло само. Это были громкие, совершенно не стройные звуки. Как будто кто-то колотил по клавишам кулаком.
– Джерри, перестань, – поморщилась мама. – Слишком громко.
– Вряд ли такому учат в музыкальной школе, – заметил папа.
Я еще раз проверил, как стоят пальцы, и начал играть.
Но все те же ужасные звуки буквально с первых же нот заглушили мою мелодию.
Как будто кто-то невидимый изо всех сил колотил по клавишам.
– Джерри, прекрати издеваться! – Мама зажала руками уши.
– Но это не я! – закричал я. – Не я!
Они мне не поверили.
Наоборот. Ужасно рассердились.
Меня обвинили в том, что для меня все хиханьки да хаханьки, что я ни к чему не могу относиться серьезно, после чего меня отослали к себе в комнату.
Честно сказать, я совсем не обиделся. Я был даже рад уйти из гостиной – подальше от этого пианино с привидениями. Потому что я знал, кто стучал по клавишам и поднял весь этот немузыкальный шум.
Серая женщина-привидение.
Но зачем? Что она пыталась этим доказать?
И что ей от меня нужно?
Я не знал, как ответить на эти вопросы… Пока не знал.
***
В следующую пятницу мистер Тоджл сдержал свое обещание. Он встретил меня у входа и отвел к себе в мастерскую. Мы опять шли по лабиринту извилистых коридоров, так что я даже и не пытался запомнить дорогу.
Мастерская мистера Тоджла занимала помещение размером с большую классную комнату. Она была вся забита какими-то механизмами и электронными приспособлениями.
В центре стояло огромное двухголовое металлическое существо. Оно было раза в три выше робота-полотера, который на прошлой неделе так сильно меня напугал. Его окружали самые разные штуки: пишущие машинки самых разных конструкций, электрические моторы, ящики с различными инструментами и деталями непонятного назначения, видеоаппаратура, куча велосипедных колес, несколько разобранных пианино – только каркасы без внутренностей, птичьи клетки и даже старенький автомобиль с вынутыми сиденьями.
Вдоль одной из стен тянулся длинный электронный пульт. Во всяком случае, что-то похожее на электронный пульт со всякими лампочками, кнопочками и рычажками. Чуть выше располагались видеоэкраны. Все они были включены, и на них светились картинки классных комнат. Еще там были всякие индикаторы, мигающие красными и зелеными огоньками, микрофоны, динамики… В общем, разная хитрая электроника.
Тут же стояли компьютеры. Наверное, штук десять. Судя по горящим лампочкам на корпусах, все они были включены в сеть.
– Ух ты! – воскликнул я, не зная, куда смотреть: здесь было столько всего интересного. – Даже не верится, что такое бывает!
Мистер Тоджл хохотнул:
– Да, мне всегда есть чем заняться.
Он отвел меня в единственный угол комнаты, который не был заставлен деталями и оборудованием.
– Сейчас я тебе покажу мои музыкальные инструменты.
Он прошел к дальней стене, которая представляла собой ряд высоких шкафов из какого-то серого металла. Открыл один, достал из него несколько инструментов и вернулся ко мне.
– Знаешь, что это, Джерри? – Он приподнял над головой изогнутую металлическую трубу, подсоединенную к какой-то емкости.
– Саксофон? – неуверенно пробормотал я.
– Да, саксофон. Но не простой саксофон, а особый, – улыбнулся мистер Тоджл. – Видишь, он соединяется с резервуаром со сжатым воздухом. То есть тебе не нужно дуть в него самому. И поэтому, когда ты играешь, ты можешь сосредоточиться на работе пальцев.
– Ух ты! Это, наверное, здорово, – сказал я.
– А вот еще одна штука. Ну-ка надень! – Мистер Тоджл водрузил мне на голову какой-то кожаный шлем. Сзади от него отходило несколько тоненьких проводков, подсоединенных к электронной клавиатуре.
– Что это? – спросил я, поправляя шлем, который сползал мне на уши.
– Моргни глазами, – сказал мистер Тоджл. Я моргнул, и клавиатура сыграла аккорд.
Я скосил глаза влево. Клавиатура выдала другой аккорд. Я подмигнул одним глазом. Еще один, новый аккорд.
– Он управляется только движением глаз, – не без гордости проговорил мистер Тоджл. – Так что руки вообще не нужны.
– Ух ты! – повторил я.
Я не знал, что еще можно сказать. Все это было по-настоящему круто.
Мистер Тоджл поднял глаза на часы над электронным пультом.
– Ты опаздываешь на урок, Джерри. Доктор Визк, наверное, уже ждет. Но ты скажи, чтобы он на тебя не сердился. Что это я тебя задержал, ага?
– Да, – сказал я. – Спасибо. Большое спасибо, что вы мне здесь все показали.
Он рассмеялся:
– Ты видел далеко не все. Только малую часть. – Он почесал щеку, заросшую бородой. – Но я тебе еще много чего покажу. В свое время.
Я еще раз поблагодарил его и быстрым шагом направился к двери. Было уже почти пятнадцать минут пятого. Я очень надеялся, что доктор Визк не рассердится на меня за то, что я опоздал на пятнадцать минут.
Я так торопился к выходу, что едва не налетел на ряд низеньких металлических шкафчиков, закрытых и запертых на висячие замки.
Они стояли посередине комнаты, так что мне нужно было их обойти. И тогда я вдруг услышал чей-то тоненький, слабенький голос:
– Помогите.
Я замер на месте и прислушался.
Да, я действительно не ослышался. Слабый, едва-едва различимый голос. Но я все-таки разобрал слова:
– Помогите… пожалуйста…
– Мистер Тоджл… что это? – воскликнул я.
Он возился с проводами, подсоединенными к шлему, но, услышав мой голос, поднял глаза:
– Что "это"?
– Какой-то голос. Оттуда. – Я указал на металлический шкаф.
Он нахмурился.
– Просто сломанное оборудование, – буркнул он и вновь занялся проводами.
– Что? Сломанное оборудование? – переспросил я.
Мне показалось, что я его не расслышал.
– Да. Просто сломанное оборудование, – повторил он раздраженно. – Тебе надо бы поторопиться, Джерри. А то доктор Визк, наверное, уже беспокоится, где ты.
Я снова услышал голос. Все тот же тоненький, слабенький голосок:
– Помогите… пожалуйста…
Я неуверенно топтался на месте. Мистер Тоджл вновь оторвался от своих проводов и смотрел на меня с плохо скрываемым раздражением.
У меня не было выбора. Я развернулся и быстро направился к выходу. Но у меня в ушах так и стоял этот слабенький голосок, зовущий на помощь.
***
В субботу, после обеда, родители торжественно выдали мне лопату и отправили чистить подъездную дорожку у нас во дворе. Ночью шел снег, и дорожку действительно засыпало. Я не большой любитель домашней работы, но тут не стал возражать. День выдался ясный и солнечный, так что на улице было приятно.
Все казалось таким свежим и чистеньким.
И хотя было прохладно, я с удовольствием пошел на улицу.
Я начал чистить дорожку от дома к воротам. Целый час разгребал снег, и руки уже начинали побаливать. Когда я наконец добрался почти до самых ворот, то увидел, как у дома напротив остановилась черная "хонда". Я узнал машину мамы Ким Ли Чин. Из машины, со стороны пассажирского сиденья, вышла Ким. Она держала в руках свой футляр для скрипки. Должно быть, она возвращалась с урока музыки.
Мы с Ким несколько раз виделись в школе, но после того странного случая, когда она убежала от меня в коридоре, нам с ней так и не довелось пообщаться. Так, "привет-привет"…
– Эй! – позвал я. Я слегка задыхался после целого часа махания лопатой. – Привет!
Ким отдала футляр маме и помахала мне рукой. Потом она подбежала ко мне. Ее черные сапожки скрипели по свежему снегу.
– Привет, – сказала она. – Как жизнь? А снегу-то навалило – жуть!
Я кивнул:
– Точно, жуть. Не хочешь немного его поразгребать? Мне еще надо дорожку расчистить к дому.
Она рассмеялась:
– Нет, я луше тебя поддержу морально.
У нее был высокий и звонкий смех, похожий на звон стеклянного колокольчика.
– Ты с музыкального урока приехала? – спросил я.
– Ага. Я сейчас упражняюсь с одной пьесой Баха. Трудная штука.
– Ты меня опережаешь, – улыбнулся я. – Я пока только ноты и гаммы учу.
Ее улыбка померкла. В глазах появилось какое-то странное напряжение.
Мы немного поговорили о школе. А потом я пригласил Ким зайти к нам и попить горячего шоколада.
– А как же твоя дорожка? – спросила она. – Ты, кажется, собирался ее расчищать.
– Я ее папе оставлю. А то он обидится, что ему не досталось работы, – пошутил я.
Мама сварила нам горячий шоколад. Естественно, я обжег язык при первом же глотке.
Мы с Ким сидели в гостиной. Ким присела за пианино и попробовала сыграть несколько нот.
– Оно хорошо настроено. – Ее лицо было на удивление серьезным. – Даже лучше, чем мамин рояль.
– А почему ты тогда убежала, в тот день? – спросил я.
Я постоянно об этом думал. С того самого дня. И мне очень хотелось это выяснить.
Ким опустила глаза на клавиши и сделала вид, что не расслышала меня.
Мне пришлось повторить:
– Почему ты в тот день убежала? А, Ким?
– Никуда я не убегала, – пробормотала она, стараясь не смотреть мне в глаза. – Я просто опаздывала на урок, вот и все.
Я поставил свою чашку с шоколадом на кофейный столик и перегнулся через подлокотник дивана:
– Я сказал тебе, что собираюсь пойти в музыкальную школу доктора Визка. Помнишь? А ты посмотрела на меня как-то странно и сразу же убежала.
Ким вздохнула. Я заметил, что она сжимает свою чашку обеими руками. Сжимает так сильно, что ее пальцы побелели.
– Джерри, я не хочу говорить об этом, – прошептала она. – Это… это так страшно.
– Страшно? – переспросил я.
– Разве ты не знаешь все эти истории?! Про школу доктора Визка?! – удивленно спросила она.
Я рассмеялся. Я сам не понял, что меня рассмешило. Может быть, слишком серьезное лицо Ким.
– Истории? Какие еще истории?
– Мне правда не хочется говорить об этом. – Ким поднесла чашку ко рту, сделала большой глоток и снова поставила ее на колени, держа обеими руками.
– Я же только недавно сюда приехал, – напомнил я. – Поэтому я и не знаю местных новостей. Так что за истории?
– Про эту школу, – пробормотала она. Она встала из-за пианино и подошла к окну, взяв с собой свою чашку.
– Какие истории? – спросил я очень настойчиво. – Ну, давай, Ким… расскажи.
– Ну… говорят, что в том доме живут всякие чудища, – проговорила Ким, глядя в окно. – Настоящие чудища. Там, в подвале.
– Чудища? – Я рассмеялся.
Ким резко обернулась ко мне:
– Это совсем не смешно!
– Я видел всех этих чудищ. – Я никак не мог отсмеяться.
Она удивленно вытаращилась на меня:
– Кого ты видел?!
– Тех самых чудищ. – Мне наконец удалось успокоиться. – Это просто машины. Роботы-полотеры.
– Серьезно? – Ким буквально опешила. Она едва не пролила шоколад себе на свитер. – Роботы-полотеры?
– Ага. Их сконструировал мистер Тоджл. Он работает в школе. Делает всякие механические штуки. Мне сказали, что он гений механики.
– А… – начала было Ким.
– Я видел одного такого робота, когда первый раз пришел в школу, – продолжал я. – Я и вправду сначала подумал, что это какое-то чудище. Он так противно визжал и катился прямо на меня. Мне показалось, он хочет меня схватить. Я со страху едва не умер. Но потом выяснилось, что это машина. Робот. И его сконструировал мистер Тоджл.
Ким задумчиво уставилась на меня, склонив голову набок.
– Ну, ты же знаешь, ребята любят придумывать всякие ужасы, – проговорила она. – Я и раньше подозревала, что все это просто сказки. И у каждой из этих историй есть какое-то очень простое объяснение. Вроде того, что ты сейчас мне дал.
– У каждой? – переспросил я. – Значит, есть еще какие-то истории?
– Ну… – Ким колебалась, как будто решая, продолжать или нет. – Говорят, были ребята, которые заходили в тот дом, и с тех пор их никто больше не видел. Они пропадали. Просто пропадали, и все.
– Так не бывает, – заметил я.
– Да, наверное, – тут же согласилась Ким.
И тут я вспомнил про тоненький голосок из шкафа. Который так жалобно звал на помощь.
"Наверняка это какое-то изобретение мистера Тоджла, – сказал я себе. – Точно. А что еще это может быть?!"
"Неисправное оборудование, – сказал мистер Тоджл, причем совершенно спокойно. Он не был расстроен или взволнован. – Просто испорченное оборудование".
– Забавная все-таки вещь эти страшные истории. Из ничего получаются, – заметила Ким.
Она вернулась к пианино.
– Ну, это школьное здание… Оно действительно старое и чуть-чуть жутковатое, – сказал я. – Похоже на дом с привидениями. Наверное, поэтому про него и рассказывают всякие страсти.
– Может быть, – согласилась Ким.
– В школе нет никаких привидений, а вот в моем пианино есть, – выпалил я неожиданно для себя.
Я даже не знаю, что меня дернуло признаться. Я вообще никому не рассказывал про привидение в пианино. Потому что знал, что мне все равно никто не поверит.
Ким вздрогнула и уставилась на пианино.
– Привидения в пианино? – удивленно переспросила она. – Это как? И откуда ты знаешь?
– Иногда по ночам я слышу музыку. Кто-то играет на пианино. И я даже знаю кто. Женщина. Один раз я ее видел.
Ким рассмеялась:
– Я поняла. Это просто прикол такой, чтобы меня напугать.
Я покачал головой:
– Нет. Я серьезно, Ким. Я ее видел, эту женщину. Поздно ночью. Она все время играет одну и ту же грустную мелодию.
– Да ладно тебе, Джерри! – Ким закатила глаза.
– Женщина заговорила со мной. А потом у нее кожа расплавилась и стекла вниз. Это было так страшно, Ким… У нее все лицо расползлось. Только череп остался. Череп с глазами. И он смотрел на меня. И она мне сказала, чтобы я держался подальше от этого пианино. Потому что это ее пианино.
Я невольно поежился. В последние дни я старался не думать о пережитом мной страхе в ту ночь. Я почти забыл, какой это был ужас. Но теперь, когда я рассказывал об этом Ким, я как будто переживал все заново.
Ким улыбнулась:
– Знаешь, у тебя здорово получается расписывать всякие страсти. Лучше, чем у меня. Ты вообще много знаешь историй про привидения? Ты их сам выдумываешь?
– Ничего я не выдумываю! – с жаром выпалил я.
И вдруг понял, что мне очень хочется, чтобы Ким мне поверила.
Ким собралась было что-то ответить, но тут в гостиную заглянула мама:
– Ким, только что твоя мама звонила. И попросила, чтобы ты прямо сейчас шла домой.
– Да, я иду. – Ким поставила чашку на кофейный столик и направилась к выходу.
Я пошел ее проводить.
Но как только мы покинули комнату, пианино вдруг заиграло. Только это была не музыка, а жуткая какофония.
– Слышишь?! – воскликнул я, взволнованно глядя на Ким. – Слышишь? Теперь ты мне веришь?
Мы обернулись к пианино. Плюшка гордо вышагивала по клавишам, высоко задрав хвост. Ким рассмеялась:
– Джерри! Ну, ты и шутник! А я уже было тебе поверила.
– Но… но… – Я замялся, не зная, что сказать.
Я себя чувствовал полным кретином. И все из-за этой дурацкой кошки. Она вечно мне жизнь отравляет. Вечно.
– Ладно, в школе увидимся, – сказала Ким. – Знаешь, мне очень понравилась эта твоя история про привидение.
– Спасибо, – со вздохом ответил я и вернулся в гостиную, чтобы шугануть Плюшку с клавиш.
В ту ночь я снова услышал музыку.
Я рывком сел на постели. Тени, пляшущие на потолке, как будто двигались в такт мелодии.
Я уже спал. И видимо, спал беспокойно. Должно быть, во сне я ворочался и сбросил одеяло. Потому что теперь оно лежало на полу.
Да, я спал. Но музыка меня разбудила.
Все та же тихая, печальная мелодия.
Это уже не Плюшка ходила по клавишам. Это играла та женщина. Привидение.
Я встал с постели. Пол был ледяным. За окном покачивались ветви голых деревьев. Они как будто дрожали на студеном ветру.