- Ну да. Тяжёлых, округлых, примерно с куриное яйцо, – беззаботно ответил Уилл. - Дай мне таких камней и день на тренировку - и я ими набью больше дичи, чем ты с луком и стрелами.
Джо только фыркнул: он не знал, что во всём округе Уилл славился как отменный снайпер, когда дело доходило до древнейшего метательного оружия, известного человеку. Уилл, похоже, был одним из тех, в ком вдруг возрождаются пещерные люди - вроде тех, о ком рассказывал Борроу - кто мог перебросить камень через церковный шпиль, или тот раб во времена Революции, который хвастал - и вполне обоснованно - что может на тридцати ярдах убить камнем любого; или, если брать времена менее давние, – тот белый парень из Теннеси, который запросто убивал кроликов и рябчиков камешками, этими камешками был вечно набит его карман. Как семьсот воинов-левшей из Гая, Уилл попадал в цель, не промахиваясь "даже на ширину волоса", причём ему и праща не нужна была, хватало стальных пальцев наработанной правой руки. Сколько Уилл помнил себя, попасть камнем в цель для него было так же легко, как любому другому мальчику - показать на эту цель пальцем. Этот его дар, похоже, и был продолжением простой способности показывать пальцем. Джо продолжал ворчать самым оскорбительным манером, и Уилл решил продемонстрировать свой талант; он сбегал к берегу и вернулся с пригоршней подходящих камней.
- Поставь любую мишень, в какую ты можешь попасть из лука, – сказал он, – и смотри, что я могу сделать камнем!
Джо безропотно поднялся и в тридцати ярдах воткнул ошкуренную белую ветку тополя, принесенную накануне с бобровой плотины. Такой же белый шест, в какой Робин Гуд и Маленький Джон стреляли в дни, когда тисовый лук и стрелы с гусиными перьями царили в весёлой Англии.
- Не думаю, что ты попал бы хоть одной стрелой из шести, – хмыкнул Уилл, – но смотри теперь…
Мальчик выдвинул вперёд левую ногу и, держа свои снаряды в левой руке, быстрым движением правой швырнул камень. Тот полетел как пуля. С громким стуком камень попал точнёхонько в цель, и белый шест задрожал. Звук ещё не затих, а в мишень ударил новый камень, и ещё один, и ещё. Шесть камней за какие-то шесть секунд! И все камни попали в цель, кроме одного - тот "мазнул" тополёвую палку краем. Зато последний камень, самый тяжёлый из всех, врезался в мишень с такой силой, что верх палки расщепился, и палка сломалась. Джо был, для разнообразия, в восторге.
- Не поверил бы, если бы сам не видел, – сказал он. - Ты бросаешь камни лучше, чем мой дядя стрелял из лука. А у него в воздухе бывало сразу шесть стрел, а однажды он прострелил насквозь бегущего бизона, а если стрел нет - он кидал камни лучше любого индейца. Но ты ещё лучше.
Выше похвалы Джо не знал: его дядя, великий вождь, воплощал для мальчика храбрость, силу и искусство.
- Ну, – сказал Уилл, – приятно, что ты оценил. - Он поднял с земли несколько пушинок, оставшихся от дикуш - А теперь пойду дупло с мёдом искать. Постарайся не попадать в неприятности, пока меня нет!
По пути к черничной поляне мальчик остановился и наскоро смастерил небольшой короб, использовав бересту и пару акациевых шипов. Немного дальше - взял комок смолы со ствола ели, и на поляну прибыл во всеоружии для поисков пчёл - как учил его старый Джуд Адамс, лучший в Корнуолле бортник.
Там, где когда-то лесной пожар выжег подлесок, выросло довольно много белого клевера - это растение любит гари. Над белыми цветами тут и там жужжали пчёлы. Мёд с белого клевера - самый лучший. Есть конечно, липовый мёд - густо-золотой и ароматный; коричневый пикантный гречишный; но белоснежные, полупрозрачные соты с мёдом белого клевера - всегда сокровище улья. Большинство пчёл над клевером были маленькие коричневые лесные пчёлы Северной Америки. Однако тут и там мелькали и другие пчёлы, с золотыми полосками на вытянутых изящных телах - это были завезённые в Америку итальянские пчёлы, отроившиеся с пасек в городах и деревнях и нашедших пристанище в лесах. Они-то Уилла и интересовали. Итальянские пчёлы не только приносят больше мёда, чем их американская родня, но и бойцы из них не такие свирепые, что вообще-то важно для того, кто намерен бортничать, не будучи особо обременён одеждой. Держа в левой руке свой коробок, Уилл правой шарил в траве, ему нужна была здоровая пчела; поймать её надо было, ухватив большим и указательным пальцами так, чтобы не повредить ни пчелу пальцами, ни пальцы пчелой. Первая попытка была не слишком удачной. Уилл схватил крупную итальянскую рабочую пчелу, возившуюся на цветке, но, к сожалению, схватил слишком близко к голове. Оскорблённое насекомое изогнулось и всадило жало точно в середину подушечки большого пальца Уилла.
- Ой, – громко прокомментировал это Уилл, роняя пчелу как раскалённый уголёк. - Ой! Ой! - добавил он, сунув горящий, будто пронзённый раскалённой иглой палец в рот.
- Ну, заметил он, вынув наконец травмированный палец изо рта и обращаясь к мирозданию вообще, – по крайней мере это её убило. - Уилл знал, что у пчелы жало зазубренное, а не гладкое, как у осы, и поэтому пчела может ужалить лишь однажды, а потом погибает, потому что застрявшее в ранке жало отрывается. - Но одного раза мне довольно, и жаль, что она не умерла до того, как меня ужалила… Хваталку надо сделать, вот что.
Он сложил несколько широких листьев, и с их помощью сумел изловить несколько пчёл и посадить их в свою коробку; на сей раз обошлось без ранений. Смолой он приклеил к спинке каждой пчелы немного белого пуха дикуши, и затем выпустил первую из них на прогалине, где он мог следить за её полётом по белой метке. Пчела с сердитым гудением полетела прочь, поднялась выше, сделала пару кругов и потом полетела прямо, как пуля из ружья, туда, где лес начинал подниматься на склон горы. Пчела с сердитым гудением полетела прочь, поднялась выше, сделала пару кругов и потом полетела прямо, как пуля из ружья, туда, где лес начинал подниматься на склон горы. Уилл внимательно следил за ней и приметил, где пчела скрылась в кронах деревьев в сотне ярдов от места, где он стоял.
Поспешив к отмеченному месту, он выпустил вторую пчелу, которая в целом повторила те же действия, Правда, она была, похоже, из другого роя, поскольку полетела почти точно в противоположном направлении. То же было и с третьей. Зато четвёртая, поднявшись над деревьями, полетела к склону. Уилл пошёл в указанном пчелой направлении, внимательно осматривая каждое дерево на пути; наконец он миновал редкую рощу больших деревьев, потом полосу вечнозелёной растительности и поднялся по склону довольно высоко. Здесь он выпустил ещё одну пчелу, но та полетела туда. Откуда Уилл пришёл.
- Проглядел, кажется, – пробормотал Уилл. - Но по крайней мере направление верное.
Он пошёл назад, миновал вечнозелёный пояс и снова оказался в нижней части склона. Но сколько он ни искал, найти дерево с пчёлами не удавалось. Тут он припомнил одну из максим Джуда Адамса - "Если тебе не помогают глаза, используй уши". Мальчик сел и прислонился спиной к морщинистому стволу большого сахарного клёна, чьи огромные ветви простирались не меньше чем на пятьдесят футов от мощного корявого ствола, и стал напряжённо вслушиваться. Сперва он слышал только цоканье красных белок, далёкое воронье карканье, слышался поползень, стук клюва пушистого дятла и неумолчную перекличку черношапочных гаичек, в охоте за насекомыми порхавших вокруг. Но немного погодя Уилл различил низкий тихий гул, чем-то похожий на звуки органа, на который накладывались более звонкие и резкие голоса белок и птиц. Теперь он понял, что давно уже слышит этот звук - насыщенное, звучное жужжание занятого трудами улья. Поначалу казалось, будто это гудение исходит со всех сторон. Но когда Уилл поднялся и отошёл немного в сторону, звук стал тише. Наконец мальчик понял, что он исходил от того самого клёна, под которым он сидел.
- Кое-кто не отыщет пчелиного дерева, пока головой прямо в него не врежется, – саркастически упрекнул он себя вслух.
Высоко на дереве был огромный гнилой сук, или даже ответвление ствола, в обхвате не тоньше самого Уилла. А в нём виднелась дыра - некогда дупло пухового дятла. Несколько поколений птиц и белок расширяли его, пока квартиру не занял пчелиный рой. Вокруг дыры словно бы клубился дым - это влетали и вылетали пчёлы; Уилл хотел было вскарабкаться наверх и удивить Джо добытым мёдом, но потом он посмотрел на распухший большой палец - и передумал.
- Пусть Джо лезет, – пробормотал он себе под нос. - Он же у нас мастер по части лесной жизни, это ему лишний случай похвастаться…
И, хорошенько приметив местоположение дерева, он поспешил в лагерь. Там он застал товарища за завершением изготовления лука. Джо долго искал по склонам холмов и на берегу речки, пока не отыскал среди принесённых паводком веток и коряг длинный, сухой стволик молодого белого ясеня. Коры на нём не осталось, а древесина была выглажена и выбелена водой, морозом и льдом. Вода и солнце сделали древесину морёной, крепкой и гибкой, как сталь. Своим кремнёвым ножом и маленьким резцом Джо отрезал палку нужной длины и обстругал её, а потом отшлифовал конгломератным камнем, а потом крупным песком и сухим мхом, и получился лёгкий и крепкий лук почти в его рост, какой порадовал бы и самого Робина Гуда. Он был в пару дюймов толщиной в середине и сужался к концам, в которых он прорезал глубокие пазы для тетивы. Тетиву он аккуратно сплёл из оленьих жил. Для нижнего плеча лука Джо завязал на тетиве бегущий булинь, а для верхнего - беседочный узел, сложный, никогда не подводящий узел, любимый моряками по всему свету. Уилл заявился, когда Джо натягивал тетиву. Поставив ногу на нижнее плечо лука, юный индеец с усилием согнул лук и закрепил тетиву. Потом, держа лук в левой руке, он правой натянул его. Тугой лук согнулся, но даже не затрещал.
- Хороший лук, хмыкнул Джо. - Боевой.