К наступлению сумерек мы успели сколотить остов хижины. Мы построили ее на самом красивом месте: между двух скал, с видом на вечернее небо. Оно щеголяло своими самыми красивыми красками и раскрашивало ими залив. Легкий бриз надувал брезент, который мы натянули вместо еще не сделанной крыши.
Перси притащил два матраса, набитых конским волосом, а я - подушки, одеяла, фонарик и пачку журналов.
- Вы что, в самом деле решили здесь ночевать? - спросил дедушка. - Хижина-то еще не достроена. Всего четыре столба, пара досок и огроменная дыра.
- Ничего, ночи теплые, - отвечал Перси. - И у нас с собой одеяла.
- Ладно. А как же Буффало Билл? - спросил дед.
- Сегодня тебе придется обойтись без чтения, - сказал я.
- А хотите, я прочту вам стихотворение? - предложил Перси.
- Какое еще стихотворение? - спросил дедушка. - "Ночь тиха"?
- Нет, - ответил Перси. - Вот такое, - и выпалил:
Буффало Билл как пернет в тиши,
Словно раздался взрыв в глуши.
Это рассмешило чаек. И дедушку тоже. У него был необычный смех: кха-кха-кха - как автомобиль, простоявший на холоде и не желающий заводиться.
- Черт побери, Перси, а ты не дурак! - похвалил дед.
- Знаю, - согласился Перси.
- Спокойной ночи, - пожелал нам дедушка и приподнял шляпу.
- Спокойной ночи, - ответили мы.
И дед пошел прочь - прямо на закат. Со спины он был похож на ковбоя.
За городом, как отметил Перси, ночи темнее. И звезды светят ярче. А луна словно ближе к земле.
Хорошо было лежать, болтать о том о сем и следить - вдруг заметишь летающую тарелку. Но в тот раз мы ее так и не увидели. Зато наговорились вдоволь - о том, как достроим нашу продуваемую всеми ветрами хижину. В наших мечтах она вырастала высотой с небоскреб. А еще мы мечтали, какие понакупим гоночные яхты, когда вырастем. И представляли, как обомлеет отец Классе, когда тот предъявит ему жука, которого смастерил Перси.
- Да у него лицо вытянется длиннее половика в коридоре! - прыснул я.
Мне удавались сравнения.
А потом Перси долго разглагольствовал о том, как здорово жить на острове. И какой у меня классный дедушка.
- И вовсе он не такой, как ты рассказывал. Он добрый.
- Да. Не знаю, с чего он так переменился, - согласился я. - Может, начинается старческое слабоумие.
- Что?
- Ну, это когда слишком много кальция в мозгах, - объяснил я. - В старости такое случается.
- Только не у него, - ответил Перси. - У него скорее уран в голове.
И мы оба покатились со смеху. Но тут я вдруг вспомнил смех Пии. Я всегда его вспоминаю, когда сам смеюсь или кто-то рядом. И я снова сделался серьезным. Полная безнадега.
- Что с тобой? - спросил Перси.
- Болтай поменьше.
- Да я вроде говорю не больше обычного.
- Всё равно держи язык за зубами, - сказал я. - Ты уже и так достаточно натрепал, когда мы были в поселке. Впредь лучше помалкивай. По крайней мере, когда девчонки рядом.
Перси посмотрел на меня. Он видел меня насквозь, все мои горемычные страдания.
- Ты что, втрескался в ту девчонку в красной майке, которую мы встретили у почтового ящика? - спросил он.
- С чего ты взял?
- А то! Ну же, признавайся!
Он вывернул мне пальцы, так что они хрустнули. От боли у меня даже слезы прыснули из глаз.
- Ну да, да, черт тебя подери!
- Я так и знал! - сказал Перси и отпустил мою руку.
- Признания под пыткой не считаются, - буркнул я и подул на пальцы. - Так записано в Женевской конвенции… Мне просто нравится, как она смеется.
- Я однажды влюбился в девчонку, у которой было косоглазие, - признался Перси. - Из нашего подъезда. Мы тогда жили в Эребру. Так скоро я и сам начал косить - просто от любви. У меня даже головные боли начались, и мама отвела меня к доктору. Я из кожи вон лез, а этой девчонке было на меня плевать. Ну и постепенно это у меня прошло. Вот увидишь, и у тебя тоже пройдет.
- Может быть, - вздохнул я. - Но вряд ли. А теперь заткнись-ка, мне надо выучить несколько анекдотов.
Я достал журналы, зажег фонарик и стал листать раздел "Юмор в форме". Я читал про себя. Лишь подхихикивал тихонько, как папа, когда подберет правильное слово в кроссворде.
- Читай лучше вслух, я тоже послушаю, - попросил Перси.
Я прочел ему анекдот про сержанта.
- Ну что, смешно? - спросил я, когда закончил.
- Неплохо, - кивнул Перси. - Давай еще.
Я прочел еще про капитана. А потом - про генерал-майора. Я всё читал и читал, пока Перси не заснул. Тогда я погасил фонарик. Над моей головой перемигивались тысячи миллионов звезд. Я смотрел на них и думал о том, что завтра, может, снова услышу хриплый смех Пии. Если бы я только знал!
Глава 10
Любовь, крапива и уксус
Мы здорово наловчились играть в банку. Мы играли в эту игру каждое лето, как только Классе разделывался с очередным своим полезным заданием. Собирались на пустыре возле дома Эдлингов. Это самое подходящее место - там полно укромных местечек, где можно спрятаться. А внизу - заросший тростником залив, куда, если повезет, можно посылать мяч, которым мы заменили банку.
А еще там водились пиявки.
Я почистил зубы, вымыл голову, надел желтую махровую майку и синие короткие брюки - ну прямо шведский флаг! Перед выходом я попросил Перси вести себя потише:
- Старайся не привлекать к себе внимания.
- Ладно, - пообещал он.
Но когда мы пришли, все только на Перси и смотрели. Данне, Пия, Марианна, Биргитта, Классе, Бенке, Кикки, Бу-Стуре и Леффе с младшей сестренкой - все таращились на него, словно он Фантомас, Святой Дух и Эйнштейн одновременно.
Классе как раз успел растрепать про изобретательность Перси.
- Как же ты до такого додумался? - восхищенно спросила Пия.
- Додумался до чего?
- Собрать собственного жука, - пояснила Биргитта.
- Отличная идея! - похвалил Бенке.
- Да пустяки, - буркнул Перси. - А что, кстати, твой отец сказал?
- Что? Да он едва дара речи не лишился! - выпалил Классе. - Вскочил, схватил толстенную книгу и всё листал и листал ее, приговаривая: "Не этот, не этот". Потом помчался звонить каким-то специалистам. И с утра пораньше отправился в город, показать им жука. А перед этим дал мне двадцать пять крон.
Классе достал из кармана деньги и протянул Перси:
- Вот! Бери, они твои. По-честному.
- Оставь себе, - отмахнулся тот. - Я это не ради денег делал.
Тут уж ребята решили, что он еще и Иисус Христос в придачу. Каждый представился. Они чуть ли руку ему не жали. Смотреть было тошно.
- Рада новой встрече, - сказала Пия, махнув ресницами.
- Хватит уже, давайте играть! - крикнул я.
Мы посчитались. Леффе выпало водить. Как обычно. Он единственный из нас не способен рассчитать, куда встать, чтобы избежать этого. Вот и на этот раз Леффе, держа на руках сестренку, привычно поставил ногу на футбольный мяч Данне. Он закрыл глаза и стал считать до ста. А все остальные бросились врассыпную и попрятались - кто где.
Я не заметил, куда убежал Перси, потому что не спускал глаз с Пии. Когда Леффе выкрикнул: "Сто!", я метнулся к камню, за которым она спряталась.
- Ой, ты тоже здесь! - шепнул я. - Классное местечко!
- Тихо ты! - шикнула она.
Сперва Леффе нашел Биргитту - она, как обычно, решила перепрятаться, и Данне - он чихнул, потому что ему в нос залетел комар.
- Данне и Биргитта - чики-чики на банке! - крикнул Леффе.
Но тут из укрытия выскочил Святой Дух и стукнул по мячу так, что тот со свистом полетел вниз с крутого берега. Данне и Биргитта снова оказались на свободе, а Леффе пришлось начинать всё сначала. Так повторялось раз за разом: Леффе приходилось повсюду таскать за собой сестренку, поэтому он редко поспевал к мячу.
Всякий раз я прятался там же, где Пия.
- Прекрати! Опять куда я, туда и ты! - шипела она.
- Откуда я знал, что ты тоже здесь?
- Всё равно хватит!
Но я и в следующий раз снова оказался рядом с ней. Просто не мог удержаться. Меня к ней словно магнитом притягивало, а может, и силой всемирного тяготения или какие там еще есть силы. Когда Пия спряталась за уборной, я поспешил за ней.
И угодил в крапиву! Она там выросла большущая: такая высоченная, что доставала почти до локтей, если встать в полный рост.
Голые ноги и левую руку словно огнем обожгло. Я тихонько вскрикнул.
- Ты чего? - спросила Пия.
- Вот гадство, обжегся!
- Говорила же: не увязывайся за мной.
Она улыбнулась, увидев мои гримасы, и, казалось, вот-вот прыснет со смеху. Я решил, что настал подходящий момент.
- Хочешь, анекдот расскажу?
- Нет, спасибо.
- Почему нет?
- Потому что все твои анекдоты - скука смертная.
- А этот смешной. Вот послушай.
И я начал рассказывать про капрала. Но Пия лишь зевала, словно ее в сон клонило. Ну как тут пошутишь! Сам Чарли Чаплин с этим бы не справился.
- Хочешь, другой расскажу? - предложил я.
- Ты что, ничего не понимаешь?
- Нет.
Я решил пощекотать ее под мышками, чтобы хоть как-то расшевелить. Это вышло совсем по-дурацки. Но я не мог удержаться: мне так хотелось услышать ее хриплый смех! Я просто не мог уйти домой, не добившись этого.
Наконец она засмеялась, но это было совсем не то. В ее смехе не было радости.
Вдобавок нас сразу застукали.
- Пия и Уффе - чики-чики! - крикнул Леффе.
- Это всё из-за тебя! - завопила Пия и вырвалась из моих рук. - Идите все сюда!
И все сбежались на ее зов. Перси явился с соломой в волосах, дыркой на майке и улыбкой от уха до уха. Пия разозлилась не на шутку. Она тыкала в меня пальцем и топала так, что, казалось, вот-вот начнется землетрясение. Игру пришлось прекратить.
- Больше никогда-никогда не стану играть, если он будет с нами! - кричала она. - Придурок несчастный!
- Да он же просто в тебя влюбился, - попытался урезонить ее Перси.
- Заткнись сейчас же! - огрызнулся я. - Я ей всего лишь анекдот рассказал, а она не захотела слушать.
- Да они такие скучные, что умереть можно!
- Вовсе нет, - возразил Перси. - Вот послушай. И он рассказал одну историю из тех, которые я прочитал ему накануне вечером. Одну из самых худших - об офицере, который должен был кинуть ручную гранату. И - надо же! - Пия смеялась до упаду. От ее хриплого смеха крапивные ожоги жгли еще сильнее - будто меня кололи тысячами раскаленных иголок. Перси похлопал меня по плечу и шепнул:
- Теперь ты давай! Расскажи тот, про полковника.
И я рассказал.
- Один полковник вышел перед строем… - начал я.
Но Пия даже не улыбнулась. Ни разу. А Классе смеялся. И Бенке с Биргиттой тоже. А Пия не сводила глаз с Перси и лишь под конец чуть пожала плечами.
- Ну разве не скукотища? Чушь какая-то! - заявила она. - Ничуть не лучше прежнего. Придете завтра плавать в бухту?
Хоть она и сказала "вы", но смотрела только на Перси.
- Придем, - пообещал он.
- Ну не знаю, - буркнул я. - Пошли уже.
- Выкинь ты ее из головы! - посоветовал Перси, когда мы вернулись домой. - Она просто юмора не понимает. По крайней мере, юмора в форме.
Мы раскачивались в гамаке взад и вперед, чтобы немного успокоиться. Дедушка чинил водосточную трубу. Брат держал ему лестницу.
- А должна бы понимать. У нее ведь отец - летчик, - сказал я. - Зачем ты перед ней выпендривался? Я же тебя предупреждал!
- Ничего я не выпендривался.
- А вот и выпендривался!
- Да мне она даже ни капельки не нравится. Знаешь, на кого она похожа? На пекинеса! Правда. Гав-гав!
Перси пошевелил ушами и залаял.
Я пихнул его в живот.
- Не смей так о ней говорить!
- Да что на тебя нашло?
Мне хотелось еще ему врезать, но Перси перехватил мою руку - как раз в том месте, где были волдыри от крапивы. Я так взвыл от боли, что дедушка чуть не свалился с лестницы.
- Чем вы там занимаетесь?! - заорал он, спустился на землю и выплюнул маленькие гвозди, которые держал во рту.
- Да это он крапивой обжегся, - объяснил Перси.
- И чего ты вопишь как резаный? - хмыкнул дед. - Я один раз ползадницы обжег о паровой котел. Потом целый месяц сидеть не мог. Но я нюни не распускал.
Он поднял меня и, перекинув через плечо, отнес к починенному стулу со львиными ножками. Потом достал вату и кофейную чашку с уксусом.
- А щипать будет? - спросил я.
- Пощипет, зато поможет, - ответил дедушка.
И протер сыпь уксусом. Защипало так, что у меня мурашки побежали по телу и слезы прыснули из глаз. Но я сдержался. Только губу закусил.
- Как же тебя угораздило так обжечься? - спросил дедушка.
- Вы что, никогда не влюблялись? - встрял Перси.
- Что ты такое городишь, парень?
Дед впился острыми взглядом в моего друга.
- Разве вы никогда не были влюблены по-настоящему? - повторил Перси.
Тут дедушка перевел взгляд на бабушку. Она сидела на своем стуле, курила и смотрела в окно - такая же красивая, как всегда, в серой кофте на пуговицах и с золотыми серьгами в ушах.
- Я до сих пор влюблен, - проговорил дедушка.
А когда проходил мимо бабушки, чтобы вылить уксус из чашки, наклонился и попытался погладить ее мимоходом по щеке своей мозолистой ладонью. Но она отстранилась - так резко, что серьги закачались в ушах.
- Прекрати свои глупости, - велела она.
Дедушка ушел, не сказав ни слова. И мы с Перси тоже. А жечь и вправду стало меньше.
Дед стоял у большого валуна. Камень возвышался среди грядок клубники - круглый и черный, словно надгробный памятник. Казалось, всё зло, печаль и отчаяние впитывались в него год за годом и делали только тяжелее и чернее. Дедушка прижался лбом к его шероховатой поверхности и тихо ругался:
- Как же я ненавижу этот чертов валун! Ну зачем, зачем он тут вырос?
- Это его Бог сбросил, - предположил я. Дедушка посмотрел на меня покрасневшими глазами, будто не узнавая. Потом протянул руку, словно хотел погладить меня по волосам. Но отвел ладонь и вместо этого вытер свой лоб.
- Может, и так, Ульф, - проговорил он. - Но послан он мне в наказание.
- Хотите, я почитаю про Буффало Билла? - предложил Перси.
- Нет, идите-ка лучше в дом. А я тут побуду немного один.
Мы оставили его у камня и ушли.
- С чего тебе взбрело, что этот камень от Бога? - спросил Перси.
- Пойдем посмотрим в Библии, - предложил я. - Сам убедишься.
Глава 11
Мы изучаем Библию. Перси тренируется в сухом плавании
Мы устроились в кормовом салоне, где ночью спали мама и папа. Здесь под хрустальной люстрой на круглом столе, покрытом кружевной салфеткой, лежала большая семейная Библия. Она была такая тяжелая, что я брал ее вместо гири, когда упражнялся в накачивании мускулов. Мне хотелось стать похожим на Каина на странице 7. Или на Самсона, который унес городские ворота на странице 335. Вот бы у меня были такие же крепкие и бугристые мускулы, как у них!
В бабушкиной и дедушкиной Библии было полным-полно картинок.
Их нарисовал какой-то Доре. Рисунки у него получились вполне ничего. Хотя им, конечно, далеко до тех классных обложек, которые делает Курт Ард для журнала "Аллерс".
Почти в самом начале была иллюстрация "Сотворение Евы", на которой Ева выходила из зарослей. Бог только-только сотворил ее, и теперь она направлялась к Адаму. Одежду в ту пору еще не придумали, так что она была нудисткой. Грудь у нее открыта, но низ живота заслоняет ветка.
Забавней всего был рисунок на странице 1051 - "Высохшие кости оживают". Ничего подобного я не видывал: толпы скелетов вылезают из-под земли и напяливают на себя свои черепа. Жуть! Мне после этой картинки кошмары снились.
Надо будет обязательно ее Перси показать.
А пока, опустив Библию на пол, я раскрыл ее на странице 287.
- Вот, посмотри сам, как Бог швыряет камни, - сказал я.
Картина называлась "Господь посылает дождь из камней на амореев". Мы улеглись на животы и стали ее рассматривать.
С неба градом падали огромные, смертельно опасные глыбы - прямо на головы сидящих на верблюдах амореев, а те тщетно пытались от них увернуться.
- Почему Бог забрасывает их камнями? - удивился Перси.
- Не знаю. Может, они лопухнулись как-нибудь, вот он и рассердился.
Перси коснулся пальцем упавшего верблюда.
- Так нельзя! Ну ладно, пусть он на этих дядек осерчал. Но чем верблюды-то провинились?
- Откуда мне знать! Видимо, под горячую руку попали. Бог - он как дедушка: рвет и мечет, чуть что не по нем.
В комнату вошла бабушка. Увидев, как мы тихонько устроились на полу и читаем Библию, она всплеснула руками и улыбнулась, словно стала свидетелем чуда. Она была немного религиозна.
- Вот молодцы! Как славно, что вы изучаете Библию, - похвалила она. - Я и не догадывалась, что вы так интересуетесь Священным Писанием.
- Да мы просто картинки разглядываем, - сказал я.
- Ну, не буду вам мешать, - кивнула бабушка.