- Ну вот, и ты туда же! Тебе трудно осознать собственную вину и смело глянуть в лицо будущему. И я тебя не обвиняю. Да еще эти странные намеки полиции насчет пальцев на ногах. Слава Богу, что пока они отстали. Я собираюсь тебе помочь, а вдвоем мы все осилим. - Она принялась загибать пальцы: - Первое. Бедняга может умереть. Ты думала о тратах на похороны? И не можешь же ты оставаться одна на Гарсии. Второе. Он выкарабкается, но останется недоумком до конца дней. Как ты сможешь и заботиться о нем, и одновременно зарабатывать на жизнь? Сиделка стоит целое состояние.
Эта женщина приводила ее в ярость.
- И третье. Вдруг он полностью выздоровеет? Ты об этом подумала?
Эймей смотрела на нее преданными, влажными, чуть выпуклыми глазами.
Она настояла на том, чтобы дважды в день сопровождать Ханну в больницу. Пытливо вглядываясь в Чарльза, Эймей прощупывала его, похлопывала и вела ученые беседы с медсестрами. На третий день она притащила карманный фонарик и посветила им в глаза Чарльзу, при этом многозначительно прищелкивая языком. Но Чарльз оставался к этому моменту безмолвным. Он уже перестал бормотать и лежал беззвучно и неподвижно, никого не узнавая. Это рассердило Эймей.
- Ему надо сконцентрироваться, - резко сказала она в начале второй недели. - Он уходит в себя… я такое уже наблюдала. Самостоятельно он не сможет перебороть болезнь. - Она схватила больного за локоть и принялась раскачивать его руку, словно ручку трюмной помпы.
- А где ты получала медицинское образование, Эймей?
- Где придется. То тут, то там. Работала на добровольных началах. Мы обязаны делать все, что можем, для тех, на кого свалилась беда, Ханна. Какая польза в деньгах, если нет здоровья, как я обычно говорю!
На следующий день Ханна заявила Эймей, что пойдет навещать Чарльза одна.
- И думать не смей! Я не позволю, - возмутилась Эймей. - Нет и нет. Вот что я тебе скажу. Сегодня выдался прекрасный денек, и мы пропускаем утреннее посещение. Погуляем по парку, подуем на паутинки, потом сходим вдвоем куда-нибудь пообедать, а уж после этого отправимся в больницу. Ты соберешься, наберешься сил и будешь гораздо лучше готова к борьбе.
Чарльза не оказалось в обычной общей палате. Они отыскали его в маленькой одиночной палате - плохой знак. Выглядел он совсем слабым. С фонариком в руке Эймей заглянула в самую глубину его правого глаза.
- Я не хочу, чтобы ты это делала, Эймей. Что все это значит?
- Это значит, что у него все еще прекрасная реакция, Ханна. Разве я не права, Чарльз, старина? Давай поговори с ним, Ханна. Помни, что он нас слышит и понимает, хотя и не может ответить. Для него важно не чувствовать себя отторгнутым. Слишком часто пациентов, словно осужденных, оставляют наедине с их болезнью.
Да, были моменты, когда Ханна с радостью задушила бы Эймей. Она наклонилась над мужем:
- Привет, Чарльз. - Ничего больше придумать она не могла.
- Он наверняка волнуется о ферме. Подбодри его.
- На ферме все идет прекрасно, Чарльз.
- Расскажи о конкретных делах. Он ведь не идиот. Просто болен, и все.
- Эймей, как раз конкретное дело и свалило его!
- Тем более. Он должен все осознать и изгнать это из своей головы.
- Но именно этого он и не может сделать! Чарльз не в состоянии ни вглядеться в свои дела, ни что-либо изменить.
Сидя по обе стороны больного, они скрестили напряженные взгляды.
- Он должен! - резко сказала Эймей. - Иначе ему не выкарабкаться. Его надо опять вовлечь во все это! Втащи его, Ханна! Не выкидывай его из своей жизни!
Досчитать до десяти.
- Он и знать не желает о ферме.
- Желает! Желает! Смотри, он кивнул!
- Нет, не желает!
Эймей склонилась над постелью:
- Чарльз, послушай меня. Ты ведь хочешь знать о ферме, о том, что Ханна делала все эти дни, и вообще обо всем? Моргни, если да. Один раз - да. Два раза - нет. - Она уставилась своими выпученными глазами на Ханну: - Устраивает? Согласна?
- Да.
- Тогда спроси его.
- Чарльз… Э-э, ты хочешь услышать последние новости?
Они замерли, наблюдая.
- Моргнул один раз!
- Он вообще не моргал.
- Уж во всяком случае не дважды.
- Он слишком слаб, чтобы моргать.
- Чепуха. Если он и может чем-нибудь шевельнуть, так только веком. Это у человека самая сильная мышца, неужто не знаешь?
- Самая?
- Странно, но это так. Один из парадоксов природы.
- Как это может быть?
- Сестра! - Эймей окликнула женщину, катившую тележку мимо открытой двери палаты. - Скажите моей подруге, какая мышца самая сильная. Ставлю фунт за фунт, что это…
- Ты раньше никогда не говорила "фунт за фунт"!
- Какая разница! Хорошо, десять долларов за то, что это веко. Устраивает? Скажите ей, сестра.
Сестричка, молодая, хорошенькая, хлопала огромными глазами.
- Я… Я… - Она растерялась и переводила взгляд с Ханны на Эймей, затем на Чарльза. - Я… - Она повернулась и поспешно ретировалась.
Эймей покрутила пальцем у виска:
- Вырождение. И такое повсюду.
- Но ты никогда не говорила "фунт за фунт", Эймей! - Выяснить это вдруг стало самым важным.
Эймей открыла было рот, чтобы ответить, но тут вошла женщина в белом халате. Она рассеянно глянула на них и проговорила:
- Хорошо, что вы уже здесь. Кто из вас пришел проститься с близким человеком?
Ледяная рука сжала сердце Ханны.
- Загляните в соседнюю палату, - вскинулась Эймей. - Здесь никто не собирается прощаться, счастлива вам это сообщить.
- Ну… - Врач смутилась. - Тогда кто же вы?
- Просто посетители. Кажется, сейчас как раз часы посещения?
- Эймей, я…
Врач помрачнела:
- В таком случае вам лучше выйти отсюда. В любой момент может явиться вдова мистера Пигго. Едва ли ей будет легче от того, что палата полна праздных зевак.
Похолодевшая Ханна перевела взгляд на серое тело.
- Мы не поняли друг друга. Это я миссис Пигго. Я вдова.
Опять лил дождь. Он барабанил по крыше и крупными каплями плюхался в горшки и кастрюли, которые Ханна предусмотрительно расставила по полу. Что за наказание эти места! Как только дождь прекратится - если это вообще когда-нибудь произойдет, она все вымоет, вычистит внутри и снаружи и починит крышу. Может быть, даже спилит несколько красных кедров и усталостью снимет напряжение. Но пока она может только перечитывать "Поминки по Финнегану" и ждать прекращения дождя.
Наконец ей показалось, что дождь утих. Слабый солнечный свет отразился в лужах за окном. За что теперь взяться? Первым делом стряхнуть сонливость, отложить книгу, надеть сапоги и завести трактор. Да! Пришла весна, и кровь в жилах должна играть как вино! Настало время сева. Новое рождение самой Жизни!
Ну кого она обманывает?
Ладно, так или иначе, пора сеять, чтобы иметь в этом году хоть какой-то урожай. И Фрэнк должен появиться через пару дней. Будет стыдно, если он приедет и обнаружит, что ничего не сделано. Хоть бы трактор завелся. Если начистоту, то с прошлой осени практически ничто не изменилось.
Однако, к ее удивлению, трактор все-таки завелся, весело затарахтел, и она, не мешкая, закинула мешок семян в сеялку и включила сцепление. На смертном одре бедняга Чарльз слабым голосом уверял, что никогда ей одной не справиться с работами на ферме. Он так об этом волновался. А она, поглядите, вон какая умелая фермерша, выезжающая в поле на своем железном коне.
Вокруг была бездна воды.
Северный луг представлял собой озеро, залита была и половина Среднего луга. Польдер Чарльза просто исчез под водой, и у лебедя теперь появился подходящий водоем.
…Жаль, что отказалась от той посылки. Книги хоть и разбухли, но вполне годились. Но этот щебет на пластинке… Он так раздражал!
Смешно, но, кажется, она почти не сдвинулась с места. Надо бы двигатель помощнее. Трах-тах-тах-та-та! Господи, колеса все глубже уходили в мягкую землю. Трактор рыл яму прямо во дворе. Невероятно! Кто бы мог подумать, что эти огромные колеса не могут сдвинуть с места такую маленькую ладную штучку, как сеялка?
Она спрыгнула вниз и тут же погрузилась по икры в жидкую грязь. Трактор зарылся по самые оси. Он будет здесь стоять до тех пор, пока земля не подсохнет. Если она вообще когда-нибудь высохнет…
О небеса, из болот вытекала настоящая РЕКА и устремлялась на ее поля! Что происходит? Это Лодочник, кто же еще! Он каким-то образом отвел русло сюда.
Вспыхнув от ярости, придавшей ее ногам упругость тракторных рессор, Ханна с громким хлюпаньем устремилась через Домашний луг к отводной канаве.
Очень скоро она убедилась, что на этот раз зря грешила на Лодочника. Канава была перегорожена наваленными как попало бревнами, ветками, пучками травы и бог знает чем еще.
Это бобры. Фрэнк предупреждал, но она не прислушалась. Боже, что за хаос! Вода бежала из болот широким потоком, перекатываясь через канаву, словно ее тут и не было. Ханна ухватилась за торчащую из воды ветку и потянула. Неожиданно ветка легко поддалась, она оступилась. Вода залилась в высокие сапоги.
Будь они прокляты, эти бобры!
- Как я и предсказывал, пришли дожди, - сказал Аттила, - и человека унесет обратно в море.
- Нам бы не стоило забывать и об угрозе со стороны Лутры-выдры, - заметил Грызун, глядя на вдохновенно сновавшего по бревну Аттилу.
- Мрачные мысли, Грызун!
- Знаю. Но ведь и вести мрачные, Аттила. Вчера у северных запруд Лутра схватила двух детенышей.
Огромная голова Аттилы нависла над ним.
- Северные запруды? За этот район отвечаешь ты, Грызун.
- Именно поэтому я и беру на себя смелость рассказать, Аттила.
- Разве никто не поднял тревогу?
- Предупреждали о появлении Лутры, как только она пришла на болота, Аттила, но никто не придал этому значения. Или, может, не поняли? - Чувствуя, что оплошал, Грызун пытался оправдаться. - Предупреждали шлепаньем хвостов, но когда этот сигнал дошел до северных запруд, его могли не так истолковать.
- Не так истолковать? - Голос Аттилы зловеще зазвенел, - Не так истолковать! Какому бобру не ясно, что означает шлепанье хвоста по воде? Хвосты для того и созданы, Грызун!
Грызун молчал. Он уже жалел, что не поручил кому-нибудь другому сообщить скверную новость.
- Все поняли, что шлепанье хвостов - СИГНАЛ. Но не поняли, какой это сигнал! Если ты помнишь, Аттила, у нас об этом в прошлом году был длинный спор.
- Конечно, помню!
На помощь Грызуну пришел Фройд:
- В прошлом году мы пришли к соглашению, Аттила. И это была веха в нашей жизни. Решили, что сигналы будут передаваться по всему пространству болот. Размежевание между хатками губительно для жизни бобров. Вместо того чтобы при первой опасности скрываться в собственной хатке, каждый должен шлепнуть по воде хвостом, оповещая соседей. Тогда буквально через несколько мгновений тревожный сигнал, повторенный другими хвостами, облетит все болота. А два шлепка, переданные следом, означают, что опасность миновала.
Тут вмешался и Дэрр:
- Фройд все путает. Два шлепка как раз и означают опасность. Один шлепок - значит, все спокойно. Так принято на Мельничном пруду.
- Вот это я как раз имел в виду, говоря, что все перепутали, - подхватил Грызун. - Лутра появилась на северных запрудах со стороны Мельничного пруда. А тамошние, северные бобры считают наоборот: один шлепок - опасность, два шлепка - отбой.
- Мы не собираемся подделываться под тебя, Грызун, - заносчиво объявил Дэрр. - У нас на Мельничном пруду есть нервные бобры. И я не стану их расстраивать и пугать по твоей прихоти.
- Клянусь хвостом Великого Рубщика! - возопил Аттила, теряя терпение. - Неужели я окружен идиотами? Вы что, не можете договориться по такому пустяку? Я должен издать указ?
- Да, - завопили все разом.
На губах Аттилы запузырилась пена.
- Хорошо же! - гаркнул он. - Издам!
- Давай, Аттила! Издавай, Аттила! - возбужденно голосили бобры.
- Издам! Издам! - Аттила бешено завращал глазами.
Фройд вдруг сообразил: Аттила уже потерял нить рассуждения, забыл, о чем они только что говорили.
- Предлагается следующее: один шлепок означает опасность. Не ждите второго. Вот и все. Каждый должен высказаться. Да или нет?
- Да или нет, Аттила?
- Бобриное будущее в твоих лапах, Аттила, - раздался чей-то глухой голос.
Загнутые полумесяцем резцы всплыли из дыры в полу, за ними появилась седая голова Крыши. Возбужденный писк бобров уважительно оборвался.
И в тишине Аттила услыхал дрожащий голосок:
- Может, Крыша это решит?
- Кто это сказал? - взвился вожак. - Кто это сказал?
- Что сказал? Что сказал? - Все в недоумении вертели головами. А голова Аттилы склонилась набок, будто он вслушивался в себя, глаза его полыхали красным пламенем.
- Я слышал голос, - пробормотал Аттила. - Ясно слышал какой-то тихий голос. Я найду того, кто это сказал, и прикончу его. - Глаза вожака шарили по присутствующим. - В наших рядах предатель.
Грызун шепнул Фройду:
- Ты слышал голос?
- Голоса не было. Это говорит болезнь Аттилы.
- А теперь, - прокричал Аттила, - пока человеческое существо будет бороться с наводнением, мы высадим десант!
Быстрая перемена в уме вожака ошарашила его команду.
- А как же Лутра? - спросил Грызун.
Аттила улыбнулся:
- Я рад, что ты не забыл. Но я знаю, как совладать с Лутрой. Через неделю мы избавимся от нее навсегда!
- …избавимся навсегда! - подхватил бобриный хор.
- Как? - высунулся Крыша.
- Разве мы трусы, дрожащие в своих хатках в ожидании Лутры? Нет! - грохотал Аттила. - Мы просто выжидаем, а Лутра делает промашки и ошибки. Но теперь пришло наше время. Теперь мы нападаем.
- Лутра совершила ошибку? - осторожно спросил Крыша.
- Клянусь Великим Рубщиком, совершила! Величайшую ошибку в своей жизни! Она показала дорогу к своей норе! И мы придем туда. - Победно оглядывая испуганные мордочки своих собратьев, Аттила продолжал: - Бобры! Что защищает нас от Лутры?
- Плотины?
- Глубокая вода?
- Бесконечное размножение?
- Умение прикидываться мертвыми?
- Дураки! - радостно завопил Аттила. - Наше сильнейшее оружие - сами болота, густая вода, в которой вязнут ее лапы, и деревья, чьи вершины врастают в небеса!
Это была поэтическая картина, но, как и во всякой настоящей поэзии, в ней было больше тумана, чем сути.
- Он совсем рехнулся, - прошептал Фройд Грызуну, - не пора ли отправить его на Мельничный пруд?
- Что ты пытаешься нам втолковать, Аттила? - спросил Крыша.
Кинув на него раздраженный взгляд, Аттила произнес:
- Мы завалим ее нору деревом.
Великолепие и простота замысла ошеломили даже невозмутимого Крышу, и наступила благоговейная тишина.
Ухмыляясь, Аттила уселся на свое покрытое травой возвышение.
- Принесите мне нежных побегов красной ольхи, - важно произнес он, - Я подкреплюсь.
Прежде всего надо было переплыть пруды. Матери-бобрихи показывали своим детенышам проплывающих героев, каждого называя по имени.
- Это Грызун, может быть, наш будущий предводитель. И Дэрр, который заботится о перетрудившихся бобрах. Фройд-умник и Гурт-работник. А видите вон того старого бобра с позеленевшими резцами? Это легендарный Крыша. Весь цвет бобров проплывает перед тобой, сынок. Такого зрелища нам больше никогда не увидеть. Давайте помолимся за них. Наши жизни в их лапах.
Да, это была грозная дружина, на славу подобранная Аттилой. Если все пройдет удачно, бобриное семейство избавится от самой большой напасти. Если же все провалится, бобры лишатся своих самых великих воинов и умов. И в том, и в другом случае Аттила окажется в выигрыше.
Это не могло ускользнуть от внимания самых проницательных.
- Мы мощная команда, - осторожно сказал Грызун.
- Слишком мощная, - откликнулся Фройд, когда они взобрались на дамбу и нырнули в следующий пруд.
Грызун искоса взглянул на товарища:
- Только Крыша, пожалуй, обуза.
Старый и дряхлый бобер отфыркивался в нескольких ярдах позади.
- У Крыши тоже найдутся преемники. Как и у любого из нас. Ты понимаешь, Грызун, что я имею в виду?
- Боюсь, что понимаю.
Бобры часто останавливались и беседовали с обитателями встречных хаток. Чем дальше они продвигались на запад, тем свежее и полнее были сведения о Лутре. Вчера днем ее видели крадущейся в камышах. Только сегодня утром ее тень промелькнула рядом вон с той хаткой. Кто-то слышал жалкий крик. Пропал детеныш. Лутра, вероятно, сейчас пировала. Считалось, что она живет в пещере на берегу речки, которая стекает с холмов. Кое-кто видел плывущие вниз по течению кости, да и вода в той речке была зловонной.
- В пещере? - разочарованно протянул Грызун. - Трудновато будет завалить ее деревом. Почему она не живет в норе, как все остальные?
- Так уж выдры живут, - мудро заметил Крыша, чуть задыхаясь от быстрого плавания.
Они затаились под речным берегом, лишь усатые мордочки немного высовывались из темной воды. Действительно, вода воняла!
- Мне тут не нравится, - захныкал Дэрр. - Поворачиваем обратно.
- Прямо в лапы Аттиле?
- К черту Аттилу! - закричал Гурт, осмелевший вдали от вожака. - Давайте устроим переворот!
- Не пришло еще время, - остановил его Крыша. - Аттилу многие поддерживают.
- Что же тогда делать? - спросил Дэрр.
- Почему бы не попытаться убить Лутру? - вставил Грызун.
- Убить Лутру? - задрожал Дэрр.
- Но мы же для этого и приплыли сюда.
- Да, конечно. Именно так.
- Ее логово вон там, - указал Грызун. - Видите темную дыру? А рядом дерево. Это ее погибель.
При мысли о том, что предстоит погрызть дерево, у всех потекли слюнки. У всех, кроме Крыши, который давным-давно позабыл сладость перегрызаемого ствола.
- Я давно это обдумываю, - сказал он.
- Давно? Обдумываешь?
- У нас появилась возможность применить мою теорию на практике. Мы команда, нас пятеро. Самая большая опасность подстерегает бобра, когда дерево падает. Верно? Хватит работать поодиночке: один бобер - одно дерево. В этом случае смерть почти неизбежна. Теперь, - его загнутые резцы вспороли воду, - теперь мы можем попробовать работать по-новому: четыре бобра - одно дерево. Вы понимаете? Оно может придавить только одного, и опасность смерти уменьшается в четыре раза. Удача в ваших лапах, бобры!
- НАШИХ? А ты, Крыша?
- Я же не могу грызть. Но я предусмотрел и это. По моей теории пятый бобер - а в данном случае это я - будет наблюдателем. Он должен стоять в отдалении и предупреждать других, когда дерево начнет падать. Это вообще исключает случайную смерть. Ну остается разве что пять - семь процентов на везение. Не много, согласитесь.
- Звучит неплохо! - оживился Гурт. - Двинули, бобры!
- Погоди минутку, - остановил их Фройд.
Но все уже вылезли из воды и устремились к толстому тополю. Непоседливый Гурт, как всегда, был первым. Дэрр и Грызун еле поспевали за ним. Фройд притормозил и, обернувшись, крикнул:
- По какому сигналу начинать, Крыша?
- Я три раза шлепну хвостом.