Снова Татищев
Татищев изумлялся: просвещенный киевский митрополит Петр Могила не ведал, кто был зачинателем летописи. "Разве потому, рассудил историк, - что имя Несторово в надписании или заглавии летописи не было положено".
Значит, Василий Никитич Татищев считал, что первый летописец - Нестор, хотя в летописных заглавиях это имя обычно не встречается.
Отчего же Татищев судил столь уверенно?
В 1721 году он ехал из уральских горных заводов в Сибирь, по дороге, как обычно, не упуская случая побеседовать с интересными людьми всякого рода и звания. Узнав, что большой начальник интересуется летописями, один раскольник показал ему "список на пергамене весьма древнего издания".
В первой строке стояло: "Повесть временных лет Нестора черноризца…"
Летопись эта, к несчастью, затерялась при неясных обстоятельствах.
Через несколько лет Татищев был гостем у Дмитрия Михайловича Голицына, богатейшего аристократа и влиятельного государственного человека. Тот показывал приобретенные манускрипты, и среди них Татищев отыскал летопись, где опять же "имя Нестора объявлено и в заглавии положено".
Но, видно, над рукописями с этим именем тяготеет злой рок.
Голицына арестовывают по приказу всесильного Бирона.
"У сего весьма любопытного министра, - вспоминал о Голицыне Татищев, - многое число таких древних книг собрано было, из которых при описке растащено; да и после описки многих не нашел и увидел, что лучшие герцог Курляндский и другие расхитили".
Татищев видел имя Нестора в нескольких летописях, потом пропавших. Татищеву следует, конечно, верить.
А как же Сильвестр?
Он тоже Татищеву встречался.
Историк решает вопрос довольно просто.
В одной из летописей под 1093 годом он находит запись, кончавшуюся словом "аминь". Значит, на этом месте и остановился Нестор, черноризец Печерский, заключает Татищев, а дальше с 1093 по 1116 год уж писал игумен Сильвестр.
Но Татищев неправ. Ведь тогда получается, что про "огненный столп", взметнувшийся 11 февраля 1110 года над Печерским монастырем, тоже писал Сильвестр?
Кто еще за Нестора?
О Несторе кое-кто знал и до Татищева. Знали по преданиям или по каким-то книгам, позже пропавшим. В 1672 году Феодосий Сафонович, игумен Михайловского монастыря в Киеве, начал свой труд такими словами: "Хроника летописцев стародавних от святого Нестора Печерского и иных, также с хроник польских о Руси, отколь Русь началася, и о первых князьях русских…"
В этой записи Сильвестр, игумен того же Михайловского монастыря, вовсе не упомянут. Разве что он подразумевается среди "иных". Нестора же православная церковь даже приобщила к лику святых. В библиотеке Печерской лавры сохранилось описание портрета "преподобного Нестора-летописца", относящееся к началу XVIII века. "Нестор-летописец подобием сед, брада не раздвоилась, на плечах клобук, в правой руке перо, а в левой - книга и четки, ризы преподобнические".
Карамзин пытался разыскать этот портрет, но безуспешно.
Предания соединяют имя Нестора с летописью… Но ведь предания эти поздние: XVI, XVII и XVIII века.
Может быть, некоторые летописи вроде Хлебниковской, куда неведомым путем попало имя Нестора, и породили эти предания?
Ведь и Сильвестра один из летописцев XV века называл "великим Сильвестром, который все временнобытства показует".
Но Карамзин объявляет, что именно Нестор - это бессмертный автор "Повести временных лет" и отец русской истории. Примерно так же о Несторе писали и говорили Татищев, Шлецер и другие историки. Предание - за Нестора, и Карамзин-поэт внемлет гласу предания. Но Карамзин-историк несколько обеспокоен.
Если слепо верить преданию или утверждению самого автора, тогда…
Карамзин отлично знает, что библейскую "Песню песней" царя Соломона написал не царь Соломон, а какой-то неизвестный гениальный древнееврейский поэт, приписавший свой труд царю.
Карамзин знает, сколь зыбко и недоказанно, что именно слепец Гомер - автор "Илиады" и "Одиссеи". Он отлично помнит, какие восторги вызвали недавно появившиеся сочинения "Оссиана, шотландского барда третьего века" и как после доказали, что все нашумевшие песни древнего поэта сочинил ловкий стихоплет Джон Макферсон, отнюдь не в III, а в XVIII столетии…
Карамзин беспокоится и делает выписки из Киево-Печерского патерика, чтобы "подкрепить" Нестора новыми доказательствами, а свою "Историю" - новыми примечаниями.
Вот глава - "Слово о Никите-затворнике".
Монах Никита девять лет сидит в затворе, но все же бес обманывает, явившись в виде ангела, и чуть не похищает его душу. Монах падает в обморок, а собратья спешат к нему "изгонять нечистую силу".
До сих пор - обычный средневековый сюжет: бесы и ангелы, ведущие борьбу за праведные души. Но дальше следует перечень тех, кто кинулся помогать Никите-затворнику: "Ни-кон-игумен, Иван, который стал после него игуменом, Никола, который был после епископом Тьмутаракани, Феоктист, который был епископом Чернигова, и Нестор, который написал летопись". Так и сказано: "…который написал летопись".
Важнейшее свидетельство!..
Действительно, в конце XI века игуменом Печерского монастыря был Никон, а после него - Иван; действительно, монах Никола "был после епископом Тьмутаракани", а Феоктист - епископом черниговским. Теперь можно верить, что и Нестор, "который написал летопись", действительно существовал: печерские монахи, составители патерика, его не забыли.
А вслед за этим еще более интересное сведение: патерик сообщает, что этот самый Нестор является не только "действующим лицом", но и… одним из авторов "Книги отцов".
В патерике имеется "Повесть о житии Феодосия". В самом начале ее автор представляется: "Нестор - мних" (то есть монах Нестор). Рядом - "Чтение об убиении Бориса и Глеба". Автор - Нестор.
Удача как будто полная: Нестор на самом деле жил в Киево-Печерской лавре в конце XI - начале XII века; Нестор был автором двух повестей, вошедших в Киево-Печерский патерик; Нестор, который "написал летопись"…
Карамзин удовлетворен.
Но правило, старинное и мудрое, учит: чем убедительнее доказательства, тем строже их надо проверять. Чем больше за, тем усерднее ищи против. И тогда получишь истину. В самом деле, мало ли было Несторов? Мало ли было летописей? А вдруг Нестор написал не "Повесть временных лет", а какую-нибудь другую летопись, погибшую, исчезнувшую?
И опять на помощь приходит патерик. Есть в нем "Слово о святом и блаженном Агапите" (написано в XIII веке). Там говорится, что Агапит был таким "…как блаженный Нестор в летописи написал о блаженных отцах Дамиане и Иеремии и Матфее и Исаакии".
Это прямая ссылка на летопись Нестора: "Как блаженный Нестор в летописи написал…" Если действительно в "Повести временных лет" найдется рассказ о названных в патерике "блаженных отцах", значит, летопись Нестора и "Повесть временных лет" - одно и то же. Значит, именно печерский монах Нестор - великий древний историк и писатель. Если же "блаженные отцы" не найдутся, начинай все сначала…
Среди сотен экспериментов обычно несколько или даже один - контрольные, решающие. Вот и сейчас - "контрольный опыт"…
Снова открываются летописи. В Лаврентьевской и Ипатьевской, Хлебниковской и Радзивилловской, Никоновской, Воскресенской и сотнях других записано: В лето 6582 (1074) "…Из них я назову несколько мужей изумительных…" Это говорит автор о печерских старцах. И дальше начинается пространная повесть о достоинствах и заслугах сначала Дамиана, затем Иеремии, Матфея и, наконец, Исаакия. Полное совпадение с патериком: те же имена, в таком же порядке и ни одного нового, кроме этих четырех!
Четыре блаженных старца помогают сотням исследователей: "Повесть временных лет" написал не кто иной, как черноризец Киево-Печерского монастыря Нестор!
Но какую же летопись написал тогда Сильвестр?
Глава 4. Профессора и монахи
Древняя российская история во многих знатных делах и обстоятельствах темна и неисправна.
В. Н. Татищев
За окнами замирает хмурый петербургский день, и свечи, уже давно зажженные, озаряют разгоряченных спором профессоров, адъюнктов, академиков. Император Николай I не одобряет ношение бороды, и посему спорщики выглядят моложе своих лет. Император улавливает в табаке душок вольнодумства, и посему воздух гостиной чист и благоприятствует дискуссии. Но император любит также единообразие форм, фасадов и научных мнений, и оттого спорщики чувствуют некоторую неловкость от собственного несогласия. Впрочем, примирить их некому, ибо речь идет о предметах, почти неизвестных прочему населению страны.
Как водится, полем битвы завладели наиболее опытные бойцы. Первый - профессор-скептик - чеканит фразы язвительные и вежливые.
Другой, тоже профессор, признанный знаток предмета, метает во врага факты, если таковые имеются, и всяческие предположения, если фактов не хватает.
Скептик. Гипотезы, государи мои, гипотезы… Вас послушаешь, так Нестору памятник надобен: в пантеон его!
Знаток. Нестор - всем нам отец и пример. Он по праву заслужил место в пантеоне российской словесности.
Скептик. А Сильвестра куда денем? Отчего это имя, а не Несторово в летописях выставлено?
Знаток. Тут еще многого не знаем. Однако я согласен с гипотезой…
Скептик. Ага! Гипотеза!
Знаток. Напрасно смеетесь: во-первых, без гипотезы нет движения мысли, во-вторых, держусь гипотезы покойного Николая Михайловича Карамзина и прочих, что игумен Сильвестр был просто переписчиком Несторова текста: свое имя оставил, Несторово же снял.
Скептик. Игумен - важная персона; и вдруг - простой переписчик!
Знаток. В старину иначе смотрели на такие дела. Имени своего многие летописцы совсем не оставляли. Один поставит имя, да и то не для славы, а так, распишется просто, другой же и того не сделает. Там, где наш брат не упустит прославиться, человеку того времени и в голову ничего подобного не придет. Как это у господина Пушкина: "Труд усердный, безымянный…"
Скептик. Вот уж и господин Пушкин на помощь понадобился.
Знаток. Покойный господин Пушкин понимал в этом деле больше, чем десяток… гм… гм… Впрочем, вернусь к делу. Сильвестр пока еще не совсем объяснен. Согласен. Однако коли это единственный довод ваш?..
Скептик. Да откуда вы знаете, что Лаврентий или кто другой не написал всю летопись сам?
Знаток привстал из кресла.
- Господа! Внимание! Полагаю, что наношу оппоненту смертельный удар. Будьте судьями!
Ученые мужи глубокомысленно улыбнулись.
- Итак, - продолжал профессор-знаток, - когда б каждый из переписчиков сочинял летопись сызнова, везде были бы летописи совершенно разные, сильно отличающиеся. А ведь все списки сначала, по крайней мере до описания событий 1110–1120 года, очень похожи! Наш почтенный скептик вряд ли будет настаивать, что у монахов, совершенно не связанных друг с другом и переписывающих летописи в Москве, Новгороде, Смоленске, Киеве, вдруг обнаруживается дивное единомыслие и, не сговариваясь, все дополняют и исправляют свои летописи совершенно одинаково! Как, по-вашему, следует объяснять тот удивительный факт, что и Лаврентьевская, и Ипатьевская, и Радзивилловская, и Никоновская, и многие другие летописи на первых нескольких десятках листов совпадают почти дословно?..
Скептик. Ну уж и дословно! Все же некоторые отличия имеются…
Знаток. Небольшие, совсем небольшие… Но я продолжаю. Положим, что Лаврентий или кто другой захотел бы сам написать о событиях, происшедших в XI–XII веках, то есть лет за 200–300 до него.
Утверждаю, что с работой этой он бы не справился, хотя и жил куда ближе к началу Руси, чем мы с вами.
Для того чтобы написать такую летопись в XIV столетии, надобно было иметь нынешнюю Императорскую библиотеку да еще несколько архивов, музеев, справочников, ученых трудов и тому подобное…
За окнами стало совсем темно. Влажная мгла поглотила пустынные улицы, бесконечную набережную.
- А что, господа, - сказал профессор-богослов, - не прибегнуть ли нам к обычаям древних, иногда прекращавших на время войну, чтобы предаться пирам и веселью, и лишь затем снова сражаться?
Но магистр, молодой и суровый, не поддался мирным увещеваниям…
- Кто знает, что мог и чего не мог ученый XIV века? Может, Лаврентий был историк не хуже нас, не слишком ли мы пренебрежительны к древним? В наш просвещенный век, конечно, мы склонны недооценивать предков…
Но знаток резко обрывает речь младшего:
- Предкам цену набавляем, а себя уж ни в грош не ставим! Ведь подумайте, век-то какой - де-вят-на-дца-тый! А мы всё наукам не верим. Напрасно… Напрасно! Мосье Леверье сидит в кабинете, вычисляет с кончика пера неизвестную планету и даже не удосуживается выйти на улицу, взять трубу и посмотреть на небо, потому что уж точно знает, где сия планета…
- А господин Шампольон, - подхватил скептик, - расшифровал письмена египетские. Чудеса, господа, чудеса! А отсюда следует, хотите вы сказать, что Нестор своего рода "икс" нашей древности и нам стыдно его не открыть. А может, икс-то воображаемый? И вместо икса летописанием занимался некий игрек?
Знаток. Выдумывать несуществующее - дело умов праздных и обремененных чрезмерным скепсисом, что, по справедливому мнению немецкого философа, есть паралич ума…
И, не давая противнику контратаковать, знаток продолжал:
- Господа! Восстановим, насколько возможно, жизненный путь великого Нестора. Тексты летописей и других Несторовых творений нам не нужны - все мы их знаем и помним. Удобнее начать с конца Несторового поприща. Год смерти мне и вам всем неведом. Но думаю, прежде 1116-го, ибо под этим годом уже стоит в летописи имя Сильвестра. Как бы то ни было, в 1110 году Нестор еще жил и писал. Кто же, как не печерский летописец, описал "огненный столп" 11 февраля 1110 года?
- Не только в 1110-м, но и в 1113-м Нестор еще был… - Это заметил богослов, только что вспоминавший про обычаи древних во время перемирия. - Ведь в начале "Повести временных лет" автор обещает довести повествование до смерти князя Святополка Киевского. А умер этот князь 25 апреля 1113-го…
- Следовательно, примерно в 1113 году Нестор завершил свой труд.
Но тут скептик возмутился:
- Все у вас складно. Отчего же, однако, в Лаврентьевской и многих других летописях после 1110 года - провал, обрыв повествования? Куда делись следующие годы? Почему после записи 1110 года сразу следуют Сильвестровы строки 1116 года?
Знаток. Но я ведь говорил, что тут, после 1110 года, самое темное место. Тут некая тайна, тайна окончания летописи. Какой-нибудь сильный ум в будущем это раскроет, а пока, признаюсь, не могу понять, куда вообще из Лаврентьевской летописи делись записи за целых пять лет, с 1111 до 1115 года?..
- Может быть, было так, - перебил магистр. - Когда-то эти записи были, да выпали и потерялись?
- Может быть! - захохотал скептик. - Вот и я говорю, все может быть, только, может, Нестор тут вовсе ни при чем, коли все может быть!
Ученые мужи зашумели, однако знаток поднялся и сухо заметил:
- Из-за мелочей сражаться не намерен. Говорю не таясь: одно знаю, а другого не ведаю, У меня просили Несторову биографию. Не любо - не слушайте…
- Слушаем!
- Отправимся вверх по течению Несторовой жизни. 1109-й, 1108-й, 1107-й, 1106-й… 1101-й. В летописи подробные записи, упоминается Киев, Печерский монастырь. Все это, конечно, наш Нестор писал.
Скептик. Интересно, как вы определите начало его труда?
Знаток. Да, вы нащупали еще одно слабое место. Я пока не в силах определить, когда Нестор начал… Подробные известия идут и под 1097-м, и под 1096-м, и под 1093-м.
Скептик. Продолжайте, продолжайте - и под 1074-м, а под 1061 годом даже число указано: 2 февраля пришли половцы. Сейчас вы скажете, что все это - Нестор, что он целых полвека писал - и в 1061-м и в 1113-м.
Знаток. Полвека писать Нестор вполне мог бы, коли прожил лет 70–75… Но я как раз сам думаю, что он трудился меньше чем полвека, а почему - сейчас объясню и для этого закрываю летопись и перехожу ко второму труду Нестора.
Скептик. Отмечаю еще раз, что ваше превосходительство не знаете, когда начал Нестор, как, впрочем, не ведаете, и когда кончил…
Профессор-знаток секунду взвешивал в уме, ответить ли колкостью или продолжать свой анализ. Решил продолжать:
- Итак, в 90-е годы XI и в первые годы XII века Нестор живет и трудится в Печерском монастыре. Теперь, закрывая на время летопись, я обращаю мой мысленный взор к "Житию Феодосия" - второму труду печерского черноризца… Помните, как там все плавно и величественно, под стать неторопливой древности нашей: "Я, грешный Нестор, начал писать слово о житии отца нашего Феодосия. Постоянно печалился я, вспоминая о жизни преподобного и о том, что никем не описана она. И вот я начну описывать жизнь его от юных путей его. - Профессор читал слегка нараспев, задумавшись, будто сочиняя. - Потрудился от избытка сердца своего: и то, что видел и слышал, то малую часть из многого запечатлел на письме…"