Повесть советского прозаика о жизни ребят в сибирском селе, о красоте таёжного края, о бережливом отношении к природе.
Содержание:
-
Юрий Николаевич 1
-
Захарка-парашютист 1
-
Прогулка 2
-
Захаркина хитрость 3
-
Тетеревиная баня 4
-
Береговушки 4
-
Соловко 5
-
Лесные хирурги 6
-
Не та рыба 6
-
Заячье спасибо 7
-
Веники для лося 7
-
Ай да ласка! 8
-
Страшный зверь 8
-
Качели 9
-
День невезения 9
-
Жизнь всему научит 10
-
Плакунчики 11
-
Рыбьи форточки 11
-
Прилёт жаворонков 12
-
Захаркин огород 13
-
Тонконожка 13
-
Радость 14
Александр Васильевич Иванов
Захарка-следопыт
Юрий Николаевич
На работу помощником лесника направили Шевчука в сибирское село Трошино. Юрий Николаевич, пока добирался до места назначения, тревожился. Думал о том, как устроится на новом месте, найдёт ли в далёком селе товарищей по душе. Но все его волнения оказались напрасными.
Встретил Шевчука лесник Василий Алексеевич. Он отвёл Юрия Николаевича к бабушке Варе и сказал:
- Принимай, Варвара Ивановна, постояльца. Вместо сына тебе будет. И дров, коли надо, нарубит, и по хозяйству поможет. Да и веселее вдвоём жить.
Варвара Ивановна внимательно осмотрела Шевчука, улыбнулась.
- Пусть живёт, если понравится, - говорит. - Места хватит. Комнату отведу ему отдельную.
- После учёбы Юрий Николаевич. Лесное училище окончил. Одному мне за нашим лесным хозяйством трудно уследить. Года́ у меня, сама знаешь, - на пенсию пора уходить, - говорил лесник. - Ему, конечно, колхоз и квартиру может выделить: вон сколько новых домов строят. Да я подумал: к чему парню отдельную квартиру? У тебя будет лучше.
Лесник ещё несколько минут поговорил с Варварой Ивановной, потом сказал Юрию Николаевичу:
- Устраивайся пока. Осмотрись, познакомься с нашим селом, а денька через три повезу тебя по лесам, хозяйство покажу.
От дорожных волнений и переживаний Шевчук утром проспал. Разбудил его шум за окном. На улице заливисто лаяла собака, кричали куры, гуси. Иногда среди этого шума отчётливо слышался громкий мальчишеский голос: "Стоять, травяной мешок! Стоять, кому говорят?!"
Шевчук открыл окно и увидел белобрысого мальчугана лет восьми. Мальчишка носился по улице на длинном таловом пруте, а следом за ним бегал и громко лаял рослый вислоухий щенок.
- Ты кто такой? - спросил Юрий Николаевич сердито.
- Я наездник, - ответил мальчуган и лихо подскакал к окну.
Шевчук с удивлением рассматривал его сверху. Светлые, как ковыль, волосы взлохмачены, крупные веснушки на щеках блестят от пота, синие штанишки закатаны до колен и держатся на одной шлейке.
- Что шумишь?
- Коня объезжаю, - ответил мальчишка гордо и выпятил грудь вперёд. Потом вдруг взбрыкнул ногами, дернулся влево, вправо, назад и заржал по-лошадиному: "Иго-го-го". Потом рванулся с места. - Тпру-у! Стоять, травяной мешок! - крикнул он и остановился как вкопанный.
- Да, вижу, трудная у тебя работа, - посочувствовал мальчишке Шевчук.
- Это боевой скакун. Видишь, какой упрямый попался? Никак на месте не устоит, - сказал мальчишка и опять запрыгал.
- Давно коня объезжаешь? - спросил Шевчук.
- Первый день. Тпру-у! Стоять, шалый!
- Ну и сколько времени тебе потребуется, чтобы объездить этого скакуна? Час, два? - Юрий Николаевич кивнул на прут.
- Как бы не так! Вон дядя Володя своего Орлика пять дней объезжал. Еле - еле укротил. Даже в сани запрягал, так от саней одни щепки остались.
- Щепки? Почему?
- Кто же летом коня в сани запрягает? Орлик вырвался и пошёл носиться по дорогам, по полям…
- Ну, а звать-то тебя как?
- Захаром. А ещё меня зовут Парашютистом.
- Ух ты! Уже и Парашютистом. - Юрий Николаевич удивлённо посмотрел на мальчика и покачал головой. - А живёшь где?
- Да вот напротив. Зотовы мы, - кивнул он на деревянный дом, огороженный с улицы штакетником.
- Заходи в гости, сосед, - пригласил его Юрий Николаевич.
Захарка недоверчиво поглядел на Шевчука, потом старательно привязал своего "скакуна" к ограде, поправил на плече шлейку и проворно забрался в комнату.
- А ты новый лесник? - спросил. - У бабушки Вари будешь жить?
- Угадал. Буду у бабушки жить. Угощайся вот, подкрепись, устал, наверное? - Шевчук протянул ему плитку шоколада.
- Шоколад? - удивился мальчишка. - Я что, девчонка? - Не говоря больше ни слова, Захарка выпрыгнул в окно. Шевчук хотел спросить у него, что случилось, но тот вскочил на своего скакуна и умчался.
"Чем я ему не угодил? - думал Юрий Николаевич. - Кажется, не сказал ни одного обидного слова. Странный мальчишка".
Пока Шевчук раздумывал над поведением соседа, на улице снова раздался неистовый лай. Потом перед его окном промелькнули какие-то странные палки. Шевчук подбежал к окну и опять увидел Захарку. Он шёл по тротуару на… ходулях. Высотой в два метра.
- Захар!
Мальчишка, видимо, ждал окрика. На миг остановился, но тут же прошествовал дальше.
- Я циркач, - ответил он, продолжая идти.
- Иди сюда, циркач! Где это ты такие хорошие ходули достал?
Захарка явно хотел удивить нового соседа. Он медленно повернулся и не спеша протопал мимо.
- Так кто же тебе такие ходули смастерил?
- Папа. Хорошие?
- Отличные. А так ловко ходить на них кто научил?
- Сам научился. Дедушка Прохор говорит, что я настоящий циркач, - Захарка расхаживал взад и вперёд перед окном.
- Молодец, Захар! - сказал Шевчук, а сам подумывал, как бы опять предложить мальчишке шоколадку. Очень уж хотелось ему подружиться с этим весёлым парнишкой. Пока он раздумывал, Захарка вдруг соскочил с палок и, подойдя к окну, сказал:
- Теперь давай свою шоколадку. За работу. Я тебе цирк показал? Показал.
- Конечно, - обрадовался Шевчук. - Ты честно заработал свой шоколад. - Он протянул Захарке плитку и крепко, по-дружески пожал ему руку.
Захарка-парашютист
Парашютистом Захарку прозвали вот почему. Однажды весной сидел он на сарае, смотрел на огород и удивлялся. Не огород у них, а озеро. Даже рябь от ветра на воде, и гуси плавают: бабушка Вера выпустила гусей, чтобы зимнюю грязь отмыли. Рады гуси воде, крыльями хлопают, гоняются друг за другом. Вода ледяная, но птицам холод нипочем, на всю деревню слышно их радостное гоготанье.
Кругом вода со снегом, а на крыше сарая сухо и тепло. Дедушка Прохор ещё неделю назад сбросил с крыши снег. Теперь она просохла, даже босиком можно побегать. Захарка несколько раз пробежался, но мама увидела и запретила ему сапоги снимать. Хоть и апрель, и солнце светит, но всё равно ветер холодный и тепла настоящего ещё нет. Снег вокруг сарая сугробом лежит, и у тына на огороде его ещё много. Конечно, снег уже не такой белый да пушистый, как зимой, а почернел, превратился в кашицу. Но кашица эта холоднющая: если взять в рот, зубы ломит и запросто можно схватить ангину.
За огородом берёзовый лес - колок. Ух, и берёзы там толстющие! Очень старые берёзы. Хорошо на них взбираться, сучки крепкие. Захарка лазил на эти берёзы прошлым летом, но теперь в колке тоже полно воды, ещё больше, чем в огороде, потому что там низина.
Захарке скоро надоело смотреть на гусей: уж очень долго они зимнюю грязь отмывают. Обратил свои взоры на колок. Там интересней. На вершинах берёз настоящий грачиный городок. Не посёлок, а именно городок, потому что гнёзда у птиц в несколько этажей.
Чёрный ворон, чёрный ворон,
Что ты вьёшься надо мной?
Ты добычи не дождёшься,
Чёрный ворон, я не твой, -
стал петь Захарка. Эту песню любили папа с дедушкой. Три раза спел, надоело.
- Кар-р! Кар-р! - заорал Захарка по-грачиному, замахал руками и забегал по крыше. Но и орать Захарке надоело. Вот если бы у него были крылья… Полетел бы и узнал, чего грачи орут. Кар да кар! Базар устроили. Зажмурился, а в глазах всё равно грачи мельтешат, будто всё ещё смотрит на них.
"Вот бы забраться на берёзу, - вдруг подумал Захарка. - Не дойдёшь, воды много. - Он критически посмотрел на свои сапоги и тяжело вздохнул. - Если бы сапоги болотные, но их нет".
Опять стал наблюдать за птицами. Грачи летали, садились на тонкие ветки, раскачивались на них, как на качелях. "Хорошо им, - позавидовал Захарка. - Летай где хочешь, садись куда хочешь".
- Захарка-а! Захарка! - услышал он вдруг голос бабушки Веры. - Ты за гусями смотришь? Где они?
Бабушка стояла посреди двора и, близоруко щурясь, искала внука. Ветер трепал её пёстрый фартук и чёрный платок.
- Я здесь! - Захарка слез с крыши и подошёл к ней.
- Гуси-то где?
- На огороде, купаются.
- Пусть сердешные покупаются. Всю зиму немытые, наскучались, поди, без воды. А ты поел бы. Я шанежек настряпала. Иди, милок, поешь.
- Я не хочу, я потом, - сказал Захарка.
- Ладно, смотри туг за гусями. - И бабушка пошла в дом.
"А если…" - вдруг вспомнил Захарка о ходулях. Ещё в прошлом году, когда в деревню приезжал цирк, папа сделал Захарке ходули. Хорошие ходули, Захарка на них даже бегать научился. А улицу с одного конца в другой запросто переходил.
Захарка достал с чердака ходули. Это были две лёгкие длинные палки с приступками для ног. "И сапог болотных не надо", - подумал он, взбираясь на ходули. Но по огороду Захарка пройти не смог: палки вязли в оттаявшей земле. Дважды упал, намок, но ходули не бросил. "Зачем идти на них по огороду, если можно свободно пройти по тыну, - осенила его светлая мысль. - А там до колка по травке я запросто дойду".
Он без особого труда прошёл по тыну в огород, но оказалось, что и по целине на ходулях идти не так то просто. Палки вязли, путались в прошлогодней траве, и Захарка с трудом удерживал равновесие.
Но вот и крайняя берёза, корявая и сучковатая. В трёх метрах от земли торчит на ней толстый сломанный сучок, словно длинная двупалая рука. Прислонив ходули к дереву, Захарка легко добрался до сучка и несколько минут посидел на нём, оглядываясь вокруг.
Встревоженные птицы подняли оглушительный крик. Они летали у самой головы Захарки, будто прогоняли его.
- Летайте, кричите, - сказал он. - Я всё равно доберусь до вас.
Отдохнув, Захарка полез вверх. Здесь сучки были толстые, частые, и он, как по лестнице, взбирался всё выше и выше. И чем выше Захарка поднимался, тем сильнее кричали грачи, тем мощнее были порывы ветра. Тонкие ветки хлестали по лицу, но он упрямо лез вверх.
Первое гнездо уже было совсем рядом, когда налетел ветер, сырой и холодный. Ветки сразу стали мокрыми и скользкими. На миг Захарка растерялся. Страшно взбираться по мокрым сучьям. К тому же они становились все тоньше. Минуту он помедлил, собрался с духом.
"Я только загляну в гнездо - и назад", - сказал сам себе Захарка и, найдя сучок покрепче, поднялся выше.
В гнезде лежали два светло - голубых в крапинку яйца. Он взял одно. Оно было холодное. И вообще в гнезде было холодно. Хотел Захарка прихватить яйцо с собой, но грачи так метались над его головой и кричали так громко, что он тут же положил яйцо обратно.
- Я ничего не взял. Я только посмотрел, - успокаивал он грачей.
Надо было возвращаться, но Захарке вдруг захотелось посмотреть следующее гнездо. Оно висело прямо над его головой, совсем рядом - большое и особенно таинственное.
- Я не буду брать ваши яйца, - говорил Захарка, поднимаясь выше.
Далеко внизу осталась земля, у берёзы в воде стояли ходули, а над ними торчал сломанный сучок. Только один раз за всё время взглянул Захарка вниз и испугался. Руки и ноги предательски задрожали.
Вершину берёзы ветром раскачивало из стороны в сторону, и это пугало Захарку. Вниз теперь он не смотрел. Захарка слышал, что если смотреть с высоты вниз, может закружиться голова. А если закружится голова, то… Нет, у него голова крепкая. Папа всегда говорил: "Наш Захарка - настоящий мужичок".
Ему никак не удавалось подняться выше: сверху мешало гнездо. Захарка стал осторожно перебираться на другую сторону дерева. Дотягиваясь до следующего сучка, немного отклонился от ствола. Вдруг раздался треск. Под ногами в один миг пропала опора, и он, ломая мелкие сучья, обдирая лицо и живот, полетел вниз. В глазах мелькали ветки, земля стремительно неслась на него.
- Ма-а! - успел крикнуть Захарка и в тот же миг почувствовал страшный удар. Что было потом, он уже не помнил…
Когда сознание вернулось к нему, Захарка услышал крики грачей. Где-то лаял Шарик, соседский щенок. Мальчик почувствовал боль в боку, саднило лицо. Захарка открыл глаза и сразу же увидел воду. Его ходули стояли по-прежнему у берёзы.
Оказалось, что он висит на обрубке сучка, зацепившись за него хлястиком фуфайки.
- Ма-маа! - заорал испуганно Захарка.
Но вокруг не было ни души. Только в воздухе мелькали и громко кричали грачи. Они словно радовались Захаркиной неудаче. Хлястик мог в любой момент оборваться, и тогда Захарке не миновать купания в ледяной воде. Но хлястик не отрывался, и Захарка висел на нём, как пристёгнутый.
"Так и погибну здесь, - с тоской подумал он. - Скоро ночь, а по ночам холодно. Замёрзну, и никто меня отсюда не снимет".
Захарке умирать совсем не хотелось. Он попытался достать руками, а потом и ногами сучок, но не получалось. "Когда мама с дедушкой придут с работы, будет совсем темно", - жалобно подумал он и опять закричал:
- Ма-маа!
- Эй, Захар, ты чего кричишь?! - вдруг послышался голос соседа дяди Ипполита. - Не крутись, а то оборвёшься. Подожди, я сапоги болотные надену да лестницу притащу. Скажи Шарику спасибо, - говорил сосед, устанавливая под берёзой лестницу. - Он тебя заметил. Лает и лает, покоя не даёт. Значит, гнёзда разорял?
- Я хотел только посмотреть, да сучок подломился, - сказал Захарка.
- Повезло же тебе. Будешь парашютистом. Первый прыжок ты совершил удачно, - улыбался дядя Ипполит, снимая Захарку с сучка.
После этого мальчишки и стали звать Захарку Парашютистом.
Прогулка
Через день после приезда отправился Юрий Николаевич с ребятами на прогулку. Было позднее утро, но жары в тот день не ожидалось. Небо затянуло дымкой, даже на солнце можно было смотреть не щурясь.
Молодой лесник хотел осмотреть село, познакомиться с его жителями.
Трошино - село небольшое, всего три улицы. Береговая растянулась по берегу реки, средняя носила имя Ленина, а третья - Советская. На улице Ленина находились школа и магазин, контора колхоза и больница. На Советской стояли скобяной магазин и пекарня. Все улицы были длинные, ровные и чистые, что особенно понравилось Юрию Николаевичу.
Хорошо жить на Береговой: речка рядом, летом купайся сколько хочешь, зимой на лыжах и на санках с высокой горы катайся. Но и на Советской, где остановился Шевчук, неплохо. Сразу за огородами - лес, поля, луга, где пасутся телята и гуси. И за грибами ходить ближе, чем с Береговой.
Шевчук шёл по улице и осматривался. Впереди бежал Шарик. Этот длинноногий соседский щенок выделялся весёлым нравом, непоседливостью и обладал громким голосом. Он то забегал вперёд, то возвращался, стараясь ухватить кого-нибудь за штанину и подёргать, то бегал за курами, поднимая среди них такой переполох, что из окон выглядывали недовольные хозяйки. И лаял беспрерывно.
Захарка ехал на новом скакуне - длинной берёзовой хворостине - и на Шарика почти не обращал внимания. Ему хватало хлопот с конём. И этот конь у Захарки был необъезжен, наезднику приходилось криком укрощать дикого скакуна. Норовистый конь то поднимался на дыбы, то бил копытами, то уносился вперёд и ржал так громко, что деревенские собаки начинали выть и рваться на улицу.
Шевчук шёл следом, далеко отстав от Захарки, а за ним едва поспевал четырёхлетний Дюша Его лихой конь - таловый прутик - тоже норовил сбросить хозяина. Но Дюша молчал, только сопел от натуги. Малышу было трудно догнать Захарку: он раскраснелся, пухлые щёки его пылали огнём, полосатая панамка сползла на затылок.
Когда Захарка привёл Дюшу к Юрию Николаевичу, малыш стоял и молча улыбался.
- Как тебя звать? - спросил его Шевчук.
- Дюша. - Мальчик протянул ему коротенькую мяконькую ладошку.
- Странное имя. Ну коли Дюша, так Дюша.
- Андрюша его звать, - подсказал Захарка.
- Дюша, - упрямо повторил малыш.
Теперь этот человечек колобком катился следом. Всякий раз, когда Дюша очень отставал, Шевчук останавливался и поджидал его. Захарка тогда разворачивал своего скакуна, подъезжал к ним, а потом снова мчался вперёд.
Скоро Захарка свернул в проулок, который вывел их на край села. Поросшая подорожником тропинка тянулась прямо к колхозной ферме. Над головами низко летали быстрые ласточки, щебетали, высоко в небе заливались трелями жаворонки. Всё вокруг дышало спокойствием и тихой умиротворённостью.
Они направились к ферме, потому что там работали и Захаркина, и Дюшина мамы. Кроме того, собираясь сходить на рыбалку, Шевчук думал накопать у фермы на перегнойных кучах грабаков. Захарка обещал, что там можно набрать их целую банку.
Шарик наконец-то угомонился, вывалил изо рта огромный розовый язык и, тяжело дыша, плёлся следом. Захарка сумел укротить своего коня и теперь ехал шагом. А Дюша продолжал бежать. Правда, он тоже заметно устал и сопел гораздо громче, чем в начале пути.
- Дюша, иди ко мне на плечи, - предложил ему Шевчук.
- Я сам, - отказался упрямый малыш.
Ферма представляла собою целый коровий городок. Рядами тянулись огромные и длинные кирпичные сараи - зимние коровьи квартиры. Особняком стояли домики поменьше - телячьи ясли. Раскинулись просторные загородки для прогулок. Сейчас все эти сооружения пустовали: коровы паслись где-то на выпасах, нагуливали на зелёной траве молоко. Старшие телячьи группы тоже ушли в летние лагеря. Только малыши остались дома. Захарка часто бегал сюда и поэтому уверенно повёл Шевчука прямо к большому и просторному загону.
- Телятки! Мамины телятки! - обрадовался Дюша.