В этой сложнейшей ситуации параллельно даются старые выводы: "Длительные трудности с определением понятия "нация" связаны не со сложностью определяемой материи, а с эпистомологически неверной посылкой придать значимость объективной категории по сути пустому, но ставшему эмоционально влиятельным слову, за исключительное обладание которым состязаются две формы социальной группировки людей – государства и этнокультурные общности. По моему убеждению, нация – это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория. Состоя почти из одних исключений, оговорок и противоречий, это понятие, как таковое, не имеет права на существование и должно быть исключено из языка науки". Тем самым будоража всю систему этнонациональных отношений. Утопично на умозрительном уровне требовать "устранение лексики этнонационализма хотя бы из языка науки и перейти к общеразделяемым методологиям и терминологии, в том числе и к более глубокому и чувствительному пониманию феномена этничности". Это есть сложный комплекс характеристик, чувств и индивидуально-коллективистских стратегий, не разобравшись в котором академическое сообщество порождает не только общественную нетерпимость, плохое управление и трагические коллизии, но и ложные формы солидарности и неоправданные антагонизмы в собственной среде.
Мне иногда кажется, что призыв "назад в башни из слоновой кости!" (хотя, может быть, отечественные гуманитарии в них никогда и не пребывали) был бы сейчас более полезен, чем с традиционно мессианским задором "инженеров человеческих душ" предписывать обществу плохо осмысленные интеллектуальные проекты, особенно в период, когда управленцы заняты его глубоким переустройством". Свергая все и вся, предлагается своеобразный этнонационализм, смысл которого в свержении этносов, этнонаций путем их растворения в гражданской нации, в нации-государстве. При этом таким образом тормозится процесс формирования нации-государства, закономерный в ходе интеграции людей всех этнонациональностей страны, и идет озлобление этнонаций друг против друга, где каждая думает, что ее свергают, "хоронят", ей объявляется "конец". Подобные теории приводят к искусственному противопоставлению наций-этносов и нации-государства друг другу в историческом измерении как антагонистов. Вместе с тем они не антагонисты, а исторически вмонтированные друг в друга процессы общности, солидарности людей нового уровня. Именно подобные деструктивные подходы будоражат этнонаций и мешают им вмонтироваться в гражданскую нацию. Такой национализм от имени нации-государства, если даже не реально, но идеологически будет воспринят, истолкован как этнонационализм доминирующей в данном государстве этнонаций. Об этом следовало бы подумать, особенно в нынешних условиях, учитывая тенденцию, о которой пишут Э. Пайн и другие.
Что касается применения у нас англо-саксонской терминологии, то вопросов нет, надо сближать позиции и методологию, но не терять то, что у нас накоплено. Правильно пишет В.И. Козлов о том, что "наши терминологические пути разошлись еще в XIX веке". Но и тут надо сближаться хотя бы в XXI веке. Сближаться, а не уничтожать все свои традиции ради того, чтобы войти в другую систему. Этносы, этнонаций способны создать нацию-государство, но они способны еще и разрушить его. А без этнонаций никому еще не удавалось создавать нацию-государство. Поэтому следует ли противопоставлять их? Думаю, что нет! Это опасно. В.А. Тишков пишет: "То, что государства создают нации, а не наоборот, стало уже академическим трюизмом…". Да, если речь идет о нации-государстве. Но в этнонациональном плане не только создают, но и разрушают, если пренебрегать тем историческим материалом, этнонациями, на основе общности которых строятся нации-государства. В такой же степени, если не еще с большей обоснованностью, можно говорить то, что этносы-нации создают нацию-государство. В этом больше обоснований. Основной вывод статьи В. Тишкова "Забыть о нации…" сводится к утверждению: "или все этнические общности могут называть себя нациями, если это продолжает иметь какое-то значение в мире современной политики, или никто". Надо ли ставить теорию, да и практику в подобный тупик, чтобы потом загонять как нации-государства, так и нации-этносы в тупики исторического развития и социально-политического самоутверждения. Надо было бы чему-то научиться хотя бы после развала Советского Союза. В конечном итоге какой успех принесло явление преувеличения, гипертрофирования советского над этнонациональным. Такие подходы ведут к новым трагедиям, к сожалению.
Кроме того, совершенно не оправдан диктат государства над этнонацией как над несущественным, отмирающим, уходящим явлением. Опыт показывает, что этнонациональные общности порой бывают даже более устойчивыми и жизнеспособными, чем даже государства. Где сейчас самое мощное и крупное советское государство? Его нет. Кануло в историю, а хакасы, нанайцы, аварцы, русские продолжают быть и чувствовать себя самобытными историческими общностями.
Сущность, смысл теории этноса, этнонации, межэтнических, этнонациональных отношений, как и этнонациональной политики, в учете самобытности каждой общности и достижении паритета интересов всех этнонаций, в том числе и в едином государстве-нации, в гармонизации этнонациональной общности во всей системе общественных отношений данного государства, в рамках которых действуют эти этнонациональные общности.
Отрицание этнонаций, перспектив их развития фактически есть проявление "внутреннего сепаратизма", когда этнонации таким образом выталкиваются из единого государства, в отличие от сепаратизма, когда этнонации требуют обособленности от единого государства. Еще не известно, какой из этих вариантов более опасен для государства по своим последствиям.
Для России важна интеграционная, соборная, собирательная модель этнонациональной политики, сохраняющая самобытность этнонаций и на этой основе формирующая гражданскую общность, нацию-государство. Значит, нужна и соответствующая теория развития и солидарности этнонаций в едином государстве, формирование российской нации, а не теория, будоражащая этнонации, поднимающая их на бунт и баррикады, ибо им грозит "отмирание", "конец", "реквием". В теории изначально должна быть понятна вредность идей "роспуска", "похорон" этнонаций, как и этнонациональный сепаратизм внутри единого государства. Главное в этнонациональной политике – это обустройство всех наций в составе единого государства, нации-государства, формирование на основе их общности гражданской общности этнонаций. Многонациональность – явление всемирное в современных условиях. Бороться против этнонаций, возвращая всех в эпоху буржуазных революций, глупо, когда человечество уже научилось жить в многонациональных общностях, не уничтожая друг друга, а сохраняя в режиме солидарности.
В свое время В.И. Ленин указывал на две исторические тенденции в национальном вопросе. "Первая: пробуждение национальной жизни и национальных движений, борьба против всякого национального гнета, создание национальных государств. Вторая: развитие и учащение всяческих сношений между нациями, ломка национальных перегородок, создание интернационального единства капитала, экономической жизни вообще, политики, науки и т. д. Обе тенденции – суть мирового закона капитализма. Первая преобладает в начале его развития, вторая характеризует зрелый и идущий к своему превращению в социалистическое общество капитализм". Если мы вернулись к капитализму, то давайте учитывать хотя бы эти особенности. Используем эти тенденции для солидарности наших народов, для формирования российской нации как гражданской общности всех этнонациональностей России.
Обособление этнонаций, их свержение, будоражение этнонационального сепаратизма деструктивны в своей основе, как и их замкнутость, оторванность. XXI век объективно обусловливает дорогу сближения и интегрирования людей различных национальностей. В новых геополитических условиях важны подходы не уничтожения, роспуска, конца этнонаций, а самобытного и интеграционного их развития. Многонациональность есть благополучная и перспективная среда для самобытного развития индивидов, этнонаций и российского государства в целом.
§ 3. Сознание, дух, характер в этнонациональных процессах
В свое время подверглось жесткой критике то, что в число нациообразующих признаков включали "психический склад нации", "национальную психологию". Теперь это уже раздел социальной психологии "этническая психология". Еще античные историки и географы (Ксенофонт, Страбон и др.), описывая окружающие этносы, прибегали к чрезвычайно субъективным психологическим характеристикам, определяя одни из них как "трудолюбивые", другие как "воинственные", третьи как "изнеженные и развращенные" и т. п. Некоторые мыслители, например Гиппократ, пытались отыскать причины таких психологических различий, связывая их обычно с особенностями климата, ландшафта, в котором живут те или иные этносы. В последующие столетия усиление взаимообщений между развивавшимися государствами и особенно массовая колонизаторская экспансия европейцев в заокеанские страны способствовали расширению и умножению этнографических работ, посвященных описанию иноземных народов с их психологическими характеристиками, а мыслители того времени приложили еще больше стараний к отысканию причин этих различий. Так, французский философ Ш. Монтескье в книге "О духе законов" развивал мысль о том, что психические особенности народов ("народный дух") формируются главным образом, как и у Гиппократа, под влиянием климата и определяют быт, нравы, общественный строй народов и даже систему их законодательства. Но психические характеристики использовались не совсем в благовидных целях, например, что "негры – ленивы, а японцы – трудолюбивы", "индейцы могикане – благородны, а ирокезы – коварны", испанцы – вспыльчивы, а финны – невозмутимы и т. д. и т. п.
Философ Г. Гегель главным вел учение о "духе народа". Г. Гегель и И. Кант говорили о "национальном духе" народов своего времени. Кант свои размышления "о характере народов" связывал в целом с "характером рода человеческого", но видел и специфику. В своей работе "Очерк научных понятий по некоторым вопросам всеобщей истории" Н. Чернышевский "о различиях между народами по национальному характеру" отметил, прежде всего, неполноту знаний о психических особенностях исторических и современных ему народов, а также неправильное толкование имеющихся о них сведений. По мнению Н. Чернышевского, эти погрешности вызваны тем, что за национальный характер всего народа принимают некоторые психические особенности какой-то его группы на одной из этапов ее исторического развития. При этом данные характеристики национального характера сочетаются с прямыми вымыслами и приводят к тому, например, что ходячие характеристики даже таких сравнительно изученных народов, как французы, англичане и немцы, – фантастичны, так что сами эти народы "дивятся и, смотря по настроению духа, хохочут или сердятся, читая нелепости, пользующиеся у иноземцев репутацией их характеристик".
Но он выступал против противопоставления нравов и традиций народов. Он писал: "По образу жизни есть очень важные различия между людьми, но в Западной Европе все существенные различия этого рода – не национальные, а сословные или профессиональные. Землепашец ведет не такую жизнь, как ремесленник, работающий в комнате… По образу жизни и понятиям земледельческий класс всей Европы представляет собой как бы одно целое; то же должно сказать о ремесленниках, о сословии богатых простолюдинов, о знатном сословии. Португальский вельможа по образу жизни и по понятиям гораздо больше походит на шведского вельможу, чем на земледельца своего народа; португальский земледелец в этом отношении больше походит на шотландского или норвежского земледельца, чем на лиссабонского богатого негоцианта".
Труд В. Вундта "Психология народов" представлял собой лишь сводку имевшихся в этнографической литературе описаний тех элементов духовной культуры (мифов, традиций и пр.), которые, по мнению автора, не вмещались в рамки индивидуальной психологии и характеризовали собой особенности "этнической психологии". По ходу изложения этой, в сущности, "психологизированной этнографии" В. Вундт пытался доказать, что основой всех психических процессов является внутренняя активность души – "апперцепция". Существенным недостатком работ В. Вундта и его последователей является чрезмерно идеалистическое понимание соотношения между "этнической психологией" и "культурой", которая, по их мнению, возникает как продукт психологии, более того, отождествление духа и психологии этнонаций.
Идеалистической концепцией руководствовался и теоретик австрийских социал-демократов О. Бауэр, попытавшийся, как уже отмечалось в первой главе, изложить "марксистскую" теорию нации. Главным признаком нации он полагал "национальный характер": "Нация – это вся совокупность людей, связанная общностью характера на почве общности судьбы". "Под национальным характером, – писал он, – мы, прежде всего, понимаем не совокупность всех физических и духовных качеств, свойственных нации, а только особенности в направлении воли, тот факт, что у различных наций одни и те же вещи вызывают различные реакции, одно и тоже внешнее положение обуславливает различные волевые действия… Немец и англичанин различно действуют в одинаковых условиях… различно подходят к одной и той же работе…. желая развлечься, выбирают себе разнородные удовольствия… Будучи одинаково состоятельными, предпочитают различный образ жизни, удовлетворяют различные потребности".
Этнонациональный дух, национальный дух – это, видимо, прежде всего определенные целостные формы проявления социокультурной природы этнонаций, чувств и инстинктов, идей и действий в соответствии с особенностями развития данного общества. Вся система духовной, традиционной жизни общности – это поддержание и передача от поколения к поколению "этнонационального характера, от которого зависит существование общества" (А. Рэдклифф-Браун). При этом "дух народа" есть определенное сцепление, форма тех или иных проявлений чувств, поведения на определенных, общепринятых ценностях и образах, характерных для людей данной общности. У каждой этнонаций формируется "доминирующий настрой", "этнос" этнонациональной общности. Э. Фромм выводит четыре типа культур, характерных для этнонациональных общностей, но во всех в них общая социокультурная природа человека и общности людей.
С. Калтахчян в работе "Ленинизм о сущности нации…" много места уделил опровержению признака общности психического склада нации или "национального характера". Как бы в ответ на нее вышла книга другого философа Н. Джандильдина, который доказывал реальность и важность "национального характера" и порицал инакомыслящих словами: "Те товарищи, которые оспаривают реальность национального характера, выступают, на наш взгляд, против очевидного факта, проявляя при этом излишнее упрямство". "Очевидные факты" в данном случае обычно сводились к утверждениям, будто бы французам свойственны "юмор и остроумие", немцам – "пунктуальность", испанцам – "темпераментность", а японцам, по Н. Джандильдину, – "невозмутимость перед лицом опасности". Были, наконец, и такие знатоки, которые по данному вопросу как бы вели споры сами с собой; показательны в этом отношении работы историка и психолога И. Кона, в которых признание "национального характера" каждый раз сопровождалось существенными оговорками; даже поставив в заглавие одной из своих статей прямой вопрос: "Национальный характер – миф или реальность?", в конце статьи он ответил уклончиво: "Мне кажется – и то, и другое". Думается, что это правильный ответ, ибо сущностное и идеологическое, объективное и субъективное здесь сочетаются, и духовно-психологические характеристики многих этнонаций созвучны.