Тётя Маша мне сказала: "Ты смотри не утони, а то я отвечать за тебя буду", и, получив ответ: "Честное слово, не утону", моими речными делами больше не интересовалась. И это было кстати.
Тут у меня на берегу завёлся друг Толяй, сын заведующего лодочной станцией, худощавый, загорелый мальчишка с выбитым передним зубом. Ему было лет двенадцать, и делали мы с ним что хотели: прицеплялись за движущиеся баржи, варили уху из рыбёшки, позаимствованной у рыбаков, "топили" девчонок.
Как-то раз дядя привёз на дачу мотор. Я знал, что он его уже трижды относил на рынок и предлагал в комиссионный магазин, но его почему-то никто не брал.
Наутро, положив (потихоньку от тёти Маши!) на правое плечо подушку, а на неё мотор, дядя отправился со мной на водохранилище. По дороге он несколько раз останавливался, опускал мотор на землю и подолгу осматривал его. Я предлагал свою помощь, но дядя, сказав, что "он" лёгкий, дал мне нести только верёвочку. Пот с дяди тёк ручьями, но он весело мне подмигивал и говорил:
- Любишь кататься - люби и саночки возить! Сегодня мы его обязательно запустим. Поедем отсюда к чёрту на кулички, вылезем на берег и будем бегать, как Робинзон и Пятница. Хочешь? Я даже хлеба в карман захватил. А знаешь, я ещё мальчишкой мечтал о таком моторе. Особенно хотелось мне рулить…
Ну как дядя угадывал мои желания! Мне тоже думалось: вот сядем сейчас в лодку, запустим мотор, а потом я - за руль! Повороты буду делать, зигзаги и к какому берегу захочу, к такому пристану.
Взяв ка лодочной станции однопарную шлюпку, мы укрепили на ней мотор, и я выгреб на середину разлива" Дёргали мы с дядей за верёвку часа полтора. Мотор даже не чихнул. Наконец дядя снял с себя рубашку и лёг на дно лодки.
- Чёрт с ним! - сказал он.- Всё равно приятно, что у нас мотор. Суши вёсла!
Мимо нас проплыл белоснежный пароход. Какой-то пассажир помахал нам соломенной шляпой: дескать, хорошо на моторке!
Вода в заливах, окаймлённых дремучим лесом, была словно чёрная тушь. На красных пузатых бакенах сидели чайки и удивлённо поглядывали на автоматически зажигающиеся лампочки. А справа и слева от водохранилища, похожего на огромное озеро, лежали зелёные луга, перелески и снова луга. Вдали, на возвышенностях, стояли речные маяки, словно трёхногие марсиане с глобусными головками.
Потом я опять взялся за вёсла, и мы подъехали к берегу. Он был пустынный. Мы развели костёр и на тоненьких прутиках поджарили свой хлеб. В лесу я нашёл землянику, собрал полную пригоршню и сказал дяде:
- Закрой глаза, открой рот!
Он жевал землянику и не открывал глаз до тех пор, пока не проглотил её всю/ , .
В этот день мы объездили два залива, причаливали к затопленным деревьям и забирались на их макушки.
Домой дядя снова тащил три километра на подушке свой мотор и приговаривал:
- Нет, а здорово мы с тобой отдохнули, а?
У калитки нас встретила тётя Маша.
- Опять за старое, Серафим?! - сказала она.- Меня не слушаешь, так хоть бы людей постыдился. На кого похож: брюки подвернул, босой, шея в саже. Смотреть даже противно! А ведь ты начальник отдела…
И тётя почему-то стукнула меня по спине.
Вскоре тётя Маша уехала на целый день в Москву, а я на даче остался один. Я пригласил к себе в гости Толяя - он приехал на велосипеде - и показал ему мотор.
- Не работает? - спросил он.
- Нет.
- Чепуха! - заявил Толяй.- У меня заработает.
Он, оказывается, уж однажды возился у себя на лодочной станции с таким мотором.
Мы привязали мотор к велосипедному багажнику и повезли на водохранилище.
Толяй жил неподалёку от лодочной станции. Он принёс бутылку чистого авиационного бензина, и мы установили мотор на лёгкую шлюпку. Я отгрёб подальше от берега, и Толяй дёрнул за верёвку. Мотор так рванул вперёд, что мы чуть-чуть не выпали из лодки! Под носом зашумела вода.
- Хватай за руль! - закричал я и кинулся к Толяю.
В этот момент тонкая, а может быть, и подшившая доска на корме, к которой был прикреплён мотор, разломилась надвое, и наш мотор бухнулся в воду.
- Ты что сделал?! - закричал я и схватил Толяя за воротник,- Прыгай за ним!
- Отпусти,- сказал Толяй.- А то банок заработаешь… Что же делать? Здесь глубина - семь метров!
Проплыл быстроходный катер, большая волна отнесла нас в сторону, и через минуту мы уже не могли точно сами себе указать, в каком месте были погребены три лошадиные силы.
Ехать на велосипеде с водохранилища Толяю было легко. Но мне тяжело: душа у меня разрывалась от горя, Дядька, я чувствовал, меня, пожалуй, убьёт за такую потерю. Да и от тётки влетит. Хоть она и была против мотора, но всё-таки это вещь и денег стоит. Провались пропадом вся эта дача и всё это водохранилище! И надо же было сегодня туда поехать! Да и от мамы попадёт: она ведь должна будет заплатить деньги за мотор…
На даче за столом сидели уже приехавшие из города дядя Сима, тётя Маша и с ними какой-то человек в галстуке и в очках,
- А-а… племяшек, купался? - сказал дядя.- Вот познакомься, инженер Соломон Моисеевич, самый что ни на есть конструктор этих лодочных моторов. Готовь наш аппарат. Он его живо наладит. И сегодня же мы отправляемся в ночной поход.
Тётя Маша опять постучала рукой себя по лбу и примялась разливать чай.
- А чего его готовить? - тихо сказал я.- Он уже… готов.
- Что же, ты его уже отнёс на канал? - поинтересовался дядя.
- Да.
- И где ты его оставил?
- На дне,- ответил я в открытую.- Мы стали запускать, а он… он потонул.
- Утонул?! - обрадованно опросила тётя и, подскочив ко мне, поцеловала меня.- Вот умник! Вот спасибо! Честное слово, утонул?!
А дядя ни слова мне не сказал. Он задумчиво подпёр кулаком подбородок и стал смотреть в окно, за которым искрилась полоска водохранилища и виднелся высокий серебряный маяк, похожий на марсианина.
Острое лезвие
Петя чуть не плакал. У Пети тряслись коленки. Петя чувствовал, что сейчас произойдёт с ним что-то непоправимое, но помочь себе он уже ничем не мог…
На дворе стоял точильщик, и ножик - блестящий Петин ножик! - находился у него в руках.
И кто просил этого точильщика зайти во двор? Прошёл бы себе мимо, да нет, завернул.
- Та-ачить ножи-ножницы, бритвы править! Та-ачить ножи-ножницы, бритвы править!
И снял с плеча свой станок.
И сразу из всех дверей выскочили хозяйки. Кто нёс лёгкие и красивые столовые ножи, кто поварские - неуклюжие и почерневшие. Какой-то дедушка в валенках притащил и бритву и топор.
Точильщик втыкал ножи за ремешок на станке, запихивал себе за широкий пояс на живот, на бока и за спину.
Нажимая ногою на перекладину внизу станка, он работал, словно пританцовывая.
На оси вертелось штук восемь камней, начиная от тонкого и большого и кончая пузатым и маленьким. Пузатый камень, казалось, вертелся быстрее остальных.
С воткнутыми за пояс ножами точильщик был похож одновременно и на разбойника и на фокусника. На нём был серый загрязнённый фартук и сдвинутый набекрень помятый картуз.
Наточив один из ножей, он, вскидывая бородку, подслеповато глядел на него из-под очков. Потом выдёргивал из головы волос и, положив эту еле заметную паутинку на лезвие, дул на неё губами, сложенными свистком. Паутинка разлеталась на две части.
И вдруг Петя вспомнил, что у него тоже есть нож! Вернее, он не вспомнил, а очень хорошо знал, что в кармане лежит перочинный ножичек. Петя сжимал его в кулаке - гладенький почти что скользкий - и всё не решался отдавать в точку.
Ножик был и без точки хорош, резал всё что ни попало.
Приятель Сёмка совсем было замучил Петю. Гуляя во дворе, он то и дело подносил или стебель лопуха, или какую-нибудь веточку.
- А вот не разрезать тебе одним махом!
- Тоже мне нашёл! - раскрывал Петя ножик.- Он и потолще возьмёт!
И вдруг по веточке - раз!
- Видал? - насмешливо говорил Петя, аккуратно обтирая лезвие специальной тряпочкой.
- Видал…- Сёмка следил за сверкающим лезвием как заворожённый.
Когда Петя случайно на стадионе "Динамо" нашёл этот ножичек, он, придя домой, сразу привязал его накрепко верёвочкой к своему пояску.
Ножичек был с перламутровыми баками, которые на солнце переливались то розовыми, то зелёными, то синими огоньками. Он вмещал в себе шесть приборов. Кроме двух ножей - маленького и большого,- в нём были ножницы, ногтечистка, штопор и, наконец, резец для консервов.
Нужно это было или не нужно, Петя всюду появлялся со своим ножичком. Он помогал бабушке чистить картошку, колол лучинки, хотя печку не топили, Он ходил по соседям вспарывать консервные банки, а продавщице в ларьке на улице открывал бутылки с лимонадом. За работу причитался стакан шипучки, но Петя вежливо отказывался от него.
Петя стал чистоплотным. Ногти у него были срезаны и тщательно подпилены. Сёмке тоже очень хотелось подпилить ногти, но попросить у товарища ножичек он не решался. Видно, боялся, что не хватит духу держать такую штучку в руках,
Сёмка всюду ходил за Петей как тень. Он придерживал консервные банки и после вскрытия банок незаметно пальцем снимал какую-нибудь томатную приправу, выступившую по краям. Он деловито советовал, как лучше ввинчивать штопор в пробку, и, закрывая глаза, маленькими глотками выпивал за Петю стакан шипучки.
Один раз, как-то днём, угостив Петю сырой морковкой, вынесенной из дому, Сёмка осмелел.
- Петя,- сказал он,- дай~ка мне на секундочку твой ножик,
- А зачем?
- Я срежу вон там тоненький-тоненький прутик"- И Сёмка указал на куст акации.
- Я бы тебе дал,- хрустя морковкой, сказал Петя,- да, вот видишь, он к поясу привязан.
- А ты ведь его отвязывал позавчера.
- Ну тогда отвязывал, а сейчас нельзя.
- Пожалел,..- вздохнул Сёмка.- Ну ладно. Я вот тоже скоро куплю. Уж тридцать копеек насобирал. Куплю - даже посмотреть ее дам.
- Купишь, когда Северный полюс растает,- засмеялся Петя.- Такого ножичка нигде не достать. Он, смотри, из нержавеющей стали сделан.
Петя дохнул на лезвие. Оно помутнело, как зеркало, и вдруг опять стало блестящим.
- Здорово! - загорелся Сёмка.- Воды, значит, не боится? А ну-ка дыхни ещё.
- Сто раз одно и то же не показывают!
Сложив ножичек, Петя поставил его ребром на ладонь - он был похож на крохотную подводную лодку; довольный, Петя щёлкнул языком и засунул ножик в карман.
На следующий день друзья уже забыли об этой маленькой ссоре. Они по-прежнему бегали по двору, запуская хвостатого змея; а из дров, которые штабелями лежали на дворе, складывали себе пещеру.
Всё шло по-прежнему - и вот:
- Та-ачить ножи-ножницы, бритвы править!
Петя вылез из дровяной пещеры, где они с Сёмкой из какого-то разломанного ящика сколачивали стол.
- Я не пойду,- сказал Сёмка,- мне точить нечего?
И остался.
Тысячи искр вылетали из-под ножей! Они летели раскалённые, стремительные, и все они попадали к Пете в ладоши.
Искры ладонь не обжигали. Да и сами их удары были словно укусы каких-то комариков.
Петя вертелся около точильщика, пока тот не выточил все ножи и не стал заворачивать цигарку.
- Дядя,- сказал Петя,- а за сколько возьмёте поточить этот ножичек?
Точильщик приподнял картуз и поскрёб пальцем лысину.
"Все волосы на пробу ножей повыдергал",- подумал Петя.
- За этот махонький? - взглянул точильщик из-под очков на Петину гордость.- Двадцать копеек. Только я у тебя не возьму. Наточу, а ты ещё пальцы себе порежешь.
- Возьмите, дяденька! - застонал Петя.- Ни одного порезика не будет, хоть проверяйте каждый день.
- Нет, не возьму. Да у тебя, наверно, и денег нет.
- Что вы, дяденька, я их сейчас у бабушки достану.
- Вот загорелось! - улыбнулся точильщик.- Ну ладно, беги к бабушке. Гляди не обмани.
- Никогда не обманывал,- обиженно сказал Петя.- Сами увидите. А обману - ножичек себе возьмёте.
Отвязав от пояска ножичек и протянув его точильщику, Петя побежал домой. За спиной запел камень: ж-ж-ж….
"Теперь не нож, а совсем красота будет!" - подумал Петя, взбегая к себе на этаж.
Он застучал в дверь.
Сейчас должно было послышаться шлёпанье бабушкиных туфель и старческое кряхтение. Но за дверью никто не кряхтел.
"Заснула она, что ли?" Петя затарабанил что есть силы. Бабушка не открывала.
"Ушла, наверно, на базар!"
Петя кинулся к соседней квартире. Но и о"на была заперта. Петя заметался на лестнице. К кому идти? На первом этаже живут новые люди. Они только недавно переехали.
К маме на работу бежать? Далеко. И всего двадцать копеек! Двадцать копеек нужно!
И вдруг Петя, радостно подпрыгнув, быстро спустился во двор.
Точильщик увидел Петю и помахал ножичком. Лезвие заманчиво сверкнуло.
- Я сейчас! - крикнул Петя и побежал в дровяную пещеру.
- Сёмка,- задыхаясь, сказал он,- одолжи двадцать копеек.
- А зачем тебе?
"Сказать, что ножичек точу,- не даст",- подумал Петя.
- Для одного дела. Мне очень нужно. Бабушка придёт, я тебе верну.
- А-а… вот и попался! - засмеялся Сёмка.- Ты мне тогда ножичек не давал, и я тебе сейчас не дам. Деньги у меня тоже к карману привязаны.
- Как - не дашь? - побледнел Петя.
- Очень просто. Возьму да и не дам.
- Дай, Сёмочка! - взмолился Петя.- Я тебе всё, что захочешь…
- Не дам! - отрезал Сёмка.- Как ты мне, так и я тебе.
Всё было колено. Ножик пропал. Точильщик сейчас уйдёт. Не ждать же ему бабушкиного прихода!
Выйдя из пещеры, Петя помахал точильщику - дескать, ещё секундочку! - и снова взбежал на крыльцо дома. Здесь он спрятался за дверь и с тоской стал смотреть через щёлку на точильщика.
У Пети тряслись коленки. Он чувствовал, что сейчас произойдёт что-то непоправимое…
Ножичек был готов. Точильщик раскрывал его на обе стороны и ухмылялся.
Ножичек, видно, ему понравился.
Вот он сложил его и сунул в карман фартука. Глядит по сторонам. Солнце поблёскивает в его очках. Утирает ладонью пот с лица.
Опять смотрит по сторонам. Что делать? Ведь уйдёт сейчас.
А вот и Сёмка идёт, заложив руки в карманы. Ух, жадина, погоди!.. Не такое увидишь!
- Мальчик, поди сюда! - кричит Сёмке точильщик.
Сёмка стоит спиной к крыльцу. О чём-то говорит и пожимает плечами. Вытаскивает руку из кармана, шевелит ею. Видимо, он крутнул камни на станке. Рука дёргается.
- Та-ачить ножи-ножницы, бритвы править! - кричит точильщик и поднимает на плечо станок.
Ножичек! Ножичек уходит! Штопор, ножницы - эх!..
Пете хочется броситься за точильщиком, догнать его и закричать:
"Отдайте, дяденька, милый, отдайте!"
Но - всё! Сёмка идёт к крыльцу, заложив руки в карманы, Посвистывает…
Петя еле сдерживал рыдания. Он взбежал к себе на этаж и почувствовал, что больше не может не плакать…
Если бы не пришла бабушка, Петя просидел бы на лестнице весь день и всю ночь. Ему нечего было делать ни в комнате, ни во дворе. Правда, он должен был готовить уроки: подходила к концу последняя четверть, за ней - каникулы, но разве можно спокойно сидеть за книгой, когда нет больше в кармане любимого ножичка?…
За что бы ни брался Петя, всё у него выпадало из рук. Даже бабушка заметила:
- Что ты, Петенька, кислый какой-то, как молоко?
"Кислый какой-то! А ведь всё из-за тебя да из-за Сёмки,- горестно думал Петя.- Тут не только скиснуть - свернуться можно".
Как Петя дожил до вечера, он и сам .не помнит.
Он лежал на диване, закрыв ладонями глаза. Он ясно видел, как из-под вертящихся камней летели искры, как точильщик любовался ножичком. Потом всё это исчезло, и откуда-то из темноты вдруг снова выплывал ножичек, похожий на подводную лодку.
"Зачем я отдал?! Зачем я отдал?!" -думал Петя. Иногда ему казалось, что в кармане лежит что-то тяжёленькое, и он тщательно ощупывал карман…
Было уже часов восемь вечера, когда в двери застучали. "Мама пришла",- подумал Петя и, вздохнув, слез с дивана,
В дверь колотил Сёмка.
- Уйди! - оказал Петя и хотел захлопнуть дверь,
Но Сёмка, подставив ногу, задержал её.
- Бабушка пришла? Давай двадцать копеек!
Он вынул из кармана уже раскрытый Петин ножичек, выдернул из головы два волоска, положил их на лезвие и дунул. Волоски разлетелись на две части"
Запал
Утром Петя проснулся от осторожного постукивания в окно. Перед домом, в саду, густо заросшем кустарником, стоял Лёвка. Босые ноги у него блестели от росы.
- Мать дома? - воровато обернувшись, спросил Лёва.
- Нету. На базар уехала,- зевнул Петя и ожесточённо стал .протирать кулаками глаза. Вчера он допоздна читал книгу о -войне, и теперь всё тело было тяжёлым и вялым.
- Дело есть,- сказал Лёвка.- Тут недалеко пройтись. Пойдём?
- Неохота,- отмахнулся Петя,- посплю ещё.
- Давай, давай одевайся! - настаивал Лёва.
Лёва жил от Пети через два дома, и встречаться по своим мальчишеским делам они могли каждый день, иногда даже ночью, если уговаривались идти на рыбалку. Но на сегодня никакого уговора не было, а Лёвка пришёл чуть свет.
"Что это за дело у него?"
Село просыпалось. Был воскресный день.
Хлопая калитками, из палисадников выходили приодетые колхозницы, в белых платках, в вышитых кофточках. Шлёпая босыми ногами по пыльной дороге, они несли на базар бидоны с молоком, корзины с яблоками и помидорами, яйца, сметану. Могучие волы, запряжённые парой, безразлично тянули скрипучие повозки. На них стояли корзины с овощами.
А на том месте, где раньше была недавно сгоревшая изба, уже белел низкий сруб. На нём верхом сидел дядя Матвей и топором отваливал от бревна щепу.
За село ребята выбежали быстро и весело, с ходу слетели в овраг. Место было знакомое. Здесь они не раз пекли в золе картошку. Овраг был в рост человека. С одной стороны обрывистый, с другой - пологий. Во время войны по нему проходила оборона фашистов. Сейчас где-то в кустах свиристела пичужка. Стояла приятная тень, пахло сыростью.
Лёва шёл, раздвигая заросли орешника. Петя, идя за ним, остерегался, чтобы оттянутые ветки не выхлестнули глаза. Под ногами, пробившись сквозь листву, двигались солнечные пятна. От этого рябило в глазах и казалось, что земля шатается.
- Ну чего ты меня сюда завёл? - уже несколько раз спрашивал Петя.
- Погоди, погоди,- отвечал однообразно Лёва,- увидишь - ахнешь.
Наконец над грудой свежесорванных листьев он остановился и оказал:
- Смотри!
Листья, шурша, отвалились к Петиным ногам. Два небольших снаряда с зеленоватой окисью на корпусах и позеленевший от времени запал от гранаты тускло поблёскивали на солнце.
- Ну? - вскинул сияющие глаза Лёва.- А ты не хотел идти. Это же самые настоящие снаряды.
Лёва, как маленького ребёнка, любовно подхватил снаряд и положил на руки.